Не открывая глаз, я сладко потянулась. Возвращаться в утреннюю реальность не по-осеннему жаркого сентября мне не хотелось.
Люблю сны про дождь. Стук капель по листьям – что может быть приятнее в этой противной жаре? Осенний лес, мокрые листья, прохладные капли на лице…
Нет, хватит торчать в нашем резко континентальном климате. А что? Разве я не заработала пару недель отдыха? Где-нибудь в Скандинавии. Ведь там уже настоящая осень?
Вот встану сейчас и напишу заявление:
«Директору частного сыскного агентства Ивановой Т. от старшего детектива Ивановой Т.
Прошу предоставить двухнедельный отпуск в связи с успешным завершением дела об ограблении ювелирного магазина „Аурум“. По существу дела докладываю: похищенные бриллианты оказались обычным кварцем, ограбление – инсценировкой. Директор магазина – в КПЗ, гонорар получен и сдан кассиру Ивановой Т.».
Сама и резолюцию наложу: «Не возражаю. Иванова Т.».
Впрочем, стоит ли разводить бюрократию? Бумаги всякие плодить. Раз уж я не возражаю…
Я наконец открыла глаза.
Секунд пять я еще наслаждалась ласкающим слух звуком капели.
– У кого бы уточнить, сплю я или нет? – произнесла я, уже не сомневаясь в последнем.
Хватило одного взгляда на потолок.
С него шел дождь.
Осенний дождик из моего приятного сна.
Увесистые капли стучали по крышке письменного стола…
Да и черт с ним.
Вставать по-прежнему не хотелось.
По стопке чистой бумаги на столе…
Стоит ли из-за этого беспокоиться?
По свежему номеру журнала «Парапсихология», который я вчера даже раскрыть не успела.
Вот это уже серьезно. Терпеть не могу раскисшей бумаги. Надо спасать журнальчик.
Я вскочила с постели и бросилась к столу. Увы, журнал уже плавал в луже и весь набух от влаги, словно губка.
Ритм потолочной капели тем временем с вялого «andante» перешел на уверенное «allegro» и явно нацелился на «molto allegro».
С криком «Полундра!» я бросила на стол какой-то тазик и, натянув на ходу свитер и джинсы, сунула в карман ключи и через три ступеньки устремилась на верхний этаж.
Наверняка этот розовый толстячок Юрочка умотал на дачу и забыл закрыть кран. А его вечно обиженная на жизнь жена еще три дня назад уехала к родне в район жаловаться на своего непутевого муженька-лежебоку.
Открыть шпилькой замок Юрочкиной двери для взломщика с такой квалификацией, как у меня, – пять с половиной секунд. Вот если бы мне пришлось иметь дело с дверью в мою квартиру, я бы провозилась наверняка не менее получаса. Я сама придумала оригинальную систему, повышающую секретность замка, но, даже зная ее принцип, справиться с ней без ключа нелегко. Поэтому я никогда не покидаю свою квартиру, не захватив ключей.
Так и есть – в коридоре воды по щиколотку, а из ванной доносится явное журчание воды.
Я устремилась к ванной комнате.
Распахнув дверь, я успела выбросить вперед правую руку и костяшками пальцев резко ткнуть стоявшего за дверью человека в основание шеи.
Однако я не услышала характерного после таких ударов хрипа.
Падая вместе с незнакомцем, я боковым зрением зацепила в зеркале над раковиной умывальника отражение темной фигуры, опускающей на мою голову руку с пистолетом.
Последним из моих органов чувств отключился слух.
«Голову придержи, захлебнется», – голос отдалялся и таял вместе с моим сознанием.
«Чего это они обо мне заботятся?» – подумала я и провалилась в небытие.
Сознание вернулось вместе с сомнением, что со мной все в порядке.
Болела голова. Мои руки, которые оказались почему-то у меня за спиной, затекли. Двинуть я ими не могла.
Я попробовала открыть глаза, но так и не поняла, удалось мне это сделать или нет. Мутная тьма, в которой я куда-то плыла, не рассеялась.
