Мария Фомальгаут
Шедевремя
Новые судьбы
…что за судьбы пошли, что за судьбы, куда катимся вообще – вот то ли дело раньше судьбы были, ворчат судьбы, которые были раньше, они человека из-под земли достать были готовы, вцеплялись в человека клещами, не отпускали, звали за собой на край света, скорей-скорей из маленького городка в дальние дали, навстречу мечтам, пусть даже несбыточным, мечтам, она чем несбыточнее, тем лучше. А сейчас что? Сейчас-то что, мы вас спрашиваем? Что за судьбы в городке, которые из городка никуда выбираться даже и не думают, люди даже не ищут, ждут, когда человек сам к ним где-нибудь в кафе или на остановке подсядет, даже не смотрят толком, что за человек, ну человек и человек, и ладно. Раньше каждого человека только что под микроскопом не проверяли, если видели талант какой, так за такого человека только что насмерть не бились, а сейчас талант, не талант, хватают первого попавшегося прохожего, и давай им крутить, как хочется. Нет, с такими судьбами мы далеко не уйдем, ворчат старые судьбы, что значит, где родился, там пригодился, понятно, что шанс один на миллион, но попробовать-то хотя бы надо, хотя бы попробовать…
Начало истории
…эту историю следует начать с самого начала – то есть, от Большого Взрыва, когда разлетелись мельчайшие частицы, из которых должна была сложиться вселенная в целом и наши персонажи в частности. Нет, пожалуй, нужно начать эту историю еще до большого взрыва, – когда что-то пошло не так, взрыв не состоялся, вселенная не получилась – не хватило каких-то постоянных, переменных, констант. Поэтому мир не получился и герои тоже, этому миру хватило только каких-то ничтожно малых фрагментов, чтобы создать даже не героев – отголоски их мыслей, снов, кусочки судеб, мимолетные жесты, случайные взгляды. Несостоявшиеся осколки вонзились в уже существующие вселенные, затерялась там, рассыпались по мирам, судьбам, характерам, и иной человек нет-нет да и подмечал у себя какой-то странный жест, или взгляд, или обрывок так и неприснившегося сна, или идея, которая никак не могла прийти в голову, но вот почему-то пришла…
Составить из этих разрозненных осколков историю не представлялось возможным – тем не менее, история случилась, да такая, что сама от себя не ожидала…
Непривычный дом
…на этот раз мне достался довольно-таки необычный дом – он не мог ездить с места на место, а поэтому стоял на окраине улицы с незапамятных времен. Я попытался представить себе, о чем думает, и как живет дом, который за всю свою жизнь не видел ничего, кроме соседней стороны улицы и леса за поворотом дороги – увы, моей фантазии не хватало. Я понимал так, что этот дом был построен в незапамятные времена, когда и сами люди не странствовали по свету туда-сюда, а врастали корнями в землю и оставались так на свою жизнь. Я пытался вообразить жизнь неподвижных домов в неподвижном доме – и при всей своей фантазии не мог нарисовать себе эту картину. Мне не хватало привычного дома, в котором я странствовал с места на место, и я надеялся вернуться к нему – хотя бы через пару месяцев. Кто же знал, что мое недолгое существование в неподвижном доме перевернет мою жизнь буквально с ног на голову. Тогда я даже не задумывался об этом, когда открыл массивную дверь, вошел в холл – и изумленно ахнул…
Меняющий дома
…мой человек все еще не верил мне – и все-таки пошел за мной, тающий, как свечка, я бы сказал, что от его жизни остался один дотлевающий огарок. И все-таки он идет за мной, хватаясь за мои стены, сомневаясь – и веря мне как никогда раньше…
– Уже сейчас… – говорю я, – уже близко… уже вот… вот…
Мы подходим к дому со странным футуристическим интерьером, в жизни бы не подумал, что бывают такие дома, да каких-нибудь лет пять назад ничего подобного не было, только то было лет пять назад, а то сейчас…
– Здравствуйте, – вежливо кланяюсь дому, – разрешите поговорить с вашим хозяином?
– М-м-м… – дом хмурится, – боюсь, он сейчас отдыхает, я бы не хотел его тревожить…
– О, прекрасно вас понимаю, сам терпеть не могу, когда меня будят, – многозначительно поскрипываю всеми своими досками, – но боюсь, дело не может подождать… мой человек… он тает, скоро от него останется один погасший огарок…
– О, понимаю, понимаю… правда, не совсем понимаю, вернее, совсем не понимаю, чем он сможет вам помочь… он не врач…
– Тем не менее, он знает один секрет, который очень важен для нас.
