У Зорина внезапно зазвонил телефон, да так громко, что вздрогнула не только Марья Ивановна, но и он сам. И опять никак не мог сразу найти телефон в кармане плаща.
– Да! – не успев вглядеться в экран, выдохнул в трубку Вадим.
– Я вспомнила, где может быть медвежонок, – голос Вики был таким громким, будто она находилась рядом, здесь же в доме. – Вадик, ты ещё не нашёл игрушку?
– Нет, – Вадим нащупал в другом кармане плаща пакет, который вытащил из сумки на стене, и не сразу сообразил, что сунул его туда впопыхах, да и так и забыл. А теперь вроде как украл. Да ладно – украл, просто взял посмотреть. Может, там ничего особенного.
– Надо поискать за печкой, наверняка, медвежонок там, – сообщила супруга, одновременно отнимая у Василисы свой сапог, который та притащила из коридора, собираясь его исследовать и, может, если будет желание – примерить.
– Мы тоже пришли к этому выводу, – усмехнулся Вадим, посмотрев на Марью Ивановну, которая знаком показала ему передать привет Виктории.
– Мы? – переспросила Вика, одержав победу в отнимании сапога, зато Василиса буквально рычала на неё. Пару секунд она подумала и пошлёпала в коридор за вторым сапогом, она помнила, что там был ещё один. Вот это удача!
– Да, на месте преступления меня застала Марья Ивановна, – пошутил Вадим. – Оказывается, она ещё не уехала в город, вот мы и встретились в старом доме. Да-да, передам, конечно, и тебе большой привет, – кивнул он. – А впрочем, сама можешь сейчас поговорить с ней. Позже? А что? Опять Васька озорничает? Понял, звони, – нажал на телефоне отбой. Марья Ивановна уже подошла к печке и отодвинула штору, тянущуюся до самого шкафа.
– Ну, что там? – спросила Марья Ивановна, когда Вадим залез на печку, взял протянутый фонарик и стал осматриваться.
– Старый полосатый матрац, – отозвался Вадим, – ох, тяжёлый, однако. – Он попытался его сдвинуть. – А, под ним ещё матрац, понятно. Так, вдали пара подушек без наволочек, справа большая картонная коробка.
– Полагаю, в ней мы найдём то, что ищем, – Марья Ивановна потёрла руки. А в доме было довольно прохладно, она только сейчас это ощутила. – Тащи сюда коробку, Вадим, и слезай с печи, думаю, там ещё холоднее, чем в доме. Всё-таки давно не топили. А печь-то сложена хорошо, заметно, хотя и не удивительно, дед Гали был отменным печником. Я это слышала от долгожителей Беляниново. Сама-то я родом не из этих мест, дом купили мои дети у родственников умершего хозяина.
– Вот как? – удивился Зорин, – а я думал, вы здесь жили всегда. Ну, по крайней мере, дом получили в наследство, – он встал на приступок и потянул коробку на себя. Чуть покачнулся, но удержал. Аккуратно спустился вниз.
– Нет, это не мои родные края, но люблю я их так, будто родилась и всегда жила в Беляниново. Люблю нашу реченьку – тихую у берега и быструю на середине, вода в ней чистая и прохладная, люблю наш лес – густой, величественный, он лечит душу; люблю наши поля – бескрайние, волнующие, в них места силы.
– Как это верно подмечено, – тут же согласился Вадим, ставя коробку на лавку возле печи. – Меня самого когда-то излечило именно Беляниново, а потом и судьбу свою здесь встретил, точнее, судьба беспардонно явилась ко мне в дом, а затем и в сердце, – он усмехнулся.
– Да, Виктория рождена именно для тебя, тут уж сомневаться не приходится, – кивнула Марья Ивановна и улыбнулась в ответ. – Так что там у нас в коробке? – она заглянула внутрь. – Детские резиновые сапоги, – достала их, осмотрела со всех сторон, – а целые вроде. Только, думаю, Вале они уже малы.
– Выбросить их на помойку, не раздумывая, – строго сказал Зорин, – даже если и по размеру, зачем ребёнку такое старьё? Ну, Марья Ивановна, почему вы смеётесь?
– Нет-нет, ничего, – она замахала руками, опять полезла в коробку, – ещё один флакон из-под духов, – поднесла к носу, опять без запаха. Девочка, что сказать.
– Флакон тоже на помойку, – решил Вадим, – если надо будет купить детские духи – Вика разберётся.