Наконец до меня дошло, что я сижу с вывернутыми назад руками и каким-то темным чехлом на голове.
Я пошевелила пальцами ног и ощутила набухшие от воды домашние шлепанцы.
Воздух был влажным, и пахло мокрыми половиками.
Подведем итоги ревизии: обоняние вернулось, осязание – тоже, что со зрением – пока трудно сказать. Хорошо, хоть ноги двигаются.
Наносить удары я умею и в темноте – на слух.
Почему, кстати, так тихо?
И что же такое с памятью?
Ах да, осенний дождичек…
Я припомнила испорченный журнал, и настроение мое резко ухудшилось.
Ко всему прочему, мне удалось пошевелить пальцами рук и ощутить на запястьях наручники. Это меня окончательно расстроило.
Когда только эта «гопота» научится разбираться в своих делах без моей помощи! Я по горло сыта их умилительной манерой общения: вместо «здравствуйте» – железякой по голове, потом или свяжут, или в мешок засунут. Сроку дают не больше трех дней, и не вздумай отказываться – «башку прострелю!». А неразрешимая загадка для них всегда только одна – не знают, кто их «кинул» или подставил. Ну, когда знают, там разборки простые – пороховой дым коромыслом, горы трупов, море крови. Впрочем, все их загадки выеденного яйца не стоят – для меня. Обычно я в срок укладываюсь.
Что самое неприятное – с деньгами они расставаться не любят. Сама не позаботишься – гонорар не получишь. Вместо долларов расплатиться норовят парой выстрелов. Интересно, вот если кому-то из них удастся меня пристрелить в качестве вознаграждения за отлично сделанную работу, к кому они потом будут обращаться со своими проблемами?
Короче, вывод из анализа ситуации следующий: меня ждет очень неприятный клиент.
Кстати, чехол на голове – это что-то новенькое. Обычно они любят покрасоваться, мускулами поиграть.
Итак, поскольку я жива – значит, со мной хотят вступить в переговоры и собираются диктовать свои условия.
Нагло, но в современных традициях.
Что ж, послушаем, о чем речь. Пора подавать признаки жизни.
Я издала легкий стон.
– Очнулась, сыщица? – хохотнул где-то впереди и вправо хрипловатый голос.
Судя по тембру, его обладателю было лет тридцать – тридцать пять. Он явно наслаждался ситуацией, довольный тем, что так легко обвел вокруг пальца известную всему городу своей интуицией Ведьму.
«Сучонок!» – чуть было не сказала я, но вовремя остановилась. Злоба – верный источник энергии, но бездарный советник.
– Я беру двести долларов в сутки. Кроме того, вы оплачиваете непредвиденные расходы. Кроме того – делаете ремонт в моей квартире. Кроме того – моральный ущерб за насилие над личностью. Моей. Все это вам обойдется в сумму…
– Молчать! – рявкнул тот же голос уже гораздо ближе ко мне. – Шерлочка Холмсова!
Мы оба помолчали.
Я хорошо представляла местоположение его головы и левого уха, за которым находится особая парализующая точка. Легкого прикосновения большого пальца моей правой ноги было бы достаточно, чтобы он провалялся без сознания гораздо дольше меня. К сожалению, я так и не смогла определить, наедине мы с ним или нет. Его подручные, число которых я чисто умозрительно определила как «минимум двое», ничем не выдавали своего присутствия. Но это не значило, что их не было рядом.
Не люблю боли, а без помощи зрения трудно уворачиваться от ударов.
Макушка моя болела, словно мне туда гвоздь вбили.
Я поморщилась.
– Ты мне не хами, Иванова, – уже спокойно продолжал мой невидимый визави.
Мне даже показалось, что тон у него стал слегка заискивающий.
– Я тебе работу предлагаю. По твоему профилю.
– Я в отпуске.
– Считай, что тебя отозвали. В связи с производственной необходимостью.
– Почему вы решили, что я займусь вашим делом?
– А куда тебе деваться?
– В Швецию. Или в Норвегию. Там, говорят, сейчас прохладно.
– Не сегодня.
– А когда?
– Когда найдешь мне одного человека.
