Мария Кейль
Диколесье. Сборник историй
Королевская рыба
Мы ехали от города к городу, посещая крупные летние ярмарки. Простая работа, простая жизнь. Я выкупил Эми у одного достаточно вредного князька – я тогда там лекарем подрабатывал. Ну и влюбился в ведунью-прорицательницу. Пришлось влезть в долги… да. Но ее свобода того стоила.
– Ланс? Смотри, там люди.
И правда, у края дороги стояли два мужика. Простые работяги как на вид. Летом таких можно встретить на дорогах Королевства – свободные, но в чем-то неуспешные в городе люди искали работу по селениям да ярмаркам.
Я остановил нашу неказистую повозку. И нахмурился. Эми прикрыла лицо платком.
– Вы на ярмарку к Черноозеру? – голос хриплый, усталый. – Нынче на дорогах небезопасно, позволите с вами? Да и мешки…
Эми незаметно кивнула – она хорошо людей чувствовала. Я спрыгнул, помог примостить мешки к нашему товару. До деревни оставалось немного, и я разрешил нашей кобылке идти медленным шагом. Мужички шли поодаль да переговаривались о рыбалке.
– Странные они, – Эми перебирала пальцами нити, сплетая незамысловатое очелье. – Вроде и не злые, но странные.
И больше ничего не сказала.
К Черноозеру и Дейн-реке мы добрались к вечеру. Ярмарка на Илиндень готовилась знатная. Мужики поблагодарили нас и ушли.
– Ты чего, Ланс? Ждал, что денег дадут?
– Не денег, но… – хотя бы более выраженной благодарности. Хоть вежливых разговоров и рассказов, как водиться. Но нет, видно, мордой не вышел.
Хотя вру – денег я тоже хотел. Я отдал долг за Эми, и остался совсем на мели. Даже эта старая повозка с клячей – уже была чудом (как она к нам попала – отдельная история).
Я хотел показать Эми все. А на Дейн-реке и Черноозере ловили легендарного дейрлиня – здоровенную усатую рыбу, золотистая икра которой стоила целое состояние. Поймать да засолить – и можно хоть до столицы везти. И жить всю зиму и, может, даже свою лавочку открыть.
Неудивительно, что я тихонько спросил трактирщика, как у них порыбачить-то?
– Ты после Илинденя-то на яму не ходи, сударь, – покачал головой тот.
– Почему? – В каждой деревне есть свои приметы и суеверия, некоторые – вполне понятны, а другие – именно что суеверия и пустые страхи. Трактирщик нахмурился.
– Да пустое все! Сейчас никто стариков не слушает, да и пропадают парни… Раньше как было, сударь? Раньше-то поймают кого на Илинден или после с самоловом аль с сетью – так снасть на людном месте топором порубят, парню погрозят – “ночь-то не ходи за ограду, оглоблей получишь”. А сейчас? А сейчас гневается дейрлинь, гневается. Нельзя его злить.
Эми уже была в комнате, а я все еще сидел в зале, прихлебывал пиво.
– Тоже порыбачить хочешь? – рядом примостился один из попутчиков, с растрепанной короткой бородкой. – Айда с нами? Нам третий нужен, на лодку уже сговорились.
Он поймал мой взгляд в сторону трактирщика.
– Ты на него не смотри – он сказками трещит да пивом торгует, работа такая. Есть, мол, у них молва такая: ежели кто станет после Илинденя рыбачить сетями или самоловами – того дейрлинь утащит на дно, да сделает своим рабом. Ну сказки же для деревенщин! Придумали, чтоб меньше дейрлиня ловить, чтоб он дороже стоил! Смотри, вижу, денег тебе надо. Если не струсишь – мы утром с рассветом пойдем.
Зачем он позвал меня? Сказал, что из благодарности, но…
– Не ходи, – буркнула Эми, когда я вернулся. Во сне она крепко прижалась ко мне. Я смотрел на нее – красивая ведунья. Травки, простые заговоры, очелья – и гадание на хрустальном шаре. Ну, мы не графья – мы нашли шар попроще, из заморского камня, прочного, прозрачного, но втрое дешевле от хрусталя.
Будущее – оно призрачно. Что Эмили хорошо удавалось – так это невесомые предчувствия и образы. Я ей верил.
Утром мы, как и многие, поставили небольшую палаточку на площади – сухие травы с предгорий, золотой корень, простенькие настои, страстный корень… И плетеные очелья и пояса с простым обережным знаком. И Эми с гаданием за небольшую цену.
Попутчиков я не видел – да и не до них было. Первый, самый суматошный день ярмарки – куда уж тут до посторонних мыслей? Торговля шла – не сильно, но шла. И к вечеру повозка слегка опустела, а кошели наполнились.
Я пересчитывал деньги, но выходило все равно немного – земли не купить, лавочки не открыть…
Дверь в зал открылась, и в трактир ворвалась сырость и холод. Промозглый туман посреди душной летней ночи.
– По-мо-ги-те-е… – упал на порог один из попутчиков и замер. С него ручьем текла вода и он беззвучно открывал рот и таращил глаза, будто с потолка на него смотрел демон. По губам читалось все то же “помогите”, но ни звука не было слышно.
– Вот непутевые, – вытер руки о фартук трактирщик. – Слышь-ка, сударь-лекарь, помоги его в комнату затащить, авось отоспится.
– Что это с ним?
Трактирщик поморщился. Не хотел говорить.
– Нечего на Черноозеро было ходить. Не бывает просто сказочек. Да вы спите, сударь, спите! Ярмарка еще пару дней, авось повезет вам.
На утро в трактире подавали рыбный пирог – вкусный, ароматный, душистый. Эми, однако, морщила носик. Мол, тиной пахнет, тошнит от запаха.
– Это дейрлинь, сударыня. С ледника кусочек взял, пробуйте! Или у вас… – он красноречиво опустил взгляд на живот. Эми зашлась румянцем и закрыла лицо руками. Но трактирщик покивал, принес молока и больше не подходил.
– Как странно, Ланс, – она прошлась по ярмарке и вернулась. – Говорят, еще кто-то из пришлых пропал, но никто не ищет. Давай уедем раньше? Монет нам хватит, доедем до Богорода – там ярмарка на другой седьмице.
Мы собрались и уехали вечером – мне тоже странно было в этом селении. Перед отъездом я оставил трактирщику немного трав для неудачливого рыбака. Тот метался на кровати в бреду.
На дороге нам встретилась старушка, идущая к Черноозеру.
– Не знаете ли вы, молодые люди, гадает аль колдует там кто нынче?
– Я могу, – Эми спустилась сама и поставила шар прямо на землю. – Садитесь, бабуля. Для вас – просто ответ на вопрос, тем более чувствую – он у нас похожий.
– Да сынко ушел с год назад, заработать хотел, но пропал, пропал…
Эми взяла старушку за руку и коснулась шара.
***
… Давным-давно у Черноозера и Дейн-реки не жили ни люди, ни эльфы, ни полурослики – никто. Эти места были свободны. Выходили на берег озерные духи, гуляли меж деревьев ветрами нимфы. Но вот пришли искатели золота, порубили лес, поставили частокол, срубили избушки. Золота в Дейн-реке не нашли, но поймали дейрлиня. Огромную рыбу с нежным мясом и икрой, которая не уступала осетровой. За пару лет рыбу ловили сетями, самоловами – да всем.
А потом пришел он, и сказал – не ловить, зло будет. Смеялись сначала искатели да рыбаки – что им сказки… пока первые трое не утонули.
И вторые… и многие…
Прошли годы – поселение на Черноозере давно стало известным местом, и сказки вокруг рассказывали разные. Мол, два рыбака ставили сеть в Илиндень, да зацепились шнуром за куст. Лодка-то и перевернулась, и оказались парни в подводном царстве. А там – ужас-то какой, дейрлини – огромные – и на людей охотятся, зубами да хвостами бьют, пытают до боли, до крика. А потом вдруг – раз, и на берегу оказались несчастные, но слова сказать не могут, и чувствуют, будто хвост вместо ног, да идти сил нет. И бросались обратно в воду… Кто на берегу оставался – от лихорадки якобы погибал.
С тех пор поубавилось-то охотничков, но все равно каждое лето находятся смельчаки.
***
Трактирщик точил нож.
Хорошо, что девчонку-ведунью спровадил – хорошенькая, жалко б было. Да и икринка у нее внутри плавала. Она, конечно, видящая… Но что увидит-то? Толщу воды и рыб? Что из этого поймет? Что утонул парнишка? Ну, всякое бывает, рыбачек.
Он хорошо знал людей: даже такие чувствительные особи, уехав прочь, все забудут. А ему – ему надо и своих охранять, и интерес приезжих поддержать.
Он поднялся в комнату – на кровати лежала здоровенная рыбина.
«Красавец какой» – пробормотал он, таща рыбу на кухню. Почистил, разделал, достал икру. Посолил, тушу отнес на ледник – ярмарка закончилась, и завтра у него соберутся местные друзья, товарищи и родные.
Вот поднимется тесто, растопится печь и начнется потеха.
Это когда-то давно они мстили людям за убитых и съеденных любимых, друзей, мальков.
А сейчас… Все дейрлини, как и он, очень полюбили пироги с человечинкой. Только вот людей под водой разделывать неудобно. Куда как проще обратить, на берег вывести, да спокойно так пирожок сделать. Так-то духи и демоны в предках ходили, на время облик сменить да на сушу выйти – не сложно.
Иногда, совсем изредка – продать пару копченых "рыбин" да пару баночек золотистой икры приезжим торговцам за баснословные деньги. Чтоб хотели еще, да ехали, слушали легенды-сказки и вопреки пробовали ловить….
Ибо больше всего манит человека, когда наживкой – запрет, страх и почетный приз.
Трактирщик поставил пирог в печь.
***
А где-то далеко вздрогнула и проснулась от кошмара ведунья Эми. Ланс погладил ее по плечу, и они задремали оба.
Они ехали на другую ярмарку. Говорят, там можно найти волшебную синюю птицу. Кто съест кусочек – будет счастлив.
… а кто не съест – просто будет.
Не стреляй просто так
Ты знал, что для нас не существует тишины? Мы слышим далекий крик птицы, скрип веток рябины под тяжестью плодов, настырный стук дятла и падающую шишку. Перекликание уток на ближнем озере и шуршащую в порывах ветра листву. Плеск воды в ручье и сопение медвежонка в малиннике.
Куда идешь ты, человек? Куда? Мы слышим шаги. Это – не твоя тайга.
Это – наш лес.
Мы жили здесь задолго до тебя.
И будем жить, покуда будет жить лес.
***
За рекой собирали лагерь люди. Кто-то порой оборачивался, чувствуя чужой взгляд, но вокруг было пусто. Только тонкие нити тумана порой сплетались за их спинами в фигуру.
– Горяинов, ты ружье-то не прячь, дурак. Вдруг все-таки медведь?
– Да поздновато для медведей-то, Пал Славич. Только если шатун…
Мужчины разом обернулись, но никого не увидели.
Тень скользнула в лес, притаилась, и наблюдала за людьми уже издали.
–Мэнрэк, малышка, беги домой!
– Бегу, ака Мэндуни!
Невесомая тень скользнула мимо берез, провела пальцем по мягким иголкам лиственниц. Вслед за братом серебристым лучом заструилась меж сосен, не касаясь налитых, иссиня-черных ягод брусники. Скоро, скоро придет день, Накатча-медведь ляжет спать, холод скует реки. А пока – пока Мэнрэк стоит на поляне около Дагена и Гарпани – детей этого лета.
Поляна спрятана, и дэбрэ —великанам-которые-могут-вырвать-деревья —сюда не добраться. Старик говорит, что дэбрэ убили, разрубили на части иву Хяту. Мэнрэк хочется плакать, но рядом братья и сестры. Старик Хонинкай говорит, надо следить, надо прогнать злых дэбрэ.
Туманные волны складываются в образы, спускаются волнами к реке, к палаткам. Обходят кругом страшные языки пламени, подходят к людям…
***
– Горяинов, ты точнее замеры делай! У нас времени мало, надо еще успеть спуститься вниз по реке!
– Пал Славич, и так стараюсь! Вы бы помогли лучше! О, смотрите, следы!
Мужчины столпились на берегу – в мягкой земле явственно читался отпечаток тяжелой лапы. Горяинов машинально хватил рукой за плечо – но не нашел ремня.
– Черт, ружье у палатки оставил!
«Идиот. Идиот. Идиот» – читалось в глазах товарищей. Ну а как, все время на себе его таскать? Надо же еще срубленную сухую иву в лагерь принести, на дрова.
Горяинов терпел постоянные придирки – на работу его взяли чудом, закрыли глаза на некоторые прошлые грешки. Вот он и старался. Но сейчас, не смотря на обманчивую тишину, хотелось все бросить и сбежать.
Только куда бежать-то?
–Горяинов, дай ружье, мы с Димкой в лес сходим на разведку.
Им некуда бежать. Мэнрэк и Гарпани скользили над поверхностью реки.
Они позвали вчера Накатчу, и медведь прошелся берегом. Предупреждение. Извести злых дэбре в тканевых домиках можно всегда, но Мэнрэк было любопытно. Они такие странные, эти “люди”
– Эй, Димон, не надо в чащу! Аккуратней там!
– Не ссы, Горяинов, у нас два ружья, и у Пал Славича в лагере одно!
Двое дэбрэ ступили на мох, растоптали бруснику. Мэнрэк сжалась.
– Черт, черт! Пусть только целыми придут! И никого там не стреляйте просто так!
Кричал дэбрэ Горяинов, но те, ушедшие в лес, его не слышали.
«И не услышат»
***
– Пал Славич, вы слышали? Выстрел.
Начальник сморщился, как урюк столетней давности.
– Горяинов, не отлынивай. А то по возвращении турнут тебя с работы. Тихо, разве ты не слышишь? Давай, сюда по весне должны люди приехать, место разрабатывать.
Горяинов то и дело посматривал в сторону леса.
Мэндэк скользила средь белых, белых деревьев. Это глупые дэбрэ начали стрелять и распугали всех.
– Буюндя! Буя! Буюндя! Вот ты где!
Олененок забился меж деревьев и дрожал. Он, юный и любопытный, выглянул посмотреть на диких дэбрэ, вот и поплатился. С уха капала кровь, и длинная царапина шла по спине.
Мэндэк коснулась зверя.
– Выходи, малыш. Они свое получат.
***
Димон с другом не вернулся. Горяинов косился на Пал Славича, но тот коротко рявкнул и приказал сидеть в лагере со стажером-пятикурсником. И тоже ушел в лес. Горяинов возмущался, но вариантов было немного. Не бросать же ребят.
– Славич, оставь ружье. Парням оно не помогло. И не стреляй куда попало, а то только разозлишь зверье.
– Не учи ученого!
Мэндэк улыбалась, за ней волной качался папоротник. Ох уж эти люди… Ну ничего, зато Накатча с братьями наестся к зиме. Мэндэк спешила. Эти дикие дэбрэ могли привести с собой сородичей, могли выжечь их дом, как дом сестрицы Экэ. Люди нашли какие-то камни под землей, и ну все пилить да рубить… Вот звери-то! Не зря старшой вещает жалости не знать!
Начальник не вернулся. Студент Митя крутился около Горяинова и с опаской смотрел на высокие сосны и тихую гладь реки.
– Говорил я им —не стрелять просто так… Идиоты.
– Почему? – Митя подал голос.
– Ты в суде бывал? – вопросом на вопрос ответил Горяинов. – Нет? Ну тогда и не спрашивай. Зверь ли, человек…Не подумавши – хорошего не выйдет. Вали к костру, Митяй.
Мэндэк замерла в нерешительности. Осталось-то всего ничего: спустить Этэ и палатку разорвет в клочья. Чего она ждет? Надо убить диких дэбрэ, иначе они сожгут, нападут…
– Там кто-то ходит.
– Ты, Митяй, главное в воздух не пали, а? Патронташ тоже не резиновый. Не кино, ё-моё.
Дэбрэ посмотрел пару раз в темноту, тыкнул в туман ружьем. Неприятно. Мэндэк не любила, когда в нее тыкают. Она кивнула Этэ, и над палатками выросла тень.
Горяинов проснулся в полной темноте:
– Только не стреляй просто так, – раздался потусторонний голос. – Не стреляй.
Мэндэк стоило большого труда звучать как человек.
***
– Зачем ты оставила ему жизнь, дитя?
– Он не хотел нам вреда, Хонинтай.
Старшой взглянул на одинокого человека на берегу реки. Без связи, без оружия и почти без снаряжения.
– Он умрет, дитя тумана. Не сможет выйти один. Ты – проследишь.
– Я не хочу стрелять просто так, – повторила Мэндэк слова дэбрэ.
Хвойный ветер схватил и швырнул ее на землю, прижал и скомкал. Хонинтай злился.
– Ты однолетка, дитя тумана. Долг твой – хранить лес Дэгэнэ. Но мы – не демоны. Мы не дэбрэ, готовые убить за камни. Мы – вольный народ. Если отпустит его лес, выживет он – таков его путь. Лес Дэгэнэ решит его судьбу.
***
Я знаю: тишины не бывает. Если замолкнуть, в голове —тысячи слов, которые хочется сказать близким. Сотни извинений и фальшивые «привет».
Зима стремительно опускается в тайгу, сковывая реки и засыпая камни первой крупой. Без лодки, оружия, связи – я один.
В такие моменты понимаешь, что миру все равно.
Если я умру, этот лес, пожалуй, даже обрадуется.
Порой мне кажется, что тайга бесконечна. Лиственницы царапают небо, березы хранят тайны. От холодного тумана першит в горле и становится страшно дышать.
Что случилось с остальными? Дойду ли? Выживу? Я не знаю.
Я просто одиночка в диком лесу
