– Не очень, если честно. – Тон мальчика был расстроенный и озадаченный.
– Что-то случилось, Никит?
– Ничего особого не произошло, только я один и не понимаю, что происходит.
– Как это один? А экономка где, а прислуга?
– Не знаю. Вчера квартира была пустой, я решил, что время позднее. Марию Федоровну я, правда, пытался набрать, хотел узнать подробности про аварию и самочувствие родителей. Она не отвечает. Ты не могла бы приехать? Похоже, мне все-таки нужна твоя помощь.
– Хорошо, жди меня, я сейчас заберу машину и приеду.
С тиром, похоже, придется повременить, да и бог с ним. События, происходящие в жизни семьи Алмазовых, беспокоили меня куда больше.
На СТО не возникло затруднений или каких-либо задержек. Расплатившись с мастером, я забрала свой заново отполированный, сверкающий, как новая монетка, «фольк». За время моего отсутствия в машине сменили масло, проверили ходовую, отремонтировали ручку передней пассажирской двери. Последнее время она стала туго открываться. В качестве комплимента от мастера – отполировали. Конфетка, а не машина.
По дороге к дому Алмазовых я продолжала думать о Никите. Странная складывается ситуация. Родители попали в аварию, мальчику сообщают об этом без каких-либо подробностей и вызывают из Англии. Держат его в неведении относительно состояния родителей. Ведь пока Никита собирался, отпрашивался, прошло несколько дней. Ну можно же было позвонить или опять телеграмму отбить. Но экономка хранит молчание, и к домашнему телефону никто не подходит. За это время совершается два покушения на мальчика. А ведь чтобы все организовать, спланировать, нужно время и деньги. Преступник или не один, или достаточно близок к Никите. Ведь стрелок, ожидавший его прибытия в аэропорт, уже точно знал, что мальчик не отравился пирожными, и знал примерное время прилета. Я отметила для себя, что нужно не забыть спросить у Никиты, не справлялись ли о его здоровье сразу же после инцидента с отравлением. Похоже, подростка специально вызвали домой, здесь преступнику гораздо легче до него добраться. И значит, «любезная» Мария Федоровна у нас подозреваемый номер один. А Никита до сих пор в опасности, и нужно ждать очередного покушения.
От этой мысли мне стало совсем неуютно. Как я могла бросить ребенка одного? Правда, не такой уж он и ребенок и от моей помощи вчера категорически отказался. Хорошо, что сегодня передумал. Я увеличила скорость, рискуя нарваться на штраф от бдительного инспектора ГИБДД, и целиком сосредоточилась на маневрировании в потоке машин.
Охранник на посту был уже другой, видимо, они успели смениться. Номера квартиры я не знала, поэтому сказала:
– Евгения Охотникова к Никите Алмазову. Он меня ждет.
– Вы договаривались?
Ясное дело, раз меня ждут!
– Да, – сдержалась я от комментария.
– Погодите.
Дядька ушел в будку, чем-то долго щелкал, наконец заявил:
– Проезжайте.
– Номер квартиры скажите.
– Двадцатая.
Здорово, даже не попытался проверить документы, сердито думала я, подкатывая свой «фольк» к нужному подъезду.
Никита вышел меня встречать.
– Привет, – поздоровался он.
– Привет. Я говорила, ждать в доме. – Недовольство охранником вылилось на мальчишку.
– Ты же номера квартиры не знаешь. И у нас охрана на воротах.
– Ваши охранники раздолбаи! Даже документы не спросил! Так какая угодно девица могла заехать.
– Он мне твое имя назвал и описал внешность: роскошная стройная брюнетка с зелеными глазами, – широко улыбнулся Никита.
– Значит, слегка похожая девица.
– Похожих на тебя нет, – заулыбался мальчишка.
– И вообще на территорию можно попасть, минуя охрану. – Польщенная этим бесхитростным комплиментом, я схватила Никиту за плечи и шутливо затрясла.
– Через забор? – Подросток округлил глаза.
– Да.
– И ты можешь через наш забор перемахнуть?
– Элементарно, Ватсон, – процитировала я героя старого фильма.
– Я читал Шерлока Холмса, – просиял Никита.
