Марина Серова
Всего лишь капелька яда
ГЛАВА 1
Рыжая, с оранжевыми губами
Я познакомилась с Эммой и ее мужем в поезде, когда возвращалась из Москвы, которую навестила по своим делам. Мы ехали в одном купе, и я имела возможность наблюдать эту странную пару. Ей – двадцать пять лет, красивая, стройная и умная, ему – шестьдесят. Яков Липкин тоже красив, умен и еще раз умен. Высокий, худой, с ежиком седых жестких волос на идеальной формы голове, с большими, чуть навыкате, похожими на чернослив глазами, прямым носом – с ноздрями, очерченными так, словно Яков презирал всех и вся, раздутыми и застывшими – и полными, о многом напоминающими губами. Женщинам нравятся такие, молчаливые и спокойные в своей перезрелости мужчины. Но только не Эмме. Она всю дорогу отпускала в его адрес шпильки, иногда попросту хамила ему, в присутствии мужа жаловалась мне на свою долю, ища сочувствия и поддержки, и откровенно скучала, когда я делала вид, что сплю.
Рыжая, с оранжевыми губами и бледной, молочного оттенка кожей, хрупкая при полной груди и какая-то гуттаперчевая, расхристанная и подвижная, Эмма производила неизгладимое впечатление на всех мужчин в вагоне-ресторане, где мы все вместе обедали, и я подумала тогда, что еще большее впечатление она, очевидно, произвела в свое время (год назад) и на своего Якова, раз он женился на такой неудобной во всех отношениях особе.
Она, при взгляде на него, щурила свои темно-зеленые, с пухлыми нижними веками глаза, морщила нос и фыркала, словно кошка.
Мы ели, играли в карты, снова ели, говорили о пустяках, спали. Самым ужасным в этой поездке было то, что они везли из Москвы, где гостили у какого-то родственника Якова, бараньи котлеты с большим количеством чеснока. Котлеты эти лежали в блестящем судке прямо на столике и сильно пахли.
– Яша любит, – нарочито нежно, с каплей яда заметила Эмма, как-то растягивая слова. – Чем больше чеснока, тем лучше.
Судя по ее междометиям, которыми она колола его похлеще прямых оскорблений, ее раздражало в муже абсолютно все, начиная с крема для бритья, который «пахнет прокисшим лимоном», и кончая желтыми полосками на его носках. А ведь одет был Липкин достаточно хорошо, можно даже сказать, изысканно: черные мягкие брюки, черный же кашемировый джемпер с орнаментом, дорогие немецкие тапочки. На вешалке висело элегантное длинное пальто бежевого цвета и роскошное желто-красное кашне.
Сама Эмма была во всем белом: свитер и эластичные брюки, из-под которых выглядывали пушистые колготки.
Пара была настолько необычная, интересная и контрастная – взять хотя бы это сочетание: он во всем черном, она во всем белом, – что мне даже доставляло удовольствие наблюдать за ними. И все же однажды, когда мы уже подъезжали к Тарасову, воспользовавшись временным отсутствием Эммы (она вышла, чтобы посмотреть, не украла ли проводница специально оставленный ею в туалете несессер: ей нравились такого рода эксперименты, а туалетом в эту четверть часа могла пользоваться только проводница), я не выдержала и спросила Якова:
– Как вы все это терпите?
Он закрыл глаза, вздохнул, закинул ногу на ногу и ответил:
– Не знаю. Наверное, люблю.
Человеческая душа – всем известные потемки. Вот я и подумала тогда, что несправедливо упрекать этого представителя сильного пола в отсутствии какой-либо гордости. Ну и что, если на какое-то время она уступила место более сильному чувству! Это, в конце-то концов, его личное дело.
Перед тем как расстаться, мы обменялись телефонами и адресами, и я была почему-то уверена, что рано или поздно вновь встречу их.
Но встретить Якова мне так и не удалось. В тот момент, когда я увидела его жену… Впрочем, все по порядку…
Она приехала ко мне без предупреждения. Те же огненные рыжие волосы, зеленые глаза, только сиреневые круги под ними, и руки трясутся.