– Да? Вот уж в жизни бы не подумал… впрочем… Уважаемый Картер, разрешите вас потревожить?
– Что такое, я же просил меня не трогать? Или так и будешь меня дергать? Что там такое, только сегодня шнурки для посудомойки со скидкой сто тыщ процентов?
– Простите… – стараюсь говорить как можно вежливее, – мой хозяин тает…
Картер смотрит на моего человека, на протянутую для пожатия руку, на высохшее лицо, почему-то кланяется как можно вежливее, но к руке не прикасается, боится заразиться, не понимает, что это не заразно…
Перехожу к делу:
– Уважаемый Картер… как я слышал, за свою жизнь вы сменили уже шесть домов…
Картер откашливается:
– Ну что вы хотите, жизнь меняется, сейчас вот работу предложили в этом городке…
– Так как вам это удалось? Вы пережили пять домов… обычно дома переживают людей, я вот стал свидетелем жизни восьми поколений…
– Ну, это раньше было, сейчас по-другому все…
– Но как вам удалось прожить так долго?
– Долго? Да мне двадцать пять в ноябре исполнится…
– Двад-цать пять? Но как тогда… вы сменили столько домов…
– Ну а как вы хотите, нынче здесь, завтра там…
– Постойте-постойте… вы хотите сказать… все эти дома… живы?
– Живы, конечно… где в доме плитка отвалилась, так это не я, а меня же чинить заставили…
Я не знаю, что ответить, вертится в голове безумие, безумие, двадцать пять лет, пять домов, двадцать пять, пять…
Поворачиваюсь к своему человеку, понимаю, что не нахожу слов:
– Простите… я… очень… сожалею…
– Ничего, ничего… – он посмеивается, вижу, как оживленно вспыхивает свеча, которая была готова погаснуть…
Изогнутая страна
…на северо-запад ходили редко, да чего ради вообще ходить на этот северо-запад, там наша земля плавно спускалась в другую реальность, чтобы не пересекаться с северо-западным землями, с которыми у нас была война. Иногда когда хотелось уединения, люди шли туда, как говорили – на край земли – смотрели в пустоту, подернутую туманом.
Интереснее было ходить на юго-запад – там земля нашей страны плавно переходила в земли, с которыми у нас война только-только намечалась или наоборот, уже сходила на нет. Можно было перейти рубеж, купить подвески из молодой луны, чтобы не то отгонять от своего дома драконов, то ли наоборот, их приманивать.
Некоторые отчаянные головы, впрочем, все еще упорно продолжали ходить к северо-западу, сидели на краю бездны, смотрели в никуда, ждали, что что-то переменится, и земля поднимется из пустой реальности в реальность, где за туманом есть другие земли. Что вы хотите, говорили им, нам все время приходится балансировать между миром, в котором настоящая война, и миром, в котором война, конечно же, есть, но такая, что как бы и нет, ну вводят друг против друга какие-то законы, ну это ничего, лишь бы кровь не лилась.
Вверх края нашей земли не поднимались никогда – там было что-то непонятное, неведомое, какой-то мир – никто не знал, что это за мир такой, туда предпочитали не только не соваться, но даже не смотреть в ту сторону.
После полуночи
…нам запрещалось выходить из дома после полуночи – поэтому когда приходила полночь и оставалась до утра, пила чай с вареньем и м нам надо было выйти из домов утром – сначала выходили мы, кланялись ночи, ну вы извините, вы же понимаете – а потом уже выходила ночь, благодарила за гостеприимство.
Когда приходил рассвет, и нам нужно было выйти из домов, мы просили сначала выйти рассвет – извините, что беспокоим, но вы же понимаете, так надо – а потом выходили за ним. Потому что покидать дома до рассвета было нельзя.
Мы ловко обходили запреты, мы больше не боялись ночи. Иногда кому-нибудь из нас казалось, что мы делаем что-то не так, – такие мысли возникали, когда мы проходили через дверь или натыкались на собственные кости, лежащие у ворот какого-нибудь дома. Впрочем, мы быстро отгоняли от себя эти мысли, считали, что они вызваны переменой погоды или слишком ранней весной…
Потому что…
– А что такое мечта?
– Ну как тебе сказать… мечта… Ну, мечта и мечта, мечта она и есть мечта.
– А почему есть город Прага и мечта про город Прагу, город Мадрид и мечта о городе Мадриде?
– Ну, потому что так заведено, что непонятно-то?
– Ну, почему-у?
– Ну, потому что вот так оно все.
– А почему мечты то появляются, то пропадают?
– Ну, потому что сами города то появляются, то пропадают, вот так.
– А города же не пропадают, они же всегда на месте стоят?
– Ну… так полагается говорить, что города то появляются, то пропадают.
– Ну, почему?
– Ну, потому что. И вообще, ты мечта о фестивале света, вот и свети давай, нечего тут вопросы задавать.
– А почему мы можем быть в мечте о городе, а в городе не можем?
– Ну, потому что мы мечты, что непонятно-то?
– А как сделать, чтобы мечты не исчезали и не пропадали?
– Ну, это ты никак не сделаешь.
– Ну, почему-у?
– Ну, потому что.
– А почему одни мечты ровно на месте стоят, а другие как мечты о Праге, то есть, то нет?
– Ну, что-то происходит… с Прагой.
– А ничего же не происходит, она как была, так и есть!
– Ну… все равно, что-то происходит… вот потому и говорят, то появляется, то пропадает.
– А я сделал, чтобы мечты не пропадали!
– Да ну тебя совсем, свети давай!
– Не, я правда сделал, чтобы мечты не пропадали… Это же так просто… ну… наш мир как будто не знает, что настоящие города не пропадают никуда… а если узнает…
– А почему наш мир пропал?
– Это у тебя надо спрашивать, почему все пропало, ты что сделал-то?
– А я миру показал, что города не пропадают… А что такое красное, горячее было? А почему наш мир пропал?
– Откуда я знаю, почему, это у тебя спрашивать надо, что ты устроил-то? Твое счастье, что меня уже нет, а то бы я тебе задал трепку… Что ты сделал? Как ты это сделал? Что с нашим миром случилось, что ничего больше нет, и мира нет?
– А я не знаю… а правда… а почему?
Книга о противостоянии
…пожалуй, сложнее всего пришлось авторам в мире под номером 34—62: и правда, когда прошлое и будущее существуют одновременно, трудно представить себе, чтобы будущее шло вслед за прошлым, да что значит – вслед, когда нет никаких завтра и вчера? И все-таки авторы справились со своей задачей, если это можно назвать – справились, ведь они представили прошлое и будущее, как не то города, не то страны, разделенные в пространстве, но не во времени.
Авторы в мире номе 12—82 справились похуже: у них не было проблем с завтра и вчера, ведь этого добра у них хватает, правда, они так и не поняли, какое именно брать завтра и какое именно вчера – но выкрутились, взяли первые попавшиеся завтра и вчера. А вот с противостоянием вышло сложнее, авторы просто не поняли, как может что-то чему-то противостоять – поэтому в книге просто существуют завтра и вчера, и вчера потихоньку превращается в завтра.
Никто не ожидал, что автор в мире 87—26 справится с задачей, ведь в его мире нет никого кроме него самого. Тем не менее, у него получилась едва ли не самая достоверная книга – ведь он отлично помнит, каким он был тысячи лет назад, и каким стал сейчас, и ему не стоило большого труда поссорить себя вчерашнего с собой завтрашним.
Самой большой неожиданностью стала неудача авторов из мира 56—12 – они просто не смогли выполнить задание. Это тем более странно, что в указанном мире есть и прошлое, и будущее, и множество людей, и сторонники мира, каким он был, и не менее ярые сторонники мира, каким он будет. Однако, оказалось, что между миром прошлого и миром будущего находится непреодолимая преграда, отчего жители прошлого просто-напросто не могут представить себе, что что-то будет после них, точно так же как и жители будущего не могут представить, что до них что-то было…
Конь Стебль
– …все… я поймал его! – сжимаю злоумышленника когтями, он даже не пытается вырваться, понимает, что попался крепко.
– И что? – Конь Стебль недоумевающе смотрит на меня.
– Ну как же… я… я поймал преступника…
– И что?
Смотрю на Коня Стебля, неужели он не понимает, и кого только в Коней Стеблей набирают, слов нет…
– Ну… я поймал преступника, значит, дело закрыто…
– С чего это вы решили, что дело закрыто?
– Ну как же… я поймал преступника…
– Что его ловить, вон их сколько ходит, бери, не хочу… – фыркает Конь Стебль, оглядывает вечернюю улицу, где свет фонарей выхватывает из темноты проходящие силуэты.