Мы еще помолчали.
– Я же просил не хамить. А я прошу редко. И только нужных мне людей.
Странный какой-то клиент. Другой бы в ухо мне уже заехал. А этот чуть ли не извиняется.
Что-то он слишком уж нервничает.
А нервничать, по правде говоря, нужно мне.
Ситуация, знаю по опыту, серьезная. Козырей у меня – ни одного.
Нужно хотя бы информацией обзавестись.
– Ладно, давайте о деле. Мне в любом случае нужно узнать подробности. Хотя бы для того, чтобы отказаться.
– Деловая, блин! Отказаться… Я – Коготь. Слыхала?
«Конечно, слыхала!» – хмыкнула я про себя, стараясь не реагировать на слишком уж известную в Тарасове фамилию.
– Слыхала…
Он был этим явно удовлетворен.
– У меня пропал человек. Ну… после меня – второй. Ну, заместитель мой, что ли. Все мои дела вел. И пропал. Это наверняка Заврайон. Или узбеки. Саид, то есть туалетный паша. Знаешь его?
«Кто же в Тарасове не знает Саида Хашиева, главу узбекской общины, владельца сети платных туалетов в центре города? Многими, очень многими уважаемый человек. Кроме архитектурно-сантехнических сооружений, владеет шестьюдесятью процентами лотков в окрестностях городского универмага. Восьмое место в реестре тарасовских частных капиталов. У тебя, Коготь, кстати, – двадцать второе. Только зачем ему с тобой связываться?» – все это пронеслось у меня в голове за долю секунды.
Я молча кивнула.
– Саид хочет меня обуть. Я завод покупаю. Авиационный. Большие деньги отдаю. Сапер… Это Димку, зама моего, Сапером кличут. Он все знает. Сколько, где и когда. Встречу я уже отменить не смогу. Стрелки забиты на воскресенье. Я Сапера знаю. Три дня он молчать будет. А потом расколется.
– Я-то тут при чем? – прервала я его монолог.
– Ты его найдешь. И уберешь.
– Не по адресу. Это не мой стиль.
– Плевать на твой стиль. Не сумеешь – я тебя сам пристрелю… – Заткнись! – вдруг заорал он, хотя я просто молча обдумывала свое положение. – Гонорар свой получишь. После того. Все?
Я молчала.
А что я могла сказать?
– Иди. У тебя есть три дня. Сегодня вторник. До вечера можешь подумать. На картах погадать.
Он хохотнул.
– В среду начнешь работать. В субботу утром отчитаешься. И получишь свой гонорар. Если правильно все сделаешь.
Я поняла, что аудиенция окончена. Их криминальное сиятельство меня отпускают.
До поры до времени.
Кто-то, может быть и сам Коготь, взял меня за плечо и поставил на ноги.
Тысячи иголок вонзились в затекшие ступни.
Куда там махать ногами, ходить-то толком не могу.
Несколько шагов по коридору я шла на ватных ногах, покачиваясь, как с глубокого похмелья, и надеясь только на своего невидимого конвоира, что он не даст мне врезаться лбом в косяк.
Меня вывели на площадку.
Девять ступенек вниз. Поворот. Еще девять ступенек.
Я стояла перед дверью в свою квартиру.
– Иванова, – услышала я приглушенный голос Когтя у самого своего уха, – давай без фокусов. Иначе это окажется твоим последним делом. Незавершенным.
Вот и последнее предупреждение получено.
Сейчас совершится ритуал прощания.
Мои затекшие руки вдруг освободились и повисли по бокам.
«Наручники сняли», – догадалась я, сама поражаясь своей проницательности.
Я почувствовала, как чья-то рука совершенно бесцеремонно лезет мне в карман. В сочетании с собственной беспомощностью очень неприятное, кстати, ощущение.
Звякнул ключ от моего секретного замка.
Толчок в спину.
Зацепившись шлепанцем за порог, я грохнулась плашмя на пол, не успев опереться на все еще безжизненные руки.
Чехол с меня во время падения слетел, и, оглянувшись, я успела разглядеть высокую щуплую фигуру с капроновой маской на лице.