– Он еще и читает, ну золотой ребенок!
– Я не ребенок.
– Пардон. Молодой человек. – Так болтая, мы зашли в квартиру. Входная дверь располагалась на уровне второго этажа. На одной лестничной клетке всего две квартиры.
Видимо, современная европейская планировка.
– Проходи, располагайся, – суетился вокруг меня Никита, – кофе сварить?
– А ты сам ел что-нибудь?
– Вчера мне не хотелось, и я сразу спать лег, после того как попытался дозвониться Марии Федоровне.
– Не берет трубку? – не сдержала я любопытства.
– Телефон отключен. А сегодня я пил кофе с печеньем. Дома почти никаких продуктов нет. – Мальчишка потупился и, кажется, смутился.
– Так. Давай ты мне все расскажешь, я тут быстренько осмотрюсь, и поедем куда-нибудь позавтракаем. Согласен?
– Хорошо.
Просторная прихожая была отделена от гостиной аркой. Уютная мягкая мебель оттенка кофе с молоком: диван, несколько кресел и пуфов. Много ухоженных цветов вокруг и на застекленной террасе – они виднелись сквозь матовое стекло. Среди них множество экзотов, сейчас это модно, но есть и простые, с детства знакомые виды растений.
– Да у вас не квартира, а цветник. Мама увлекается?
– Ты еще наш загородный дом не видела. Это «чтобы зимой не тосковать о лете» – так мама говорит. Она и ухаживает за всеми этими цветами сама, горничная ей иногда помогает, когда пересадить что-то надо.
Я присела в удобное мягкое кресло, Никита пристроился на пуфе напротив.
– Рассказывай. С экономкой связаться не удалось. А остальные? Ты говорил, есть еще горничная и повар.
– Их нет никого. Не понимаю, что происходит. Мария Федоровна могла отпустить в отпуск или на выходной Галину и тетю Катю, если родители в больнице. Но тетя Катя всегда готовит что-то вкусненькое к моему приезду. Даже если на выходной уходит, в холодильнике оставит. А холодильник совершенно пуст, значит, меня никто не ждал.
Или были уверены в том, что мальчику уже не понадобится еда, хотелось добавить мне, но Никита выглядел таким расстроенным и растерянным, что я сдержалась.
– А еще цветы, – продолжал подросток, – их давно никто не поливал и не опрыскивал. Некоторым тропическим растениям необходимо частое увлажнение листьев. Мама всегда строго за этим следит, если она в отъезде, поручает своих «питомцев» горничной Галине или тете Маше. А если мы все за городом, за цветами ухаживает Юлька с пятого этажа. Она студентка и бывает рада небольшому приработку. Я ей звонил, – опередил мой вопрос мальчишка, – с Юлей никто не связывался, цветы поливать не поручал, ключей не оставлял. Марию Федоровну или Галину с тетей Катей она давно не встречала.
Внезапно раздался сильный грохот осыпающихся кирпичей и штукатурки.
– Это что? – подпрыгнула я в кресле.
– Соседи ремонт делают, видно, и стены ломают, не обращай внимания.
– Ага. Ты не против? Мне нужно осмотреть здесь все: и комнаты родителей, и прислуги.
– Конечно, смотри, я могу проводить, если хочешь. Если нет, то как раз закончу поливать цветы.
– Не буду тебе мешать. Просто расскажи, где здесь что.
– На втором, вернее третьем, этаже моя спальня, – махнул Никита в сторону лестницы, – кабинет отца, спальня родителей, две ванны и санузел. Под лестницей кладовка с разным хозяйственным хламом, рядом душ и туалет, левее – комната отдыха прислуги. Они там чай любят пить, и диван стоит, телевизор. Тетя Катя, когда работы много, ночует там, но это редко бывает, обычно домой ездит. Дальше комната экономки. По правую сторону от гостиной – столовая, за ней, через стенку, кухня. Вот и все, у нас скромная, но комфортная квартира.
– Ага. Ну, я пойду. Поливай цветы.
Никита кивнул и исчез на террасе с брызгалкой и лейкой. А я начала осмотр с помещений прислуги, бурча себе под нос: «Лично знаю пару десятков человек, которые отдадут правую руку, чтобы жить в такой «скромной» квартире, даже в ее уменьшенной копии».
