Ночь. Пустынная загородная трасса. Вокруг леса, топкие луга. Ни одного живого огонька. Только август осыпается последним звездопадом.
Я лежу на колючей стерне заболоченного луга, навзничь, смотрю в небо и гадаю: «Сдержит ли мой щит атакующих голодных тварей?»
По поверхности непроницаемого купола на месте их ударов расходятся круги. Утробное рычание прокатывается звуковыми волнами. Пыльный ветер доносит отголоски демонического смрада, забивает носовые пазухи, скрипит на зубах песком, сгоняет тучи. Судя по плотности щита, остатков моего резерва хватит. Гроза заденет по касательной. Твари рассеются. Здесь им поживиться больше нечем.
– Монстр сожрал всю вашу трапезу. – Тело конвульсивно дернулось, отзываясь на сарказм с особым извращенным удовольствием. «Успел», – я подавил издевательский смешок, отстроился от агрессивных призраков острого психоза, возвращаясь к созерцанию карты звездного ночного неба. По астрономическим ориентирам – средняя полоса России. Снова подо мной жесткая, влажная стерня. За контуром бушует ветер, а здесь штиль. Рвано вздрагивает густая темнота. Пульсирует аварийными огнями брошенный на обочине, автомобиль. Я отрешенно провожаю падающие звезды, но вместо мыслей о великом, вечном и прекрасном, отмахиваюсь от глюков и задаюсь риторическим вопросом: «Может ли реальность скрывать изнанку – невидимый духовный мир с его противостоянием добра и зла, куда вхожи сверхъестественные существа да горстка посвященных неудачников, таких как я? Или все это бред моего воображения?»
Я склоняюсь к бреду. Но увы. Дело в том, что я – медиум, и сейчас я в коме…
– Как я стал таким шизофреником?
Еще в юности я бунтовал, пытаясь свергнуть порядок во Вселенной. С возрастом реальность заменяет иллюзии. Но мое иррациональное мышление оказалось доминирующим. Я застрял в мире сверхъестественного, стал медиумом и взял за основу своего существования принцип ментальной диктатуры. Молодой медиум был готов на любые грязные манипуляции и как индивид с незаурядными аномальными способностями без морали и этического кодекса, оказался перспективной вакансией для демонов.
– Тук-тук… Мой мальчик учителя искал? Я – Зверь, – нескромно представился новый суверен, планируя превратить меня из вампира энергетического в фактического монстра.
Кандидат оказался против. Я категорически не собирался становиться марионеткой демона-убийцы. Началась война без правил. Моя – за выживание, для демонов – священная – за мое падение и обращение в послушное оружие.
С тех пор я ношу Зверя в себе. Заключенный в застенках моего сознания, демонический рецидивист рассчитывал быть моим хозяином, а стал узником: опасным, агрессивным, вечным – моим пожизненным проклятием.
За годы жесткого самоконтроля я замуровал монстра в себе, приспособился к раздвоению личности и внутренним диалогам с демоном, существуя в двух мирах: как человек Лука Гордон – авторитарный бизнесмен и социопат, и как преподобный Легион – одержимый медиум.
Я бы мог собой гордиться: выжил тогда, неплохо адаптировался и, угнетая свою сущность серийного убийцы, продумал перспективы неопределенно отведенного мне будущего…
Так было, пока я не увидел ее.
Где-то тревожно ухает сова. Рядом в сухостое шныряют отъевшиеся за щедрое лето, беспечные полевки, стрекочет саранча. За куполом щита – гроза. Безобразные твари огрызаются на голоса. Их тени мельтешат. Горящие глаза-прожектора точечно обшаривают купол в поисках малейшей щели. Мерцает, прокатываясь рябью, защитная стена. Отчетливо видны следы – разрывы аномалий от коридоров, по которым ходят монстры в человеческом обличии. Снаружи роятся блуждающие огоньки и, обтекая контур, слепо мечутся в поисках исчезнувшего маяка…
А в машине, укрытая пологом моего щита, вдали от демонов и настоящего чудовища – меня, спит причина моего существования.