– Хорошо, – согласилась Марья Ивановна, затем вытащила из коробки резиновую утку, пластмассовые кубики, из-под которых на мир смотрел пуговичными глазами потёртый медвежонок. Возможно, когда-то он и был красивым, но со временем искусственная шерсть свалялась, стала блёклой, на лапе был виден неаккуратный шов, а одно ухо пострадало, словно в битве. Но было в этой старой игрушке что-то щемящее, милое, его грустные глаза смотрели с затаённой печалью. – А вот и медвежонок, – Марья Ивановна вытащила игрушку из коробки, отряхнула с неё пыль, покрутила в руках. – Не могу вспомнить точно, как его называла Валя, кажется, Буба.
– Буба? – переспросил Вадим, сразу вспомнился энергичный находчивый куплетист из любимого в детстве фильма.
– Да, Буба, – кивнула Марья Ивановна, – я почищу медвежонка, приведу его в порядок, всё-таки поедет к своей хозяйке. Бубу нашла на чердаке Валюшка, им когда-то играла сама Галя. Она вспоминала, что игрушку ей купил отец, когда был в городе. Так был счастлив этому обстоятельству, – она на секунду задумалась, затем, словно очнулась. – Тогда ещё не было возможности узнать пол ребёнка до рождения, поэтому он решил купить мишку. Ведь медвежат одинаково любят и мальчики, и девочки.
– Пожалуй, так и есть, – согласился Вадим. – Какой она была – мама Вали? – он поднял глаза на Марью Ивановну.
– Внешне? – уточнила та. – А вот найдём альбом и посмотришь.
– Хорошо, – Зорин засунул руку в коробку, вытащил из неё кипу связанных верёвкой старых журналов мод, надо же, сохранились. Он дёрнул верёвку, но узел на ней был затянувшийся, крепкий. Вадим бросил журналы на лавку тут же рядом. – Интересно, какого формата этот альбом? – направил свет фонарика прямо в коробку. – Что за книга?
– Это и есть альбом с фотографиями, – обрадовано воскликнула Марья Ивановна, заглядывая в коробку.
– А смотрится как обычная толстая книга, – удивился Вадим, доставая альбом. На обложке из искусственной кожи чёрного цвета внизу крупными буквами было выгравировано «Москва», верхний правый угол занимала рельефная картинка, на которой художник изобразил Водовзводную башню Кремля, часть стены и Большой Кремлёвский дворец. Зелёные листы альбома отличались плотностью и скреплялись шнурком серо-грязного цвета. А ещё в них были такие дугообразные старомодные прорези для фотографий. Снимков в альбоме было всего на треть, остальное пустовало, то ли не любили в те времена фотографироваться, то ли не было возможности, а может, средств. Вадим полистал альбом. На одной из фотографий большеглазая девочка в полосатой кофточке напряжённо смотрела в объектив, на её длинных волнистых волосах красовался большой бант. Снимок был чёрно-белым, Вадим перевернул его и увидел на задней стороне дату – чуть больше сорока лет назад. Зорин внимательно всмотрелся в лицо девочки и вообще не нашёл никакого сходства с Валей. Хотя, чему тут удивляться, родственники далеко не всегда похожи друг на друга. – Кто это? Мама Вали? – спросил Вадим.
– Нет, это не Галя, – озадаченно ответила Марья Ивановна, – девочка на снимке совсем не похожа на неё. Не знаю, видимо, какая-то родственница, которой уже нет в живых. Иначе бы я о ней слышала от той же Галины, – Марья Ивановна поправила очки. – Вот она сама, – показала на снимок, на котором довольно крупная по комплекции совсем молоденькая девушка прислонилась к берёзе. На её русых пышных волосах красовался венок из одуванчиков, а глаза смеялись. Тогда она ещё верила в то, что впереди её ждёт счастливая жизнь.
– Галя не отличалась красотой, – вынуждена была признать Марья Ивановна, тоже всматриваясь в лицо мамы Валентины. Пролистала несколько страниц альбома, вот здесь Галина была уже постарше, и Вадим сразу отметил, как изменились, прежде всего, её глаза. И улыбка словно погасла. – Точнее, не была яркой. Светло-русые волосы – хотя и пышные, широкий рот, крупный нос, светлые ресницы и едва заметные брови, к тому же она никогда не пользовалась косметикой, не считала нужным. А впрочем, всё это ерунда, в человеке куда важнее личностные качества, его характер, его убеждения, взгляды. Галя была спокойной, выдержанной, доброй. Безумно любила свою дочь, Валя для неё стала целым миром. Они не унывали, хотя жили очень скромно, почти бедно. Правда, с Геной жизнь девочки стала ещё скуднее, – она умолкла. – Думаю, нам пора, мы нашли то, что хотели, – подвела итог Марья Ивановна и вздохнула.