Осмотр комнаты прислуги ничего особого не дал. Стол, чайный сервиз, в шкафу остальная посуда. Диван, телевизор, кстати, у хозяев в гостиной его нет, видимо, не фанаты просмотра сериалов и глупых передач. В шифоньере постельные принадлежности и полотенца, в большом отделении одиноко висит байковый халат, не маленький такой. Наверное, Катерина забыла, повара, они обычно внушительного размера тетки. И больше никаких личных вещей.
Комната Марии Федоровны порадовала легким слоем пыли и абсолютной стерильностью шкафов. Экономка не просто ушла на выходной или дежурит в больнице, как мы с Никитой раньше думали, она забрала все свои вещи! Помнится, Никита говорил, что Мария Федоровна единственная из прислуги живет в доме постоянно. Значит, она ушла, не рассчитывая вернуться. Странно все это и подозрительно.
В столовой ничего примечательного не нашлось, такой же слой пыли, как и везде, несколько еще не политых Никитой цветов. Я аккуратно потрогала почву в одном из горшков – очень засохшая, хотя растение не погибло, даже не утратило здоровый вид. Значит, ухаживать за ними перестали не так давно, примерно с неделю, когда и началась вся эта история.
Кухня практически идеально убрана, вездесущую пыль, видимо, смахнул хозяйственный мальчишка. В холодильнике чисто и пусто. Не завалялось ни недоеденной пачки масла, ни полупустой упаковки соуса, ни завядшего пучка петрушки. Все выбросили, сам агрегат вымыли. В мусорном ведре валяется пачка из-под галет, съеденных Никитой.
Посмотрим, что на третьем этаже. Так, это комната Никиты; постель разобрана, монитор включенного компьютера в режиме ожидания. Я бросила взгляд в приоткрытую дверь и не стала заходить. Надо перед уходом напомнить мальчишке выключить машину.
– Женя, ты в мою комнату не входи пока. – Услышал, видимо, что я наверх поднялась, вспомнил про беспорядок в комнате. Я ухмыльнулась:
– Я в кабинете твоего отца! – крикнула вниз.
В кабинете все тот же слой пыли на дорогом письменном столе, книжных полках, шкафах, в остальном идеальный порядок.
Я открыла несколько шкафов: стопки бумаги и папок аккуратно сложены; посторонний не копался в них, или у него было достаточно времени, чтобы придать документам первоначальный вид.
В спальне родителей я тоже не обнаружила видимого беспорядка. Кровать, тумбочки, туалетный столик – на первый взгляд все вещи на месте, но нужно уточнить. Маленькая комната рядом оказалась гардеробной, о ней Никита забыл упомянуть. Я щелкнула выключателем: взору предстали платья, блузы, костюмы мужские и женские. Полки со свитерами, коробки с обувью, отдельно висела зимняя одежда, убранная в чехлы.
– Это вещи родителей, – мальчик поднимался по лестнице, – мои помещаются в шкаф в спальне.
– Я не просто любопытствую, нужно знать, все ли на месте.
– Понимаю. Вроде все.
– В квартире есть сейф?
– В кабинете отца, но там ничего нет, я смотрел. Отец не хранил дома крупных сумм или драгоценности мамы. Все это в банке, в ячейке. В сейфе могли быть деньги, если папа собирался оплатить партию камней или золота. А так даже мелочь на домашнее хозяйство лежала в ящике стола.
– Сделки накануне были, не знаешь?
– Вроде нет. Крупных точно не было.
Через несколько минут мы, закрыв квартиру, спустились в ухоженный двор. Никита сообщил, что в соседнем подъезде вполне приличное кафе и ехать куда-либо нет смысла.
Подшучивая над аппетитом «растущего организма», мы сделали заказ.
– Никит, ты видел, что вещей экономки нет?
– Видел, это очень странно.
– А ее адрес ты знаешь?
– У тети Маши небольшой домик возле Мясницкого рынка. Там ее сын живет с семьей. Им было всем тесно, и она нашла работу с проживанием, шутила, что круглые сутки на работе. Мы туда ездили пару раз, так что я покажу дорогу.
