Мария Метлицкая
Удачный день
© Метлицкая М., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
* * *
– Я не понимаю, что тебя так напрягает, – сказал Дементьев и затянулся сигаретой, искусно выпуская в потолок тоненькие колечки дыма и с любопытством наблюдая за ними.
– Ну, да, – ответила Светка. – Слушай, не строй из себя идиота! – зло добавила она, снимая с плечиков оставшиеся вещи и бросая их в чемодан.
– А по-моему, все по чесноку, – спокойно продолжал Дементьев.
– Что – «по чесноку»? – взвилась Светка. – То, что ты выгоняешь меня на улицу среди зимы, зная при этом, что мне совершенно некуда идти?
– Светунь, твои проблемы, – ласково отозвался он. – Уговор дороже денег.
– Какой уговор? – Светка от возмущения и обиды с размахом плюхнулась на диван. – И это ты называешь уговором? Выкидывать меня на улицу в девять часов вечера?
– Уговор, – уверенно кивнул Дементьев. – Конечно, уговор. И сволочью, кстати, я абсолютно себя не чувствую. Я предупредил тебя заранее. А ты что думала – рассосется?
– Заранее – это вчера, Витя. Это – очень даже заранее. Я не успела ни комнату снять, ни устроиться. Ты еще убеди меня, что это все по-человечески и гуманно. Просто у тебя так свербит, что ты даже не пытаешься сохранить лицо.
– Не так, – Дементьев мотнул головой. – Просто я не знал, что она приедет сегодня. Ты же сама видела телеграмму.
– Ну и что? – опять закипела Светка. – Ты бы мог, в конце концов, пару дней пожить с ней у приятелей. У Марка, например. А я бы ушла по-человечески. А не так – на вокзал.
– Не преувеличивай, – отмахнулся он. – Ну какой вокзал? Езжай к Аньке или к Лариске. Приютят.
– Ну, ты и гад, – тихо сказала она. – Ты же знаешь, что у Аньки маленький ребенок и комната в коммуналке. А Лариска сама в общаге на птичьих правах. Не сегодня завтра вылетит. Так что остается только вокзал. – И добавила: – А ты спи спокойно. Или не спокойно – пылай в огне страстей.
– Свет, плохо, когда человек не помнит добро, – сказал он. – Было джентльменское соглашение: ты живешь здесь до той поры, пока я не решу жениться. Не фиктивно – заметь. – И он поднял указательный палец. – Я же не мог предполагать, когда это случится, – обиженно заключил он. – Я объяснил Оле все как есть. Рассказал чистую правду – про наш уговор, про то, как я тебя выручил. Фактически спас. Про то, что брак фиктивный, и про то, что мы с тобой просто старинные институтские друзья!
– А ты не забыл сказать своей Оле, что ты четыре года спал со своей фиктивной женой и старинной подругой? Что вы делили последний полтинник на двоих и ставили друг другу горчичники во время болезни? Что твоя фиктивная жена стирала тебе трусы с носками и варила борщ? – почти выкрикнула она.
– Нечестно, – проговорил он. – И даже подло.
– А, это ты о подлости заговорил! – рассмеялась Света. – Правильный ты наш и честный! – Она с силой захлопнула крышку чемодана. – Да, кстати. У твоей невесты злые глаза. Злые и пустые. Так что смотри не влипни. Знаю я этих девочек-ромашек с косами до попы.
– Ревнуешь? – искренне удивился он.
– Предупреждаю, – усмехнулась она. – Знаешь, женская интуиция. И большой жизненный опыт.
– Это – да! – с иронией согласился он.
Света взяла чемодан и поволокла его в прихожую. Там она надела сапоги, накинула куртку и шарф и дернула входную дверь. Чемодан был тяжелый и громоздкий, она еле втащила его в лифт. На улице было минус пятнадцать и монотонно подвывала метель. Света вышла из подъезда, села на чемодан и разревелась. «Господи! Какая же я дура! – подумала она. – Как я могла на что-то рассчитывать и надеяться! Ведь все было ясно с первого дня. Ему просто так было удобно до поры до времени, только и всего. А сейчас эта пора и это время подошли к концу. Просто кончились. И вот итог. А теперь – пропадай, безмозглая дура, со своими надеждами и любовью. И пропадешь, не сомневайся. Кому ты нужна? Даже себе – не очень».
Она куталась в шарф и утирала горючие, злые слезы.
Дементьев пошел на кухню, поставил чайник и посмотрел на часы: до поезда оставалось два часа. Он сделал себе два бутерброда – с сыром и ветчиной, положил в кружку три чайные ложки сахара, медленно размешал его и начал пить. Чай был ароматным, сыр – свежайшим, ветчина – восхитительной, со «слезой». И надо сказать, от всего этого процесса он получил огромное удовольствие. Потом он убрал со стола, тщательно вымыл кружку и нож, заглянул в холодильник и удостоверился, что роскошный эксклюзивный шоколадный торт, сделанный к Олиному приезду на заказ, ждет своего часа в холодильнике. Напевая, он надел дубленку и шапочку-петушок, влез в «луноходы» и, насвистывая, вполне довольный, вышел из квартиры, чтобы поехать на вокзал. Совесть его не мучила.