– Ошибка? Насмешка? Наказание? – Нет. Вмешательство свыше в мою судьбу и проклятое настоящее. Я готов отдать ей все, больше – самого себя. Лишь бы чувствовать себя мужчиной. Ее Мужчиной, а не монстром.
Но год назад…
В мой коттеджный поселок переехала семья, и их дочь стала идеальной провокацией для спящего в анабиозе монстра. Юная художница Камилла Бриг отрицала мистику, но принципиальность не сделала ее менее желанной жертвой для представителей демонического мира. Мое тайное, болезненное влечение к ней эволюционировало в зависимость и превратилось в настоящее преследование.
– Эта закрытая южная звезда начисто снесла мои контроль и самообладание, которые вампир строил в себе столько лет! Даже не подозревая о смертельной опасности, заставила «великого ужасного» меня корчиться в агонии… – сейчас я вспоминал те ломки монстра с горьким умилением. – Вампир был готов ее убить, лишь бы освободиться от наваждения. Ее зовущее тепло, запах… – даже в коме моя хищная натура начинала заводиться. Но в тот момент, спятивший от жажды, голода и ненависти, монстр смог остановиться буквально в шаге от ее убийства и, только оказавшись на грани превращения, понял значение своей потенциальной жертвы.
Я видел перед собой удивительные, мерцающие жидким золотом, глаза – серьезные и проницательные не по годам, – и до сих пор не верил: «И это – часть меня?! Часть моего одержимого уродливого естества? Нет! Она – осколок. От души. Того Гордона, человека. Ничтожный, давно утерянный фрагмент, который вобрал в себя все светлое, что предназначалось нам двоим».
Камилла – моя человеческая вторая половина.
Внутри ржавой гадюкой очнулся демон:
– Она – твое недостающее звено! – бессмертный оппонент разразился гневным кашлем. – Не возьмешь ее – ты вымрешь. Семнадцать лет ты вне закона. Беспрецедентно долгий срок. Ты был молод, нестабилен. Но сейчас выстроил свою империю. И у тебя появились явные враги. Скоро они поднимут голову. Вот тогда нужна будет вся сила, весь потенциал, чтобы прогнуть их. Либо ты подчинишь врагов, либо поглотят тебя. Тебе необходима ее кровь! Возьми, убей ее…
Мой «тренер по личностному росту» хоть и не лгал, но был вынужден заткнуться. Помимо внутреннего конфликта и сомнительных моральных принципов с его непокорным симбионтом случилось беспрецедентное или… предопределенное:
– Влюбиться? В свою жертву?! Смертный приговор. И для жертвы, и для самого диктатора. – Зверь возмущался.
Я саботировал и демона, и свои чувства, пока не сдался:
– Да, ее кровь даст мне, как вампиру, неоспоримое аномальное преимущество, а любовь… – Сердце затроило, отдаваясь сбивчивой пульсацией в висках. Я поймал росчерк падающей звезды, по-человечески, беззвучно заклиная запекшимися губами. – А любовь к ней помогает удержаться на зыбкой грани превращения в чудовище и еще оставаться сумасшедшему убийце человеком.
– Ты ей не нужен. Даже как человек не интересен. Вы люди разных поколений. Какие между вами отношения? Только под видом хищничества. Ты – одержимый, она – жертва. У вас нет будущего. – демон презрительно цедил.
Я не спорил. Вампиру следовало быть в тени. В идеале – поступить благородно и уйти. Но выбора мне не оставили. Не я один так реагировал на леди Бриг. Появление соперников ревнивый монстр пережил бы, незаметно избавившись от трупов.
Зверь зло подтвердил:
– Ты обнаружил свое сокровище для теневых адептов и втянул ее в свой мир.
Неизвестный враг – гибрид и его группировка из аномального отребья бросили вызов не только моему криминальному авторитету. Покушение на мою пару ударило по инстинктам, сорвало все предохранители и определило смысл дальнейшего существования серийного убийцы.
Жизнь властного, закостенелого вампира превратилась в квест под названием «Молодая, независимая человеческая половина».
В охранных агентствах и телохранителях я разочаровался. Чтобы обеспечить ей защиту: физически, фантомом – неважно, я должен был сам находиться рядом, а значит, выяснить причину, с чего меня так плющит и выработать иммунитет к ее провокативности.
