Мария Фомальгаут
Сюита для скрипофона
© Мария Фомальгаут, 2016
© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тахион
А ведь я не сплю…
Мне так кажется.
Не должен я спать, ну никак не должен, утром встал, из дома вышел, а тут такое…
Или все-таки сплю?
Щипаю себя за руку больно-больно, чер-р-рт, синяк будет.
Нет, не сплю, наяву эта хрень, как пить дать наяву…
Хрень.
Иначе не скажешь.
Он и на человека-то не похож.
Нет, похож. Вот теперь похож, когда из плоского стал объемным, когда…
Чер-р-р-рт…
Так тоже бывает во сне.
В очень страшном сне.
Когда один человек разделяется на двух, они расходятся, разлетаются, один приплюснутый, какой-то вогнутый, движется спиной вперед, второй вытягивается во что-то длинное, немыслимое, летит к горизонту…
Смотрю на первого. Вогнутого. Идущего спиной вперед.
Зачем-то окликаю.
– Э-э-э… время не подскажете?
Тьфу ты черт, тут хрен знает, что творится, а я про время спрашиваю…
Не отвечает. Не так не отвечает, как не отвечают, когда не хотят разговаривать, а так не отвечают, что становится понятно: он меня не видит.
Совсем.
Делаю шаг к нему, протягиваю руку, интересно, что он сделает, когда я схвачу его за плечо, успеть бы еще объяснить, что я тут не мобилы отжимаю в парке, что я вообще человек мирный…
Моя рука проходит сквозь него, повисает в воздухе.
Вот оно что.
Так я и думал, какой-то мираж, какой-то глюк, улыбнитесь, это была программа розыгрыш…
Человек исчезает за горизонтом.
И все-таки меня не оставляет чувство, что он здесь был…
Смотрю на примятую траву, на сломанные ветки.
Был.
На траву падают три капельки чего-то вишнево-красного, догадываюсь – кровь.
Я напишу бестселлер.
Слово-то какое, бест-селлер, сразу и не выговоришь, одно Эс тут точно лишнее, если не оба, ломается язык об непослушное – с-т-с…
А я все-таки напишу.
Бест-селлер.
Действие у меня начнется… гхм… где-нибудь в тибетском монастыре. И неважно, что я никогда не был в тибетских монастырях, что-нибудь придумаю. И там молодые монахи приносят к старому настоятелю умирающего человека, которого они нашли в заснеженных горах. Видно, что парень шел очень издалека, шел один, много дней и ночей…
Благодаря заботам монахов парень постепенно возвращается к жизни, рассказывает, что его зовут… гхм… какое бы выбрать имя, чтобы не слишком затасканное, не слишком вычурное. Коля-Миша-Петя-Вася отпадают. Какой-нибудь Глюримэль тоже. А вот. Игнат. Или не Игнат? Ладно, пусть пока будет Игнат, там разберемся.
Так вот, Игнат рассказывает, что хочет научиться премудростям тибетского монастыря, хочет летать по воздуху, воскрешать мертвых, и что там еще они умеют. А настоятель монастыря говорит, что монастырь потерял свою магическую силу, потому что беглый монах украл некий амулет…
А теперь у меня действие перенесется в Эмпайр-стейт-билдинг, есть такой в Нью-Йорке, я знаю. Здесь некий большой человек с большими деньгами нанимает… Гхм, нет, не так. Разорившийся молодой банкир хочет выпрыгнуть из окна небоскреба, но тут его останавливает большой человек с большими деньгами и говорит, что простит ему все долги, если тот найдет монаха с неким драгоценным амулетом…
Потом действие переносится на палубу тихоокеанского лайнера. Он потерпит крушение, спасутся лишь двое, банкир и Игнат. Потом я перенесу историю в глухую сибирскую тайгу, где спрятана секретная лаборатория по производству…
Ладно, хорош мечтать, писать надо. Или нет, сначала надо план составить, сначала план. Потом сюжет перенесется в особняк в пригородах Лондона, где большой человек с большими деньгами в гневе узнает, что банкир так и не выполнил задание, до сих пор…
Потом все трое – банкир, Игнат и монах – встретятся в лесах Амазонки, или нет, встретятся только двое из них, потому что кто-то из них двоих окажется одним и тем же лицом. Не знаю, кто.