– Да, – кивнул Вадим, – альбом и мишку я беру с собой, а ещё портрет дедушки и бабушки, – хлопнул себя по лбу, чуть не забыл о них.
Дождь, наконец, затих, кончился. Влажная земля, покрытая ковром прелых листьев, отдыхала, трава желтела и редела. Фонари вдоль дороги освещали её ярко, даже празднично, хотя, какой там праздник в период, когда природа стала готовиться ко сну. Самая красивая часть осени уходила, оставляя после себя лишь воспоминания. Зорин не очень жаловал такую осень – сыро, дождливо, прохлада, преподавательская деятельность, которая являлась дополнительной нагрузкой. Вика не раз говорила, что можно бы и оставить её, но теперь точно нельзя, скоро с ним будет жить Валя, а это дополнительные расходы. Как изменится их жизнь? Что принесёт в их дом эта девочка? Он повернул голову и заметил, что Марья Ивановна внимательно смотрит на него. Очки съехали на самый кончик носа, она забыла их поправить или снять.
– Всё будет хорошо, Вадим, может, не сразу, но наладится – это точно, – сказала и стала тяжело спускаться по ступенькам крыльца.
– Что имеете в виду, Марья Ивановна? – Зорин спустился вслед за ней, готовый в любой момент поддержать. Всё-таки ступеньки не внушали ему доверия.
– Так, строю прогнозы, мой мальчик, – бросила она через плечо. Вышла за калитку, которую Вадим чуть не оторвал. – Так ты зайдёшь ко мне на чай?
– Зайду, – ответил Вадим, – вот думаю, подъехать сразу на машине и от вас потом стартовать домой? Или от себя?
– Подъезжай ко мне на машине, мы посидим спокойно, чаю попьём, ты не будешь дёргаться, что тебе надо ещё домой заехать. Вот только дорогу в деревне развезло, проедешь?
– Проеду, – Вадим видел, как много луж на дороге после дождя, но не испугался. – Машина хорошая, авось не подведёт. Вы тогда подождите меня здесь, Марья Ивановна: вместе к вам поедем.
Зорин быстро дошёл до своего участка, открыл дверь дома, снял сапоги, хорошо бы их помыть да просушить, но некогда. Ладно, он ещё приедет в Беляниново. Нашёл большую сумку, куда упаковал портрет, игрушку и альбом с фотографиями. Снял плащ, его бы тоже посушить, опять наткнулся в кармане на странный пакет, который утащил из дамской сумочки в чужом доме. И опять нет времени посмотреть, что там. Сунул его в карман куртки, так точно не забудет.
Дом Марьи Ивановны был тёплым, уютным. Смешение нескольких стилей, в том числе чисто деревенский, и современные акценты – декоративная штукатурка стен, натяжной потолок в комнатах, оформленный тканевыми видами, пробковое покрытие пола. Вадим даже залюбовался, ему нравился такой подход к строительству и оформлению дома. Кухня была небольшой, но не менее уютной: по центру стоял прямоугольный стол, покрытый вышитой скатертью, дверь в помещение амбарного типа, крупные табуреты простой формы с налётом старины, намеренно потёртые. Потолок из балок, кованая люстра, на стенах полочки со стёклами, столешница из дерева смотрелась крайне выигрышно. Стрелка на круглых как колесо часах на стене, бойко бегала по циферблату.
– Чай просто магия какая-то, – Вадим сделал глоток, закрыл глаза – прекрасный терпкий вкус, в котором чувствовался целый букет. Удивительно гармоничный. Сразу вспомнилось лето, его разнообразные запахи, ласковое тепло, все те события, которыми оно было насыщено. Пожалуй, одно из самых интересных в его жизни. Если не считать то лето, когда здесь появились Вика и Надя.
– Листья вишни, земляники, ваниль и хороший чёрный чай, – улыбнулась Марья Ивановна.
– Да, Виктория говорила, что вы умеете особенно заваривать чай, и теперь я убедился в этом.