– Простите… не понимаю…
– Эх, чему вас только учат в ваших мирах…
– Должно быть, в вашем мире и правда все как-то по-другому… а почему вы не ловите преступников? Если их не нужно ловить, что тогда надо, чтобы раскрыть дело?
– Вы что, и правда не в курсе?
– Прошу прощения, нет.
– Ну, хорошо, преступника вы выловили, вот он, бери, не хочу, – Конь Стебль разводит копытами, – ну а преступление? Преступление? Что он совершил?
– Я думаю, что он сам вам скажет…
– Да? Первый раз вижу, чтобы негодяи сами рассказывали о своих злодеяниях!
– Ну, мы пообещаем ему, что уменьшим срок наказания, или он отделается штрафом, если расскажет нам все…
– Что все? Что все? – фыркает Конь Стебль, – вы думаете, что он что-нибудь скажет?
– А почему бы и нет? – выжидающе смотрю на злоумышленника, – вы же расскажете нам, что вы натворили… не так ли?
– Но… – пойманный оторопело смотрит на меня, – как я могу это сделать?
– Очень просто… просто скажите, и все.
– Но как я скажу вам то, чего не знаю?
– Не знаете? Как вы можете не знать, что вы натворили?
– А как я могу это знать?
Оторопело смотрю на Коня Стебля, это новенькое что-то, неужели…
– У вас что… преступники не знают, что они совершили?
– А как они могут это знать?
– Ну… э…
– …ничего себе, в вашем мире злодеи знают, что совершили? Как у вас все должно быть просто…
– Ну, ничего не просто, у нас посмотришь на человека и не скажешь, что он злодей…
– Как же так?
– Ну… вот так… – пытаюсь объяснить, понимаю, что у меня это не получится, говорю сам не знаю, зачем, – только не говорите мне, что мы должны найти преступление, которое он совершил.
– А что же еще?
– И… – понимаю, что выгляжу идиотом, но все-таки спрашиваю, – и где мы будем его искать?
– Ну, если нам повезет, мы разыщем его в кафе «Кримен», но вряд ли преступление будет так спокойно разгуливать по городу, если его человека уже поймали…
Конь Стебль ловко подхватил ближайший экипаж, кинул ему несколько монет, скомандовал – в Кримен. Мне не оставалось ничего кроме как прыгнуть в экипаж вслед за преступником, а Конь Стебль н нашел ничего лучше как запрячься в экипаж, – и вот так вчетвером с экипажем мы поехали по туманным улицам – действительно, улицы были сделаны из цельного куска тумана.
Кафе «Кримен» оказалось меньше, чем я его себе представлял, оно было поистине крохотным, чтобы уместиться в нем, мне пришлось встать на четвереньки. Тем более было странно, что кафе оказалось под завязку забито всевозможными злодеяниями – были здесь и жестокие убийства, и хитроумные ограбления, и коварные заговоры, и что-то причудливое, в чем я с трудом угадал взломы данных.
– Посмотрите хорошенько… – прошу задержанного, – здесь нет вашего преступления?
– Как же я могу это сказать, если я не знаю своего преступления?
– Ну, может, если вы увидите, то узнаете…
– Нет… – хмурится, оглядывается, – ничего подобного…
– Ну что вы, так это не делается, – мотает головой Конь Стебль – кто же спрашивает у преступника? Спрашивать надо у преступлений… Уважаемые убийства и грабежи…
– …и кражи.
– Да-да, и кражи.
– …и похищения.
– Да, и похищения.
– …и заговоры.
– Э-э-э… уважаемые! Кто-нибудь из вас знает этого человека?
– Вроде что-то знакомое, – осторожно говорит кража со взломом, украшенная украденными драгоценностями.
– Так это он вас совершил?
– Нет, он сделал что-то другое…
– И что же?
– Ой, сложно… это преступление иногда заходит сюда… но мы никак не можем понять, что же оно из себя представляет.
– В смысле… вы не понимаете, что это за преступление?
– Вот именно… оно не похоже ни на взлом, ни на убийство, ни на кражу, ни на похищение… Мы спрашивали его, но оно только разводит руками, оно само не может понять, кто оно такое… Верите ли, преступление даже хотело нанять следователя, чтобы он помог ему разобраться, кто оно!
– Признайтесь, вы сейчас просто водите нас за нос? – фыркает Конь Стебль, это у него здорово получается, фыркать…
– Ничего подобного, можете сами с ним поговорить, – сапфиры на Краже Со Взломом нервно покачиваются.
