Марина Эльденберт
Заклятые супруги. Темный рассвет
3
С Винсентом мы столкнулись в дверях столовой. Не явиться ему помешал этикет: энгериец до кончиков ногтей, он мог размазать близкого человека ровным слоем по ближайшей поверхности, но опоздать на ужин? Ни за что. Вот и сейчас, собранный и мрачный, как грозовая туча, его светлость вышагивал по коридору. У губ залегли складки, а взгляд метал молнии.
Увидела его, и на миг защемило сердце: ведь это мой родной брат, который всегда стоял за меня стеной. Он прикрывал меня, когда я свалилась с дерева и перепачкала платье прямо перед ужином. Я побежала переодеваться, а он рассказывал родителям «сказки». Только Винсент всегда мог охладить гнев отца и растопить холодную отчужденность матери. Только с ним я могла поговорить о некромагии, как о чем-то само собой разумеющемся. Так почему сейчас мы смотрим друг на друга как чужие?
– Тереза. – Муж тепло улыбнулся, и я почти поверила в то, что все будет хорошо.
Софи скрывалась за нашими спинами. Ну как скрывалась: сцепив руки, выглядывала из-за надежной скалы Анри – осторожно, но с явным любопытством. Наверное, сейчас не лучшее время, но ребенок тут ни при чем. Протянула руку, и девочка доверчиво вложила свою ладошку в мою.
– Добрый вечер, граф, – сухо, чопорно. – Леди Тереза.
Леди Тереза?! Да чтоб тебе сесть мимо стула!
– Винсент, это Софи. Наша воспитанница. – Глаза брата расширились. – Софи, это мой брат. Его светлость Винсент Биго, герцог де Мортен.
Софи присела в реверансе – глубоком и настолько точно исполненном, что любая энгерийская леди от зависти съела бы свой лучший шарфик.
– Приятно познакомиться, ваша светлость.
Голосок невинный, глаза опущены – не в пол, но достаточно низко, все по правилам. Что касается моих глаз, то они только чудом на лоб не вылезли: предыдущие реверансы Софи, которым ее тщетно учила Марисса и которые мне доводилось видеть, напоминали нечто среднее между книксеном страдающей подагрой старушки и деревенскими танцами вприсядку. Анри больше не улыбался, но уголки его губ едва уловимо подрагивали. А вот маска сурового герцога не дрогнула ни на миг. Тем не менее склонился к Софи и поцеловал тонкие пальчики:
– Взаимно, юная леди.
Она подняла глаза и очаровательно ему улыбнулась.
– Можно я сяду рядом с вами?..
Вот это было уже больше похоже на мою дочь, но теперь отмерла я.
– Софи!
Вместо ответа она взяла за руку сначала меня, потом Анри, и таким вот странным гуськом мы просочились в столовую вслед за его ошарашенной светлостью.
– Твоих рук дело? – шепнула мужу, когда мы усаживались за стол.
Он покачал головой.
– Похоже она всерьез задалась целью понравиться твоему брату.
– Когда только успела разучить реверанс? – буркнула я, хотя на сердце потеплело. – Софи же терпеть не может занятия по этикету.
– Мадам Ильез и пара часов свободного времени вполне способны сотворить чудо. Особенно если хочешь произвести впечатление на чудовище.
Я не сдержалась и ткнула его в бок. Локтем. Легонько.
– Сам ты чудовище.
– Не спорю.
На этой странной ноте хрупкого и достаточно напряженного перемирия мы приступили к ужину.
– Как поживает ее светлость? – негромко поинтересовался Анри, когда подали жаркое.
Винсент удостоил его скупым взглядом.
– Замечательно.
– Очень надеюсь познакомиться с ней зимой, – прощебетала Софи. – Говорят, ее светлость Луиза очень красивая!
Винсент хмыкнул. Я покосилась на мужа.
– Наверное, Жерома пытала, – ответил одними губами, стараясь не улыбаться.
Остается надеяться, что в переносном смысле. Судя по напору, из нас троих у этой мадемуазель быстрее всего получается добывать нужную информацию и использовать в своих целях.
– Очень красивая, – подтвердил брат, промокнул уголки губ салфеткой и снова принялся за еду.
– Тереза тоже очень красивая, – Софи улыбнулась. – И еще очень-очень добрая. Они с Анри так обо мне заботятся!