– Ты узнала меня? – спросила она с порога хрипловатым голосом. – Я Эмма. Весной мы ехали вместе на поезде из Москвы!
– Я помню, конечно, помню, проходи. Что-нибудь случилось?
Она пришла не вовремя. Я была, во-первых, не одна, во-вторых, не одета, в-третьих – нам было хорошо вдвоем. С Виком. Эмма оказалась самым хрестоматийным третьим лишним. Но у нее, судя по всему, случилось что-то из ряда вон выходящее. Такого человека, как Эмма, вывести из себя серьезно – а не так, как ломалась она в поезде, – довольно сложно. И мне стало любопытно.
Я провела ее на кухню, а сама вернулась в спальню, кинула одежду своему бой-френду и, сказав ему на прощание что-то очень нежное и успокаивающее, типа «Я позвоню», привела себя в порядок и пошла к своей незваной гостье.
Она курила, стряхивая пепел на блюдце, на котором лежал еще не до конца засохший кусок бисквитного торта. «Вот свинка», – подумала я тогда и грохнула на стол массивную хрустальную пепельницу.
– Хочешь выпить? – Я состроила страдальческую мину.
– Нет, спасибо. От водки я плачу, а от шампанского бегаю в туалет. Оно же как мочегонное.
Я ждала, когда она заговорит.
– Ты ведь частный детектив?
– Да. У твоего мужа появилась любовница? – попыталась пошутить я, но шутка вышла идиотской. Мы обе поняли это.
– Ты представить не можешь, в какую историю я вляпалась. Я увязла по горло! – И она провела своей холеной ручкой по нежному горлу. Я отметила ее свежий маникюр и подумала, что если она и вляпалась в историю, то уже после того, как маникюрша кончила покрывать ее точеные коготки розовым лаком.
Стоял июль. На Эмме было прозрачное зеленое платье и греческие сабо из тисненой кожи. Где только было можно, сверкало золото. Несколько цепей, свисающих вперехлест на грудь, кольца, длинные серьги, браслет в форме сплетенных человеческих рук… Эта женщина обходилась Липкину в тысячи и тысячи долларов.
И как бы в подтверждение этому Эмма на моих глазах достала из невзрачной сумочки пачку баксов и вывалила их на усыпанный крошками торта кухонный стол.
– Почему я начинаю с денег, – начала она объяснять мне свой широкий жест, – потому что знаю по опыту, какое впечатление производят баксы… Можно сколько угодно толочь воду в ступе, но, если ты перед этим покажешь деньги, тебя будут слушать в сто раз внимательнее. Кроме того – это гарантия заработка и подтверждение тому, что я вполне платежеспособна. Разве я не права?
– Я налью тебе чаю? – спросила я, отворачиваясь к плите. Меня уже стала раздражать эта рыжая холеная кошка.
– Ты сядь и послушай. Я еще стараюсь сдержаться, но если бы ты знала, чего мне это стоит. Просто ты себе не представляешь, что произошло. Ты же помнишь Яшу? Мы не очень-то с ним ладили. Он зануда страшный, ну и все такое. В постели, правда, ничего, но это как-то приелось… Деньги выдавал только сам, собственноручно, и всегда говорил при этом, что давать мне деньги – для него огромное удовольствие. Но я должна была непременно объяснить ему, на что мне нужна та или иная сумма. Я ему вручала каждый день списки того, что собиралась купить… Это был самый настоящий кошмар. То есть перед тем, как мне пойти в магазин или поехать в центр, я долго и нудно убеждала его в необходимости приобретения той или иной вещи… Я говорю путано, потому что волнуюсь…
– Но ведь он тебе ни в чем не отказывал? – спросила я как бы между прочим, наливая чай и подвигая к Эмме блюдце с только что отрезанным куском от клубничного торта собственного приготовления.
В это время раздался чуть слышный звук запираемой двери: так деликатно покидал мою квартиру Вик.
Эмма замолкла на полуслове. Я успокоила ее, объяснив, в чем тут дело.
– И ты молчала? Я же пришла к тебе с секретной информацией!
– Успокойся, он уже ушел. Если ты думаешь, что в квартире, кроме нас с тобой, есть еще кто-нибудь, то поди сама проверь.