– Что уж тут особенного, – Марья Ивановна на кивок Вадим налила ему ещё чаю. – А ведь чай, пожалуй, самый старый напиток в истории человечества, – она села напротив своего гостя. – Его употребляют почти 5 тысяч лет. Существует легенда, согласно которой первый чайный напиток был приготовлен в Китае. Как и все великие открытия, чай также появился случайно. Когда император Шен Нунг сидел под деревом, в сосуд с кипящей водой упало несколько листьев растения Camellia sinensis. Кстати на юго-востоке Азии этот чай называют не чёрным, а красным. При правильном заваривании он должен получаться очень ароматным, слегка терпким, но без горечи. Вадим, я же совсем забыла, – воскликнула хозяйка дома, – хотела тебя угостить нечто особенным, уверена, что ты такое не пробовал.
– Чем? – заинтересовался Зорин. Марья Ивановна достала с полочки глиняный горшок. Столовой ложкой зачерпнула оттуда густую карамельного цвета массу, щедро намазала её на хлеб и протянула Вадиму.
– Пробуй, – произнесла с загадочным видом. Зорин удивлённо приподнял брови, осмотрел бутерброд со всех сторон, понюхал и тут же откусил почти половину.
– М-м-м, как вкусно, – выдохнул он. – Марья Ивановна, признавайтесь, что это за волшебное лакомство? – он хлебнул чаю и ещё откусил от бутерброда.
– Оно называется «мазюня». Блюдо старой русской кухни, – принялась пояснять Марья Ивановна, одновременно намазывая гостю ещё один бутерброд, потому как Вадим успел съесть первый буквально за полминуты. Он ел так охотно да с таким завидным аппетитом, что Марья Ивановна подумала: как же, наверное, приятно Виктории готовить для супруга. Хотя она была наслышана, что он и сам мастер по кулинарии. – Делается мазюня из редьки.
– Из редьки? – удивлённо переспросил Зорин.
– Да, – подтвердила Марья Ивановна, – редьку я измельчаю и сушу чаще всего на солнце. Потом её толку́, просеиваю через сито, и тут же варю патоку. Затем смешиваю её с редечной мукой, добавляя мускат, гвоздику и перец. В печи мазюня стоит двое суток. Пока не получится вот такая густая масса.
– Это очень вкусно, – Вадим смешно наморщил нос. Васька тоже так делала – повторяла за отцом. – Я запомню рецепт, – пообещал он, – хотя у нас нет печки, но что-нибудь придумаем. Как же я рад, что мы встретились, Марья Ивановна. И напоили чаем, и накормили мазюней, и в доме мне помогли. Без вас я бы ещё долго искал и игрушку, и альбом.
– Ладно уж, – она махнула рукой, – мне самой было приятно тебя угощать, да и в доме интересно. Мои мысли всё время занимает фотография этой девочки с бантом, – задумалась, – не могу вспомнить, кем она приходилась семье Гали. Нет никаких даже предположений. Вот что я хочу сделать: сфотографировать на телефон этот снимок и расспрошу местных жителей, может, кто что вспомнит. Поможешь мне сделать фотографию?
Вадим снял на свой телефон, там камера была лучше, и тут же переслал фотографию Марье Ивановне. Теперь девочка с напряжённым взглядом смотрела на него с телефона. Но он тут же о ней забыл, как только сел в машину и выехал из Беляниново. Почти сразу притормозил, пожалуй, стоило заправить автомобиль именно здесь. Заправка в нескольких километрах отсюда была с весьма качественным бензином – проверено, да и цены приемлемые. А до столицы ехать и ехать. Зорин развернулся и поехал на заправку.
Доехал быстро, осенний субботний вечер да ещё в область не предполагал пробок на дороге. Кивнул парню в форме заправщика, который охотно бросился выполнять свою работу, и направился в помещение минимаркета на заправочной станции, при входе краем глаза заметил, что к мужчине, который стоял у автомобиля чуть в стороне, направились трое. Зорин оплатил бензин, купил сигареты, на всякий случай, курил редко, но пусть будет, хотя Виктория в последнее время настаивала, чтобы курить он бросил совсем. Ведь теперь у них будет двое детей, хватит уже себя травить, да и их тоже.
Вадим вышел из маркета и увидел, как те трое уже бьют мужчину возле его машины. Бьют жестко, пытаясь повалить на землю. А он изо всех сил сопротивляется.
– Ёлки-моталки, вот только этого не хватало! – возмутился Зорин и подскочил к дерущимся. – Вам никто не объяснял, убогие, что втроём на одного не хорошо? – спросил он громоподобным басом. У него всегда голос становился таким, когда он злился.