Мне принесли сок и кофе, Никите – сок, салат и спагетти «болоньез». Он принялся активно жевать, вслух рассуждая, не заказать ли еще кусок пиццы.
– Да, сильно ты проголодался. Надо было кормить тебя в первую очередь, потом остальное.
– Нет, – пробубнил с набитым ртом мальчик, – сначала цветы, потом все остальное. Они так засохли, похиходиум даже привял, он влаголюбивый очень.
– Первым делом навестим Марию Федоровну. Она должна быть в курсе происходящих событий. Скажи, в Лондоне после отравления мальчишек кто-нибудь справлялся о твоем здоровье? Может, звонили представителю администрации или тебе?
– Вроде нет, мне точно никто не звонил, – увлеченный мыслительным процессом, подросток прекратил орудовать вилкой, даже жевать, – хотя кто-то звонил в администрацию. Янис, помнится, шутя возмущался: «Мы отравились, а все звонят, здоровьем Кита интересуются».
– Так. А кто звонил, ты, конечно, не помнишь?
– Я и сам-то разговор едва вспомнил, только когда ты спросила. Был занят сборами в дорогу и мыслями о родителях. Но сейчас я совершенно точно помню, Янис говорил: «Звонила какая-то леди», то есть женщина.
– Уже кое-что. – Я отхлебнула сока и задумчиво уставилась в окно. – Ты ешь, ешь.
– Женя, а почему ты об этом спросила?
– Понимаешь, тот, кто стрелял в тебя в аэропорту, приехал туда заранее, приготовился, а значит, точно знал, что Никита Алмазов еще жив.
– А звонила женщина, и поэтому ты тетю Машу подозреваешь? Так нельзя!
– Не горячись. Подозревать – моя работа, но не только поэтому. Примерно половина населения земли женщины, так что женский голос не может быть доказательством вины лично Марии Федоровны. Подозрительно все: и ее исчезновение из вашей квартиры, и тот факт, что на связь не выходит, и то, что тебя вызвали из Англии. Но телеграмму мог отправить другой человек, от ее имени например. Нужно все прояснить и для начала поговорить. Как правило, прислуга неплохо осведомлена о делах хозяев.
– Меня здесь легче устранить? – Мальчишка нервно запнулся на последнем слове.
– Конечно, – «утешила» я, – и дешевле, не надо тратиться на билет до Лондона. – Усмехнулась: – Чего преступники не могли предвидеть, так это того, что в самолете ты познакомишься с Евгенией Охотниковой.
– А, – обрадованно встрепенулся Никита, – я наводил о тебе справки!
– Да? И что говорят?
– Ты правда служила в этом, забыл, как называется…
– Правда, – предупредила я мысль.
– А в этом… как его…
– А вот это – лгут, – припечатала я с самым серьезным видом.
– Да? – Мальчишка озадаченно хлопал глазами.
– Шучу. Я действительно боевик экстра-класса и служила в очень серьезной организации, но об этом вряд ли напишут в Интернете.
– Как про Интернет узнала?
– Военная тайна. – Ну как же еще современный подросток будет наводить справки? – Теперь поговорим серьезно. У меня есть одно требование.
– Ко мне лично?
– К каждому, кого я берусь охранять. Ты будешь четко выполнять все мои указания. И помогать по мере сил в информационном смысле.
– Конечно, буду. По мере сил, – хитро улыбнулся мальчишка.
– Ничего от меня не скрывать, это очень важно! И слушаться, даже если тебе мои слова покажутся глупостью.
– Например?
– Если я говорю «пригнись» – сначала пригнешься, а только потом спросишь: «Зачем?» Или если я говорю «ложись» – падаешь на пол, даже если перед твоими ногами громадная лужа. Понятно?
– Ну, в общих чертах. А зачем нам в лужу?