«Еще та задача», – с леди Бриг прессинг и внушение теряли смысл, мои способности на нее не действовали, мало того – были опасными для нас обоих. Я был вынужден на любое вмешательство иметь хотя бы ее условное согласие. Выход был один – я отказался от ментального влияния, завоевывая ее доверие как человек.
Ржавый эксперт глумился, давая неутешительную и очевидную прогностику:
– Ты же циник, эгоист, садист… Как из темной триады выжать хотя бы друга?
Между нами пропасть: одержимости, жизненного опыта, мировоззрения. Я беспринципен, расчетлив, деспотичен, старше на семнадцать лет, но именно мои аномальные особенности избавляли недоверчивую девочку от негативных эмоций, природу которых мне еще предстояло выяснить.
– На эту загадку твое хищное нутро и реагировало. – демон плевался за двоих, вспоминая, каких трудов мне стоило контролировать натуру монстра. Я терпел. Главное, она тянулась ко мне за облегчением, прощая необоснованную ревность странному соседу по поселку, возомнившему себя ее опекуном. – Ты лжешь ей. Но настолько органичен, что твой завуалированный вампиризм считают рыцарством!
– Да, лгу. Хожу под риском полного разоблачения. – Я запретил себе надежду на взаимность, сблизился с ней на правах друга и, ограждая от нападений, пытался выяснить причину ее опасного магнетизма, обалдело открывая особенности наших отношений: ментальную связь и корреляцию – аналог мгновенной кармы.
– Да ты образец самообладания! – демон высмеивал меня не без основания.
Мой тяжелый характер, наши тайны и ссоры отражались на здоровье обоих. Мы взаимосвязаны. Она страдала от вспышек моей агрессии, я огребал отдачу.
– Я не контролирую себя, потому что люблю до помрачения. Это нормально для мужчины. Но я вампир. – Последний срыв обернулся инфарктом миокарда для меня и угрозой инсульта для нее. Объективно понимая, что неприлично себя переоценил, я уже готов был попрощаться с ней – уйти, но малодушно медлил.
Ночную мглу разрезал стример молнии. Небо возмутилось гневными раскатами. Отзываясь бурлящим чревовещанием, застонала топь. Ветер свирепел. Мир физический реагировал на вторжение чужеродных тварей.
Сам виновник был поленом, но клыки пробили нижнюю губу.
– А ведь у меня были совсем другие планы на сегодня… – Медиум так стремился узнать ее тайну, но когда Камилла неожиданно открылась, словно подорвался на минном поле. Не знаю, что шокировало больше: сама причина, из-за которой к ней все липнут, или осознание, что я оказался банальным паразитом?
– Боль утраты, отчаяние, вина – опиум для бесов и пища монстров. В том числе и для тебя. – Ее разрушала скорбь, связанная с трагической смертью брата близнеца. Все встало на свои места – и всплески моей жажды, и стихийная активация способностей, и ее роковой магнетизм. Пока я примирялся с правдой, демон перебирал мои триггеры. – Ты испорченный, больной, с извращенными мозгами. И любовь твоя больная. Да и не любовь это вовсе, а зависимость. Ты всего лишь подсел на ее сильные негативные эмоции, вампир, и питаешься ими. Один…
Абстрагируясь от скрытой угрозы и внутреннего конфликта, я рассуждал:
«Зачем-то она демонам нужна. Но через брата – такого же медиума, как я, заполучить ее не удалось. Они выбрали другую тактику – ее ломают, навязывая вину. Самоосуждение – демонический патоген. Своими вспышками агрессии я только подорвал ее сопротивляемость. Она снова начала транслировать информацию внутренней трагедии», – я стиснул зубы, и демон озвучил мои мысли:
– Сломленный дух – ее маяк в духовном мире. С таким бэкграундом малышка смертница… – Зверь ждал роскошной трапезы, а я протестовал, корчась на траве.
«Даже в сухом остатке, исключая тот ажиотаж, который Камилла вызывает в демоническом сообществе, инфицирование виной уже переключилось на органику. Мигрень отражала начало разрушения на уровне физиологии. Дальше последуют аномалии в сосудах с летальным исходом», – разве я мог с этим смириться?