– Это ещё что за урод? – первым к нему повернулся обритый наголо с узкими, как щели глазами парень. Судя по наглости лидер этих мерзавцев. Зорин вздохнул – таких физиономий на своём веку он перевидал. Примитивные убожества, до краёв наполненные агрессией и мнимым чувством превосходства над окружающими. Слова они не понимали, только кулак. Ну, кулак так кулак. Он потёр руки.
– Уродом меня вряд ли назовёшь, а вот ты, потерявший все свои волосы, как и ум, точно не выиграл бы ни конкурс красоты, ни конкурс на наличие мозга, если бы такой был, – парировал Вадим. Дружок лысого заржал, но тут же осёкся.
– Тебе, я вижу, жизнь надоела, – лысый оскалился, как животное.
– Нет, жизнь мне не надоела, а вот начистить морду таким, как ты, я, пожалуй, не откажусь, – в следующую минуту отбил удар и нанёс свой. А потом ещё и ещё. В какой-то момент почувствовал, что у него появился помощник. Мужчина, которого он ринулся защищать, тоже вступил в бой.
– Зорин? Вадим? – услышал над ухом, когда уже всё было кончено. Лидера агрессоров, изрядно побитого и окровавленного, уволокли его дружки. Хотя и им досталось.
– Да, – отозвался Зорин, трогая свою разбитую губу, боль в ноге тоже давала о себе знать, и, похоже, порван рукав куртки. Он перевёл взгляд на мужчину, за которого заступился. Во время драки рассматривать друг друга не было возможности. – А вы откуда меня знаете… – стал лихорадочно перебирать в памяти лица. Нет, не бывший его студент, он старше – ближе к его возрасту. Зорин помнил почти всех, кого обучал, даже заочников. – Лёшка? – он вдруг узнал в нём того парня, с кем начинал работать экономистом на одном из небольших предприятий столицы. Почти сразу после учёбы в университете. – Соколов? – даже вспомнил фамилию.
– Он самый, – улыбнулся Алексей, но тут же поморщился, ему разбили губу ещё сильнее.
– Вот так встреча! – воскликнул Вадим, – ну надо же. Кто бы мог подумать, – усмехнулся. С Алексеем они не виделись уже много лет, с того момента, как Зорин ушёл с предприятия. Какое-то время ещё созванивались, а потом дороги разошлись. Но между ними всегда были тёплые отношения.
– Да уж, – кивнул Соколов. – А для меня эта встреча прямо знаковая – спасибо тебе, Вадим. За помощь, – тронул его за плечо.
– Да не за что, – Зорин и сам несказанно удивился, что пришлось встретиться спустя годы да ещё при таких обстоятельствах. – Ты же знаешь, если кого-то обижают, я никогда не пройду мимо.
– Знаю-знаю, ты и раньше ратовал за справедливость. Потому тогда и ушёл с предприятия, не стал терпеть выходки руководства, – вспомнил Алексей.
– Да, было такое. Ну, а ты-то как? Всё ещё там или тоже сменил место работы? – он заметил, что одет его знакомый не как горожанин – защитного цвета куртка, такие больше носят жители деревень или сёл, потёртые широкие штаны, сапоги опять же человека, живущего за городом. И машина у него отечественная – марки «Нива».
– Ушёл и давно, – махнул рукой Алексей, – некоторое время после твоего ухода поработал, потом устроился на должность с более высокой зарплатой, женился. А потом… – он замолчал. – Развёлся, сделал крутой вираж, всё бросил и уехал в область, где теперь и живу.
– Были причины? – Вадим подумал о том, что хорошо бы встретиться и поговорить вот так по душам, а не здесь – на ходу, на заправочной станции да ещё с разбитыми физиономиями.
– Были, – нахмурился Алексей, явно не склонный сейчас о них говорить.
– Надеюсь, они не связаны с этими горе-вояками, что пытались с тобой померяться силами? Чем ты их так возбудил? – Вадиму захотелось курить, но на заправке нельзя. А вообще, уже пора домой – поздно, а сколько ещё ехать, разбитую губу не мешало бы чем-нибудь помазать, на ноге будет огромный синяк – как пить дать, а за оторванный на куртке рукав попадёт от жены.
– Рассказывать долго,– хмыкнул Алексей, – если вкратце, то эти сосунки незаконно охотились в заповеднике, я с другом и нашим участковым Петровичем взял их. Но поскольку у одного из них папаша – шишка, мальчиков пожурили и, в конце концов, отпустили из полицейского участка. Они увидели меня на заправке, узнали и решили оттянуться.