А финал у меня будет на Байконуре, где все трое (или двое) окажутся в кабине ракеты, стартующей на Марс. Ракета, разумеется, будет заминирована, а Игнат её разминирует… и артефакт вернет, и мир спасет… или наоборот, погубит, если Игнат и банкир – одно и то же лицо…
Как-то так.
Подумать надо.
Расписать.
Включаю комп.
…старый (здесь надо имя настоятеля, какое-нибудь вычурное и особенное) стоял на балконе монастыря (а в монастырях вообще есть балконы?) и смотрел на заснеженные вершины далеких гор. Опытный взгляд монаха безошибочно определил – приближается снежная буря, свирепая и беспощадная. Не повезло тому, кто останется этой ночью в горах, буря заберет его жизнь…
Настоятель плотнее закутался в плащ и спустился в большой зал, где собирались монахи для вечерней молитвы. Опытный взгляд настоятеля сразу же определил, что двух послушников не было на месте…
– А где… (здесь надо бы вставить имена, какие-нибудь тибетские, например, Банди и Тугэт)? – спросил настоятель у своего помощника.
(А есть ли в монастырях вообще помощники настоятеля, помощнику тоже имя надо дать какое-нибудь…)
– Они до сих пор не вернулись, учитель.
– Не вернулись? В такую непогоду?
– Да, учитель.
– Найти их…
Хотя нет, он не прикажет их искать, эдак погибнут и Банди, и Тугэт, и все, кто пошел на поиски. Настоятель будет стоять на балконе или на чем там, смотреть на горную дорогу, не мелькнут ли плащи послушников. Он будет волноваться, надо написать, как он будет волноваться, как старческие морщинистые руки будут бессильно сжимать перила… И наконец – о чудо! – в темноте надвигающейся бури покажутся монахи, вот они спешат по дороге, вот они успели спрятаться за воротами монастыря, и в ворота ударил мощный порыв ветра.
– Что вас так задержало? – начал настоятель, и тут же осекся, когда увидел ношу двух монахов: они бережно поддерживали что-то, завернутое в плащ, что-то, что было ни чем иным как человеком…
Звонят в дверь.
Вот так, ни раньше, ни позже, занят я, занят, счас табличку повешу, не беспокоить…
Делать нечего, плетусь к двери:
– Кто?
– ФСБ.
– Э-э-э-э?
– ФСБ. Откройте…
Черт… похоже на розыгрыш… очень какой-то невеселый розыгрыш.
Открываю, смотрю на протянутые мне корочки.
– Пройдемте, будьте добры. И ноутбук свой возьмите, пожалуйста.
– Э-э-э… я виноват в чем-то?
– Нет, нет, что вы, что вы… наоборот.
– Алексей, значит… Викторович… – человек в штатском смотрит в мой паспорт, – у меня сын тоже Алексей… Так вот, Алексей Викторович, вы тут роман писать затеяли…
– Было дело.
– И вот у вас там, в романе действие на Тибете начинается… а потом по всему миру скачет…
– Так.
– А вот посмотрите, вы в плане у себя пишете… вот у вас герой… банкир, если не ошибаюсь… так вот он сначала в Сибири из какой-то лаборатории сбегает… это у вас по местному времени стоит в восемнадцать-тридцать. А на следующей странице он оказывается в особняке под Лондоном… на одну минуту раньше. Это как это он у вас моментально переместился?
– М-м-м… ошибка вышла…
– Ошибка… так это он у вас не просто моментально, а скорость света превысил.