– Твоя жизнь в опасности. Со временем мы с этим разберемся, то есть вычислим негодяя, который пытается извести вашу семью. А пока твоя главная задача – выжить, значит, не только слушать советы профессионала, а молниеносно им следовать. Приведу еще один пример: когда я была совсем маленькая, в одном крупном городе Советского Союза произошла серьезная авария. У трамвая при спуске с довольно крутого холма отказали тормоза. Рельсы шли резко вниз, после довольно большого спуска – крутой поворот. Участок дороги и без того опасный. Вагоновожатая, да, не улыбайся, так тогда назывались молоденькие девушки, управлявшие трамваем, была хорошим профессионалом и понимала, что бессильна исправить ситуацию: они разобьются, и пассажиры кто погибнет, кто сильно пострадает. Но пока трамвай, набирая скорость, несся вниз, было время принять хоть какие-то меры. Девушка объявила по селекторной связи с вагонами, что происходит. Открыла двери и предложила людям в хорошей физической форме прыгать на ходу. Несколько молодых парней рискнули. Впоследствии они отделались легкими ушибами, кажется, один сломал руку.
– А как же остальные?
– Остальным она тоже предложила принять меры, которые могут спасти им жизнь. А именно: встать со своих мест, лечь на пол лицом вниз и прикрыть головы руками. Все, кто это сделал, выжили, более того, практически не пострадали. Так, шальные осколки в мягких тканях спины и попы. У особо везучих – легкие царапины. Но так поступили очень немногие. Основная масса продолжала сидеть на своих местах. Как же, пол ведь грязный! И они будут иметь такой нелепый вид!
Вагоны не просто перевернулись, они догнали трамвай, который был впереди и в это время стоял на остановке. Число погибших перевалило за четыре сотни, сильные травмы, переломы, осколки в тканях всего тела, изрезанные лица, выбитые глаза у тех, кому повезло выжить. А нужно было всего лишь быстро, не стесняясь, выполнить инструкции водителя трамвая.
– Какой ужас! Но про инструкции я уяснил, – заверил Никита.
– Такая задача и стояла, – улыбнулась я.
– А что стало с девушкой?
– Вагоновожатой?
– Да.
– Она погибла. До последней секунды своей жизни пыталась затормозить и спасти людей.
– Но ведь она тоже могла выпрыгнуть на ходу.
– Могла. Три раза.
– Это как?
– Самый большой риск – прыгнуть за несколько секунд до столкновения. Но скорость движения уже была такова, что без серьезных травм не обошлось бы. Девушка ведь не спецназовец. Но, может, и выжила бы.
– Ага.
– Она могла прыгнуть сразу после того, как сделала объявление и дала инструкции. К тому времени скорость уже была приличная, но все-таки поменьше. И еще…
– Она могла прыгнуть сразу, как только поняла, что тормоза отказали? С минимальным риском для себя?
– Соображаешь. Да. Могла. Может, в этом случае ей грозил бы суд и тюрьма. Даже совершенно точно, водитель отвечает за жизнь своих пассажиров. Но она осталась бы жива. Только девушка этого не сделала. И не потому, что тюрьмы испугалась. Молоденькая девчонка до последней секунды пыталась спасти как можно больше людей. Смотреть смерти в лицо и думать о других – это подвиг.
– Тогдашнее правительство это как-то отметило?
– Нет. Эта трагедия не предавалась гласности. Тогда была такая политика партии, – горько усмехнулась я.
– Но так несправедливо поступать!
– Да уж. Мне эту историю отец рассказал, он как раз в том городе в командировке был. И я для себя сделала вывод.
– Какой? Не ждать лавров от Отечества?
– Нет. Этот гораздо позже. – Я опять усмехнулась – какой толковый мальчик! – Спасая свою жизнь, не стыдно упасть в грязь. Стыдно – совершить подлость. Ну, мы с тобой отвлеклись. Если ты наелся, давай расплачиваться, и поехали с визитом.
– А как же договор?
– Какой?
– Нужно заключить договор о предоставлении охранных услуг, или как там правильно пишется. Оговорить размер твоего гонорара, оплату текущих расходов и так далее. – В это время официантка принесла счет. – Кстати, счет оплачиваю я, ты так и не взяла с меня мою долю за такси.
– А деньги у тебя есть? – не смогла я скрыть улыбку, чувствуется европейское воспитание.
