Мария Фомальгаут
Треугольное лето
Натотсветные
Поднимаюсь по пересохшему руслу реки.
Боюсь опоздать.
Смотрю на часы.
Нет, не опаздываю. По-моему. Хотя кто его знает, сейчас постучу в дверь, а Чикен откроет и скажет с самодовольной ухмылочкой, что я опоздал.
Чикен открывает.
Не говорит.
Бормочет какие-то привычные вежливости, рад вас видеть, и все такое, кричит супруге, чтобы поторапливала горничных, пора на стол подавать, гость пришел.
Гость…
Смотрю на семейство Чикена – плотные, непрозрачные, почти как живые, если не считать синеватой кожи. С интересом смотрят на меня, призрачного, невесомого, почти невидимого, ну еще бы, нищета им в диковинку. Мне подают чашу с кровью «для гостей» – малую чашу, но и этого хватает, чтобы насытиться.
Я жду.
Чикен обещал.
Сегодня.
Чувствую, что они тоже ждут, поглядывают на часы, старший сын то и дело подскакивает с места, расхаживает по комнате.
Я хочу спросить у хозяина – будет или не будет, зря я, что ли, пришел сюда, скажет мне или не скажет Чикен, откуда они берут кровь. Тем более, Чикены делают вид, что вообще ничего не происходит, допивают кровь, вытаскивают какие-то причудливые шахматы на десятерых, дочка хозяина терпеливо объясняет мне правила игры, её жених недобро косится на меня, отец семейства делает ему знаки, да ты посмотри на этого доходягу, нашел к кому приревновать…
Спохватывается.
Поворачивается ко мне:
– Ну, смотри, парень… никому не слова…
Отчаянно киваю.
Часы бьют три часа пополудни.
Что-то происходит, – неуловимо, мимолетно – я вижу на столе стопку бумаги там, где секунду назад ничего не было. Все спохватываются, по очереди кидаются к бумагам, подписывают что-то, хлопочут, паспорт, паспорт мой где, давайте скорее, да пора бы уже наизусть запомнить, да ну вас, я имя свое наизусть не помню, а вы…
Наконец, очередь доходит до меня, мне протягивают список. Уже хочу нарисовать цифры, тут же спохватываюсь, и – чер-р-р-рт, кто меня за язык тянет, опять полезла идиотская привычка еще оттуда, из жизни, не ставить подписи куда ни попадя, нет, смотрю на них, на всех, спрашиваю:
– А… за что подписываемся?
Чикен смеется:
– А тебе не все равно?
– Да… мало ли… а если я сейчас почки свои продаю или там…
– …почки твои уже двадцать лет как сгнили, и остальное все тоже, что-то поздновато ты продавать собрался…
– Ну… мало ли там что… душу дьяволу…
За столом снова смеются.
– И много ты в этом мире дьяволов видел? Еще кого выдумаешь?
Не выдерживаю:
– Нет, правда, за что подпись-то?
Чикен хмурится.
– Парень, тебе не все равно, что там у них делается? – кивает куда-то в сторону никуда.
Душа переворачивается:
– Так это… это оттуда?
– Оттуда… мы им подписываем, они нам…
…Чикен не договаривает, – бумаги исчезают так же внезапно, как и появились. Все замирают, ждут чего-то, я уже догадываюсь – чего…
– …так и есть.
Массивные бутыли крови появляются на столе. Сидящие разбирают, каждому по две, почему-то мне кажется, что получу только одну – нет, тоже две…
– С-спасибо…
– Да не за что… ты парень не промах, только, чур, молчок, никому…
Уже не боюсь опоздать.
Уже знаю, что пришел вовремя.
Дом узнает меня, открывает ворота. Прохожу мимо по-осеннему поредевшей аллеи, мимо резных хэллоуинских тыкв, посмеиваюсь про себя горькой иронии, что мертвые празднуют день мертвых. Где-то видел еще похлеще, жители дома снимали с себя черепа, расставляли по крыльцу, зажигали в черепах свечи.
Дверь узнает меня, открывается с легким скрипом. Чикен уже ждет меня, стоит спиной ко мне в большой зале, – я знаю, он зол, очень зол…
– Явились… не запылились… – говорит вкрадчивым шепотом, недобрым шепотом.
– Э-э… вечер добрый.
– Ой ли? – Чикен разворачивается, – добрый ли?
– Я…
– Какого черта вы это сделали?