Светка тоже поехала на вокзал – знакомый Курский: девять лет назад приехала на него из маленького городка на Азовском море. Решила, как говорила бабушка, ночь с бедой переспать. Короче говоря, утро вечера мудренее. Да и вообще, жизнь, судя по всему, кончаться на этом не собиралась.
Дементьев предусмотрительно купил у метро цветы – на вокзале они, разумеется, в разы дороже – и поехал на Киевский. Поезд с его невестой – а он твердо решил, что Оля станет его женой, – приходил именно на Киевский, через сорок минут. На метро – в самый раз. А уж домой придется ехать на такси – столичному жителю, а тем более жениху, нельзя терять лицо.
Света нашла место в зале ожидания, и это уже было счастье. Потом она купила стаканчик горячего кофе и булочку с изюмом, и все показалось ей не таким ужасным – она, в общем-то, была оптимисткой.
Ко времени Дементьев стоял на перроне с букетом бледно-розовых гвоздик и нервно поглядывал на часы. Наконец, как из преисподней, показался медленный, ворчащий поезд. Он подобрался и почувствовал какую-то несвойственную ему доселе тревогу. Поезд два раза дернулся и, фырча, остановился. Минут через пять он увидел Олю в окне – огромные, испуганные глаза вполлица, коса, перекинутая на грудь, и руки, нервно теребящие косынку. Он впрыгнул в вагон и бросился к ней. Она выскочила из купе и крепко прижалась к его груди. Они замерли, а люди, недовольно покрикивая, толкали их в спины. «Дура Светка, – подумал он. – Завистливая и злобная дура. Лучше Оли никого нет на свете. И я буду счастлив. Обязательно и непременно». Он взял ее в охапку, подхватил маленький чемодан, и они вышли из душного вагона. На стоянке такси, как всегда, была огромная очередь. Дементьев прошел немного вперед и поймал частника на раздолбанных «Жигулях». До дома долетели за полчаса. Он открыл дверь квартиры, и она замерла на пороге, боясь войти.
– Заходи, – засмеялся он.
Она замешкалась и робко переступила порог. Он снял с нее пальто и крепко обнял за плечи.
– Заходи, – повторил он. – Ты здесь хозяйка.
Она улыбнулась и заплакала.
– Давай попьем чаю, а потом будем обустраиваться, – предложил он.
Они прошли на кухню, он достал из холодильника роскошный торт. Она с прямой спиной села на табуретку и замерла.
– Ну, хорошо, – улыбнулся он. – Сегодня хозяйничаю я. А завтра, уж извини, приступишь ты. К своим прямым обязанностям.
Она сглотнула слюну и молча кивнула.
Они долго пили чай, и он умилялся, как она наливает его в блюдце и, вытянув губы трубочкой, осторожно дует, чтобы остыл.
Потом они разбирали ее вещи. Он освободил несколько полок в шкафу – и наткнулся на Светкин лифчик. Быстро сжав его в кулаке, со злостью выбросил в помойное ведро. «Ведь нарочно, гадина!» – подумал он.
Оля аккуратно развешивала свои немудреные наряды. Перехватив его взгляд, она покраснела.
– У вас, такое, наверное, уже не носят, – вздохнула она.
– Купим новое, не переживай, – улыбнулся он.
Она густо покраснела.
Наутро, когда он вышел из ванной, на столе стояли стопка блинов и стакан молока.
– За блины спасибо, – усмехнулся он. – Правда, я на завтрак пью только кофе с бутербродом. Так что ты особо не напрягайся.
Она села на стул и заплакала.
– Дурочка моя, – сказал он и чмокнул ее в макушку. – В общем, разбирайся. Хозяйничай. Вернусь вечером. И чтобы был ужин, – с шутливой строгостью добавил он.
Оля испуганно кивнула. Дементьев вышел из подъезда, немного постоял на крыльце и с шумом вдохнул острый, морозный воздух. Никогда он не чувствовал себя таким счастливым.
* * *
Со Светкой они учились в параллельных группах. Она пользовалась большим успехом у однокурсников: высокая, длинноногая, с густющей гривой роскошных пепельных волос. Картину немного портил острый и длинноватый нос, за это ее немилосердно прозвали «Буратино». Она вовсю крутила романы – поговаривали даже, что с замдекана факультета. Но, возможно, это все были сплетни. Светка считалась на факультете личностью одиозной. Кавалеров было море, а вот замуж никто брать не спешил. Был один потенциальный женишок – Славик Кулькин, хилый, очкастый «ботаник». Близилось распределение. Светка до обморока боялась оказаться в какой-нибудь глуши – с таким трудом выбралась из своего Мухосранска. Была согласна даже на Славика. И Славик повел ее в дом – знакомиться с матушкой. Матушка оказалась умнее великовозрастного сына и Светку раскусила моментально. Минут десять она наблюдала за тем, как Славик трепетно держит Светку за руку, а та вырывает руку и широко зевает. Умная маман предложила Светке покинуть помещение без всякой надежды на возврат. Светка с трудом пережила этот облом. Времени до распределения оставалось совсем мало. Дементьев увидел ее, рыдающую, в курилке. Она прикуривала одну сигарету от другой и громко сморкалась в большой клетчатый платок.