«Коготь?»
Он бросил ключи на пол, потянул за дверную ручку и беззвучно закрыл дверь.
Щелкнул замок.
Я вновь была в своей собственной квартире.
Прошло, наверное, часа полтора после моего пробуждения.
Я снова была в горизонтальном положении, правда, уже не на моей любимой антикварной кровати размером с небольшой теннисный корт, а на полу в коридоре.
И от моего утреннего элегического настроения не осталось и следа.
«Какой деликатный клиент попался. Что это он все нервничал, однако?» – подумала я и, поймав себя на речевом обороте, которым злоупотребляют жители Крайнего Севера, не могла не улыбнуться.
«Допрыгалась, голубушка…»
Уменьшительно-ласкательными именами я себя называю, только когда раздражена.
На саму себя, естественно.
Другой человек, кто бы он ни был и как бы себя ни вел, раздражения у меня не вызывает никогда.
Злость – бывает, желание оказаться с ним в постели – иногда, хотя и редко, ирония – почти всегда. Но чтобы я считала, что кто-то ведет себя не так, как должен вести, – такого со мной никогда не случается.
Люди поступают так, как считают нужным. Это закон жизни, а к законам у меня уважительное отношение. Будь то законы общения или законы государства.
Впрочем, утром я вовсе и не прыгала, а валялась в постели.
В крайнем расслаблении ума.
Иначе я сообразила бы, что на дачу Юрочка уехал еще вчера вечером, с ночевкой. Жена-то его у родственников в деревне, он такие моменты не упускает. Лишь бы от соседских глаз подальше, чтобы не настучали женушке.
Да я же вчера сама обратила внимание: его «Нивы» нет под окнами, дорогу не загораживает – Юрочка ставит машину не там, где удобно, а там, где из окна видно.
Значит…
Значит, кран в таком случае был открыт всю ночь.
А потоп начался только утром.
Одно из двух: или ночью не было воды, или у меня что-то с головой.
«Ласточка, тебя, наверное, сильно по головке стукнули…
Ведь ты же вчера первым делом под душ полезла, чтобы смыть с себя ощущение липких рук, которыми тебя пытался лапать в ресторане этот юный козел, владелец „Аурума“. Он, видите ли, был тебе очень благодарен, но считал, что лучшее вознаграждение для женщины – его, козла, сексуальное внимание.
Так что не отключали ночью воду.
А просто ты – дура».
Возразить было нечего.
«Удобно на полу-то? Может быть, подушечку принести?»
«Принеси!» – чуть было не сказала я, но вовремя спохватилась.
Раздвоение сознания – первый признак растерянности и потери контроля над ситуацией.
А это верные симптомы будущего проигрыша.
Я действительно все еще лежала на полу в коридоре, внимательно рассматривая стесанные каблуки моих любимых туфель. Решив наконец не выбрасывать их все же, а отдать в ремонт (оказывается, эту проблему я обдумывала параллельно с вопросом о несвоевременности потопа), я с трудом села и тут же схватилась за голову.
Макушку венчала огромная шишка, которую даже погладить не удавалось – прикосновение причиняло резкую боль, а в глазах было полно какой-то золы, очевидно, от искр, сыпавшихся снопами после удара.
Кое-как я добралась до кухни, достала заветный пакет и запустила в него руку по локоть. Успокаивающая волна медленно поднялась по правой руке до плеча и расплескалась по всему телу.
Кофе. Пять килограммов зерен отличного мокко.
Я не знаю почему, но это всегда меня успокаивает.
Год назад эти зерна мне подарила колдунья из Индонезии, с которой мы познакомились в Джакарте на международном симпозиуме гадалок, организованном ЮНЕСКО. Она говорила только на своем местном наречии, и поначалу я лишь с сожалением разводила руками – и на английском, и на французском, и еще на дюжине европейских языков, на которых я кое-как, но все же могу изъясняться. Она была искренне огорчена и просветлела, лишь когда я догадалась выложить на стол перед ней кости, карты Таро и другой наш профессиональный инвентарь. В конце концов мы отлично поняли друг друга. Для языка символов нет существенных различий между Ведьмой из Тарасова и колдуньей с Калимантана. А в сочетании с языком жестов он, оказывается, способен служить для общения не хуже, чем какой-нибудь эсперанто. Эти зерна она собрала своими руками и высушила. «Не пользуйся ими часто, – предупредила она. – Пей этот кофе только в крайних случаях».
Ну что ж, случай, надо признаться, крайний.
За год я выпила две чашки. Пора заваривать третью.
Сердце перестало отбивать синкопированный ритм какой-то джазовой пьесы и перешло на мой любимый рабочий: «Строевой шаг, исполняемый взводом отличников боевой и политической подготовки». Впрочем, по последнему предмету это могут быть и двоечники.
Опухшая макушка уже не причиняла мне особого беспокойства и только оскорбляла мое эстетическое самосознание нарушением пропорций моей головы.
Постепенно начала восстанавливаться вся атмосфера утреннего общения со столь навязчивым клиентом.
Вспышкой в мозгу взорвалось негодование и наполнило мою кровь адреналином.
Мне выкручивают руки. Бесцеремонно стучат по голове. Суют головой в какой-то противный чехол и заставляют целый час нюхать лежалые нитки.
Я даже чихнула – то ли от возмущения, то ли от желания освободиться от воспоминания об этом запахе.
Наконец, меня толкнули в спину, и я грохнулась на пол и чуть не рассыпалась, как финансовая пирамида на пятом месяце своего существования.
Да меня фактически избили и унизили какие-то бритые ублюдки со лбами питекантропов и желаниями сексуально озабоченных гамадрилов. Меня, Ведьму, известную всему Тарасову своей интуицией, своей независимостью, своим интеллектом, своим… да своей красотой, наконец! Разве не я берусь за все дела об убийствах, перед которыми у уголовного розыска опускаются руки и все остальное? И нахожу убийцу! Разве не я освободила уже десять… да нет, пятнадцать заложников? Я! Не я спасла от разорения владельцев трех самых крупных на Турецкой улице магазинов, когда на них наехала молодая и потому наглая и голодная вьетнамская мафия? Я! А где теперь сама эта мафия? Сидит! А кто ее посадил? Я!!! Да я этих ублюдков… Нет, со мной так нельзя… Меня знают… Да меня все знают! Меня в Индонезии знают! На Калимантане! Меня…
Стоп.
Опять я забыла о ее предупреждении. Индонезийская коллега объяснила мне, что ее кофе не только помогает вновь обрести цельность личности и единство психики, но и обладает одним побочным действием: резко усиливает эмоционально-чувственное восприятие.
Три месяца назад, когда я пила вторую чашку этого кофе, на меня нахлынуло такое сильное физиологическое желание, абстрактное, не направленное ни на кого из знакомых мне мужчин, что я просто на стенку лезла, пока не сообразила, в чем тут дело.
Ну, конечно, стоило мне забыть о необходимости контролировать свое подсознание, которое с помощью этого кофе выплывает на поверхность психики, как меня тут же понесло: я! я! я! Просто фонтан «эго» какой-то получился.
Кстати, о фонтанах.
Один любимый мною литератор, с которым я даже почему-то ощущаю генетическое родство, писал, помнится:
«Если у тебя есть фонтан, заткни его. Дай отдохнуть и фонтану».
Воспользуемся советом мудреца. Может быть, я состою с ним в каком-нибудь дальнем и тайном родстве. Уж не согрешила ли с ним моя пра – или скорее прапрабабушка? Несомненно, она, как и я, владела тайнами оккультных наук и секретами мистического искусства. И уж конечно, любила ироничных литераторов. Значит…
Ничего не значит, кроме того, что у тебя, красавица, явные отклонения. А это еще один признак растерянности.
Хватит. Пора приходить в норму. Время идет, а вместе с ним уходят и твои шансы справиться с ситуацией.
Наконец реальность обрела твердые и определенные очертания. Голова работала четко и ясно, с надежностью добротного логического механизма. Типа счетной машинки «Феникс». Но для первоначального анализа ситуации и этого вполне достаточно.