– Конечно. Я взял у отца в столе. Правда, там немного было. Но у меня есть карточка с наличкой, счет открыт на мое имя, я полноправный его хозяин. Сейчас заедем в банк, сниму. Так что можем ехать к нотариусу заключать договор.
– Ну, если ты настаиваешь, чтобы все было по правилам, – поехали.
Выехав со двора, провожаемые недоумевающим взглядом продолжавшего крутиться у будки охранника, мы с Никитой весело переглянулись и отправились в центр города. Там нотариальных контор, как грибов после дождя, заходи в любую. Никита сказал название нужного банка, один из филиалов его располагался рядом с цирком. А неподалеку оттуда находится контора моего знакомого нотариуса Виталия Семеновича.
По дороге я с ним созвонилась и объяснила нашу проблему, попросила назначить время пораньше, чтобы в очереди не стоять.
Пока Никита возился возле банкомата, я деликатно осталась чуть в сторонке и разглядывала горожан. Через некоторое время обратила внимание, что мальчишка чертыхается себе под нос и уж что-то больно долго копается.
– Кит, что стряслось? – Я подошла поближе и сразу увидела. На весь экран банкомата светилась красная надпись: «Заблокировано». Упорный подросток продолжал сердито жать на клавиши и бормотать:
– Не пойму, ерунда какая. Что ему надо?
– Спокойно, не суетись. Нажми отмену операции.
Машина выдала карточку и чек.
– Пошли к другому банкомату, этот глючит.
– Твой счет заблокирован, машине все равно.
– Как такое может быть? Кем? Почему?
– Мы это выясним, а сейчас поехали. Можно, конечно, зайти в банк, если у тебя с собой есть документы на вклад и удостоверение личности. Но мы только время зря потратим: нам сообщат то, что мы уже и так знаем – доступа к счету нет. А ответ на вопрос, кто заблокировал, служащие банка не дадут и под пытками.
– Правда, не скажут. Что же делать? – Мальчишка, понуро опустив плечи, побрел к машине.
– Не унывать! – выдала я распоряжение. – Бог с ними, с деньгами, разгребем эту историю, тогда заплатишь.
– Ладно. Но к нотариусу все равно поедем. – Никита порылся в карманах куртки и выудил купюру в десять евро. – Вот. Пусть это будет аванс.
С Виталием Семеновичем мы были знакомы со времен одной давней истории, в которую умудрился вляпаться его горячо любимый племянник. Будучи специалистом широкого профиля, я столь виртуозно устранила угрозу, что мальчик не попал ни в беду, ни в тюрьму. Старый нотариус испытывает ко мне нечто вроде отеческой привязанности, смешанной с безграничной благодарностью. Чем я беззастенчиво пользуюсь, когда нужно оформлять какие-либо документы. Ненавижу толкаться в очередях и ждать.
– Женечка, как давно я вас не видел, совсем забыли старика. – Он резво бросился мне навстречу с объятиями, потом чуть отстранил, продолжая держать за плечи.
– Ну, какой вы старик.
– Все никак не налюбуюсь вашей, деточка, красотой. Присаживайтесь, – Виталий Семенович сделал приглашающий жест, указывая на кресла. – С чем пожаловали? Уж вряд ли, чтобы порадовать вашего покорного слугу.
Я изобразила сожаление:
– Каюсь, все дела. Да, прошу знакомиться: Никита Алмазов.
– Очень приятно, молодой человек.
Никита кивнул:
– Мне тоже.
– Нам нужно заключить договор о предоставлении услуг, – пояснила я, указывая на мальчишку. – Молодой человек настаивает.
– Какие-то особые требования? Пожелания? Что по цифрам? – мгновенно перешел на деловой тон нотариус.
– Вот, я здесь все набросал, – Никита вынул из кармана куртки и развернул листок. – Обычный гонорар Евгении мне известен, сумму премии мы оставим на собственное усмотрение, расходы оплатим в полной мере. Вот только в графе «аванс» нужно внести изменения, вот. – Мальчишка густо покраснел и выложил на стол купюру в десять евро.
Одинаково ошарашенные, мы с нотариусом переглянулись.
– Деловой подход, ничего не скажешь, – бормотал Виталий Семенович, пробегая бумагу глазами. – Евгения согласна с предложенными изменениями?
– Да, конечно.
– Тогда мне и делать особо ничего не нужно. Поставим дату, печать и подписи.
Быстренько покончив с формальностями, Виталий Семенович предложил кофейку. Но поскольку мы очень торопились, то отказались, сославшись на занятость, и он проводил нас к выходу.
При прощании я, как обычно, подала руку, нотариус взял ее обеими руками, галантно поцеловал и, понизив голос, кивая в сторону отошедшего вперед Никиты, проговорил:
– Далеко пойдет молодой человек.
– Совершенно с вами согласна.
– Юноша, если надумаете в юриспруденцию, милости прошу ко мне на стажировку.
– Спасибо. У меня другое призвание, – серьезно кивнул мальчишка.
– Никита, ты произвел впечатление на старика, – заведя мотор «фолька» и выруливая с парковки, заявила я. – Да что говорить, сама ничего подобного не ожидала.
– Ничего особенного, – скромно потупил глазки подросток. – Мы составление типовых договоров в прошлом году проходили. Но я и до этого разбирался во многих нюансах. Когда с детства при бизнесе, многое умеешь.
С этим мнением можно поспорить, лично знаю нескольких взрослых оболтусов, пристроенных «при бизнесе» родителей, но ничего собой не представляющих. Родные Никиты могут по праву им гордиться, уже сейчас он сформированная личность. Деловой, целеустремленный, талантливый и трудолюбивый.
Я улыбнулась:
– Далеко пойдешь, молодой человек. У Виталия Семеновича глаз – алмаз. И к себе на стажировку он абы кого приглашать не станет.
– Я рад, что с ним познакомился. В деловых кругах может пригодиться любое знакомство.
– Или рекомендация человека с хорошей репутацией.
– Да. И это тоже.
Дорога к дому экономки не заняла много времени. Никита распоряжался, где свернуть, сколько после этого проехать. По пути я успела расспросить мальчишку, как давно Мария Федоровна работает в их доме. Мальчик воспринимает тетю Машу практически как члена семьи. Она проработала у них много лет, примерно со дня свадьбы родителей, но, кажется, Никита точно не помнил, знавала Марину Алмазову еще девочкой. Была дружна с ее мамой.
Домик, окруженный старым, в некоторых местах покосившимся забором, через который можно заглянуть в маленький, но какой-то неуютный, неухоженный дворик, оказался по адресу Емельянова, 13. Звонка на калитке не было, поэтому мы открыли щеколду, поднялись на крыльцо и только после этого постучали в дверь, и я негромко позвала:
– Хозяева! Есть кто?
– Да. Кто там? – Навстречу нам вышла приятная стройная дама слегка за пятьдесят. Красные заплаканные глаза, слегка опухшее от слез лицо, траурная повязка в волосах.
– Мария Федоровна?
– Да, – голос дрожит от недавно пролитых слез, – а вы кто? Чем обязана? – В тоне женщины явно слышится какая-то настороженность.
– Меня зовут Евгения Охотникова. Я работаю телохранителем.
– Чьим?
– В данном случае…
– Моим, – влез в разговор Никита, выглядывая из-за моей спины, – здравствуйте, тетя Маша.
– Мальчик мой, а я места себе не нахожу, – женщина кинулась обнимать Никиту, приговаривая: – Все переживаю, как ты, где ты. И не сделала бы хуже…
– В каком смысле? – решила я взять беседу под свой контроль.
– Я не знаю, не пойму, что происходит. Но что-то страшное. А телеграмму-то Никите ведь я послала, а вдруг его тоже… – Женщина резко осеклась и вытерла выступившие слезы.
С первого взгляда на заплаканную Марию Федоровну у меня появилось недоброе предчувствие. Похоже, что авария оказалась гораздо серьезнее, чем нам хотелось думать.
– Нам нужно с вами поговорить.
– Да-да, проходите в комнату, на диван присаживайтесь. Внуки в школе, сын с невесткой на работе, нам никто не помешает.
Похоже, Никита тоже почувствовал неладное:
– Тетя Маша, что с родителями?! Они живы?! – вырвалось у него.