И она пошла. И проверила.
Села. Съела маленький кусочек торта и сделала пару глотков чаю.
А потом просто так, я бы даже сказала обыденно, произнесла:
– Короче. Я решила его убить.
Она сделала многозначительную паузу, надеясь на произведенный ею эффект. Но я не проронила ни слова. Тоже держала паузу. Мое терпение подходило к концу. Если она сейчас, в течение пяти минут, не расскажет мне в двух словах, чего ей от меня нужно, я спущу ее с лестницы – так думала я, поглощая торт.
– Я долго прикидывала, как это сделать, даже делилась с подругами, вроде бы в шутку… Это ужасно, я понимаю. Средств для убийства достаточно, но ведь все надо было обмозговать, рассчитать. Да и страшновато как-то одной. Я уж чего только не придумывала. И автомобильную катастрофу организовать. И с помощью миксера, опущенного в ванну, где он сидит – как в кино, – убить электричеством. Я даже пистолет купила с патронами. И снотворное.
Я смотрела на нее и не могла понять, зачем она мне все это рассказывает. Может, у нее крыша поехала?
– И на чем же ты остановилась?
– Выстрел в голову. Это наверняка.
– А ко мне ты пришла затем, чтобы посоветоваться, как лучше замести следы и сбить с толку правоохранительные органы?
Она надолго замолчала.
– Я собиралась осуществить задуманное сегодня, – произнесла она наконец.
– Тебе нужен помощник? Ты плохо стреляешь?
Она бросила на меня испуганный взгляд.
– Да я вообще ни разу в жизни в руках не держала оружия.
– Тогда в чем же дело?
– Яша поехал на дачу, а я в салон «Элеонора». Мне надо было сделать татуаж бровей, маникюр, да и освежить кончики волос… А пока я была в салоне, – губы ее задрожали, – его кто-то убил.
Она сделалась белая как мел.
– И когда это произошло?
– Точно не знаю. Наш водитель, Андрей, повез на дачу ковер и продукты. Зашел в дом и увидел Яшу… Он был убит точно так же, как его хотела убить я. Выстрелом в голову. Андрей знал, где меня искать, он позвонил в салон, позвал Свету – мою визажистку, и попросил меня к телефону. И рассказал. На дачу уже приехала милиция. А я испугалась – и сразу к тебе. Ведь это же не я, понимаешь? Не я. Хотя я этого и хотела. А у него было много врагов. Не прямых, конечно. Просто из зависти. У Яши было только акций на несколько десятков миллиардов, антиквариата на тысячи долларов, он держал большую сеть риэлтерских фирм и собирался открыть третий ювелирный магазин.
– Теперь все это принадлежит тебе? – поинтересовалась я, радуясь за Эмму хотя бы из подобных соображений.
Она кивнула головой.
– Они же сразу подумают на меня?
– Ну почему же?
– Начнут расспрашивать знакомых, соседей, а мы с Яшей постоянно скандалили, ругались…
– Но, по-моему, твой муж был спокойным и уравновешенным человеком?
– Ну и что? Кричала-то я. Я-то неуравновешенная. Что же мне делать?
– Абсолютно ничего. У тебя полное алиби. Или я ошиблась? Думаю, в таком большом салоне, как «Элеонора», найдется не один человек, который подтвердит, что ты в тот момент, когда было совершено убийство, находилась там и только там.
– Не то слово! – с жаром воскликнула Эмма. – Но только мне почему-то все равно страшно.
– Теперь-то ты можешь сказать, зачем ты пришла ко мне? Ведь не для того же, чтобы поделиться миллионами твоего, ныне покойного, супруга?
– Я хочу, чтобы ты спрятала меня, пока будет вестись следствие. Я не хочу, чтобы меня допрашивали, чтобы копались в наших семейных отношениях. Я хочу, чтобы все это поскорее закончилось и меня оставили в покое.
– Эмма, но ведь убили твоего мужа! Неужели тебе безразлично, кто это сделал? Ведь в твоем положении было бы куда естественнее обратиться ко мне, частному детективу, с тем, чтобы я отыскала убийцу твоего мужа. А ты приходишь с какой-то, извини меня, идиотской просьбой. Мне трудно тебя понять.