Я должен был заставить ее жить. Любой ценой.
Традиционно, в силовой манере я попытался разрушить это заблуждение, задать ее жизни правильное направление: не замыкаться в скорби, в одиночестве…
Не рассчитал. Непосредственный очевидец иронично комментировал:
– Суровый ты парень, преподобный. Даже по человеческим меркам друзья так не поступают. Не утешил, не поддержал, не позволил ей выплакаться на плече.
Перед глазами стояли ее робко протянутые ко мне руки. В тот момент блуждающий, измотанный скитаниями, хищник находился перед раскрытой дверью родного дома, и меня в нем ждали…
– Нет, я в этом дерьме не участвую. – Тогда я смог победить себя: оттолкнул, развернулся, растворился в темноте. Сейчас я лежал трупом на стерне. Сердце сковало льдом. Во рту растекалась горечь от собственных слов. – Я идиот.
– Нет, преподобный, не идиот. – демон по-отечески отчитывал мятежного адепта. – Ты – варвар.
Монстр не сдержался. Гнев вылился в нечеловеческий протяжный рык, привлек слепых уродцев, но выбил ржавый голос из разума. Снова вздрогнула живая темнота. За куполом – там, где обрывалась переходная полоса к болоту, завозилась голодная рогатая орда. Вылизывая блуждающими языками пламени непроницаемую стену, змеилось призрачное свечение. Морщась от омерзительного ощущения, периферийным зрением я следил за щитами, а на внутреннем экране, прячась от всего мира среди дремучей сосновой чащи, беззвучно плакал мой обманутый, одинокий ангел.
Она закрылась. Память детально воспроизводила, ставший чужим, красивый низкий голос:
– Твоя жалость мне не нужна. Всего два вопроса, господин Гордон: кто ты и почему отказываешься от меня?
Я не ответил, не смог, растерял слова от шока и только обострил ее отчаяние. Камилла разрушила все связи хрупкого доверия и запретила мне любое участие.
Зверь вынырнул из подсознания:
– Ты заставил ее снова проходить через прошлые страдания, вывернул душу и наплевал в нее. Ее боль вырвалась наружу. В духовном измерении для нас она пылает как сигнальная ракета. Но ты не просто унизил ее, ты уничтожил девочку морально. То, что она устояла на ногах – это внешне, привычка достойно держать удар. Но внутри… Сломалась.
Да, теперь, зная причину, жажду я мог контролировать, но что делать с последствиями лично спровоцированного срыва – я не знал.
Демон дожимал:
– Вслушайся в эфир. Нам крупно повезло, что мы на захолустной трассе. Сейчас здесь будет жарко: демоны, паразиты, падальщики. Ты сделал ее объектом демонической атаки и полномасштабного вторжения.
Менялась погода в мире физическом. Темнело. У горизонта клубились не тучи – сюда слетались демоны. Прокладывали маршруты в подпространстве их адепты. Ведомые чутьем, сбивались в стаи тени. Голодные чудовища искали цель.
Их жертва сейчас находилась без сознания. Я же оказался удаленным игроком: под ее запретом, с волчьим билетом и без тормозов.
Монстра ломало: «Я знал, родная, времени у нас мало. Но не думал, что оно закончится так скоро».
Демон уже предвкушал мое долгожданное «воссоединение» с половиной:
– У тебя нет выхода, сынок. Если ты не возьмешь ее, то любой адепт… Тот же гибрид ее убьет. Так соверши акт милосердия – сделай это быстро, безболезненно. Она не будет мучиться. А ты станешь совершенным. Оружием.
Я смотрел на беззащитную спящую девочку, зачарованно следил за пульсом на сонной артерии своей идеальной жертвы, превращался в четырехметровое чудовище, но через хаос жажды, мутации и демонического штурма все больше убеждался, что никогда ее жизнь не оборвется по моей вине.
– Глупец! Мало тебе инфаркта? – Наблюдая, как обнадеженный паразит чертыхается в застенках моего сознания, я бы рассмеялся. Если смог.
Выход был. Сквозь багровую дымку помню, как определил координаты первых материализующихся симбионтов. Встретил фары нескольких машин, две вспышки червоточин, и осатанел: «Гибрид?!»