Вымученно улыбаюсь:
– Ну, бывает.
– Бывает… Его уже полгорода видели.
Меня передергивает.
– К-кого?
– Этого, кого…
Спохватываюсь.
– А я тоже видел… он… из ниоткуда появился… Из воздуха. Вот так надвое разошелся, и полетел…
– Вот именно. Ну, Алексей, вы у нас прямо Альберт Эйнштейн…
– Да… само как-то получилось…
– Само… вот и будем думать, как оно у вас получилось… хорошо вам, в Москву работать поедете…
– Да ну?
– Ну да… такими талантами швыряться нельзя…
Сажусь в машину, спохватываюсь:
– Я даже вещи с собой не взял…
Игнат мотает головой:
– Вам в Москве что надо дадут.
Набираюсь наглости, спрашиваю:
– Квартиру дадут?
– Не… при институте жить будете…
Настораживаюсь. Не к добру. Очень не к добру.
Водитель оборачивается, стреляет в Игната. В голову. Отчаянно дергаю дверцу машины, понимаю, что не выберусь.
Водитель кивает:
– Вы-то не бойтесь…
– А?
– Не бойтесь…
Протягивает ко мне руку, пахнущую чем-то едким, терпким, в нос ударяет что-то удушающее, проваливаюсь в звенящие звезды…
– Не узнали?
Большой человек с большими деньгами смотрит на меня.
– Узнал.
– Вот и отлично. Игнат, если я не ошибаюсь?
– Не. Алексей.
– Очень приятно.
– А вы?
– А что я, вы мне имя так и не удосужились дать… Ну что, Алексей… как вы это делаете?
– М-м-м… даже не знаю.
– А повторить сможете?
– Не знаю.
– А вы постарайтесь. Дело-то серьезное…
Осторожно спрашиваю:
– А мы… в окрестностях Лондона?
– Да, Алексей. Будете вести себя хорошо, свозим вас как-нибудь в город…
– С-спасибо, – оглядываюсь, – это поместье ваше… старинное, наверное… со времен короля Артура…
Вежливо улыбаюсь, тут, главное, не подать вида, что в гробу я его поместье видел, и Лондон его…
– Вы мне льстите. Построено в шестнадцатом веке, не так уж и давно… в тысяча пятьсот тридцать седьмом году…
– Потрясно… у вас тут, наверное, и конюшня есть… и лошади…
– Вы угадали мою страсть, Алексей.
– Породистые? Здорово… я у деда в деревне пару раз верхом ездил… там лошаденки-то старенькие…
– Алексей, вы мне зубы не заговаривайте, вижу же, только и думаете, как сбежать… не выйдет. Даже не пытайтесь. Пойдете в полицию, вам же хуже будет, для полицейских вы террорист, объявленный в международный розыск. Ну что же… пойдемте позавтракаем… и посмотрим, на что вы годны… как писатель…
Выходим из комнаты, хозяин идет позади меня, командует – вниз, пожалуйста, спускаюсь по лестнице, а поместье и правда немаленькое, именно так я его себе и представлял.
На ходу заглядываю в одну из комнат, вздрагиваю.
– Любуетесь?
– Он… он мертвый?
– Он в коме… да вы не бойтесь, можете подойти, посмотреть…
Не хочу, но зачем-то подхожу, смотрю на лежащего под капельницей.
– Узнаете?
– Н-нет…
– А зря. Это вы его так.
– Я? – меня передергивает, – слушайте, я ни в жизнь никого… Ну с пацанами за гаражами дрался… ну это когда было…
– Да нет… тут другое…
Наконец, узнаю человека. У которого я спрашивал время, а он мне не ответил.
– Сможете его оживить?
Вздрагиваю.
– Ой, нет… не знаю.
– А зря. Надо думать, это если люди со сверхскоростью света переноситься туда-сюда будут… И при этом не впадать в кому… можно считать, что будущее уже наступило.
Киваю.