– Очень мило, – сухо отозвался Винсент.
В этот миг сердце у меня екнуло, но девочка ничего не заметила.
– Как же вы познакомились с моей сестрой?
– Тереза приехала в Равьенн с месье Эльгером.
О-ой.
– С месье Эльгером? – Винсент посмотрел на меня так, что захотелось сползти под стол. – Вдвоем?
– В сопровождении воспитанницы герцога де ла Мера, – за меня ответил Анри. – Школа-приют находится под патронажем его светлости. – В этот момент подумалось, не влезть ли на люстру. Поговорить с Анри о Равьенн я не успела, но сейчас, наверное, лучше не уточнять, что теперь школа принадлежит мне. – И справедливо рассудил, что вашей сестре будет интересна тема благотворительности.
– А Тереза меня защитила! – С гордостью заявила Софи. – Меня тогда наказали, и…
– Юная леди, – в голосе Винсента звучала сталь. – Я буду рад продолжить с вами беседу, но будьте так любезны не встревать в наш с графом разговор. Впрочем, вам это простительно.
Софи дернулась, вжалась в спинку стула, и Анри недобро прищурился.
– Не вижу причин заострять на этом внимание, де Мортен.
– Интересно, что же вы в таком случае посчитаете достойным вашего внимания.
Дальнейшая беседа протекала в ключе словесной игры снежками. Чем занята леди Илэйн, что скоро начнется подготовка к зимнему балу, что в парламенте готовятся новые законопроекты, а ее величество Брианна вот-вот порадует Энгерию и принца-консорта наследником. Впрочем, говорил преимущественно Анри, Винсент только отвечал – односложно, жестко, на грани приличий. Софи притихла, в разговор больше не встревала, и если поначалу улыбалась и глядела на брата влюбленным совенком, то теперь лишь изредка поднимала голову, а после снова утыкалась в тарелку. Когда подали десерт, едва к нему притронулась. Чем дольше все это продолжалось, тем холоднее становился голос Анри и браслет, и тем сильнее мне хотелось стукнуть его твердолобие чем-нибудь тяжелым.
Когда Винсент коротко поблагодарил за ужин и, пожелав доброй ночи, вышел, вскочила и вылетела за ним.
– Не могли ей подыграть? – прошипела в мощную спину. – Можете наказывать своим пренебрежением нас, но ребенок-то в чем перед вами провинился?
Брат остановился. Обернулся, медленно подошел ко мне. Сильные пальцы сомкнулись на предплечье кандалами, и он быстро зашагал по коридору, увлекая за собой. Поначалу упиралась, стараясь остановиться или хотя бы задержать, но какой там. Не драться же с ним, даже если очень хочется. Мы вышли в холл, а затем и на улицу, где поздний вечер с радостью вонзил в меня свои ледяные зубы, даже несмотря на закрытое и теплое платье. Винсент сдернул сюртук, накинул мне на плечи и укутал, но я вывернулась и отскочила. Будь он мне хоть десять раз братом, Софи обижать я не позволю!
– Вернитесь и извинитесь перед Софи за то, что вели себя как последний… герцог.
– Извиниться перед кем? – его брови приподнялись.
– Эта девочка – моя дочь!
– Ваша дочь? Вы даже не знаете, кем была ее мать! Наверняка какая-нибудь бродяжка.
– Мать Софи нонаэрянка! Ее звали Талина, и она умерла.
– Об этом я и говорю.
Я сжала кулаки.
– Винсент, да что на вас нашло?!
– Что нашло на меня? – он схватил меня за плечи. – Что нашло на вас! Раздаете авансы мужчинам! Чтобы женщина ехала с другим без сопровождения мужа? Чтобы муж ее отпустил, да еще и не придал такому значения? Вы сами на себя не похожи, закрываете глаза на такие вещи, которые раньше привели бы мою сестру в ужас. Ребенок из приюта, брак с хэандаме! Одержимость нашего отца сильными союзами давно ни для кого не секрет, но вы-то не могли не понимать, на что идете! Почему сразу все не рассказали?
Ярость, погребенная под пластами раскаяния за жестокие утренние слова, заворочалась с новой силой.
– Так в этом все дело? – прошипела я. – В том, что Винсент Биго, великий герцог де Мортен привык все контролировать, а его маленькая сестренка не пришла и не выложила ему все?
Угли в его глазах начали было остывать, но вспыхнули вновь. И это было страшнее лесного пожара, заревом расползающегося над охваченным огнем деревьями. Мне не раз и не два доводилось видеть такой взгляд: испепеляющий быстрее «покрывала тлена».
– Ведете себя, как девица на выданье. Которой отказали в замужестве с гулящим хлыщом.
Я бы влепила ему пощечину, но Винсент перехватил мое запястье. До боли стиснул плечи, встряхнул.
– Подумайте о своем будущем, Тереза. Вы должны развестись. Со временем, когда все утрясется, я найду для вас достойную партию. Хорошего человека, с которым у вас будет нормальная семья.
– У меня уже есть семья!
– Общество вас не примет.
– Все эти годы общество меня не замечало! Поговорят и забудут.
– Не в этот раз. Не теперь, когда они знают о магии смерти. Но я не позволю никому поломать вам жизнь, даже вам самой.
– То есть мне ее ломать нельзя, а вам можно?
– Вэлея – совершенно другая страна, здесь нравы и мораль катятся в адову бездну.
– Нравы и мораль? – прошипела я. – О, да вы просто ходячая энциклопедия нравов! На какой там странице записано, что нужно щелкнуть по носу ребенка, который изо всех сил пытается вам понравиться?
– Достаточно, леди Тереза. Завтра вы отправитесь со мной в Мортенхэйм.
Не просьба, и даже не утверждение. Приказ.
– Тереза поедет с вами, только если сама этого пожелает. – Хлопнула дверь. Анри спускался по ступенькам: обманчиво-медленно. Тем не менее браслет ощетинился иглами льда, а мягкие черты лица мужа заострились, из-под маски учтивости проступал оскал разъяренного льва. – Отпустите мою жену, де Мортен.
– Не смейте мне указывать, де Ларне.
– Отпустите ее. Или пожалеете, что явились в мой дом.
– Единственное, о чем я жалею – так это о том, что в свое время поддался на уговоры и отпустил ее с вами.
Тем не менее хватка на моих плечах ослабла.
– Тереза?
Перед глазами стоял мальчишка, который смотрел на меня сверху вниз, но при этом улыбался и подмигивал, пока не видел отец. Он строил смешные рожи, когда я начинала кукситься от слов матушки, и я улыбалась в ответ. Надежный, привычный запах прошлого, запах незыблемой твердыни – горьковатых пряностей и мятного табака. Но сейчас передо мной стоял мужчина, который все уже для себя решил. А если он решил, значит, все должно быть только по его, или никак! Даже если он рвет мое сердце на лоскутки. И клянусь, он уже давно не мальчишка, чтобы этого не понимать.
– Мой дом здесь!
Короткий прямой взгляд в упор.
– Это ваше последнее слово?
Слова здесь точно лишние – что первые, что последние.
У-у-у, деспот! Тиран! Ненавижу!
Должно быть, Винсент прочел это на моем лице, потому что брови его сошлись на переносице. А потом брат стремительно прошел мимо. На этот раз дверь хлопнула с такой силой, что в ней что-то хрустнуло. Я подхватила первый попавшийся под руку камень и от души запустила вслед: с коротким скребущим звуком камешек отскочил от стены и ударил в крыльцо. Увернулась от протянутой руки Анри и опрометью бросилась в дом. Надеюсь, Винсенту хватило ума побыстрее убраться с моего пути, потому что иначе я ему не завидую!
4
Когда я вошла пожелать доброй ночи, Софи спряталась. Из-под пухового одеяла торчала только взъерошенная макушка и пальчики, которые цеплялись за край так сильно, словно ее кровать окружали полчища страшных чудищ.
– Эй. – Я села и мягко постучала по «домику». – Можно к вам?
Изнутри донесся глухой всхлип. Я сдернула покрывало: огромные, на пол-лица глаза. Сухие, но губы дрожат.
– Ну, и что у нас случилось? – я подтянула Софи к себе, обнимая.
Кулачки уперлись мне в грудь.
– Я вас не достойна. Вас с Анри.