Медиум взломал ее ментальную броню, поглотил весь негатив, закрыл собой. Сигнал Камиллы исчез с демонических радаров. Вся энергия ушла на щиты. Гибрида и всю его криминальную братию выбил в подпространство. Уже вываливаясь из машины, автоматически регистрировал: задние фонари отъезжающих автомобилей, следы исчезающих туннелей – аномалии закрыты.
Зверь не блефовал. Захватывая цель, я иронично оценил степень разрушения: «Пропал», рухнул на колени, но упорно полз к болоту, чтобы увести их от нее и сгинуть вне.
«Главное, она жива, под моим щитом, недоступна и невидима для демонов и их адептов. А с собой я разберусь… Должен», – успел ухватиться за ускользающую здравую мысль. Подчиняясь инстинкту самосохранения, тело стало раздаваться. Разворачивался протокол мутации. Я боролся… Проиграл.
Свежие порывы ветра. Пустая трасса. Топкая стерня. Заболоченный луг с кустами ивы. Одинокий шершавый ствол. Колючая трава. Голова, как трансформаторная будка. Время остановилось. Кома.
Единственное, что мне удалось на последних секундах гаснущего сознания – блокировать жажду. Последний вдох, и вампира прошило.
– Люк! – На внутренней стороне сетчатки отпечаталось ее напуганное лицо.
Мой узник ржаво предупредил:
– Насчет твоих хищных инстинктов я бы не был так уверен…
Тучевое небо зависло над сонным жнивьем. На изломе – чернильным монументом реденькая лесополоса. Прохладно. Ветрено. Тревожно. Пахнет сеном, тиной и грозой. Небо озарилось сеткой молний. Грянул гром. Жутковатую идиллию порвал протяжный нечеловеческий вопль…
Я схватилась за телефон, и со следующим ударом сердца осознала свою сиротливость на незнакомой сумеречной трассе: «Абонент недоступен». Без гудков.
– Люк! Где ты? – На пустом шоссе сгущался мрак вечернего безмолвия. Где-то насмешливо ухнула сова. Оглядываясь в поисках малейшего признака движения, я отчаялась и открыла багажник. – Жак! Ли! Где папочка? Ищите!
Два дога сорвались в темноту. Спотыкаясь вслед за ними, я добрела по чавкающей стерне до деревьев, ступила на топкий луг и… добровольно согласилась на шизофрению.
На земле, среди стелющихся колючих зарослей, лежал каменный колосс – бездыханная статуя, без пульса на сонных артериях и реакции расширенных зрачков на свет фонарика. Параллельно мнемонической памятке экстренной реанимации изумленное сознание бомбардировали отголоски паники:
– О, Боже! Какого черта ты забрался практически в болото? Я же не в состоянии тебя тащить. А ты гораздо внушительнее, чем казался!
Несмотря на собачьи завывания, крупную дрожь в руках, слезы и сердечную боль неясного происхождения, я настойчиво волокла одеревеневшее тело на сухую, ровную поверхность. Сражаясь с тремором, чтобы не перепутать последовательность действий, пугало с огромными глазами сосредоточенно твердило:
– Тройной прием – голова, челюсть, рот. Дыхание с интервалом четыре – пять секунд. Компрессия – на два поперечных пальца выше мечевидного отростка, два через тридцать, сто в минуту… – Методичные действия высвобождали сознание из плена хаоса и страха. – Ну, помоги мне! Слушай. Пять, шесть, семь… – Воззвание к ледяному изваянию. Безрезультатно. Признаки жизни отсутствуют. Снова тридцать ритмичных нажатий. Маятник. Компрессия грудной клетки. – Люк! Дыши! Гордон, дыши! – Голова запрокинута. В руках маска истукана. Очередная порция воздуха. – Прошу! Не уходи.
Шок крепчал. Ветер превращался в ураган. Эффект мероприятий оставался прежним – нулевым. Его состояние – клиническим. Компрессия и принудительные вдохи шли на автомате. Сама ситуация казалась беспрецедентной, просто нереальной: «Неужели, вот он – мой Гордон, неизменно волевой, организованный, неуязвимый – здесь, на моих руках, бездыханным телом?! О, Боже, у меня осталось не больше полторы минуты!»