– Не прет? – сочувственно спросил он.
Светка посмотрела на Дементьева со злостью.
– Пойдем куда-нибудь посидим, – благородно предложил он. – Кофейку попьем или, там, винца. Ты только умойся, а то подумают, что я злодей, не хочу жениться на беременной девушке.
– А ты женись на небеременной, – невесело усмехнулась Светка.
– Да запросто, – в тон ей ответил Дементьев.
Светка внимательно посмотрела на него:
– Только имей в виду: денег у меня совсем мало. Мамка выслала все, что за лето с курортников собрала.
– Свои люди – сочтемся, – рассмеялся он.
О деньгах он как-то не подумал, но это явно подняло ему настроение.
Они пошли в кафе напротив института – любимое место всех студентов. Взяли бутылку сухого белого, две чашки кофе и бутерброды с сыром. Светка с жадностью набросилась на бутерброды. «Голодная», – с жалостью подумал Дементьев.
Ему всегда было жалко этих неприкаянных приезжих: жуткие условия в общаге, столовая-тошниловка, в комнатах ни телевизора, ни холодильника. Из душа течет тонкой струйкой ржавая вода. На этаже вечно засоренный сортир. На грязной кухне из трех плит работают две конфорки. Стирают в тазах, белье сушат на ржавых батареях в комнате. В общем, жизнь у этой бедной лимиты не сахар. Конечно, некоторые устраивались поприличнее – кому-то обеспеченные родители присылали денег на съем квартиры или хотя бы комнаты, кто-то успевал выйти замуж за москвича – из корысти или по большой любви. Возвращаться на историческую родину почему-то никому не хотелось. Все стремились зацепиться в Москве. Кому-то везло, а кому-то не очень. Светка была явно из последних.
Они сидели в кафе, пили винцо и трепались о жизни.
– Женись на мне, Дементьев, – жалобно попросила Светка. – Женись, а то я пропаду. И это будет на твоей совести. – Она жалко улыбнулась.
– А цена вопроса? – паясничал он.
Светка назвала сумму. Он прикинул: вполне хватит на подержанные «Жигули». В общем, ударили по рукам. Но договор был такой – деньги платятся за прописку. Жить можешь тоже – пока. Вдвоем выживать в этом мире проще: пополам квартплата, питание. Но до поры до времени, пока не случится судьбоносная встреча – у Дементьева, разумеется, – и он не решит привезти свою любимую к себе. То есть когда представится возможность брака не фиктивного, а эффективного. Тогда – извините. Все по-честному. Светка, конечно, согласилась. Можно подумать, у нее был выбор. Подали заявление, и она переехала к Дементьеву. Он спал на диване, она на раскладушке. Готовить Светка не любила, но сыграло роль южное воспитание – всплыли в памяти мамины борщи с толченым чесноком, салом и галушками, вареники с картошкой. Словом, старалась как могла. А Дементьеву все по кайфу – обед есть, продукты в холодильнике тоже. В квартире прибрано – не идеально, конечно, но ему идеально и не надо, сам порядочная свинья. «Жигули» купил, но через месяц разбил. Чинить было неохота, да и не на что. В общем, бросил во дворе и разрешил дворовым мальчишкам в них хозяйничать, чему они были, естественно, несказанно рады. Со Светкой жили в принципе дружно. Так, собачились по-мелкому, в основном по хозяйственным вопросам: кому мусор вынести, кому за хлебом сходить. У Дементьева не прекращались романы, и иногда он просил Светку перекантоваться у какой-нибудь подружки. Она вздыхала и нехотя уезжала на день-два. У самой Светки были все время какие-то трагические любовные истории – бурные, кратковременные и непременно дурацкие, из которых она выходила тяжело, с истериками и депрессиями. А однажды оба напились с горя и оказались в койке – обычная история. С той поры периодически Дементьев наклонялся к ее раскладушке, трепал ее, сонную, по плечу, и она, вздыхая, перебиралась к нему на диван. Спать с Дементьевым Светке нравилось: красивое, мускулистое тело, крепкие руки, никаких сантиментов – она не любила все эти нюни и сопли в сахаре. Дементьев был не против бурного и непродолжительного секса, но дальше дело не шло. Ни одного цветочка, ни шоколадки, ни тортика к Восьмому марта.