Главное, делать вид, что все хорошо. Пойдем завтракать, посмотрю дом, где выход, где калитка, где что…
2016 г.
Восьмерка на боку
Количество абонентов – 8
Количество вариантов состояний – 8
Это я у завлаба в блокноте прочитал.
– Что-то подсказать?
Покупатель смотрит на меня, как на… как не скажу, на что.
Я сегодня телефоны продаю.
Вы не торопитесь мне сочувствовать, это еще хорошо, я вчера вообще киллером был.
Не похож, говорите, на киллера?
Да я и на продавца сотовых не очень-то смахиваю.
А что делать.
Им там виднее.
Кому им?
Я не знаю их имен, я про них ничего не знаю. Я могу только догадываться, мы все можем только догадываться. Неделю назад мне повезло, поставили меня в какой-то исследовательский центр работать, начал анализировать, с какой частотой та или иная судьба встречается.
– Я вот что заметил… чаще всего встречается судьба маленького клерка.
– И что? – завлаб смотрит на меня, как на… как не скажу, на что.
– А то. Какая буква алфавита чаще всего встречается?
– О вроде.
– Вот. Значит, судьба маленького клерка – это буква О.
– Парень, ты не рехнулся вообще?
– А что такое?
– А то. С чего ты взял, что они по-русски говорят?
– А по-каковски?
– Ну конечно, у нас вся вселенная по-русски шпарит, и за пределами вселенной тоже…
Хлопаю себя по лбу, идиотище я, идиотище…
Думаете, это вчера было, когда я ученым был?
А нет.
Это сегодня. В магазине. Завлаб молодец, выискал меня, зашел, вроде как покупатель, а сам мне кивает, рассказывай, что вчера вычислил…
Чтобы передать сигнал, они задают характеристики жизни каждого человека, люди живут жизнь, идет сигнал.
(Из записей)
Сегодня опять меня киллером назначили.
По привычке записываю в блокнот, позавчера киллер, вчера продавец, сегодня снова киллер…
К-П-К.
Понять бы еще, что это значит.
Выжидаю.
Жертва появляется на дорожке, мужчина средних лет, вроде проблем с ним не будет…
– Время не подскажете?
Оборачиваюсь.
Вижу завлаба. Говорю, сам не знаю, зачем:
– Э-э-э… мне вас велели… убить.
– Что-то ты частенько киллером работать стал.
Развожу руками, куда деваться, не я выбираю, кем быть…
Устраиваемся на скамейке, завлаб достает сигареты.
– Куришь?
Мотаю головой.
– Не-е, завязал.
– Молодец, парень, я вот все не могу…
– Чего не можете, я же не сам завязал, это же эти меня в состояние некурящего перевели. Захотят, обратно сделают…
– Тоже верно… как думаешь, их двое?
– Кого?
– Этих…
Он показывает куда-то вверх.
– Нет, больше, наверное.
– А сколько?
– Не знаю… сто… двести… тысяча…
– Обоснуй.
– М-м-м-м…
– Не знаешь? А в науке так нельзя, ляпнул чего ни попадя…
– Да ничего не попадя, дайте подумать… вот… потому что нас много.
– И что?
– Ну не может быть, чтобы этих… хозяев наших только двое было.
– Чего не может, что ты их с людьми сравниваешь…
– А вот почему они именно людей берут?
– А кого?
Пожимаю плечами.
– Не знаю…
– А ты посмотри, у электрона во флешке сколько состояний?
– М-м-м…
– Два. По ту и по эту сторону затвора. Эх ты… так вот, нам этого достаточно информацию записывать… да-нет, вкыл-выкл…
– Черное-белое.
– Вот-вот. А у судьбы человеческой сколько состояний?
Вздрагиваю.
– Да до фига.
– Именно. Вот человека и используют…
Темнеет.
– Ты меня убить должен, – вспоминает завлаб.
– Пофиг.