Подавляя панику и дрожь в руках, я призывала на помощь все самообладание. Но рациональность отказала:
– Пульса нет! Не чувствую! Мерзавец, как ты посмел? Последний шанс. Прекардиальный удар. – Вместо дефибриллятора – два пальца на его грудине. Экстренная реанимация. Весь гнев вылился в один единственный удар. – Живи! – Безжизненное тело дернулось в конвульсии. Пульс пробил сонную артерию. Снова массаж сердца и дыхание. – Три, четыре, пять… Работай! Возвращайся! Четырнадцать, пятнадцать… Ты не уйдешь! Двадцать два, три, восемь… Только не снова и не ты… Тридцать… Дыши! – Паника трансформировалась в ярость. Я отшвырнула салфетку – барьер между губами: «К черту формальности!»
Ледяной рот статуи. Свежий воздух наполнил его легкие. В моих глазах на миг потемнело. Второй вдох, и уши заложило… Гордон самостоятельно вдохнул. Проверила пульс на сонной артерии, температуру тела, зрачки. Он постепенно возвращался к жизни. Дыхание было еще ничтожно слабое. Я заставляла его принудительно дышать:
– Ты справился! Люк, ты – молодец.
Еще выполняя массаж сердца, я чувствовала, как силы иссякали. Мобилизация уступила место головокружению, внутреннему тремору и истощению. Мгновение, и меня накрыло. Почва уезжает из-под ног. Теряю равновесие. В ушах – гул. Я и реальность – существуем порознь. Нервная система не справлялась с непосильной перегрузкой и бессовестно обесточивала прямо на ходу.
На глаза навернулись предательские слезы. Дрожащими ладонями постаралась вытереть лицо, и обнаружила кровотечение из горла и носа. «Врачебная ошибка. Заляпать своей кровью пациента? Эпик фейл! – закашливаясь отповедью и кровью, я потеряла контроль над состоянием и прислонилась к одинокому стволу старой ивы среди заболоченного луга. – Господи, что со мной?»
Собаки повизгивали, но слушались команды.
– Тише, все хорошо. Лежать. – Поразилась своему безжизненному голосу. Дотронулась до его ладони, фиксируя температуру тела и пульс на лучевой артерии. Первую помощь я оказала. Дальнейшая реанимация должна проводиться медицинскими работниками, а я вообще не знала, где мы находимся.
Телефон разрядился. Воздух трещал от электрических разрядов. Над полем выстреливали молнии. Отражая вспышки, болото угрожающе стонало. Дальше машины все очертания сливались со шквальной темнотой. Нагретое дорожное полотно клубилось конденсатом. Дождь стоял сплошной стеной, но не задевая, обтекал нас стороной. Меня укачивало, словно на виражах гигантской карусели. «Надо добраться до машины», – анализируя наше положение, я старалась сохранять глаза открытыми, разум – ясным, но проигрывала и коченела.
По-особенному злой, ураганный порыв ветра перехватил дыхание и, на миг обжигая ледяными градинами, заставил обратить внимание на пациента. Подавляя неприятные предчувствия, пришлось выступать в качестве временной защиты. Сомнений в отрицательной реакции Гордона не было. Авторский императив: «Я в этом не участвую», – был красноречив. Смиряясь с грядущими циничными комментариями, я аккуратно укладывалась на холодной груди, закрывая его собой:
– Дыши. Сейчас станет теплее, – чувствуя, что иррационально уменьшаюсь до беспомощного, слабого комочка, хлюпала носом на его раздающейся груди и, неся бред о своем сожалении, старалась облегчить душевные терзания: «Мало Марка? Теперь Гордон».
Его ладонь теплела и приобретала природную эластичность. Я контролировала пульс. Но в этом уже не было необходимости. Грудь вздымалась увереннее, ритм сердца доносился все отчетливее, температура приходила в норму. Стараясь не бередить свое пошатнувшееся сознание, я на веру приняла и изменения в размерах, которые тоже возвращались к естественным параметрам.