– То есть, предлагаете нам сидеть тут и ждать, когда через пару месяцев глядишь сюда заглянет преступление этого господина? Ну да, похоже, больше ничего не остается, только устроить слежку…
– Ну почему же, можете наведаться к нему домой, – кивает кража со взломом.
– Если бы мы знали, где оно живет…
– …я знаю, я знаю, перекресток, дом без номера.
Спрашиваю:
– Какой перекресток?
– Да у нас в городе один перекресток, причем без улиц, – фыркает Конь Стебль, – и там только один дом…
– …этаж Пи…
Меня коробит:
– Это еще что?
– Ну, вы понимаете, он не третий и не четвертый, а, так сказать, три целых, четырнадцать сотых…
Смеюсь:
– И комната без номера, да?
– Нет. Номер без комнаты.
Понимаю, что ничего не понимаю, покорно следую за своими спутниками, экипаж тоже присоединяется к нам, Конь Стебль хочет ему заплатить, экипаж отнекивается, что вы, что вы, какие деньги, в кои-то веки мне выпадает честь участвовать в расследовании самого настоящего преступления. Добираемся до перекрестка – я и правда вижу перекресток без улиц, дом без номера, чье количество этажей переходит в какую-то бесконечную непериодическую дробь – плутаем в лабиринте лестниц, уже хотим повернуть назад, когда спохватываемся, что не помним, где это назад, уже собираемся устроить привал и разбить палатку, когда неожиданно для самих себя выходим на непонятно какой этаж к огромной цифре четыре, положенной на бок – что-то подсказывает мне, что это и есть тот самый номер без комнаты, и если поискать, то можно найти дверцу, так и есть, а за дверцей крохотная прихожая, ведущая в холл, где открываются арки в кухню и спальню, н-да-а, неплохо живут преступления, неплохо…
– Уважаемое… преступление… – начинаю я, – позвольте спросить вас…
Мне отвечает тишина, какая-то недобрая, гнетущая, напуганная сама собой. Оглядываем комнаты, экипаж уезжает в спальню, тревожно вскрикивает – мы бежим туда, оторопело смотрим на безжизненное тело преступления, лежащее на ковре…
Догадываюсь:
– Его… его убили?
– Совершенно верно.
– И… и часто у вас убивают преступления?
– Да я первый раз такое вижу… – Конь Стебль снова разводит копытами, поворачивается к преступнику, – это ваше преступление?
– Да… теперь вижу… мое…
– И что же вы натворили? – спрашиваю в нетерпении.
– Да как вы не понимаете, я сам понять не могу, что я натворил! – вспыхивает задержанный, – вот посмотрите, на что это похоже… на кражу не похоже… на убийство смахивает, но не очень…
– Мне интересно другое… – Конь Стебль переступает копытами, помахивает хвостом, – кто мог убить… убийство?
– Это я сделал.
– Простите? – поворачиваюсь, смотрю на преступника, – вы…
– …я его убил.
– Вы… немыслимо… зачем вам понадобилось убивать убийство?
– Ну а как же иначе? – преступник окончательно встает на дыбы, – ничего себе у вас мир, преступления расхаживают по улицам, и вы ничего с ними не делаете!
– Ну а что мы должны с ними делать по-вашему?
– Как что? Преступления должны быть уничтожены!
– Как вы не понимаете, что виновато не преступление, а преступник? Пока преступление не совершено, оно ни в чем не виновато… – Конь Стебль хватается за голову, – да что такое, понапускают сюда людей по обмену из других миров, а нам потом разбираться…
Спохватываюсь:
– А ведь я понял, что это за убийство…
– И что же? – настораживается Конь Стебль.
– Это убийство убийства, вот что это такое.
– Убийство…
– …убийства. Наш арестованный убил преступление, вот оно и появилось.
– Ничего себе… – Конь Стебль хватается за голову, – да вы меня с ума сведете… убийство, которое убили, но которого бы иначе не было, потому что если бы его не убил, то не было бы убийства, и оно бы не появилось…
– Так что вам придется отпустить меня, – кивает преступник.
– С чего это… отпустить?
– С того, что разве можно судить за убийство убийства? Тем более, я не только убил его, но я же его и создал…
Пока мы думаем, что ответить, преступник ускользает прочь из номера без комнаты, – я спохватываюсь, когда он уже теряется в лабиринте лестниц.
– Вот черт! – Конь Стебль ударяет копытами в землю, – мы его упустили, черт, мы его упустили… господин… – он поворачивается ко мне, – кажется, нам нужны ваши необычайные навыки искать не преступления, а преступников…