– Чего пофиг, не успеешь.
– И не успею. И не буду я этого делать.
Завлаб бледнеет еще больше.
– Чего не будешь, надо же!
– И пофиг, что надо.
– А этих не боишься?
– Чего они сделают… ну увидят, помеха где-то в передаче, ну что теперь…
– Что-что, сейчас весь мир наш перелопатит, вот будешь знать.
– Из-за одной помехи? Да быть не может… сильно мы им нужны…
Количество абонентов – 8
Количество вариантов состояний человеческой судьбы – 8
Это у завлаба в блокноте.
Всего восемь.
Это хорошо. Восемь абонентов… теперь бы их разговоры расшифровать…
Сегодня я был богачом.
Ну как богачом, сыном депутата какого-то.
Оказывается, и такие состояния человека тоже бывают. То есть, я знал, что они бывают, но как-то не ждал, что со мной такое будет.
Решил с утречка никуда не идти, в кровати поваляться, подумать, не каждый день такая удача выпадает, подумать. Там уже и оторваться можно будет по полной, главное, не забыть, а то вот так вечером спохвачусь, а день прошел уже, вот так сколько завидовал этим, у которых яхты-самолеты есть, и даже не покатаюсь ни на чем таком…
Стук в дверь. Так, началось.
– Войдите!
Входит немолодая женщина, думаю, кто она мне.
– Вадим Ваныч, там к вам гость…
Хочу сказать, что никого не принимаю, спохватываюсь:
– Счас… скажите, счас я приду…
Наскоро одеваюсь, черт, даже не спросил её, кто пришел, что надевать, а то там, чего доброго, Президент на огонек заглянул, а я тут в джинсах с футболкой вываливаюсь…
Вываливаюсь.
Смотрю.
Не Президент.
Завлаб. Бывший. Не знаю, кто он сейчас. Вроде не Президент.
– Ну, привет.
– Здрассьте.
– Ты меня убить должен был…
Вздрагиваю.
– И что? Х-хотите, чтобы я вас…
– Да нет. Ты хоть сам понял, что сделал, когда меня не убил?
– А что?
– А то… Они же теперь меня и не замечают… меня как будто и не существует вовсе…
– Так здорово же, теперь вся жизнь впереди сигналы расшифровывать…
– Это-то да, а кушать что? Зарплату мне теперь тоже никто не принесет…
– А, сию минуту… – хочу позвать служанку, чтобы принесла завтрак, понимаю, что не знаю, как её зовут, а вот уже сама катит тележку с полными тарелками, спасибо, большое спасибо…
Вспоминаю:
– Вы вроде записи какие-то делали… расчеты…
– Было дело.
Осторожно спрашиваю:
– А они… сохранились?
– Обижаешь, конечно сохранились… с собой ношу…
– Можно… взглянуть?
– Взгляните.
Открываю тетрадь.
Не понимаю.
Количество абонентов – 8
Количество вариантов состояний человеческой судьбы – 8
И всё.
– А чего у вас восьмерка набок свалилась?
– Какая восьмерка? Э-э-эх, сам ты восьмерка…
– А что?
– Что-что… знак бесконечности знаешь?
2016 г.
Я не отдам тебе память
Я плотнее закутываюсь в свою скорлупу и расправляю крылья
Понимаю, странно звучит – закутываюсь. В скорлупу. Но в голову пришло именно это – закутываюсь. В скорлупу.
И расправляю крылья.
Приближаюсь к шару, окутанному серым туманом, вращаюсь вокруг него – все ближе, ближе, ближе. Шар чувствует меня, шар хватает меня – на расстоянии, держит в поле гравитации, не отпускает.
Отбрасываю крылья – больше они не нужны.
Падаю.
Туман расступается, проглатывает меня, увлекает глубже, глубже, глубже, навстречу неизвестности.
Хочу выпустить парашют, не выпускаю, всё равно некуда падать, мягко парю в тумане.