– Я сделала все, на что способна. Прости, у меня нет сил. Выпадаюу-у…
По щекам текли слезы, теплая струйка бежала по подбородку и обагряла шерсть пуловера. Мгновение, и я провалилась в пустоту…
– Возвращайся! Слышишь? – Его далекий рык пробивался через толщу помех. Интонация и непереводимый мат говорили о нервном срыве. – Почему я весь в твоей крови? Что ты сделала перед тем, как потерять сознание? Это важно! Говори!
– Ре-а-ними-ровала. – В ушах стояла акустика, усиленная эхом.
Взволнованный голос пробился через слуховые галлюцинации и стал ближе, в нем сквозило неверие:
– Ре-а… Что?! Да как это?
– Элементарно. Ты был без сознания.
– Был. Да! – он потерял всякое терпение. – Что именно ты сделала?
– Прекардиальный удар, непрямой массаж сердца и… – я силилась закрыть лицо руками, но тело не слушалось, – и искусственная вентиляция легких.
– Ты, – запнулся, – за меня дышала? Рот в рот?! – С досады я закусила губу. Не зря. Меня оглушил рев негодующего зверя. – Никогда! Запомни! Никогда! Без моего согласия никаких контактов! Тем более… Аа-а! Я же мог убить тебя!
– Убить?! Ого! Не думала, что настолько задену твои чувства. – я проглотила истеричный ком и с возмущением обнаружила себя в «удерживающей» хватке собственника. Словно ужаленная, подскочила и абстрагировалась от него горькой усмешкой. – Да не пользовалась я моментом! Это было единственным решением.
Голова снова закружилась. Я прикрыла глаза и получила позорный выговор:
– Зачем ты рисковала? – На запястье сошлись тиски.
– Рисковала? Чем? Вернуть к жизни собственного инквизитора? – Стряхнула его руку, без манер утерлась рукавом, неуклюже поднялась на нетвердые ноги и пробормотала под нос. – Пожалуй, я недооценила свои риски.
Он сорвался так, что заложило уши:
– Собою! Твою мать! Будь моя воля – ты даже в одной реальности со мной не родилась!
Меня повело, но соскользнуть на жнивье не позволил скрученный рулоном скирд сена. «Бежать!» – потрясенная грузом осознания, я еще обходила колкое препятствие. Несколько шагов, и снова наткнулась на тирана. Мой бывший пациент был в абсолютном здравии. В роли пострадавшей теперь выступала я. Медленно, словно боясь спугнуть дикого зверька, Гордон смыкал вокруг меня объятия:
– Иди ко мне. Ты не должна была узнать. А я не справился… – успокаивающий голос с характерным ритмическим рисунком запускал принудительное программирование. Очнулась, а сильные пальцы уже бесцеремонно хозяйничали в волосах и массировали мой затылок. Над ухом продышали. – Смилуйся над моим безумием. Я не пожертвую тобой. Оставь мне эту… тайну.
«Стоп!» – последняя пауза, и все пазлы сложились в комбинацию.
– Тайну? Еще одну? – я отстранилась и оценила реакцию раскрытого резидента, который так правдоподобно умолял о доверии. – Потрясающая актерская игра. Сбрось образ. Вопрос с подкидным дураком решился.
– Ты час была без сознания. И у тебя… – мой психотерапевт занервничал.
– Шизофрения? – я оборвала этот фарс и с презрением выплюнула в лицо лицемера. – О, Бога ради! Перестань! Я подозревала, что тебя наняли родители.
Я была уже у соломенного скирда, но сбежать не удалось. Удав атаковал.
– Стоять! – Гордон схватил меня за локоть в своей силовой манере. Я ощетинилась сиамской фурией в глаза, подсвеченные светоотражающими линзами:
– Не смей! – Выдернула руку. Потеряв опору, пресловутый «акробат» изумленно распахнул глаза и неспортивно отлетел назад. – Я не подопытная крыса.