В глазах женщины отразились мучение и боль:
– Не я должна была тебе это сообщать. И где найти мне сил? – Она закрыла лицо обеими руками, всхлипнула: – Мальчик мой, твоей мамы больше нет с нами, – раздались сдавленные рыдания, – а отец в коме.
Никита вскочил с дивана, будто собирался куда-то бежать. Сильно побледнел, сел на место.
Я озабоченно поглядывала на него: уж лучше бы заплакал. На столе, на блюде, похожем на серебряное, стояли графин с водой и стаканы. Я налила воды и подала сначала женщине, потом Никите.
– Как ты, Кит? Держись.
– Я… да… – пробормотал мальчик, взял стакан, но пить не стал, а просто сжал его в руке. Он явно пребывал в шоке, в таком состоянии у человека может быть какая угодно реакция.
– Мы найдем виновного или виновных. Они будут наказаны, обещаю. – Я попыталась найти слова, которые принесли бы хоть немного утешения в подобной ситуации.
– Правда? Ты обещаешь? – Глаза Никиты стали наполняться слезами, он поставил стакан на стол и торопливо отвернулся.
– Верь мне.
Понимая, что мальчишка стесняется дать волю чувствам при нас, я сосредоточила свое внимание на женщине. Марии Федоровне удалось немного успокоиться, как раз достаточно для того, чтобы вести беседу. Она достала из кармана халата измятый носовой платок, вытерла лицо, горько всхлипнула.
– Успокоились? – В моем голосе звучало участие. – Нам нужно поговорить.
– Конечно, конечно, извините. Может, вам покажется странным, что я, наемный работник, проливаю слезы. Но Мариночка не была мне чужим человеком. Мы были очень дружны с ее покойной матерью, я помогала растить Никитку, он мне как внук.
– А как вы стали работать у Алмазовых?
– Видите, как стесненно мы живем? Я рано овдовела, сначала места нам с сыном хватало, но потом он женился, а Леночка двойню родила. Теснота страшная, молодые стали ссориться. Марина узнала о нашем положении и предложила мне работу с проживанием и хорошим окладом. Я ей так была благодарна, мы так радовались. Появилась возможность откладывать деньги. Мне хотелось накопить немного, продать эту старую рухлядь, – женщина сделала широкий жест рукой, предлагая оценить пространство, – и купить две квартиры, желательно в одном районе.
– А теперь? – подсказала я.
– За этот участок что-то дадут, а дом в таком состоянии, что почти ничего не стоит, только на слом. Денег я скопила не так уж и много, так что две квартиры нам точно не светит купить.
– Но почему вы решили, что не поправите свои дела немного позже?
– Я не знаю толком, что происходит, но после аварии нас всех уволили.
– Кто? – удивленно выкрикнул всхлипывающий Никита.
– Так, давайте по порядку, – остановила я его и опять повернулась к тете Маше: – Расскажите все с самого начала подробно, ничего не упуская.
– Марина с Колей возвращались из Покровска, ездили на производство. Выезжая, Марина позвонила мне и сказала, что они скоро будут. Я отпустила горничную и повара по домам и ждала хозяев домой к ужину.
Через некоторое время забеспокоилась, что больно долго едут, и позвонила сначала на телефон Марины, а потом и на Колин. Трубку долго никто не снимал, а потом ответил незнакомый мужчина, сказал, что гибэдэдэшник и что владельцы «Ауди» попали в аварию – в них врезалась машина, похожая на джип.
– Фамилию его запомнили?
– Не сообразила спросить. От неожиданности растерялась очень.
– А где произошло ДТП?
– Точно не знаю, где-то на трассе.
– Ты уже тогда знала, что мама умерла?
– Нет, солнышко, она скончалась позже, в больнице. Тогда инспектор сказал, что «Скорая» увезет пострадавших в областную больницу Тарасова и мне стоит приехать туда. Я схватила их документы, деньги и поехала. Ночь провела возле реанимации, а на утро, узнав от врачей, что травмы довольно тяжелые у обоих, дала телеграмму в Лондон. На следующий день Марина умерла, а Коля впал в кому, меня к нему не пустили, и я вернулась домой. А потом нас уволили.