– Тогда, если ты такая правильная, сделаем так. Ты будешь искать убийцу моего мужа, это во-первых, а во-вторых, спрячешь меня…
– Тем самым ты словно распишешься в причастности к этому убийству, тем более, судя по твоим словам, многие из вашего окружения знали о том, что ты ненавидела мужа. Может быть, ты наняла киллера?
– А деньги! – почти закричала она. – Где бы я, интересно, взяла деньги на это? Все, кто знал нас, знали и о том, с каким трудом я выколачиваю из него каждую копейку.
– Но ведь ты могла бы расплатиться с киллером и после его «работы», – осторожно заметила я.
– Значит, тем более меня надо спрятать. Ну что тебе стоит…
– А откуда, если не секрет, эти деньги? – И я указала на рассыпанные по столу пачки.
– Из дома. Открыла секретер и взяла. Они всегда там лежали. Яша никогда ничего от меня не прятал, просто я не могла их взять без его разрешения. Такие у нас в доме были порядки.
– А кто занимался хозяйством?
– Домработница. Валя. Честнейшая женщина, мы при ней оставляли и деньги, и драгоценности, словом, все… Она с Яшей уже много лет. Преданный ему человек.
– Ей известно о смерти Яши?
– Откуда мне знать. – Она откинулась на спинку стула и взяла сигарету. – Я же прямо из салона заехала домой, взяла деньги и сюда. Я не видела Валю. И вообще никого не видела и видеть не хочу.
– А как ты намерена жить дальше?
– Никак. Дождусь, пока все успокоится. Превращу акции и недвижимость в деньги и уеду куда-нибудь подальше. Может, даже за границу. – Она подняла на меня свои холодные, но все-таки испуганные глаза и сощурила их, как делала это, глядя на своего мужа. – А почему ты задаешь мне эти вопросы?
В голосе ее прозвучал металл. Алюминий. Не жестче.
– Да просто так, – сказала я, встала и, склонившись над столом, начала считать деньги. – Здесь только за то, чтобы я спрятала тебя, – сказала я, тоже доставая сигарету. У Эммы было теперь столько денег, которые ей почти свалились на голову, что потрясти ее в такой тяжелый для нее момент я посчитала просто своим долгом. – Еще два раза по столько же, если ты хочешь, чтобы я нашла убийцу твоего мужа. – Я сделала паузу. – Я повторяю: если ты хочешь.
– А если ты его не найдешь? – Она склонила по-птичьи голову набок и вновь сощурила глаза.
– Найду. Можешь быть уверена.
Эмма открыла сумку и достала оттуда еще несколько толстых пачек.
– Теперь хватит? – устало произнесла она, где-то в глубине души презирая меня за то, что я забираю у нее нечто, принадлежащее теперь ей, и за что она собиралась бороться всеми известными ей способами, пускай даже это досталось ей почти задаром. Я понимала ее, но это не принципиально. Понимать – не то же самое, что быть на ее стороне. Понять ее было совсем не сложно: зачем платить деньги детективу, если ей глубоко наплевать на то, кто именно убил ее мужа? Только ради того, чтобы не вызвать подозрения у меня или чтобы узнать, кто был смертельным врагом Липкина.
– Теперь ты согласна спрятать меня?
Я унесла деньги, вернулась на кухню и выглянула в окно. Моя машина плавилась от жара июльского солнца.
– Я сделаю все, что смогу, но при условии, что ты будешь подчиняться мне беспрекословно. Я не потерплю никаких капризов. Я отвезу тебя сейчас в одно безопасное место и обещаю, что там ты не будешь ни в чем нуждаться. Разумеется, плата за пансион будет выставлена отдельно.
Я почувствовала, как вся она напряглась, едва сдерживаясь, чтобы не послать меня куда подальше.
Я усмехнулась. Я почему-то подумала, что ее дело не стоит и выеденного яйца. И у меня не было никаких нехороших предчувствий…
ГЛАВА 2
Первые вопросы
На деньги, которые я авансом взяла у Эммы, можно было содержать ее целый год. Мне была непонятна ее сговорчивость и готовность выложить такие бабки только лишь за то, чтобы я ее спрятала. Что за всем этим крылось?