– Так ты лесник? – удивился Зорин.
– Если быть совсем точным – работник леса, – пояснил Соколов.
– Как интересно – протянул Вадим.
– Едва ли – кому не близок и не дорог лесной мир, его жизнь, – Алексей пожал плечами. Обычно, встречая одноклассников или знакомых, и называя свою профессию, он получал в ответ непонимание и даже усмешки. Сразу спрашивали о зарплате. Да, небольшая, зато ты делаешь то, что любишь. А много из нас тех, кто любит по-настоящему свою профессию?
– Хотя я большую часть года обитаю в столице – основная работа и дополнительная нагрузка в виде преподавательской деятельности, я, к примеру, очень люблю наш домик в Беляниново и при малейшей возможности туда сбегаю. А уж, какая там река, а какой лес! – Вадим развёл руками. – Мне до́роги эти места, словно я там родился. Вот буквально полчаса назад с соседкой обсуждали эту тему и оба пришли к выводу, как нам не хватает природы, её целебного воздействия, её удивительной красоты – во все времена года. Нам не хватает нас самих, потому что только на природе обретаешь себя.
– Приятно удивлён такими твоими размышлениями, – покачал головой Алексей. – Нам бы посидеть, пообщаться, вспомнить прошлые времена, а? Хочешь, приезжай ко мне в заповедник? Сейчас, правда, в нём красота более сдержанна – осень полным ходом, но я люблю каждый сезон, каждый месяц в нашем лесу, – произнёс с каким-то особым воодушевлением.
– Приглашение принимается, – улыбнулся Вадим, – только бы я взял с собой жену и дочку. Точнее, дочек, их у меня две, – пояснил и сам вдруг осознал, что говорит о Вале как о дочери. И почему-то не хочется признаваться, что приёмная. Хотя девочка с ними ещё не жила.
– Конечно! – Алексей улыбнулся в ответ. – Бери всю свою семью и приезжай. Тем более что у меня тоже дочь от второго брака – Марьяна. Ей десять.
– Тогда девочки точно найдут общий язык – Валя немного младшей твоей дочери.
Вадим, выезжая с заправки, ещё раз посигналил Алексею, который в ответ помигал фарами своей Нивы. Расстались как два друга, встреча которых вдохновила обоих и оставила вполне приятное послевкусие.
Пока Зорин ехал домой, невольно вспомнил тот период своей жизни, когда после окончания университета, довольно быстро нашёл работу, устроился и поначалу ему даже нравилось. Но потом вкусил горечь не просто беспорядка на предприятии, несправедливости, откровенного воровства руководства и беспросветной тупости тех, кто командовал их бюро. В общем, принял решение уволиться и ни разу об этом не пожалел. Как оказалось, Лёша оттуда ушёл тоже, хотя и чуть позже него. Просто он дольше терпел. И больше молчал, имея славу человека замкнутого и больше сосредоточенного на своём внутреннем мире, который, как оказалось, совершенно не связан с тем, чем он занимался на предприятии.
Надо будет рассказать Виктории и действительно съездить к ним в гости. Зорин нащупал в кармане пачку сигарет, вытащил её, засунул обратно – курить уже перехотелось. Он тут же вспомнил о пакете, который лежал в другом кармане куртки, так и не посмотрел его содержимое. А если пакет выпал во время драки? Вадим похлопал по карману – нет, здесь он. Ладно, посмотрит дома, не на ходу же вскрывать, тем более что движение на шоссе стало довольно интенсивным, пробок совсем не было. Вот так бы всегда, а то в городе машина превращается в черепаху. Вадим счастливо вздохнул и прибавил скорость, он любил быструю езду и вообще любил водить автомобиль. За окном мелькали огни – трасса хорошо освещалась, пролетали поселковые или дачные домики, стоящие почти у дороги. Их обитатели, наверное, давно привыкли к дорожному шуму. Нет, надо признать – в городе жить удобно, комфортно, но всё-таки тихая жизнь Беляниново, её размеренность нравились Зорину куда больше. Лёшка вон вообще уехал в область, поселился в заповеднике и кажется счастливым. Человек нашёл свой путь, разве не в этом счастье?
Зорин посмотрел на экран телефона – Виктория прислала фотографию Василиски, которая прислонившись к своей кроватке, уснула сидя прямо на полу. Битва за сапоги мамы изрядно утомила ребёнка. Вадим засмеялся – вот оно тоже счастье.