Моя скорлупа касается почвы.
Еще раз проверяю всё от и до, еще раз взвешиваю все за и против – выхожу из скорлупы.
Это можно назвать вторым рождением.
Туман прикасается ко мне, думает, сжечь меня дочиста или нет. Наконец, осторожно обнимает, принюхивается, чуть расступается, когда я делаю шаг вперед.
Это моя память.
Только моя.
Я тебе её не дам.
Ты входишь в комнату, ты видишь, что я перебираю память, свою память, до которой тебе не добраться.
– Смотришь? – спрашиваешь ты.
Пожимаю плечами – как видишь.
Спрашиваю:
– Хочешь посмотреть?
Ты осторожно киваешь:
– Не откажусь.
Я вывожу память на экран. Это неудобно, память движется медленно, ужасно медленно.
– А то давай… объединим, – предлагаешь ты.
– Ладно, и так видно.
Я не хочу объединять наши сознания.
Я не хочу становиться тобой.
Я просыпаюсь.
Вернее, не так.
Я выхожу из небытия.
Оглядываюсь.
Голубоватое сияние Фомальгаута смотрит на меня единственным глазом. Датчики услужливо подсказывают мне, что это Фомальгаут Бэ, я не понимаю, как Бэ, если Фомальгаут Бэ должен светиться желтым.
Датчики уверяют, что не ошиблись, что все так и есть.
Пожимаю плечами.
Навигатор ведет меня к единственной планете.
Плотнее закутываюсь в свою скорлупу и расправляю крылья.
Ты говоришь:
– Пойдем.
Мы с тобой выходим на улицу. Ты боишься отпускать меня одного, ты боишься, что я буду сам по себе.
Оглядываю улицу, отчаянно вспоминаю, как идти, по тротуарам, или по середине улицы, нет, кажется, все-таки по тротуарам…
Шагаю на тротуар, ты хватаешь меня, тащишь на середину улицы, шепчешь мне в лицо:
– Идиот.
Даже не возражаю. Идиот и есть. Будто в подтверждение моих слов из тротуара поднимается громадина подземной высотки, черт, хоть бы сигнал предупреждающий дали, или на хрен нужен какой-то сигнал, кроме меня никто вот так на тротуар не попрется…
Ты говоришь:
– Тебя одного отпустить, ты вообще тут убьешься на хрен…
Молчу.
Понимаю, что ты имеешь в виду другое.
Ты боишься, что я стану сам по себе.
Нет, это опять был Белый Кролик. Он неторопливо трусил обратно, озабоченно озираясь, словно что-то потерял, и продолжал бормотать себе под нос:
– И еще эта Герцогиня! Пропала моя головушка, и шкурка пропала, и усики тоже! Пиши пропало! Велит она меня казнить, нет на нее пропасти! И где только я их мог обронить?
Читаю.
Понимаю, что дальше читать не буду, закрываю Алису в Стране Чудес.
Оглядываю вереницу книг.
Понимаю, что читать не хочу.
Ничего не хочу.
Вообще.
Ложусь спать.
Засыпать почему-то страшно, мне кажется, что я умираю, несколько минут мой разум сопротивляется, отчаянно хочет жить.
Я стараюсь утешить его, объяснить, что я не умру, я обязательно проснусь.
Через пятьсот лет.
Я просыпаюсь…
Вернее, не так.
Я выхожу из небытия…
– Ну а на каком основании…
– Встаньте, пожалуйста.
Встаю, пожалуйста.
– На каком основании вы отказываете мне в праве на жизнь?
Судья смотрит не на меня, а куда-то сквозь меня.
– Да вы поймите, ни в чем мы вам не отказываем… мы вообще не знаем, что делать. Беспрецедентный случай, человек судится сам с собой.
Снова вскакиваю.
– Категорически опровергаю, прошу не считать меня копией данного гражданина!
Ты смотришь на меня.
С ненавистью.
Я знаю, ты хочешь убить меня. Но ты не убьешь меня, я нужен тебе живым.
– Ты там живой еще? – спрашиваешь ты.
Отвечаю в динамик:
– Живем помаленьку.
Жду. Сигнал от меня до тебя идет долго-долго, чем дальше, тем дольше.
Через час приходит ответ:
– А то ты на связь не выходил, я уж думал, случилось чего…
– Да нет, ничего…
Хочу сказать, что вчера была орбита Плутона.
Не говорю.
Воспоминания.
Они принадлежат только мне.
Ты тоже можешь их посмотреть, но только со стороны.
Ты не можешь войти в мое сознание.
Я не позволю.
– Я хотел бы сделать копию сознания.
Человек за столом поворачивает ко мне пластиковое лицо:
– Зачем?
– Видите как… хочу космос исследовать… я сам здесь, на земле буду, а копия моя там…
– Вы отдаете себе отчет, чем вы рискуете?
Не понимаю.
– А чем я рискую?
Человек за столом мнется, по его лицу скользит подобие эмоций.
– Ну… не знаю… но дело рискованное.
– Ну а чем оно рискованное? Ну, я понимаю, что моя копия может погибнуть там… в космосе… Или что я могу умереть на земле, пока моя копия будет там…
– И что вы будете чувствовать тогда?
– Ну… не знаю… ну как если бы близкий человек умер… друг умер…
Это наше с тобой общее воспоминание.
Одно на двоих.
– Немедленно остановитесь!
Человек не останавливается.
Выстрелы.
То есть, это я так их называю про себя, выстрелами – этот поток волн.
Человек падает замертво, пластиковое тело шмякается на дорогу, кто-то в толпе бормочет, с телом-то поосторожнее, пригодится еще…
Думаю, в чем он был виноват.
Этот.
Лежащий на улице.
Люди в форме подходят к упавшему, осторожно поднимают, ловят на себе мой оторопелый взгляд, кто-то кивает мне, не бойтесь, память ему подчистят, все хорошо будет…
– Почему-то вздрагиваю.
Память…
Подчистят…
– Пойдем, – ты ведешь меня через толпу, ты командуешь мной, как будто я и не человек вовсе…
Не человек…
Туман обнимает меня, тянется ко мне, повторяет очертания моего тела. Я уже догадываюсь, что этот туман – живой, он окутывает камни, он подтачивает их со всех сторон, чтобы изваять мое каменное подобие…
Это моя память.
Моя.
А не твоя.
– Боюсь, ничем не смогу помочь… – адвокат смотрит на меня с сочувствием, – конечно, жалко вас… но по закону вы не имеете права… права…
Добавляю:
– На жизнь?
– Нет, что вы… вы… вы просто должны вернуться к своему…
– …хозяину?
– К своей второй половине…
– Зачем должен? Кому должен?
– Ну, хорошо, хорошо, – адвокат успокаивает меня, как больного ребенка, – мы что-нибудь придумаем.
Туман ведет меня куда-то по узким ущельям, оглядывается, зовет, как собака зовет своего хозяина. Он хочет показать мне что0то, не знаю, что…
В последний момент спохватываюсь, понимаю, что туман может завести меня туда, откуда не выберусь, где туман обглодает меня дочиста.
Понимаю, что отступать поздно.
Это тоже моя память.
ОПРОС
Что делать с отколовшейся от человека памятью?
Ничего не делать, пусть живет сама по себе – 23%
Вернуть человеку – 77%
ВАШ ГОЛОС ПРИНЯТ
– Не узнали?
Смотрю на что-то перепончатолапое, перепончатокрылое, трехглазое…
– Простите… нет.
– А мы с вами встречались.
– Простите… не помню.
– Я адвокат ваш. Не помните?
Вспыхиваю:
– Да ё-моё, вы по сто раз на дню облик меняете, я как следить должен?