Я, чтобы не особенно мучиться, остановилась на версии, что Эмма будет прятаться не от милиции, а от кого-то другого. И очевидно, должно пройти какое-то время, прежде чем она сможет никого не опасаться.
Все только начиналось, и у меня была масса времени для того, чтобы во всем разобраться.
Рассуждая подобным образом, я гнала машину за город, в небольшой дачный массив Лопухино, где в моем распоряжении была двухэтажная роскошная дача, подаренная мне одним из моих клиентов за удачно проведенное расследование по поводу похищения его ребенка. Ни одна душа, кроме самого клиента, разумеется, не знала об этом райском уголке.
Дача была окружена очень высоким забором, а если точнее, то бетонными штукатуренными стенами, и оснащена массивными воротами с кодовыми замками. Сам дом напоминал миниатюрный замок из красного кирпича. За два месяца до описываемых событий я завезла туда кое-какую мебель, посуду и полностью кухню. Здесь была и микроволновая печь, и гриль, и все то, без чего я просто не представляла себе жизни на кухне. Если бы я знала тогда, что стараюсь не для себя…
По дороге я закупила провизии почти на месяц. Мальчик из супермаркета, который катил за мной тележку с продуктами, с интересом смотрел, как я загружаю багажник консервами, овощами и фруктами.
«Приходите к нам почаще», – улыбнулся он мне на прощание.
Я спрятала чек с большим количеством нулей в сумку: пригодится. Думаю, что Эмма, затаившаяся на заднем сиденье, заметила это.
– Вот пульт от телевизора и видика, здесь ты будешь спать, здесь – есть… – Я показывала ей дачу. – Если зазвонит телефон, не вздумай подымать трубку. Сиди тихо, как мышка, и жди меня. Если возникнут сложности – я, правда, не представляю пока, какие, – позвонишь мне домой вот по этому телефону. Домработницы здесь, как понимаешь, нет, поэтому старайся содержать все в порядке.
У меня не было времени на подробный инструктаж, поэтому я, выйдя за ворота и проследив, чтобы Эмма заперлась как следует, поехала в косметический салон «Элеонора». Но потом внезапно передумала и, прибавив скорость, поехала в Кукушкино, разыскивать дачу Липкиных. Если мне повезет, думала я, то успею увидеть, как трудятся наши доблестные эксперты и инспектора уголовного розыска. Хорошо бы увидеть Якова. Бедный Яша.
И хотя я гнала очень быстро, в Кукушкино въехала лишь в шестом часу. Отыскать дачу Якова оказалось очень простым делом: только вокруг его владений скопились автомобили и люди. Это были и его соседи по даче, и какие-то знакомые, и, конечно, зеваки. Машины «Скорой помощи» не было, а это означало, что тело уже увезли. Но какие-то люди что-то искали в траве, мерили расстояние от забора до стен дачного дома. Некоторые из них знали меня в лицо. Я им была как бельмо на глазу. Поэтому я, стараясь держаться от них подальше, не спеша обошла вокруг большого двухэтажного дома и заглянула в открытое окно, пытаясь понять, где именно произошло убийство.
Затем, улучив момент, проскользнула внутрь дома и там без труда нашла комнату, на полу которой виднелся очерченный мелом силуэт лежащего человека и лужа потемневшей и уже успевшей подсохнуть крови. А вот и кресло, на котором сидел перед смертью Яков Липкин. Все стекла в комнате целы, окна открыты. Я заметила, что отсутствует сетка от комаров. Мне это показалось странным.
В комнате стоял письменный стол, на котором лежали лишь газеты, журналы, томик Синявского и «Чемодан» Давлатова. Пепельница, полная окурков, кувшин с засохшими желтыми розами, телефон.
Кресло обращено к телевизору, который в настоящий момент был выключен.
Я осмотрела все двери, замки и замочные скважины и нигде не обнаружила следов взлома. Значит, преступник спокойно вошел в дом, поздоровался с хозяином, а потом достал пистолет и выстрелил ему в голову. Хороший гость, ничего не скажешь. Гнать таких в шею…
В траве я нашла горошину подсохшей жевательной резинки, использованный презерватив и апельсиновую корку, еще довольно мягкую на ощупь. Все это я рассовала по разным пакетикам, села в машину и, стараясь не обращать внимания на комментарии, которые преследовали меня все время, пока я находилась на даче, поехала в город.