Я убрала пакет с драгоценным кофе и уставилась на свое отражение в зеркале. Выглядела я довольно помято, но это сейчас меня мало беспокоило.
«Что делать будем?» – спросила я внимательно и спокойно смотрящую из зеркала Танечку Иванову.
Она молчала.
«Вот и отлично», – ответила я сама и потеряла интерес к проблеме раздвоения моего сознания.
Вопрос, однако, не рассеялся в пространстве, а, наоборот, настолько «набух» от своей актуальности, что почти материализовался. Я физически ощущала его в воздухе.
«Что делать?»
Ни садиться за решетку за преднамеренное убийство, ни отправляться по этапу на каторгу, подобно моему известному революционно-демократическому тарасовскому земляку, захватившему приоритет на риторическое использование этой вопросительной грамматической конструкции, ни долго и безуспешно лечиться от пулевых ранений, подобно другому любителю задаваться этим вопросом, решившему, что он знает ответ, и умершему в счастливом заблуждении, – ничего этого мне явно не хотелось.
У меня есть одно, очень помогающее мне в жизни убеждение: нет проблем без решения, нет вопросов без ответов, есть искусство формулировать вопросы.
Искусством этим я за многолетнюю практику предсказательницы и гадалки овладела очень неплохо и давно поняла, что прежде, чем браться за гадальные кости или магические карты, нужно четко себе представлять суть самого вопроса.
Минуту я сосредоточивалась, затем выдала новый вариант:
«Делать-то что?»
Ответ может быть не только положительный или отрицательный, невозможность сформулировать вопрос сама по себе достаточно информативна. Это тоже ответ. Причем однозначный.
«Не хватает информации».
А это уже подсказка – что делать.
Конечно же – собрать в кучу всю информацию, выстроить ее, а там она сама подскажет, куда направлять свои действия.
Итак: я должна найти человека, которого похитили и держат с целью выпытать обстоятельства предстоящей финансовой операции с крупной суммой наличных денег. Об этом человеке я не знаю практически ничего. Кроме того, что два дня он будет молчать, а потом почему-то расколется. Так считает клиент.
О клиенте известно гораздо больше. Если это действительно Коготь, достаточно заглянуть в вышедший месяц назад справочник «Криминальный Тарасов» и узнать о нем массу подробностей. Можно, впрочем, и не заглядывать, память у меня феноменальная.
В детстве, помню, я поставила в тупик врача-окулиста, называя ему без запинки все буквы из таблицы для определения остроты зрения. Он долго морщил лоб, пока не заметил, что я вовсе не смотрю на таблицу, а отвечаю по памяти, лишь следя за его указкой. И я честно призналась, что не вижу буквы ниже третьей строчки, просто, когда заходила в кабинет, взглянула мельком на таблицу.
За месяц справочник успел стать раритетом, но не потому, что пользовался огромной популярностью массового тарасовского читателя. Дело в том, что в нем содержалось девяносто восемь фамилий, наиболее известных в тарасовских криминальных кругах. На каждую фамилию справочник сообщал массу сведений «закрытого» для гражданского общества характера. Причем не выдуманных, а полностью соответствующих реальности. Это я поняла, как только раскрыла тоненькую книжечку на первой попавшейся странице.
Поняла и то, что автор страдает то ли мазохистским, то ли суицидальным комплексом. Любой из девяносто восьми указанных в справочнике имел основания свести с ним счеты за разглашение нежелательной и даже опасной для себя информации.
Помню, я секунд за тридцать раскрыла прозрачный псевдоним, за которым укрылся молодой, но уже скандально известный тарасовский журналист, и, позвонив ему в редакцию, посоветовала уехать из города, пока взволнованная свалившейся на нее информацией уголовка будет сажать его героев и читать вместе с ними справочник страничку за страничкой. Он тогда бросил трубку, а через три дня попал в очень сложную дорожную ситуацию, когда обнаружил, что тормоза в его машине испорчены, а впереди крутой спуск на трассе с интенсивным движением. Проявляя чудеса вождения, он почти преодолел весь спуск, но в конце вылетел за обочину и врезался в кооперативный гараж, пробив металлические ворота и изуродовав не только себя, но и стоявшую в гараже машину. Не знаю даже, остался ли он жив, помню только, что его отвезли в спецгоспиталь УВД.