– Софи…
– Нет! – она вывернулась из моих рук и вжалась в подушки. – У меня ничего нормально не получается, я не умею себя вести… Хотя стараюсь. Я очень стараюсь, но просто я не такая, как… как вы, и мне не место в этом доме! Поэтому твой брат так смотрел!
Он смотрел так, потому что он всегда так смотрит, когда зол. И в такие минуты ему наплевать, как больно может быть тем, на кого он смотрит.
Но говорить о Винсенте сейчас не хотелось.
– Не говори глупостей, – строго сказала я. – Или…
Лицо Софи окаменело. Она напряглась и сжалась, словно ожидая наказания. В этот момент я поняла, что первым делом все-таки уволю мадам Горинье.
– Защекочу до смерти!
Глаза ее расширились. Софи попыталась отпрыгнуть, но не успела. Я повалила ее на подушки и принялась щекотать. Она извивалась кошкой, пыталась отбиваться, сначала хихикала, а потом начала визжать и хохотать так, что на глазах все-таки выступили слезы. Только тогда я позволила выскользнуть, и девочка стремительно отползла на другой край кровати, на всякий случай вооружившись подушкой.
– Думаешь, что сумеешь справиться со мной с помощью этого? – зловеще поинтересовалась я, вырастая над кроватью и складывая руки на груди.
– Не подходи!
Я бросилась к ней, Софи оглушительно взвизгнула, мимо пролетела страшное орудие и с глухим хлопком приземлилась на пол. Я же прыгнула прямо на кровать, и мы вместе покатились по покрывалу, сбивая его в большущий ком, который отправился вслед за подушкой. Мне случайно ткнули пальцем в глаз, укусили за ладонь – не больно, скорее, щекотно, в отместку. А после я обнаружила себя лежащей на животе, с заведенными за спину руками. Софи уселась сверху и довольно изрекла:
– Сдавайся!
– Сдаюсь, – пробормотала я, сквозь душивший меня смех.
– Проси прощения!
– За что? – возмутилась я.
– За щекотку!
– Я снова пропустил все самое интересное? – Анри вошел в комнату и остановился, глядя на нас сверху вниз.
В пылу битвы мой халат и сорочка задрались, обнажая ноги, и это было как-то… чересчур.
– Спаси меня, – жалобно пробормотала я.
– Зачем это?
– У меня шея затекла!
– А что мне за это будет?
– Я тебя поцелую.
– Так нече… – Софи оказалась в воздухе раньше, чем пискнула. – … стно!
Приподнявшись на локте, я смотрела, как ее кружат по комнате на вытянутых руках, и улыбалась. Только когда он побледнел и стремительно опустил девочку на пол, подскочила и бросилась к мужу.
– Все в порядке. Просто голова закружилась.
Наклонившись, Анри легко поднял одеяло и вернул его на кровать. Софи отправилась за подушкой, а спустя несколько минут уже лежала в постели. Мы устроились по обе стороны от нее, и болтали о первой зимней ярмарке, которая откроется через пару недель в Ларне. Странное это чувство: в моем детстве были няньки, которые приходили рассказывать сказки на ночь, а после гасили светильники и целовали, как еще множество девочек до меня или после. Но никогда – матери и отца. Возможно, поэтому на миг показалось, что все происходящее просто странный сон, который развеется, стоит мне выйти за дверь. Разве можно отказаться от этой нежности, прорастающей из самого сердца?
– Анри, купишь мне куклу? – Софи уже начинала клевать носом, но упорно не хотела засыпать. – И леденцы.
– Посмотрим на твое поведение.
Она мигом встрепенулась.
– Я не хотела его злить… Просто испугалась, что он и правда может забрать Терезу.
– Пусть только попробует, – это прозвучало угрожающе, но девочка хихикнула.
А потом вовсе закрыла глаза и засопела. Анри протянул мне руку и приложил палец к губам: действительно, Софи беспокойно пошевелилась, когда я слегка задела стопку книг на прикроватной тумбочке. Муж погасил светильник, и мы крадучись, словно сообщники, на цыпочках вышли в коридор.
До спальни дошли в молчании и только там, снимая халат, позволила себе сказать:
– В Энгерии тоже проходят ярмарки. В честь начала зимы. Одна из них – в деревеньке, неподалеку от Мортенхэйма.
Раньше ярмарки меня волновали мало. Говоря откровенно, не видела ни одной. А вот в прошлом году отчаянно хотелось куда-нибудь вырваться: тогда мои чувства к Альберту достигли такого накала, что я готова была на край света бежать, лишь бы не оставаться с ними наедине. Но Винсент пригласил Луизу, я же в то время ее терпеть не могла, поэтому осталась дома. Весь день просидела в библиотеке с книгами, чтобы не думать про лорда Фрая. Получалось не очень. Тогда я пошла к Луни и разговаривала с ним, а он перетаптывался с ноги на ногу и рычал на особо эмоциональных моментах. Он не понимал, что я говорю, зато чувствовал очень хорошо. Не все люди так умеют.
Винсент, например, все понимал. Но почувствовать не захотел.
– Тереза, – Анри положил руки мне на плечи, развернул лицом к себе. – Ты по ним скучаешь, ничего страшного в этом нет. Вся твоя жизнь прошла в Мортенхэйме.
Я прижалась к широкой груди, слушая биение его сердца. Ровное, спокойное, сильное.
– Хочешь поехать с ним?
Руки на моих плечах ощутимо напряглись, сердце под ладонью забилось сильнее.
– Не хочу. Моя семья здесь. Ты здесь.
Анри глубоко вздохнул, запустил пальцы в мои волосы. Сжимая пряди в ладони, мягко потянул, заставляя запрокинуть голову, чтобы смотреть в глаза.
– Сегодня я с трудом удержался, – негромко произнес он. – Но в словах де Мортена есть доля правды. Мы с тобой вызов для современного общества. И обычной семьей нас назвать сложно.
– Знаю. Но другой мне не надо.
Его руки скользнули по моим плечам, муж наклонился, а я поднялась на носочки. Касаясь губами губ, теряясь в золотых глазах. Анри подхватил меня на руки и отнес на кровать, завернул в покрывало, прижимая к себе. Волосы расплескались по подушкам, по ним бессовестно протоптался Кошмар и улегся спать прямо сверху, но сгонять нахала не было ни сил, ни желания. Покачиваясь в лодочке родных рук на волнах растекающегося по телу тепла, я провалилась в сон.
5
Раннее утро пощипывало прохладой руки и шею. Я забыла надеть перчатки. И шарф тоже – когда Жером разбудил нас и сообщил, что Винсент уезжает, мы с Анри еще мирно спали. Спросонья заворачиваясь в первое, что попалось под руку, сейчас я напоминала неудачно запакованный на почте сверток. То, что брат решил уехать не попрощавшись, было из ряда вон, но вполне в его духе. Оказывается, он проснулся еще до рассвета, попросил подать завтрак в комнату, после чего велел готовить экипаж, чтобы успеть на дневной поезд до Ольвижа.
– Хорошо добраться, де Мортен.
Анри притянул меня к себе, а Винсент наградил его испепеляющим взглядом. Ступил на подножку, и устроился в экипаже, запахнув полы плаща.
Кучер захлопнул дверцу и вскочил на козлы.
– Всего хорошего.
С таким выражением лица и таким тоном обычно желают катиться в ад. Не дожидаясь ответа, брат задернул шторку, постучал тростью, и экипаж тронулся. Я смотрела ему вслед, не в силах поверить, что мы так и не помирились. От души пожелав Винсенту жестокого несварения в дороге, развернулась и пошла в дом рядом с Анри.
– Ему нужно время, – негромко произнес муж.
– Разумеется! Года через два на него снизойдет озарение. Может быть. В лучшем случае.
Подхватила юбки и зашагала быстрее.
– Думаю, это случится раньше.
– А я так не думаю! В его голове уже нарисовалась картина, в которой мы не должны быть вместе. И пока она там висит…
– Так давай нарисуем другую. И повесим на ее место.
Анри взял мою заледеневшую руку в свою.
– Он не станет упорствовать, когда поймет, что ты счастлива.
– Да неужели! – я отняла руку и влетела в холл, в котором сейчас было немногим теплее, чем на улице, как всегда по утрам. – Вчера я пыталась ему показать, рассказать и объяснить, насколько я счастлива. В результате наша дочь испытала на себе все прелести возникшего между нами недопонимания. Сегодня Винсент собирался уехать, даже не попрощавшись. И ты говоришь, что он увидит наше счастье, и растает, как снежок на затылке? Не смешите зомби!
Анри перехватил меня, развернул лицом к себе.
– Тереза, он любит тебя. Просто ему нужно осознать, что наша семья для тебя не прихоть и не каприз.
– Он любит только свое раздутое до размеров бальной залы мнение. И пока его поддерживают, он любит этих несчастных. У-у-у, видеть его не могу! Надо написать матушке, чтобы не ждала нас на праздник.
Я вырвалась и убежала наверх. Поднялась на чердак, толкнула незапертую дверь и оказалась в царстве пыли и теней. Сквозь небольшие оконца с трудом проникал свет, но его хватало сполна, чтобы разглядеть тонкое кружево паутинок и резные узоры застывшего у стены сундука. Кроме него здесь больше ничего не было: ни старой мебели, ни каких-либо других вещей. Крепкие деревянные половицы даже не скрипели, когда я шла, оставляя на них следы и подметая их подолом. Щелкнула попытавшегося спуститься на плечо паука, который улетел в темноту, и уставилась на стремительно убегающую вдаль дорожную ленту.
Меня достаточно сложно напугать, но здесь почему-то стало не по себе. Дело было не в темноте и не в запахе пыли, от которого зачесалось в носу. Чердак простирался на все правое крыло дома, но пустовал. Да, дом относительно новый, а Анри предпочитал путешествовать налегке, но неужели все прошлое моего мужа легко уместилось в один-единственный сундук? Который так и притягивал взгляд: замка на нем не было. Теперь уже стоило немалых усилий заставлять себя смотреть в окно – на дорогу, по которой уехал Винсент, на каменный мостик, облетевший лес и плывущие по небу облака. Так просто подойти и откинуть резную крышку, заглянуть внутрь и, возможно, в душу Анри. Того Анри, кем он был когда-то, и каким я никогда его не знала.
Мальчик. Совсем юный, не отравленный целью мести мааджари.
Он говорил, что вырос в любви, но как получилось, что ненависть проросла в его сердце?
Я все-таки заставила себя отлепиться от окна, широким шагом направилась к сундуку, и… замерла. Однажды я уже совершила ошибку, прикоснувшись к тому, о чем не следовало знать. Доверилась своим глазам, страхам и сомнениям, но не сердцу. Больше я такой ошибки не повторю. И все, что я могу узнать о прошлом Анри – узнаю от него самого, когда он будет готов. Возможно, мы даже вместе раскроем этот сундук. А может быть, в нем и правда ничего нет.
Вернувшись в комнату, мужа я не застала. Привела себя в порядок и спустилась к завтраку, после которого Анри отправился к себе в кабинет, а мы с Софи на прогулку. Солнце уже растопило утреннюю прохладу – жаль, с той же легкостью не растопить сердце брата. Лучи блестели в капельках воды на дорожках, золотили пожухлую траву и плескались в неглубокой речушке. Мы перешли мостик, а Софи говорила, говорила и говорила – то о встрече с нонаэрянами, то о картах, с которыми только училась разговаривать. Кажется, она уже забыла о случившемся вчера, с легкостью, свойственной только детям. Зато была искренне рада, что сегодня у нее выходной от занятий с Мариссой.
– Не нравится учиться?
– Учиться скучно.
– Неужели совсем?
– Ну… не всегда, арифметика, например, еще куда ни шло, или правописание. Но когда она заставляет меня зубрить эти унылые поэмы… – девочка наморщила нос.
– И что же там такого унылого?
– Мой мир разрушен и сожжен дотла, я словно раскаленная игла. Вливали в жизнь мою лжи горько-сладкий яд, предательство и боль меня томят. Не знаю, как преодолеть сомнений сонм, с моей душой звучащих в унисон. И даже если я смогу понять, как мне забыть, любить, простить, принять? Отринул сердцем всех своих друзей… Так что же знаю я о смысле жизни сей?
Софи скривилась, высунула язык, и я с трудом удержалась, чтобы повторить.
Но ничего не поделаешь – классика, надо знать. Даже если смысла в ней меньше, чем в хрюканье молочного поросенка. Зато в голову пришла одна маленькая хитрость: надо подсказать Мариссе подсунуть девочке географический атлас. Софи грезит путешествиями, вот пусть и занимается тем, что ей интересно. По крайней мере, пока у нее не появится гувернантка. С которой уже можно подробнее обсудить, как разбудить любовь ребенка к классической поэзии. Энгерийским я с ней буду заниматься сама, так что думаю, с языком проблем не возникнет.
Ближе к обеду мы вернулись в дом, и разошлись по комнатам, чтобы переодеться. Но не успела я снять накидку, как на пороге появился Анри. Побледневший и хмурый, с тяжелыми даже на вид папками в руках – и ведь хватило ума сидеть все это время за работой вместо того, чтобы отдыхать! Сердце сжалось, но я все-таки заставила себя улыбнуться.
– Только не говори, что вместо обеда ты будешь заниматься бумагами.
– Не стану. Если только ими не решишь заняться ты.
Что-то в его голосе – низком, сумрачном, мне не понравилось.
– С чего бы мне…
Перехватив тяжелый взгляд, закусила губу. Я вдруг поняла, что в этих папках.
Документы по Равьенн.
И дай Всевидящий, чтобы только документы, без письма Эльгера. Но конечно же, оно там оказалось. Я увидела его, когда Анри положил бумаги на туалетный столик. Аккуратно сдвинув гребень, крема и шкатулку с драгоценностями. Письмо лежало на самом верху, сложенный вдвое листок с гербовой печатью. Сломанной.
– Почему ты вскрыл бумаги, которые прислали мне? – Мой голос звенел от ярости.
– Потому что на посылке не было имени, – холодно отозвался муж. – Документы от герцога мне получать не впервой, поэтому я решил, что они для меня. Пакет остался внизу, в кабинете, можешь проверить.
Меня окатило раскаянием. Раскаянием, сожалением, яростью… и дикой, безотчетной злобой.
Эльгер, вот же… бессердечная тварь! Знал, что так будет.
Знал, и сделал это специально!
Но хуже всего было то, что я еще не успела рассказать мужу про Равьенн.
– Анри, я не говорила, что…
– Неважно, – он посмотрел мне в глаза, и впервые за последние дни показался отчаянно чужим и далеким. – Мне нужно кое-что закончить до обеда.
– Не уходи, – я шагнула к нему и взяла за руку. – Давай об этом поговорим. Пожалуйста.
– Об этом стоило поговорить до того, как ты приняла на себя полную ответственность за приют.
Он повернулся и вышел, а я осталась наедине с бумагами. Подошла, неосознанно перебирая устав, всякие свидетельства, финансовые отчеты, и яростно смахнула их на пол. Бумаги разлетелись по всей комнате, за одним особо прытким листом тут же погнался выскочивший из-под кровати Кошмар. Я же смотрела только на письмо, с трудом сдерживаясь, чтобы не обратить все это в тлен. Грудь высоко вздымалась – так, что не хватало дыхания, руки сами собой сжались в кулаки.
Разломанный надвое полукруг с расходящимися в стороны лучами на застывшем темно-красном сургуче. Да и было того письма всего две строчки, но достаточно для того, чтобы в ушах с новой силой зашумело от ярости.
«Счастлив, что вы согласились принять мой подарок, леди Тереза. Теперь я могу быть уверен, что Равьенн в надежных руках.
Надеюсь в самом скором времени увидеть вас вновь.
С глубочайшей признательностью,
Симон Эльгер»
Даже слова о надежде у него звучали в приказном порядке.
Что уж говорить о неофициальной подписи, от которой меня затрясло.
Я смяла письмо: красивый резкий почерк вместе с его признательностью, подарками и прочим, а потом с силой запустила комок в окно. Долететь он не успел, превратился в пепел и осыпался вниз. Кошмар, который в этот миг драл попавший ему в лапы листок, прижал уши и с шипением метнулся под комод. Я принялась собирать бумаги – яростно, невзирая на сминающиеся уголки и порезанные пальцы, швыряла одну стопку за другой на кровать. А потом села на стул и уткнулась лицом в ладони.
Будьте вы прокляты, ваша светлость!
Будьте вы трижды прокляты.