– Вот вы мне своей непосредственностью нравитесь… – адвокат смеется, – ничего… привыкнете…
Понимаю, что не привыкну.
Уже никогда.
Туман расстилается у моих ног, будто просит оценить свое творение.
Смотрю.
Оцениваю.
Поднимаю большие пальцы вверх, он уже знает, что это знак одобрения.
Каменные изваяния насколько хватает глаз. Что-то причудливое, что-то неземное, ноздреватое, пористое, легкое, будто парящее над почвой.
Осторожно спрашиваю:
– Это… это с натуры?
Туман не понимает меня. Туман снова становится просто туманом, мертвым, темным, холодным…
РАЗЫСКИВАЕТСЯ.
Это про меня.
ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ.
Фыркаю, какие там могут быть особые приметы в мире, где внешность меняется каждый день.
А вот могут.
ОТСУТСТВИЕ ИДЕНТИФИКАЦИОННОГО НОМЕРА.
Правильно.
Откуда он у меня.
У копии.
Бью кулаками в стену – в беспомощной злобе, копия, копия, копия, капает в голову ненавистное слово. Кулак раскалывается пополам, смотрю на беспомощную культю…
– День добрый, вас беспокоят из имидж-офиса…
Вздрагиваю.
– Да я как-то в ваших услугах не…
– Мы нуждаемся в ваших услугах. В вашей памяти содержатся образы изваяний… которые делал туман…
– Да, есть такое.
– Мы хотели бы подписать с вами контракт на использование этих образов…
– Идите вы…
Добавляю слова, которые в современном мире уже не понимают.
Отключаю связь.
Прикидываю, за сколько доберусь до космодрома.
– Вы арестованы.
Оборачиваюсь. Думаю, что еще можно успеть, заскочить в ракету, десять секунд до старта…
Не заскакиваю.
Оборачиваюсь, смотрю на тебя, так и чувствовал, что ты будешь караулить меня на космодроме, чувствовал – и все равно летел сюда, надеялся непонятно на что…
Говорю – обреченно, отчаянно:
– Слушай, отпусти, а? На хрена я тебе нужен вообще…
Ты бледнеешь, хорошо у тебя лицо сделано, бледнеть может.
– К-куда пустить?
– Туда…
Показываю пальцем в небо.
– И я тебе мешать не буду. Чтобы это… – с трудом вспоминаю слово, – прецедент не создавать.
Ты вздрагиваешь:
– А инфа? А память?
Копию сделай. С моей памяти. И себе вложи.
– Ну давай… пойдем… сделаем.
Обреченно иду прочь от ракеты. Чувствую, что ты меня обманешь.
Обманешь…
– …готово.
Ты держишь мою память, моё сознание – бережно, как величайшее сокровище. Еще раз смотришь на него – прежде чем слиться с ним воедино.
Поворачиваешься ко мне.
– Спасибо.
Спускаешь крючок.
Выстрел.
Еще успеваю удивиться, я почему-то думал, что ты уничтожишь мое сознание – нет, ты предпочел уничтожить меня самого… всего… целиком…
– Все в порядке? – двое полицейских заглядывают в комнату.
Ты киваешь.
– Да. Всё хорошо. Я от него избавился.
Полицейский недоверчиво смотрит на то, что от меня осталось.
– А… а тело-то зачем?
– Да… программа сбилась…
Здесь уже не говорят, – нервы сдали, здесь говорят – сбилась программа. Ты скажешь именно так.
Ты распахиваешь окно, прыгаешь в пустоту, навстречу шумному городу.
Выпускаешь воздушную подушку.
Летишь домой.
Ты не ошибешься, ты знаешь, что лететь надо посередине улицы, а не по тротуарам.
Ты даже не назовешь их тротуарами.
Швейцар встречает тебя у входа, смотрит мерцающим экраном, кто-то из соседей приветливо сигналит тебе.
Они еще не знают, что тебя больше нет.
Есть только я.
2016 г.