Надо ли говорить, что справочник разошелся мгновенно, причем знакомые мои книжные лоточники рассказывали, что книга уходила партиями, причем по астрономической цене. Сейчас «Криминальный Тарасов» можно найти только у коллекционеров-библиофилов. Можно даже и купить. Он стоит чуть дороже, чем подержанная «шестерка» выпуска начала девяностых с разумным износом двигателя.
О Когте там сообщалось следующее:
«Когтев Иван Дмитриевич. Год рождения – 1964. Образование – среднее. Женат. Жена – Когтева Людмила Анатольевна, 1966 года рождения, образование – незаконченное среднее, домохозяйка. Детей нет.
Руководитель организованной преступной группировки (ОПГ) „Зона отдыха“, включающей 20—25 постоянных членов. Криминальную деятельность начал в 1980 году, объединив вокруг себя рэкетиров-индивидуалов, работавших в микрорайоне тарасовской городской Зоны отдыха имени Короленко. При переделе сфер влияния в 1988 году был тяжело ранен в разборке с чеченской группировкой. Его группа была ликвидирована чеченцами. Сведений о деятельности в 1989—1992 годах нет. В 1993 году вновь появился в Тарасове и захватил лидерство в группировке того же микрорайона. До 1996 года его группа ликвидировала не менее 27 человек, в том числе 80 процентов чеченской группировки. За это время 8 раз был арестован, но не судим, поскольку его участие в ликвидациях ни разу не было доказано. В 1996 году перешел на легальное положение, открыв посредническую фирму „Зона отдыха“. Уставной капитал при регистрации – 5 миллионов рублей. В 1997 году двое когтевских соучредителей по „Зоне отдыха“ утонули в Волге. Есть основания предполагать, что не без помощи Когтева. Тела их не найдены. Сегодняшний оборот „Зоны отдыха“ – около пяти миллионов долларов. Число работающих –14 человек: директор, секретарь, два охранника, десять менеджеров. Неофициально фирма располагает двумя опергруппами боевиков численностью по 8 – 9 человек. Контролирует западный сектор города и завокзальный район. Преимущественные интересы – оптовая торговля продуктами питания, недвижимость, медикаменты. Осуществляет в своем секторе контроль за торговлей оружием и наркотиками. Зависимым от „Зоны отдыха“ фирмам принадлежат 2 промышленных предприятия, 7 магазинов, 18 ларьков».
Теперь припомним психологические моменты нашего утреннего разговора.
Во-первых, он явно нервничал.
Хорошо бы знать почему?
Из-за Саида? Боится его?
Ну да – чеченцев он не боится, а узбеков боится.
Я мысленно пожала себе руку и произнесла ритуальную фразу: «Поздравляю вас, гражданка, соврамши!»
Что же тогда? Боится, что из-за разборки с узбеками сорвется все дело и ему не достанется лакомый кусочек?
Почем у нас, кстати, сегодня заводы? Авиационные?
Сказать трудно. Наш авиационный, конечно, банкрот. С полгода уже как стоит и только митингует, зарплату требует. Но ведь там основных средств сколько! Горы корпусов. Километры площади. Если все это сейчас по дешевке купить… Да по-умному распорядиться… Да потом махнуть куда-нибудь подальше от Тарасова…
Наверное, соблазнительно.
Только вот есть одна неувязочка.
Не будет Саид с Когтем связываться. Он Когтя, конечно, не боится, но рисковать своей легальной стабильностью не будет даже из-за авиазавода. Осторожный он. И предусмотрительный. Кстати, его фамилии не было в «Криминальном Тарасове». Хотя ее там не могло не быть. И скорее всего она там была. Девяносто девятой. Или сотой. Но вышел справочник без Хашиева. Сколько бы ему это ни стоило, теперь у него проблем нет: так же спокойно и уверенно правит своим туалетным ханством, а не торчит на допросах в уголовке.
И что же из этого следует?
Да ничего не следует.
Я наконец поняла, что избегаю главной проблемы: мне поручили не только найти, а убрать, ликвидировать, убить человека. И это самое неприятное.
Конечно, мне приходилось убивать людей.
Моя профессия предполагает опасные ситуации, и слишком часто. И от того, кто выстрелит первый, зависит, кто останется в живых. А поскольку жить мне всегда хочется, я обычно не дожидаюсь, когда будет нажат курок наставленного на меня пистолета.
На моем счету не столько трупов, сколько у Когтя, но дело, собственно, и не в этом. Я убивала только защищаясь. И никогда, и никто не может заставить меня убить человека, который не угрожает мне немедленной смертью.
Никто и никогда.
Коготь совершенно недвусмысленно поставил меня перед выбором: или я убиваю его пропавшего заместителя, или он убьет меня. Учитывая его квалификацию, я не сомневаюсь в реальности угрозы.
Проблема заключается в следующем: можно ли расценивать обещание Когтя меня пристрелить как угрозу немедленной смерти?
Наверное, нельзя. Или можно?
От того, как я отвечу на этот вопрос, зависит, что мне делать дальше.
Пора посоветоваться с высшими силами.
Я достала гадальные кости, которые всегда при мне. Они столько раз помогали мне принимать правильные решения в сложных ситуациях. Три косточки, отполированные прикосновениями пальцев нескольких поколений индийских и индонезийских колдунов. Двенадцать граней на каждой. Три набора цифр, которые складываются в тысячи комбинаций, для каждой из которых есть свое толкование. Все они записаны в гадательных книгах. Но с моей памятью не нужно в них постоянно заглядывать, символическое значение каждой комбинации я помню наизусть.
Кости матово блеснули и застыли на кухонном столе.
2+32+20.
«Воздержитесь от решений, наверняка они провалятся».
Ну что, съела?
Кости-то сегодня заодно с Когтем.
Сказано же тебе было: работать начнешь завтра. Вот и не рвись в бой, как застоявшийся Россинант. До субботы успеешь еще и набегаться, и голову поломать.
Я невольно взялась за макушку. Каламбурчик получился не слишком удачный.
Короче – все. Отдыхать. Активных действий не предпринимать, ждать, когда само что-нибудь свалится на голову.
О-о-о! Опять про голову…
Думать о чем-либо вообще расхотелось.
Осталось единственное желание: как можно скорее оказаться там, где застало меня сегодняшнее утро, – в своей антикварной кровати.
Это ли не цель желанная? Забыться сном. Уснуть… и видеть сны?
Хватит цитировать классику. Подъем. И марш в постель.
Пять шагов по коридору показались мне десятью километрами степной дороги, если судить по насыщенности дорожных впечатлений.
Но стоило мне увидеть свой письменный стол, как оцепенение с меня мигом слетело.
Помнится, на нем должен стоять тазик, в который лилась вода с потолка. И еще должен валяться в луже воды испорченный журнал.
Ничего этого на столе не было. Он сиял насухо вытертой полировкой, и на нем красовалась белая пластмассовая папка для бумаг. Сверху было типографски оттиснуто «CLIP FILE A4», и больше ничего не было.
Кажется, уже что-то свалилось, хотя и не на голову.
Я даже посмотрела вверх, но, кроме обезображенного мокрым пятном потолка, ничего, конечно, не увидела.
«Посмотрим, что за папочка», – сказала я себе, плюхаясь на постель.
Внутри оказалась целая куча каких-то документов.
Я перелистала их все и поняла, что Коготь позаботился собрать информацию о своем пропавшем Сапере и доставил мне ее на дом. Пока я сидела наверху без сознания.
Спасибо и на этом. Значит, я сэкономлю как минимум полдня, которые ушли бы на добывание подобной информации.
Мое внимание привлекла одна странность в подборе документов: их как будто вытряхнули из традиционной бабушкиной картонной коробки, которая затем переходит в наследство дочери, потом внучке и в которой хранятся документальные следы существования поколений.