В половине восьмого я была в салоне «Элеонора». Он работал до десяти часов. Какое счастье!
– Девушка, приведите, пожалуйста, мою голову в порядок, сделайте мне какую-нибудь успокоительную масочку с массажем на лице, маникюр, а я в это время подремлю, – сказала я, доставая деньги и прислушиваясь к разговорам девушек, работающих в салоне. Меня интересовала Света-визажистка, которая, по словам Эммы, позвала ее к телефону, когда позвонил шофер Якова Андрей, чтобы сообщить ей о смерти мужа.
– Присаживайтесь. – Ко мне подошла уже другая девушка, не та, к которой я обращалась минутой раньше. – Вы будете стричься или вам просто помыть волосы и уложить их?
– Второе, – ответила я, села в кресло и тотчас почувствовала, как нежные руки, закинув мне голову немного назад, на мягкую подушечку, находящуюся прямо над раковиной, направили на голову теплый душ. Затем запахло шампунем, и все мое тело покрылось приятными мурашками.
Потом уже другая девушка проводила меня до кресла напротив зеркала и стала укладывать мне волосы теплым феном. Похоже, я даже забыла, зачем вообще пришла в это комфортное, теплое место, и очнулась только, когда услышала:
– Света, ты позвони мне завтра, хорошо?
Я открыла глаза. На моем лице лежала какая-то душистая прохладная фруктовая маска. Я увидела девушку, которую назвали Светой. Я позвала ее. А так как салон был очень дорогой и цены были проставлены в долларах, то девушки, работающие здесь, просто обязаны были, что называется, стелиться перед своими богатыми клиентками. А значит, и передо мной. Я решила воспользоваться своим правом задать Свете несколько вопросов, но меня опередили.
– Я знаю, кто вы, – сказала Света, подсаживаясь ко мне на кушетку и загадочно при этом улыбаясь. – Я вас узнала. Но я никому ничего не скажу. Вы к нам по делу?
Мне оставалось только кивнуть. Я надеялась, что Света действительно узнала меня, а не спутала с кем-нибудь еще.
– Моя мама до сих пор вспоминает вас. Если бы не вы, моего брата уже не было бы в живых…
Я всмотрелась в ее лицо и поняла, что разговариваю с сестрой Сережи Фирсова, одного из моих клиентов. Боже мой, в каком маленьком городе я живу…
– Света, раз уж так сложились обстоятельства, я бы хотела спросить вас кое о чем. Сегодня убили Якова Липкина. Вы не могли бы сказать, в котором часу к вам в салон пришла его жена Эмма и когда она ушла?
– У нас есть записи в журнале, она звонила накануне и просила записать ее на десять. А пришла минут в двадцать одиннадцатого. Ушла часа в три – в половине четвертого. Позвонил их шофер, Андрей, я его знаю, и сказал про Яшу.
– А вы и Липкина самого знали?
– Не то чтобы знала, но видела. Он иногда заходил к нам, в мужской зал. А иногда ждал Эмму в коридоре. Кто же его мог убить? В нашей стране опасно быть богатым, – добавила она эксклюзивную, с налетом философии мысль и вздохнула.
Я тоже вздохнула следом, потому что мне не хотелось покидать это приятное место.
– Приходите в наш солярий, поспите… Загорите.
– Так ведь вроде бы и на улице солнце…
– Поймите, это совсем не то. На солнце вы можете сгореть, а в солярии загар будет ровным, более здоровым. Да и вообще это очень приятно.
– Эмма часто сюда приходит?
– Часто. Если есть деньги, то почему не побаловать себя. Но она хорошая клиентка, щедрая…
Я пресекла ее рассуждения на тему чаевых. Терпеть не могу подобные намеки.
– А что она делала сегодня?
– Почти по полной программе: солярий, маникюр, педикюр, татуаж, косметический кабинет, ну и все такое.
– И все это находится в разных кабинетах?
– Только парикмахеры работают в одном большом зале, а все остальные по кабинетам.
– Света, позовите, пожалуйста, свою подружку, а то мне кажется, что моя фруктовая маска уже давно превратилась в сухую корку…
…Света проводила меня до дверей.
– Приходите к нам почаще. У нас, конечно, дорого, но лично я обслужу вас бесплатно. Мы подберем вам макияж, подумаем, какой формы сделать брови…
Вообще-то мои брови меня и так устраивали. Но я промолчала.
Я вышла на свежий воздух и почему-то подумала, что у этих парикмахерш-визажисток-косметичек сдвиг по фазе на почве всех этих нововведений, примочек да масочек. Хотя после процедур я чувствовала себя прекрасно. Щеки мои горели от массажа, а чистые уложенные волосы развевались на ветру. На ногтях еще не высох лак.
Половина десятого. Уже стемнело.
Я села в машину и поехала в морг. Там только таких красивых не хватало.
Купив по пути бутылку коньяку и пару лимонов, я въехала в ворота университетского городка, на территории которого находился морг, и, шарахаясь от каких-то подозрительных личностей с ведрами и швабрами в руках, выныривающих из-за колонн и из темных углов, быстро спустилась в подвал, где на одном из холодных цинковых столов должен был лежать Яша Липкин. Красивый мужчина. Преуспевающий бизнесмен. Муж Эммы.
Знакомый патологоанатом, которому я несла сейчас коньяк и лимоны, вышел мне навстречу. Увидев меня, чертыхнулся.
– Ты? – Потом заметил поблескивающую в темноте коридора бутылку. – Ко мне сейчас нельзя, там все свои собрались, одного знакомого поминаем…
– Липкина?
– Нет. Его уже помянули. Теперь Козырева Витальку.
– А с ним что? – спросила я просто на всякий случай, поскольку никакого Козырева не знала.
– Представляешь, мужику двадцать пять лет, а у него инфаркт. А ты чего пришла-то? Из-за Липкина?
– Когда наступила смерть и прочие подробности?
– Выстрел в упор. Часов в двенадцать. Сегодня сюда уже приходила одна девушка по его душу. Спрашивала, когда можно будет забрать тело.
– Не представилась? – Я почему-то сразу подумала про домработницу Валю, о которой упоминала Эмма. – Сколько ей лет?
– Двадцать с небольшим. Красивая очень. Плакала тихо, еле сдерживалась. Дочь, наверно. Еще какие вопросы, товарищ сыщик?
– Ты черепа электропилой распиливаешь или как?
По адресу, который мне дала Эмма еще в поезде, я отыскала затерянный среди высоких тополей трехэтажный дом, где и жили Липкины. В темноте, спотыкаясь на ступеньках, ведущих к подъезду, я нащупала дверь, толкнула ее и оказалась в хорошо освещенном подъезде. Поднялась на первый этаж. На каждом этаже располагалась всего одна квартира. Липкины жили на втором. Еще на улице я вычислила расположение окон и заметила в них свет. Кто там? Валя? Или та девушка, которая плакала в морге?
Я позвонила. Мне открыла женщина средних лет в широкой красной юбке и белой блузке. Явно не траурный антураж.
– Вы Валя? – спросила я.
– Да. – Она взглянула на меня маленькими грустными глазами. – А вы кто?
– Меня зовут Таня. Фамилия Иванова. Я частный детектив. Меня наняли, чтобы найти убийцу вашего Якова Самуиловича.
– Проходите, пожалуйста. – Она впустила меня в дом.
Какой же у нас доверчивый народ!
– Вы одна дома? – спросила я.
– Одна, а что?
– Просто спросила. Это не вы были сегодня в морге?
– Нет. А что, кто-то был?
– Не уверена. Может, показалось.
Квартира походила на музей. Просторная, чистая, украшенная антикварной мебелью, безделушками и вся в цветах. Я не могла себе представить, чтобы в таком благостном месте мог надрываться голос Эммы. Чего ей не хватало в этой жизни? Почему она не оценила то, о чем многие женщины мечтают всю жизнь, да так и умирают с этой мечтой – пожить в относительном достатке и комфорте.
Зачем ей было мучить мужа, да и себя, если он был ей так противен? Или же это все-таки игра? А вдруг, как это бывает в американских триллерах, Яков не погиб, а ему просто инсценировали смерть, чтобы все его недруги оставили его в покое?
«Таня, как это пошло и глупо. Здесь не Америка. Там-то сейчас полный порядок, все питаются хот-догами, гамбургерами и культивируют семейные отношения. Это Россия. В частности, город Тарасов. И в этом городе, в университетском морге лежит тело несчастного влюбленного мужчины, который ничего, кроме скандалов, в своей семейной жизни не знал. Кстати, интересно, был ли он женат раньше? И на ком?..»
– Меня интересует вопрос: где его жена? Эмма?
– Вы мне только скажите, кто вас нанял, а я уж потом постараюсь ответить на ваши вопросы.
– Я не могу вам ответить. Это входит в условия контракта. Но разве вам не все равно, кто это сделал? Уж, во всяком случае, нанял меня не убийца, согласитесь.
– И то правда. А что касается Эммы, так я бы и сама хотела узнать, где она. Она пропала. Я уж думаю, не случилось ли с ней чего?
– А когда она ушла из дому?
– Ей к десяти часам надо было в парикмахерскую. Я-то позже пришла, начала прибираться, бульон поставила варить для Якова Самуиловича… – И вдруг лицо ее некрасиво исказилось, и она разрыдалась. – Простите, но я никак не могу привыкнуть к мысли, что его уже нет.
– Это вы меня простите, что пришла к вам в столь поздний час, – сказала я, – но мне бы хотелось узнать побольше о Липкине. Когда вы его видели в последний раз?
– Вчера вечером.
– Каким он был? Может, вчера он как-то особенно себя вел, нервничал?..
– Обычный день. Ничего примечательного. Настроение у него было прекрасное. Несмотря на усталость. И даже очередная ссора с Эммой, казалось, не произвела на него впечатления. Она что-то требовала от него, словом, как обычно…
– Валентина, мне бы не хотелось копаться в семейных делах ваших хозяев, но то, что у Якова с Эммой были сложные отношения, – не секрет. Из-за чего происходили все ссоры?
Она опустила глаза и принялась барабанить пальцами по столу.
– Я видела многое из того, что происходило в этих стенах, но понять до конца эту женщину так и не смогла. Но основная причина их ссор была из-за того, что Эмма не чувствовала себя свободной. Свобода, тюрьма, золотая клетка – вот ее любимые слова. Ей, очевидно, была нужна свобода передвижения, она хотела свою машину, причем без водителя. Яков Самуилович не разрешал. Она хотела иметь свой счет в банке и тратить деньги так, как ей заблагорассудится. И на это он не шел. Она собиралась отправиться за границу одна – он ее не пустил. На мой взгляд – если это вас, конечно, интересует, – он правильно делал, что держал ее в поле зрения. Эмма – очень импульсивная, энергичная и крайне несдержанная натура. Она так до конца и не поняла своего мужа. А ведь он любил ее, очень любил.
– А вы не знаете, где и при каких обстоятельствах они познакомились?
– На дне рождения одного общего знакомого.
– И когда это произошло?
– Больше двух лет назад. Яков Самуилович долгое время после смерти первой жены жил совершенно один. Бывали у него знакомые, я хочу сказать, что он вовсе не монашествовал, но чтобы вот так влюбиться, чтобы привести в дом женщину и сделать ее своей женой, со всеми правами… Я не думала, что он на это решится. Все-таки он был уже немолод. Но потом, когда я увидела Эмму, то поняла его. Ему в какой-то мере было необходимо присутствие в доме живого, молодого и громкоголосого, яркого и непосредственного существа. К тому же она так красива, вы видели ее?
– Пока нет, – соврала я.
– В ней чувствуется порода. Хотя она из простых. Я долгое время присматривалась к ней, пыталась понять, что же она за человек. То, что она дурно воспитана, бросалось в глаза сразу. Но я сначала отнесла это к ее возрасту и характеру, нежели семейным делам. С другой стороны, обстановка в семье оказывает огромное влияние…