6
Слияние в полной мере позволяло почувствовать раскинувшуюся между нами пропасть, муторную и едкую, которая становилась глубже с каждой минутой. Я то и дело смотрела на Анри, пытаясь понять, как же начать разговор, но сделать это в присутствии Софи не представлялось возможным. Не знаю, о чем думал он, наша беседа напоминала скачущий по кочкам мячик, который то и дело падал в лужу. В конце концов я отказалась от попыток вернуть ей живость и развлекала себя тем, что рисовала вишневые узоры на взбитых сливках, вместе с Софи. У нее получалось красивее: тонкие темно-красные прожилки цветов таяли в белоснежных облаках.
– Пойфемте гулять пофле обеда? Фсе фмефте? – спросила она, облизываясь как довольный котенок и вытирая уголки губ пальцами.
Поймала мой взгляд, слегка покраснела и поспешно схватилась за салфетку. От привычки говорить с набитым ртом я ее пока не отучила. Точнее, отучила, но не до конца, иногда Софи забывалась. Ела она быстро, как в приюте – когда нужно успеть пообедать, а после еще собраться на прогулку, чтобы не задерживать остальных. Иногда старшие девочки отнимали у младших хлеб, а воспитательницы смотрели на такое сквозь пальцы. Поэтому слуги едва успевали менять перед ней блюда.
– Мне нужно поработать, Софи.
Ну разумеется я знала, что он так ответит.
– А ваша работа не может немного подождать? – поинтересовалась, с трудом сдерживая раздражение.
– Не может. И вам не советую откладывать. Управление школой – дело серьезное.
– Школой? – Софи удивленно вскинула голову.
– Да. Теперь Равьенн принадлежит Терезе.
Холодом голоса мужа можно было приморозить к скале взрослого слона, а не одну маленькую меня к стулу. С трудом удержалась, чтобы не ткнуть его вилкой.
– Пожалуй, вы правы, – заметила жестко. – Этим и займусь.
– И правильно сделаете.
Девочка с интересом смотрела на меня – к счастью, новость ее настолько поразила, что она не обратила внимания на нашу словесную дуэль. Зато обратила я, равно как и на то, что наш тон снова стал официальным. Впрочем, сейчас не до выбора тона – я сама готова его выпороть! Неужели так сложно понять, что мне тоже не по себе ото всей этой ситуации?
– А как ты отобрала школу у страшного герцога?
Я поперхнулась взбитыми сливками и закашлялась. А после чуть не подавилась вишневым муссом под ядовитым взглядом Анри.
– И правда, Тереза, как?
Это было нечестно, и он прекрасно об этом знал. Поэтому и смотрел на меня, сцепив руки возле подбородка, слегка приподняв брови. Злющий, как армия Верховного во время колокольного звона.
– Привязала к стулу и пытала до тех пор, пока не согласился отдать Равьенн. И так будет с каждым, кто задает слишком много вопросов.
Софи хихикнула и приложила палец к губам, а я промокнула губы салфеткой и поднялась.
– Прошу прощения, но меня ждет управление школой. Софи, если хочешь погулять, попроси Мэри пойти с тобой. Но лучше почитай, судя по всему, будет дождь.
За окном и правда хмурилось. Впрочем, будет дождь в Лавуа или нет, сказать, наверное, мог только сильный стихийный маг – тучи над ним могли кружить целый день, но не проронить ни капли. А иногда припускал затяжной, мелкий, с переходом в холодный ливень, напоминавший мне об Энгерии. Хотя дождь – это ерунда. Гораздо больше стоит опасаться урагана, который сметет поместье. Не просто сметет, а выкорчует его вместе с фундаментом, если Анри еще хоть слово скажет!
К счастью, мне даже удачи не пожелали.
Муж засел в кабинете, а я в библиотеке. Где осознала свалившийся на меня объем работы, который предстояло изучить в самое ближайшее время. Чем и занялась вплотную до самого вечера, превратив голову в склад для расчетов и прочей информации по школе. Определенно, я немного иначе представляла себе работу по управлению, но реальность и ожидания зачастую не совпадают. Просматривая документы, делала себе пометки в блокнот – о том, что вызывало сомнения или было непонятно. Заодно писала вопросы, которые задам мадам Арзе в первую очередь. Это определенно помогало не думать ни о Винсенте, ни об Анри, поэтому я окунулась в документы по Равьенн и вылезать оттуда не спешила. Очнулась, только когда в библиотеку постучала Мэри и спросила, собираюсь ли я укладывать Софи, или этим заняться ей.