– Ч-что сде…
– …не притворяйтесь. Можно подумать, меня за слепого держите… какого черта во всех домах кровь?
– Ну…
– Вы им подсказали? Вы?
– Ч-что под…
– То… можно подумать, где-то еще можно добыть крови в таких количествах! Хороши вы, ничего не скажешь… Что я видел вчера у Букманов? Что?
– Откуда мне…
– …да вы-то прекрасно знаете… подписи… они ставили подписи…
Меня передергивает.
– А вам жалко, да? Хорошо устроились кровью торговать, ничего не скажешь, в городке голод, а вы втридорога продаете…
– И не ваше дело, что я там продаю, уговор у нас был? Был? То-то же… сами клялись, никому ни слова, молчок… долгонько же вы свое слово держите…
Он не договаривает, он делает знак своим людям – думаю, что они сотворят со мной, как-то никогда раньше не задумывался, что можно сотворить с мертвым, еще кичился, еще бахвалился, мне-то теперь все нипочем, ну да все мы поначалу кичились-бахвалились, когда высохли наши первые и последние слезы…
…скручивают руки за спиной…
…вспоминаю какие-то жуткие разговоры вечерами у очага, а что будет, если умершего разрубить на куски или там бросить в огонь, ну что ты ужасы такие говоришь…
Оборачиваюсь.
Смотрю в темноту ночи, что-то неуловимо изменилось, что-то…
Вот оно.
Да.
– Взгляните, – хватаю за руку хозяина, – смотрите сами!
– Что такое?
– Да река же… река…
Оторопело смотрит на пересохшее русло, теперь заполненное чем-то тягучим, солоноватым, липким…
– Черт… – шепчет Чикен, – вот черт…
Люди бегут к берегу с ведрами, люди набирают кровь, много крови, разливают по бадьям, по цистернам, по канистрам, кричат что-то про богатый урожай.
К рассвету поток иссякает.
Собираем последние капли.
Думаем, скоро ли будет новая кровь.
Чувствуем – не скоро…
О,…
О«Кенни
О«Тимми
О«Тэмми
О«Мур
О«Дан
И О»…
Её здесь не любят.
Потому что она ирландка.
И рыжая.
А они – нет.
А какие они, спросите вы.
А белые.
Ну, одна совсем белая, другая не совсем.
Рыжая смотрит, не понимает, как так – белые.
Белые смотрят, не понимаю, как так – рыжая.
Но её здесь любят.
Любят.
Потому что приходит и прогоняет это… это…
…что это?
А не знает никто толком.
Что-то большое.
Зеленое.
Горячее.
Приходит каждый год, когда его не ждут – и все уже, и нет больше белой, и почти белой больше нет, есть только это, жуткое, зеленое…
И ирландка.
Она приходит потом.
И выгоняет это, которое зеленое, горячее, не пойми, что.
Что-то ты долго сегодня, говорит белая.
Что-то ты долго сегодня, говорит почти белая.
Пьют чай.
Рыжая хочет сказать, что она вообще не должна приходить и прогонять что-то зеленое, не нанималась.
Не говорит.
И чай пьют, да.
А люди какие, спрашивает почти белая.
Рыжая настораживается.
А кто ж их знает, говорит почти белая.
Чай пьют.
На веранде.
– А может… а может… а может, они такие как мы?
Это ирландка.
Ну тут все на смех подняли, ишь чего выдумала, как мы, быть того не может.
Ирландка хочет спросить, почему не может.
Не спрашивает.
О«Кенни
О«Тимми
О«Тэмми
О«Мур
О«Дан
И О»…
А сегодня люди придут.
Нет, ну а как, люди-то, они повсюду, вот и сюда добрались.
Сегодня придут.
Еще вчера обещали.
Все в доме чистоту наводят, до блеска, и белая, и почти белая. А рыжую только гоняют все, пошла, пошла, от тебя только сору-то, сору…
Плачет рыжая.
Уходит в глубину дома.
Оглядывается, не крадется ли зеленая, а то мало ли.
Сегодня люди придут.
Хозяйки накрывают на стол.
Ждут.
Приходят люди.
Смотрят.
Люди не такие.
Совсем-совсем не такие.
Смотрят.
Решают.
Так, говорят белой, тебя не будет.
Гром среди ясного неба.
Тебя не будет.
Белая хочет спросить, почему, – не успевает.
Её уже нет.
Кто-то кричит, кто-то волнуется, не-не-не, оставьте белую, ну на неделю оставьте с первого по десятое…
Другие кричат, с какого с первого, с двадцать четвертого давайте.
А третьи вообще кричат – с двадцать второго.
Ладно, порешили.
С двадцать второго по седьмое.
И хорош.
И хватит.
Потом на почти белую смотрят, почти белая сжимается, чует, сейчас и ей достанется…
А люди её р-раз – и пополам перерубили.
Больно-больно.
Половину выбросили.
Половину оставили.
Сказали – так надо.
Чай попили.
Да какой уж тут чай, когда почти белую чуть не убили, а белую – совсем. Вроде и сами белые, только один среди людей пришел с цветом кожи, как шоколадный торт, и глаза у него большие и круглые.
А так-то белые все.
И белых убили.
А потом спрашивают, а зеленая где.
И хозяева вздрагивают, ой, ой, свят, свят, ишь ты, зеленую вспомнили.
И говорят так осторожненько, да вы не беспокойтесь, прогнали мы зеленую эту, и след простыл. Ну, для справедливости скажут, эта нам помогла, ирландка которая. У вас тут в делегации ирландцы есть? Нету? Хотят добавить – ну вот и хорошо – не добавляют.
А эти по дому пошли зеленое искать.
Выискали.
В подвале.
Вытащили.
Радуются, чего радуются, зеленое же, и не она, а оно, не пойми, что.
И говорят, быть ему круглый год.
Ну, почти.
Ну, немножко белой. И немножко почти белой. И от рыжей кусо… да ладно, кому она нужна, рыжая эта, вообще не любят рыжую эту, ишь чего удумала, зеленое гонять…
Ирландка бросается в комнаты, в одну, в другую, в… снова в одну, комнат-то в доме раз-два и обчелся, не очень-то побросаешься от преследователей туда-сюда, а вот, еще лестница есть наверх, в башню, и…
– Ай, ах!
– Я нашел вас… наконец-то…
– Вы…
– …не бойтесь, я вас выведу… отсюда… от них… никто не узнает…
– Они меня за то… что я это гоняла… зеленое?
– Да… да…
– Но… почему?
– Мы его любим… очень…
– …странно…
– …ничего странного…
– Не понимаю…
– …и не поймете.
– Но… почему?
– Не спрашивайте.
– А… а я?
– А вас… а… эм… мало, кто любит…
– А кто, например?
– Я…
– А вы… вы ирландец?
– Нет, простите… а вы… да?
– Ну… у меня фамилия ирландская… О,…
Отрезанное время
Мне говорят:
Вы можете быть здесь всего час.
Спрашиваю:
А через час?
На меня смотрят, как на психа:
– А через час не можете.
Что не могу, спрашиваю я. Не могу быть или не могу здесь?
Не можете здесь быть, отвечают мне.
А не быть здесь могу?
Смеются.
А не быть здесь можете.
Мысленно киваю себе.
Могу здесь не быть.
Это главное.
Больше и не надо.
Я иду по старинному городу, по извилистым улочкам, по причудливым аркам, фонари покачиваются на цепях.
Можно не торопиться.
Я еще успею рассмотреть этот город со всех сторон, пропитаться его духом до мозга костей, прожить в нем жизнь, и не одну, я еще успею подняться на башню, увидеть город с высоты, я еще увижу его в свете полной луны поздней осенью и в свете солнца ранней весной…
…войдя в город, точно отметьте время и дату, – с точностью до секунды. Лучше всего купите себе часы, измеряющие доли секунды, чем точнее, тем лучше. Помните: начинайте отсчет с того момента, как вы вошли именно в город, – не с трассы, не с выхода из аэропорта, не с районов, которые вам неинтересны. Начните отсчет с момента, когда сказали сами себе – вот оно.
Точно так же запомните, когда именно вы покинули город – с точностью до долей секунды. Об этом, к сожалению, забывают чаще всего.
Выходя из города, не хватайтесь сразу за время, которое вы провели там. Дайте ему отлежаться, осознать, что оно такое. Пусть пройдет час. День. Но не больше месяца, иначе время начнет подтаивать. Аккуратно отрежьте время с начала и конца. Не верьте никаким «специалистам», вы должны сделать это сами, только сами, ведь это ваше время. Отсекать придется точно по линии отреза, ни больше, ни меньше.
Вхожу в квартиру.
Которая не моя.
Но моя.
Закрываю за собой дверь, поворачиваю ключ в замке. Не удерживаюсь, снова открываю – чтобы снова закрыть, снова испытать, как это.
До сих пор не верю, что у меня есть крыша над головой.
До сих пор.
Мне надо привыкнуть. Что это все мое. Одежда, непривычно чистая, непривычно целая. Вещи. Что никто не войдет, никто не причинит мне вреда. Что не пойдет дождь – вернее, пойдет, но мне будет все равно.
Лечь в чистую постель… нет, сначала набрать полную ванну воды. Нет, сначала выпить кофе, хоть узнаю, что это такое вообще. Нет, сначала… чер-р-рт, хорош я, хорош, грязными башмачищами ковер истоптал, меня только в квартиру пускать…
…ничего, привыкну… Не терпится докрутиться до тех времен, когда вообще забуду, что было что-то кроме квартиры, когда мне наскучит квартира, когда захочется выйти на улицу…
…ловлю себя на том, что складываю из ширмы какое-то подобие шалаша – к черту, к черту, больше не придется ютиться в рекламных щитах…
Многие спрашивают, как замкнуть время. Правильный ответ – никак. Время само знает, что ему делать, как стать кольцом.
Есть и такие люди, которые спрашивают, как войти в закольцованное время. Ответ – опять же, никак. При жизни вы туда не войдете.
Очень много читателей спрашивает меня, что делать, если такое закольцованное время не одно, а их великое множество. Ничего удивительного в этом нет, как раз наоборот, странно, если у кого-то только одно кольцо.
Попробуйте приблизить два кольца друг к другу, понаблюдайте за их реакцией. Если кольца подходят друг другу, они сами составят единое целое. Ни в коем случае не пытайтесь разорвать кольца, чтобы сделать цепь – разорванные кольца погибнут.
Помните: кольцо времени само решает, как ему быть. Не вы. А кольцо. Даже если это ваше прошлое.
Даже.
Если.
Это.
Ваше.
Прошлое.
Многие спрашивают – сколько таких колец я могу нанизать на цепочку времени? Сколько угодно, отвечу я. чем больше у вас в жизни будет хороших моментов, тем лучше. Только имейте в виду, что если ваш счастливый момент меньше одного часа, не забудьте поместить его во временную капсулу – в так называемое «пустое» время, чтобы размер кольца дорос до размеров целого дня.
Но больше всего меня поражают личности, которые спрашивают, как переходить из одного кольца времени в другое. Если вы ждете от меня ответа – никак, то я вас разочарую. Правильный ответ будет – этого никто не знает. Когда вы окажетесь там, вы сами поймете, как это делается.
Теперь город мой.
Насовсем.
Думаю, когда мне наскучит этот город – через век, через два, через тысячу лет. Может, я пробуду здесь так долго, что забуду, что у меня есть какие-то другие времена, другие города, другие прошлые…
…ну и, конечно же, обязательно напомню вам самое главное: ни в коем случае не выбрасывайте то, что осталось от вашего времени – обрезки, обрывки, кусочки, которые вы не хотите проживать снова! Помните, что у кого-то нет даже таких, нейтральных воспоминаний, как хождение в магазин за хлебом или уборка квартиры – помните, что кто-то живет под открытым небом и думает, где достать воду для питья. Так что не стесняйтесь относить ненужные обрезки жизни в приемные пункты! Кому-то вы окажете неоценимую помощь.
– Э-э-э… день добрый…
– Добрый.
Смотрю на неприметного человечишку, есть такие люди, про которых вообще ничего не понятно, что за человек, откуда, зачем…
– У вас тут, говорят… воспоминания есть…
Откашливаюсь:
– Ну, вы не совсем корректно выразились, это не воспоминания, а обрывки прошлого…
– Вот-вот, я про них и говорю. А… а взглянуть можно?
Смотрю на посетителя, прикидываю, какое прошлое ему предложить – что-нибудь интересное, посиделки какие-нибудь на берегу реки у костра, или этот человек всю жизнь на улице у костра и жил, так что ему один день в теплой квартире раем покажется, особенно когда на улице мороз трещит…
Гость перебивает мои мысли:
– А есть у вас прошлое… чтобы совсем уж никуда не годилось?
– Ну, мы клиентам хорошие вещи предлагаем, а не…
– …это да, да, – он похлопывает меня по руке, терпеть не могу, когда так делают, – а есть такие… чтобы… чтобы совсем плохие воспо… плохое прошлое было?
– Ну… мы такие… как бы это сказать…
– …сжигаете?
Почему-то краснею, сам не знаю, почему, вроде всегда сжигали, и ничего, а тут нате вам…
– М-м-м-м…
– …а сколько стоят?
– Так мы их… бесплатно отдаем…
– Так мне, пожалуйста, этих… которые плохие совсем… войны там, катастрофы всякие…
Мне становится не по себе.
– Но… з-зачем?
– Ну как вы не понимаете…
– …не понимаю.
– …это же… они же… они никому не нужны, никому, понимаете? А они что… виноваты? Виноваты, что они такие?
– Ну как же…
– …так это же люди их такими сделали, люди! Было время, ни плохое, ни хорошее, в нем вообще могло ничего не случиться, или доброе что-то случилось бы, фестиваль там какой… А тут люди пришли, испортили все, войну устроили или скандал, или еще пакость какую… А времена-то ни в чем не виноваты!
– И вы хотите…
– …приют хочу.
– В смысле?
– Приют… для времен. Которые никому не нужны.
Вздрагиваю. Мне становится неловко перед человечком, что думал про него плохо.
– Понимаю… так… давайте я вам помогу… выбрать… вы… вы сколько возьмете?
Не верю своим ушам, когда слышу:
– Всех.
– Вы… кому вы продали плохие времена?
Откашливаюсь:
– Никому не продавал… он взял бесплатно… он…
– Координаты оставил?
– Н-нет… а…
– …о-о-х, горе вы наше, хоть бы смотрели, кому отдаете-то…
– А… а он что?
Незваный гость устало машет рукой. Понимаю, что не скажет.
Хочу спросить, что теперь будет со мной.
Понимаю, что ничего.
И понимаю, что вот это вот незнание, что случилось, будет похлеще любого наказания…
Думаю, можно ли привыкнуть к смерти.
Отвечаю сам себе – нельзя.
Сжимается сердце – понимаю, что сейчас опять подорвусь на мине.
Вот.
Сейчас.
…Вселенная разрывается болью…
…короткая передышка…
…и снова…
…и снова…
…не забыть, говорю я себе, не забыть того, кто бросил меня сюда, выбраться отсюда, растерзать его на куски…
…время сжалось до одного шага и щелчка под ногами…
…не забыть…
…через тысячи лет…
…вселенная снова разрывается болью…
– Э-э-э… день добрый.
– Добрый.
– А от меня жена ушла…
– Соболезную…
– Да вы понимаете, квартиру отжала, сука…
– Вообще кошмар…
– А вы, говорят, помочь можете…
– Так это вам к юристу, а не…
– Да не-е-ет… говорят, наказать можете… чтобы всю вечность мучилась, гадина…
– Ну… есть такое…
– А… почем стоить будет?
– Двушечку платите.
– Э-э-э… две тысячи?
– Обижаете…
– Двести?
– Два лимончика стоит…
– Вы там…
– …охренели, вы это хотите сказать? Ну а как вы хотели, время вырезать, сохранить, в кольцо спрятать – это ж какой труд…
– Ну и врешь ты, думаю про себя, ну и врешь…
– Ну да, конечно… я и не подумал… а в кредит… можно?
– Отчего ж нельзя, берите кредит в банке, да денежки несите…
– Э-э-э… вас понял. А… куда нести-то?
– Ну, давайте встретимся… поговорим… завтра вечерком, в парке, знаете, где четыре колонны стоят?
– Вы арестованы.
Человек на скамейке вздрагивает, понимаю, не ожидал, не ожидал…
– …а в чем, собственно… дело?
– Вы обрекали людей на вечные муки.
– Да вы бредите, я…
– Кейс ваш откройте, будьте добры.
– Да там…
– Кейс. Ваш. Откройте.
– Да как вы сме…
– …а это у вас что?
– Время, что… прошлое чье-то…
– Дайте-ка посмотреть как следует…
– Этот? – следователь показывает мне на подозреваемого, которого я уже знаю.
Киваю.
– Здесь распишитесь.
Вздрагиваю:
– Вы что его… арестовать хотите?
– Ну да, а…
– …отпустите его.
Следователь смотрит на меня. Недоуменно.
– Но…
– …отпустите. Он ни в чем не виноват.
– Да вы с ума…
– …нет.
– А как вам тысячи людей, запертых там…. в кольцах…
– Ну, насчет тысячи вы что-то загнули… – усмехается нарушитель.
Парирую:
– А вы не смотрели… что там с ними делается?
…лопата натыкается на что-то в земле, не сразу понимаю, что я вижу – что-то из бесконечно далекого прошлого, когда здесь еще не было деревеньки, не было поля, не было цветника перед домом, было другое что-то, я уже не помню толком, что именно. Осколок чего-то недоброго, чего-то страшного, от чего нужно было прятаться, когда оно со свистом летело откуда-то с небес…
…отбрасываю осколок, что это было вообще, вертится, вертится в голове, нет, не помню…
Непонимающая книга
…я всегда знал, что моя драгоценная Джейн безумна – но никак не думал, что до такой степени. И надо же было этому случиться именно в тот день, когда я наконец-то решился просить её руки. Впрочем, я так и ожидал, что этот день окажется не из простых – уже когда вышел из дома, пряча под сюртуком драгоценные обручальные кольца. Не было никакой надежды, что наследница миллиардера обратит внимания на простого клерка – и все-таки я решил рискнуть. Слуга, который открыл мне дверь, посмотрел на меня так, будто я был… нет, даже не пустым местом – меньше, чем пустым местом. Секретарь сухо сообщил мне, что леди занята, и вряд ли сможет принять меня в ближайшее время. К моему немалому счастью в этот момент распахнулась дверь в большую гостиную, пропуская Джейн, которая крепко обняла меня.
– Джим! – радостно закричала она, – как хорошо, что ты пришел, Джим! Мы летим на луну!
– Да… конечно же…
Я уже знал, что спорить с Джейн бесполезно.
– Отличная идея…
– Ой, Джим, какой ты молодец, я так и знала, что ты меня поддержишь! – Джейн чмокнула меня в щеку, – пойдем же скорее!
Я еще не понимал, куда ведет меня Джейн – вверх по винтовой лестнице, – пока не увидел в зале под самой крышей причудливую машину, которая, по мнению её создательницы, должна была летать.
– Как ты думаешь, Джим… мы доберемся на этой машине до Луны?
Я никогда не спорил с Джейн, но на этот раз меня буквально передернуло:
– Э-э-э… вряд ли… Я думаю…
– Так давай проверим, что может быть проще! Скорее же!
Джейн потащила меня в кабину крылатой машины – я был так ошарашен, что даже не успел сказать, что это форменное безумие. Тем более – обручальные кольца все еще лежали у меня в кармане сюртука…
Чувствую, что больше не могу.
Здесь.
В бесконечных туманах, чуть подсвеченных фонарями, в бесконечных лабиринтах сырого промозглого города, в прокуренных пабах, в холодных комнатах, чуть подогретых пламенем камина.
Я больше не могу.
Я помню, что было еще что-то, кроме одинокой луны в удушливом чаде большого города, кроме запаха смерти откуда-то с реки, кроме призрачных огней в окнах домов. Что-то, что-то…
Замираю.
Вспоминаю.
Вот же, вот же, вот…
…стук копыт, скрип колес, грубый окрик, хлыст больно обжигает спину, мир летит кувырком в канаву…
…черт…
…то, что уже готово было вспомниться, растаяло бесследно, и не поймать, не вернуть…
Оглядываюсь, пытаюсь разглядеть за бесконечным туманом хоть что-то, хоть какие-то намеки на мое прошлое…
…вижу.
Вот здесь.
На витрине в лавке старьевщика.
Это…
Это…
Вертится на языке – не вспоминается, что я делаю, что делаю, хватаю это… это…
– Эй, а платить кто будет?
Бегу прочь в лабиринты мостовых…
– Держи-держи-держи!
Поворачиваю медальон, уже знаю – надо поворачивать, вот так, до щелчка, и…
…туман растворяется…
…вспоминаю…
…сворачиваю на Смог-Стрит…
Эр свое дело знает.
Еще бы ему свое дело не знать.
На то он и Эр.
Эр видит камень, говорит Симплексу:
Вижу камень.
Эр видит гору, говорит Симплексу:
Вижу гору.
А Симплекса Эр не видит.
Симплекс далеко.
Эр видит нечто, говорит Симплексу:
Вижу нечто.
Уточните сигнал, говорит Симплекс.
Вижу нечто.
Нечто.
Симплекс и сам видит – нечто. Туманное облако ползет над лунной пустыней, оглядывает провалы кратеров – без глаз оглядывает провалы кратеров, смотрит на Эр…
Отступать, приказывает Симплекс.
Эр не слушается, не отступает, смотрит во все глаза на нечто… нечто…
Симплекс молчит, уже понимает, командовать бесполезно.
Хочет вычеркнуть Эр. Есть же еще Эс, Ку, Эм, Эл…
…Эр отступает.
Симплекс не вычеркивает Эр.
Нечто уходит.
Симплекс спрашивает себя, что это было.
Симплекс говорит себе осторожно:
Не было.
Ничего не было.
– Хватит с меня! Хватит!
Она собирает вещи. Уходит.
Она.
Кто она.
Я не знаю, кто она такая, я только понимаю, что она важна для меня, очень важна, я должен сделать все, чтобы она не ушла, все…
Вспоминаю.
Жизнь, прожитую с ней.
Вспоминаю.
Чувство какое-то, сладкое, щемящее, какое было, когда первый раз её увидел.
Вспоминаю.
Это очень важно – вспоминать, это очень важно – понять, почему я не хочу, чтобы она уходила…
Я должен это понять…
…сворачиваю на Смог-Стрит, не сразу понимаю, что я вижу, туман, нет, не туман, тут другое что-то, что-то, ползущее на меня, что-то, призрачное, меняющее очертания, что-то…
Бегу.
Уже понимаю – зря, все зря, потому что призрачное нечто несется за мной – стремительно, понимаю – догонит в два счета…
Догоняет.
Проносится не надо мной, а как-то сквозь меня, я чувствую его каждой клеточкой, каждой молекулой…
…исчезает.
Тает.
Спрашиваю себя, что это было, не нахожу ответа. Хочу сказать, что видел очередную загадку огромного города – но что-то подсказывает мне, что город здесь не при чем…
Я должен быть здесь.
Почему-то.
Не знаю, почему.
Здесь.
Среди бескрайних пустынь, испещренных камнями, упавшими с неба.
Под колючими звездами.
Здесь.
Я должен парить над пустыней, я должен смотреть, как ползет по пустыне что-то металлическое, я должен понять…
…что понять?
Я не знаю.
Но должен.
Понять.
Знаю – пока не пойму, не покину эту пустыню…
Нелли хочет хлопнуть дверью.
Не хлопает.
Оборачивается, смотрит на то, что только что было Артуром, что-то проступает из лица Артура, что-то невидимое, неведомое, что-то…
Что-то смотрит.
Не понимает.
Нелли пятится назад, тихонько, по стеночке, по стеночке, захлопывает дверь, черт, вещи забыла, да черт с ними, черт со всем, со всем черт, бегом отсюда, бегом…
Выжидающе смотрю на торговца, ну только попробуй отказать после всего, что было, только попробуй…
– Видите ли… – начинает торговец.
Подхватываю:
– Не получилось?
– Ну, как вам сказать…
– Получилось?
– Н-нет… и да, и нет.
– В смысле?
– Ну…
Говорю строго, с нажимом:
– Я понял книгу. Понял.
– Верно, вы поняли.
– Так в чем дело тогда?
– Видите ли… книга…
– Что такое?
– …книга не поняла вас.
– То есть?
– Книга не знает… как к вам подступиться… вы-то все прекрасно прочувствовали, и промозглую лондонскую сырость, и лунные пустыни, и вот уж не ожидал, что вы любовь так с ходу поймете… а книга вас не поняла…
Понимаю:
– Это значит – нет?
Торговец делает паузу.
– Ну… вообще-то… именно так.
Понимаю, что не отступлю.
– Давайте… попробуем.
– Вы… вы уверены?
Киваю:
– Уверен.
Книга смотрит на меня, книга боится меня, – протягиваю руку, тц-тц-тц, на-на-на, книга осторожно раскрывается…
…я всегда знал, что моя драгоценная Джейн безумна – но никак не думал, что до такой степени. И надо же было этому случиться именно в тот день, когда я наконец-то решился просить её руки. Впрочем, я так и ожидал, что этот день окажется не из простых – уже когда вышел из дома, пряча под сюртуком драгоценные обручальные кольца. Не было никакой надежды, что наследница миллиардера обратит внимания на простого клерка – и все-таки я решил рискнуть…