Гордон тяжело приземлился в траву, скрестил по-турецки ноги и нащупал сухую крепкую жердину. Его маневр спровоцировал мой монолог. Я застрочила:
– Так все было подстроено? Сначала аллея, цветы, эти дикие ситуации с преследованием. Неподдающееся никакой логике насилие. И рыцарь-тамплиер. Ты так втирался в мое доверие? Друг? Просто так?! – задохнулась и, чтобы не заверещать, закрыла рот ладонями. – Даже инфаркт?! Господи, ты выкрутился. «Сбежал из кардиологии»?! И я поверила. Да у меня же все клинические признаки изменения модели мира! Неужели я была настолько очевидна, что они решились на такой извращенный метод терапии?
Он сжал челюсти и покачал головой. Я осознала себя жалкой дурой с психическим расстройством, схватилась за виски и взвыла в голос:
– Ты поместил меня в те жуткие условия. Воспроизвел все, от чего я убегала. Кто рассказал тебе? Кто, кроме них? – События, которые ранее не выдерживали никакой критики, выстраивались в организованной последовательности. Я не успевала за инсайтами. – И ни разу не прокололись. Не спросили…
Перед глазами проносились кадры, когда отец неожиданно менял тему: «И меня это не насторожило?» От остроты эмоций заложило уши.
– Господи, какая я… Нет, не идиотка. Я просто верила тебе, – сдержала слезы, оборвала истерику и в одностороннем порядке расторгла контракт «клиент – терапевт». Взглянула в его глаза, даже в темноте увидела подавленность и поинтересовалась менторским тоном супервизора. – Позволь уточнить – ты хоть запатентовал свой инновационный метод психотерапии? Или проводил клинические испытания на мне? Я даже не спрашиваю, каков твой гонорар. Ты заслужил. Можешь рассчитывать на кейс. Я засвидетельствую, что ты поступал этично и не пользовался ситуацией. Никакого контр-переноса с твоей стороны. Ты не нарушил кодекс психотерапевта. А что до твоего шокового метода – назвать дерьмом…
Сглотнула, но не от оскомины унижения. Все это время он сидел с закрытыми глазами и расчленял сучковатую дубину. Глухой характерный хруст насторожил: «Это пальцы?» – к горлу подступила тошнота.
Из всей моей тирады он выделил концовку:
– Психотерапевт развел тебя на чувства?
Я всмотрелась с подозрительностью в обескровленное лицо. Он даже не поморщился, когда резким рывком вставил суставы.
– Не льсти себе. Ты – профнепригодный, – я пожала плечами и процитировала оппонента. – Мы друзья. Не больше. Да и это благодаря моему трансферу. Чувствам клиента к терапевту. – Аристократка Бриг, дочь Тамары Львовны отработала как леди – с легким наклоном головы. – Благодарю за опыт.
Развернувшись, на одном упрямстве устояла на ногах.
Гроза прошла. В туманной влажной мгле со стороны болота мерцали редкие блуждающие огоньки. Волна ужаса прошлась по коже, поднимая волоски. Я забила на суеверия и растерялась: «И где машина в этой темноте?» Мой четвероногий поводырь тут же подставил холку под руку. Жак тенью пролетел к хозяину. Утирая слезы и сосредотачиваясь на дыхании, обессиленным недоразумением я спотыкалась, но шла за собакой к шоссе. Добралась до автомобиля, захлопнула за Ли багажник, и в затылок зашипели:
– Заблуждение. Одна. Большая. Гребаная-аа… – Я съежилась. Его голос нарастал по экспоненте, пока он не рыкнул. – Ложь!
Меня перехватили, развернули в воздухе и впечатали в каменную грудь. Его губы оказались на расстоянии вдоха:
– Но правда хуже. – Ноздри трепетали. Глаза, как два софита, ослепляли и плотоядно скользили по лицу. – Я не настаиваю. Но вдруг ты хочешь знать? – Ладони порочно кружили по спине, пока не разделились. Одна – спеленала мои пальцы и туго зафиксировала обе кисти за спиной, вторая – захватила затылок, притягивая еще ближе. Я вросла в него. Хищник мстительно ворожил у самых губ, замораживая их своим дыханием. – Хочешь знать всю доказательную базу?
Онемевшая, я едва смогла кивнуть, и его перекосило. Вся мощь демонического обаяния просела. Руки потеряли хватку. В глазах промелькнула обреченность и тоска. Провокатор переиграл себя и, не ожидая того сам, был вынужден признаться: