Я мгновенно заснула, провалившись в сладкую истому, свернувшись клубочком у тёплого мужского бока. Я не видела того страшного взгляда, которым мой брат смотрел в потолок, закусив до боли кулак. Не видела, как в душе он бил в стену, сбивая кулаки в кровь. Не видела, как намочив полотенце, он обтирал мои бёдра от крови и тихонько менял бельё. Не видела, как лежал рядом, перебирая золотистые пряди, вдыхая их аромат. Как потом, укрыв меня одеялом, на рассвете покинул комнату, долго рассматривая на пороге моего номера.
Кай
Я смотрел на свое отражение, и единственным чувством, которое я испытывал в тот момент, была ненависть. Я ненавидел себя уже столько лет, и сегодня моя ненависть достигла своего апогея. В своем воспаленном воображении я даже не смел думать о том, чтобы решиться на такое. И тут же цинично усмехаюсь своим мыслям. Вру. Думал, и не раз. Постоянно думал, и в конце концов решил убраться и больше не видеть ее. Но далеко не смог.
С тех пор как увидел его ночью у ее двери с внушительным стояком, ясность его намерений была более чем очевидна. Куда сын, туда и отец. Я держался, наказывая себя за подобные мысли и ненавидя себя с каждым днем все сильнее. И его заодно.
Впервые это чувство настигло меня, когда мне было двенадцать, а ей семь. Мы подглядывали за старой женщиной, которую считали в округе ведьмой, спрятавшись за старым сараем, служившим в лучшие времена хозяевам в качестве конюшни. Он был настолько дряхлым, что нам приходилось почти лежать друг на друге, чтобы остаться незамеченными. От неудобного положения сестра то и дело ерзала подо мной, опаляя щеку горячим дыханием и шепотом требуя вести отчет об увиденном. К слову сказать, ничем особенным старуха не занималась, кроме как отрубила голову старому линялому петуху. Последний факт ее сильно расстроил, и она спрятала свое лицо у меня на шее, переместив горячее дыхание прямиком в ухо. Пытаясь успокоить девочку, я погладил тоненькую спинку своей уже широкой ладонью. Внезапно она повернулась и скользнула яркими губами по моим.
Прошло столько лет, а я всё помню: аромат и вкус ее губ. Этот аромат будет преследовать меня всю жизнь, он станет глотком надежды для меня и оплотом для моего воспаленного измученного воображения. В тот день после случайного соприкосновения наших губ, едва взглянув в ее глаза, я понял, что не просто коснулись друг друга чьи-то губы, в тот день произошло соприкосновение двух душ. Они коснулись друг друга и поняли, что назад пути нет, а впереди только ужас нашего сосуществования.
Она смотрела в мои глаза ясным изумрудным взглядом и ни капли не смутилась, в отличие от меня. Когда она схватила меня за волосы с силой, не присущей для девочки ее возраста, дернув назад, и сама нашла мои губы, мой разум рассыпался на атомы, а сердце, казалось, выскочит из груди. Оно стучало так сильно и отчаянно, что его, наверное, слышала даже старая ведьма, бродившая по своему двору и помешивающая какое-то варево в котелке, висевшем на костре.
С тех пор я избегал сестру, но она была не из робкого десятка. Всегда ходила следом и ни капли не стеснялась. Впрочем, тот случай, наверное, вскоре забылся для нее. Она вновь стала сама собой, а мне уже не было обратной дороги. Каждый божий день я вспоминал ее губы и преследовавший меня по сей день вкус земляники и солнца.
Годы учебы несколько охладили мой пыл, а девушки усмирили мою жаждущую плоть. Хоть я срывался по первому ее зову, мчась на всех парах к ней, едва ли не соскакивая с женщин, лежавших подо мной. Едва услышав ее грустный и расстроенный голос, перед глазами сразу же возникала картина: стоявший отец под Златиной дверью. И я бросал всё и летел к моей девочке. Даже на этот гребаный остров не смог отпустить ее с ним одну.
Большим сюрпризом стало присутствие Веронике на Кайманах. Она, как я думал, будет тем самым якорем, держащим меня подальше от Златы. Вот только если моя девочка что-то для себя решила, ее не остановить даже бульдозером. Я едва не кончил от выражения ее лица, когда она смотрела на меня своим взглядом, тем самым, проникающим под кожу и заставляющим мое сердце набатом отдавать в ушах, а кровь пылать и прожигать насквозь вены. Она пробралась в мою ванную и смотрела на меня, прожигая зеленым огнем своих удивительных глаз. Нужно ли говорить, что в такие моменты лишь ее образ помогал снять напряжение, а увидев ее рядом, едва не рухнул на мокрый пол.
А когда, увидев ее с балкона своего номера, одну, обнаженную входящую в темное ночное море, я просто обезумел от страха за нее. Я выскочил из номера и бросился к ней, умирая от ужаса, ведь ночное море таит в себе много опасностей. Настигнув ее в воде, я был зол и готов собственноручно утопить строптивую девчонку, но едва руки коснулись обнаженной кожи, а аромат земляники окутал меня, я понял, что пропал. Разум отказывался подавать признаки жизни, а мощное желание смело всё на своем пути. Напрасно я твердил себе, что это запретно и нельзя, руки уже сжимали тонкую талию, а губы терзали в надежде насытиться. Огромным усилием воли я оторвался от нее. Это было подобно самоубийству. Вырвать себе сердце на живую, отодрать ее от себя. Как она была прекрасна в тот момент, растерянная, мокрая и безумно красивая.
Потом то, что произошло дальше, раздавило меня, перемололо и выплюнуло. У меня было сотни женщин, только с ней сорвало крышу. Только она перевернула мой мир вновь, уже в который раз, сожгла внутри всё и воскресила своим безумным взглядом в порыве страстного пароксизма. С ней я прошел семь кругов страсти, сам Данте позавидовал бы мне, так как потом возвращался я по адовым кругам.
Когда осознание настигло меня, я разнес в щепки весь номер. Смотрел на свои грязные руки и проклинал сам себя за свою несдержанность. Хотя рано или поздно это должно было случиться. Слишком велика одержимость ею. Она растет день ото дня, принимая разные формы, всё развратнее в моем больном воображении. Я часто спрашивал себя: «За что?» и не находил ответа. Мать бы в гробу перевернулась, если бы узнала. Когда-то воспоминания о ней вызывали во мне боль и горечь, сегодня только улыбку. Иногда я радуюсь, что она не дожила до этого дня и ей не стыдно за своего горячо любимого сына. Может, я пошел в отца? Тогда бы я понял и принял тот факт, что это у нас семейная болезнь.
У меня дрожали пальцы, и я сжал их с такой силой, что они противно захрустели. Солнце медленно поднималось над водной гладью, багровые блики лениво ползли по горизонту, а я смотрел воспаленными глазами и ждал того момента, когда она откроет свои цвета мокрой зелени глаза и посмотрит в мои. Я не знал, что скажу. Не зная, как теперь себя вести. Первым порывом было сбежать. Его я сразу отмел. Неизвестно, как этим воспользуется отец, тогда мне придется его убить. Этот факт хладнокровно мелькнул в моей голове, не вызывая внутреннего противостояния. Но как-то разруливать ситуацию надо. Решение пришло само собой. Надеюсь, моего терпения и выдержки хватит.
Злата
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь шторы, ослепляли меня, словно раскалённая лавина. Я проснулась, почувствовав, как меня охватывает жар. Перекатившись на другую сторону кровати, я села, наслаждаясь лучами. День уже в разгаре, и кондиционер был выключен. На моём обнажённом теле блестели капли пота.
События вчерашнего дня нахлынули на меня, как лавина, и я мечтательно потянулась, улыбаясь. Я не испытывала горя от потери девственности. В моём возрасте секс уже не кажется чем-то из ряда фантастики, а для девочки, живущей в наше время, это вполне обычное явление.
Как можно горевать, когда вчера всё казалось настолько правильным и верным, что в душе поднималась волна безумной эйфории? Сама природа и женская суть диктовали мне свои желания, требуя немедленного удовлетворения. Этот свой первый раз я не забуду никогда. Даже моя буйная фантазия не могла представить, что всё будет настолько прекрасно. Впервые во мне проснулось то, что заложено в каждой женщине с рождения – чувственность и страсть.
И как же так получилось, что разбудил её человек, который должен вызывать совсем другие чувства? Разве такое возможно? Когда я вдруг осознала, что смотрю на него не по-братски? Когда поняла, что его губы, складывающиеся в улыбку, чувственные и красивые? Когда в его глазах я искала все признаки симпатии или даже любви? Когда вдыхала его умопомрачительный аромат, и моё сердце замирало в груди…
Я задумалась. Это произошло очень давно. Так давно, что я уже и не помню, но это чувство всегда было со мной. Когда он был рядом, моё девичье тело трепетало, но я не могла понять себя. Вчера я отдалась инстинктам, и они привели меня к сегодняшнему открытию.
Только что будет дальше? Хорошее настроение сразу пропало. Вспомнилось, что вчера он спал с Вероникой. О, Господи! Как всё закрутилось! Как теперь в глаза посмотреть ему? Это я! Я на него набросилась, я не дала ему выхода, и ему пришлось сделать это! Я стонала так громко, что охрипла, вцепилась в него мёртвой хваткой, боясь, что он вдруг отстранится или уйдёт. Мне хотелось закричать: «Почему? За что?», но я лишь обессилено шептала, сгорая от стыда за своё поведение.
Наверное, сейчас я выглядела очень жалко, сидя на огромной кровати в огромном номере, дрожа от стыда и испуга. Я боялась выйти из номера до самого вечера. Решив, что больше тянуть нельзя, я оделась в длинный шифоновый сарафан и, трижды глубоко вздохнув, поплелась вниз.
Наш столик уже привычно сервирован для ужина, за ним уже находился отец, как всегда, разговаривающий по телефону. Вероника сидела напротив, и лишь Кай ходил из угла в угол, то и дело раздражённо проводя рукой по короткому ёжику. Я постояла немного, наблюдая за ним, и пошла к столу. Едва он меня увидел, остановился, впиваясь взглядом в моё лицо. Посмотреть ему в глаза я не решалась.
Отец поприветствовал меня жестом, не прекращая разговора, а Вероника пригвоздила взглядом. Я боялась смотреть и на неё тоже, поэтому, когда подошёл Кай и поинтересовался, всё ли в порядке, я чуть истерично не заголосила. Конечно, не в порядке!
Ужин прошёл в гробовом молчании, так как отец вышел из-за стола обсудить важный вопрос. В ресторане было как-то тихо и напряжённо. Местный диалект звучал тревожно и еле слышно. Я ела механически, не чувствуя вкуса, борясь с желанием вскочить и броситься отсюда как можно дальше. Слезы наворачивались на глаза, и столовые приборы расплывались передо мной. Наконец, не выдержав давящей атмосферы, я встала, извинилась и поспешила к берегу.
Не пройдя и десяти шагов, сильная рука развернула меня, и я встретилась с тяжёлым грозовым взглядом. Он молча смотрел на меня, и я не находила слов. Длинные волосы легонько трепал ветерок, закидывая пряди на глаза. Кай осторожно убрал их за ухо. Он делал так тысячи раз, но сегодня, после случившегося, нас обоих прострелило от его прикосновения. Отдернув руку, Кай, тяжело вздохнув, снова провёл по волосам.
– Детка, мы должны поговорить. Пошли, прогуляемся. Увлекая за собой, он придерживал меня горячей ладонью. Она прожигала дыру на моей коже, отчего я шагала вытянутая, как струна.
Мы отошли уже достаточно далеко, когда Кай присел на ещё не остывший за день тёплый песок, не торопясь начать разговор. Я так же пристроилась рядом, на ширине вытянутой руки. Луна ярко освещала всё вокруг, убегая к горизонту серебристой дорожкой по водной глади. Было что-то мистическое в дикой природе чужого края.
– Надеюсь, тебе не надо объяснять, что мы поступили очень плохо, Злата. Я даже не знаю, как это произошло, но прошу меня простить, девочка. Проговорил он тяжёлым тихим голосом, не поднимая головы. Я ожидала этого, но всё равно вздрогнула от его слов. Одинокая слеза предательски поползла вниз, сердце болезненно замерло. Я только что умерла. Его слова оглушили меня настолько, что последующих я просто не услышала. Кажется, он сказал, что был пьян. Наверное, он бы удивился, если бы я сказала, что тоже.
– Злата, не молчи! Он повернулся и посмотрел на меня. Я не смела поднять глаза. Ведь если он увидит мои слёзы, мне будет ещё больнее. Потом вдруг разозлилась сама на себя. А чего ты ожидала, идиотка? Конечно, он придавлен гнетом ответственности за меня, а тут такое. И не важно, что я сама хотела, он винит себя. Сегодня пусть будет так, а что дальше, я подумаю об этом завтра, как сказала знаменитая Скарлетт Охара.
Сморгнув слёзы, я подняла голову и твёрдо встретила его взгляд. Внутри что-то оборвалось, а сердце билось с такой силой, что причиняло тупую боль. Минуту мы смотрели друг на друга, каждый пытался проникнуть под маску другого взглядом, отыскать там то нужное, что станет для нас спасением.
– Ты прав, – медленно произнесла я. – Я не знаю, как это произошло, ты тоже прости меня. Он облегчённо вздохнул, а я снова замерла.
– Я не хочу, чтобы ты себя винила, Злата.
– Я не виню никого. Мне было хорошо, Кай. Кай вздрогнул и шумно сглотнул. Взгляд замер на моих губах и потемнел. Я облизнула пересохшие губы, чувствуя, как намокли трусики от нарастающего томления внизу. Я непроизвольно сжала ноги, и Кай заметил моё движение, снова шумно вздохнув.
– Ты должна забыть всё, что было. Нам нельзя, ты понимаешь, нельзя было. Срывающимся голосом, а руки уже тянут меня к себе. Глаза безумно шарят по лицу, губы ловят мой вздох.
– А если нет, тогда что, Кай?
– Тогда помоги нам, Господи, Злата! Ты же должна быть благоразумна! Бешеный пульс, и время замерло для нас. В этом мгновении для нас никого не существовало. Только его глаза, в которых хаос чувств, и его дрожащие руки, с силой сдавливающие мою голову двумя руками. Большие пальцы очерчивают мой рот, снова и снова, как заведенные, наглаживая их, не решаясь действовать дальше.
– Хорошо, Кай. Только выполни мою последнюю просьбу. Шепчу ему в губы. – Поцелуй меня. Два простых слова раскалённой лавой повисли между нами. В его глазах прочитала ответ. Прикрыв глаза, и растаяла от нежности прикосновения его губ. Так бывает, когда две половины одного целого наконец-то соединяются. Два сердца в унисон вздрагивают и замирают, чтобы потом забиться с утроенной силой, неся по венам бешеную эйфорию чувств. Нежность обращается в страсть, губы уже впиваются, стараясь выпить как можно больше, руки успевают везде, а в ушах надрывные стоны, не сразу понимаю, что исторгаю их сама, купаясь в острейшем наслаждении.
Где-то неподалёку раздается мужской смех шумной компании, и мы возвращаемся в реальность. Судорожно хватая
Раскрытым ртом я жадно вдыхаю раскалённый воздух, пытаясь восстановить дыхание. Кай помогает мне подняться на ноги, поправляет волосы и оправившееся платье.
– Прости, – говорит он, – мы снова были близки к тому, чтобы совершить непоправимое. Меня это очень пугает.
– Кай, – поворачиваюсь я к нему, беру за руку и нежно целую её. – Я понимаю, что это неправильно, но наше притяжение сильнее нас обоих. Давай просто подумаем…
Но его резкий жест заставляет меня замолчать.
– Злата, – произносит он с болью в голосе, – ты, наверное, не расслышала меня? Не о чем тут думать, и точка! Завтра мы возвращаемся домой, а я уезжаю в Лондон на стажировку. Ты просто не представляешь, что может произойти, если кто-нибудь узнает о нас. Это будет конец твоей репутации. Пусть между нами нет кровной связи, но в глазах общества мы брат и сестра, а значит, это инцест. Его никогда не признает общество, и ты станешь изгоем везде. Этот груз невозможно нести всю жизнь!
– Сколько тебе лет? – продолжает он. – Это тоже важно, потому что, если кто-то узнает, мы сможем видеться только при передачках, в специальном заведении, куда отправляют таких, как я. И, кроме того, это твоё первое увлечение. Возможно, завтра у тебя появится какой-нибудь юноша твоего возраста, и ты забудешь обо всём. Так что одумайся, Злата!
Его слова причиняют мне невыносимую боль. Он ни разу не сказал о своих чувствах, и это заставляет меня думать, что я ему безразлична. Гордо вскинув дрожащий подбородок, я расправляю плечи и произношу срывающимся голосом:
– Возможно, ты и прав, Кай! Какие мои годы? А вдруг завтра я встречу того единственного, кто не откажется от меня при первой же трудности? И… Я… Словом, никто об этом не узнает.
Резко развернувшись, я ухожу, хлестнув его волосами, и быстрым шагом направляюсь к отелю, оставляя его на берегу. В номере, дав волю своим чувствам, я плачу до тех пор, пока не засыпаю.
На следующий день мы покидаем остров. Сказка закончилась, не успев начаться. Я спускаюсь к морю, чтобы попрощаться и оставить у воды свои печали и неудачи. Глядя вдаль, я размышляю о любви. Мне трудно было ответить самой себе, что это за зверь такой. Я лишь знаю, что она идёт рука об руку с болью.
Но я ни в коем случае не сдаюсь. Тогда я надеялась, что Кай не отступится от меня, ведь то, что зародилось между нами намного сильнее нас. Как наивна я была тогда! Если бы я хоть представляла, через какой ад он меня протащит, я бы сбросила его со своего пьедестала, вырвала из сердца с мясом, спасла бы себя.
Не зря говорят, если бы да кабы… У каждого своя судьба, своя дорога, по которой нам предстоит пройти. Я шла по своей, гордо подняв голову, пока чудовищная правда не перевернула мой мир.
Гл
ава 7
Злата
Кай сказал правду. Он улетел в Лондон и больше не спешил возвращаться в отчий дом. Я продолжала жить. Было очень тяжело заглушить в своей душе ростки любви, которые, несмотря ни на что, тянулись на свет сквозь все обиды и отчаяние.
В какой-то момент я пыталась заставить себя забыть всё. Как мантру, я ежедневно повторяла, какой он подлец и трус. Но сердце в ответ вопило: «Не-е-ет, Златочка, не ври себе!» Я перестала противиться этому чувству, но стало ещё хуже.
Ежедневно я механически поднималась утром с постели, быстро завтракала и шла в школу. После бассейна возвращалась домой. И так по замкнутому кругу. Несмотря ни на что, я его ждала. Очень. Но не смела звонить и говорить об этом. Сначала во мне говорила гордость, потом злость, а после одолевшая меня апатия. Если он не звонит, значит, ему это не нужно.
Подруги заметили моё состояние и все время спрашивали, что со мной. И, как водится, пришли к одному логическому выводу: я влюбилась. И ведь правы! Только сказать об этом я не могу, помня последние слова Кая.
Стоило только сомкнуть глаза, как он врывался в мои сновидения и брал меня снова и снова, даря наслаждение, граничащее с болью. Я так отчётливо чувствовала его руки, его запах, кожу. Потом вскакивала с надсадным криком и мокрым дрожащим телом, проклиная эту любовь, имеющую статус «Запретно». Она не спрашивает о приличиях и совести, она въелась под кожу и живёт там, течёт по венам, отравляя сладким ядом.
Я словно отрезала сама себя от всего мира, пребывая в бесконечных терзаниях. Мимо меня проплывали дни, события, потом и месяцы. Я окончила школу, наотрез отказавшись идти на выпускной. Отец в недоумении неоднократно пытался выяснить причину моего поведения, но я молчала как рыба, готовилась поступать в Лондон.
Как-то утром, сидя за завтраком, отец огорошил меня известием: «Милая, я думаю, тебе поднимет настроение новость о приезде твоего брата?» Я медленно подняла глаза и трясущейся рукой поставила чашку на стол. «Он приедет через несколько дней. Да, кстати, он приедет с девушкой, познакомить нас с нею. Наконец, твой брат решил остепениться. Говорит, замечательная девушка!» Отец с воодушевлением продолжал что-то рассказывать, но я его уже не слушала.
Вот и всё, Кай. Вот так. Последний гвоздь в мой гроб. Почувствовав тошноту, я, извинившись, поднялась к себе в комнату. Умывшись холодной водой, я долго смотрела на своё отражение. Я видела там не восемнадцатилетнюю девушку, а старуху с потухшим взглядом и черными кругами под глазами. За этот год я очень изменилась. Повзрослела. Остыли мои мечты и вдребезги разбились об острые края реальности.
Я вдруг истерически засмеялась и смеялась до тех пор, пока истерика не переросла в тихий плач. Проплакав до вечера, я всё с трудом смогла успокоиться, только спускаться к ужину не стоило. Не хватало отцу ещё понять причину моей истерики. Лежа в кровати, я представляла нашу встречу. Несмотря на такую долгую разлуку, я не могла с ним встретиться. Не могу и всё тут. Боюсь до жути встречи с ним и его девушкой.
Решение пришло мгновенно. Вика, школьная подруга, решила поступать в Лондонский колледж, и чтобы утвердиться в своём выборе, отец Вики организовал девочкам каникулы в Лондоне. Я сначала отказалась по понятным причинам. А теперь придётся поехать с ними. Быстро набрав подругу и оповестив её о своём решении, я облегчённо вздохнула. Не время ещё нам предстать друг перед другом, Кай. И плакать я больше не буду. Выплакала всё, и слёз уже не осталось.
Лондон покорил моё сердце. Теперь я понимаю, почему брат всегда сюда стремился. Это удивительный и необыкновенный город – огромное сердце Великобритании. Несмотря на унылую погоду и затянутое тучами небо, жители гостеприимного Лондона весьма приветливы, улыбчивы и, кажется, никогда не грустят. Тёплая атмосфера города буквально пропитана радостным настроением и творческим духом. В пятницу вечером все места отдыха, а особенно пабы, настолько переполнены, что можно увидеть множество людей, которые просто стоят на улице, общаются и угощают друг друга вином или пивом.
Другое дело вечер воскресенья – город словно замирает, и редко можно встретить прохожего по улице. Именно в эти дни я бродила по тихим кварталам, наслаждаясь эпохой средневековья, поглощённая своими мыслями. Я старалась собрать себя и решить, как жить дальше. Я пыталась найти то верное решение, которое позволит мне просто быть… Я не откажусь от Кая ни за что на свете. Никогда. Тогда какую роль я буду играть в его жизни? И услышать тоненький противный внутренний голосок: «А сейчас какова твоя роль? Тебя уже нет в его жизни, там появилась другая!» И снова закусывать до крови губы, пытаясь сдержать всю горечь, что прожигает нутро серной кислотой. Иногда хочется выплюнуть её на весь этот несправедливый мир и наблюдать с улыбкой, как он плавиться от гремучей смеси и приобретает уродливые формы, как и моя душа.
Смотрю на своих подруг и завидую им чёрной завистью. Они счастливы, их глаза горят, а души чисты и нараспашку, тогда как в моей сплошные дыры и прорехи. Пытаюсь залатать их сама, вручную, стежок за стежком, чтобы потом снова рвать её в клочья.
Сегодня впервые за всю неделю нашего пребывания здесь я поддалась уговорам подруг и решилась пойти на вечеринку к Джареду, улыбчивому красивому парню, явно оказывающему мне знаки внимания. Не знаю, зачем согласилась. Наверное, потому, что глядя в его глаза и видя там надежду, не смогла её сломать и растоптать, как сломали и растоптали мою.
И вот мы на вечеринке в огромном особняке, отделанном белым камнем. Внутри было не менее шикарно, чем снаружи. Во всём чувствовался тонкий и изысканный вкус дизайнера. Девочки веселились, а я не спешила поддаваться всеобщему безумию. Дом был полон дерзкой и расслабленной молодёжи, благо обширная прилегающая к дому территория позволяла никому не мешать бушующей здесь какофонии веселья. Мне определённо здесь нравится. Я впервые ощутила лёгкость в душе и обрадовалась, что всё же решилась пойти.
– Злата, я очень рад твоему присутствию. Ты просто украшение моего вечера.
Я засмеялась, тряхнув золотой копной:– Ох и хитер же лис! Ты собрал самых красивых и изысканных девушек Лондона, Джаред, а я даже не оделась соответствующе! Показываю рукой на узкие джинсы и свободную шёлковую блузу цвета морской волны. В отличие от меня девушки пестрили яркими коротенькими платьями, сверкая длинными прекрасными ножками на высоких шпильках.
– Тебе и не надо себя украшать нарядами, у тебя есть то, чего нет у них. Это сногсшибательная харизма, состоящая из одних несоответствий!
– Это как? – Улыбаюсь ему.– А вот так, крошка. Пусть это будет мой секрет. Может, я тебе потом и откроюсь, но сейчас, прости, не могу.
– Ладно, как скажешь, но знай, ты меня заинтриговал.
– На это и был расчёт, Злата, на это и был!
Мы ещё какое-то время дурачились, и я поразилась, какую лёгкость и удовольствие доставляет общение с этим парнем. Мы, беседуя, вышли на огромную веранду, где буйствовали самые редкие и прекрасные растения. Я с интересом их рассматривала, переходя от одного к другому. Всё больше узнавая о парне. Джаред скоро заканчивает учёбу и грозится стать великим дизайнером, впрочем, как и его мать. Её бренд один из самых дорогих и востребованных не только во всей стране, но и по всей Европе. Уже сейчас парня окружают толпы поклонниц, не дающие ему проходу. Он уже признан первым, и я от души за него рада.
– Можно задать тебе вопрос? – Вмиг посерьёзнел парень.– Задавай, конечно, только отвечу ли я на него?– Твои глаза. В них такая печаль. Есть кто-то, кто её посеял в твоей душе?
Я вздрогнула, и хорошее настроение лопнуло как мыльный пузырь. Надев на лицо вновь свою броню, я постаралась тепло улыбнуться Джареду.– Прости, не отвечай. Я не имею право копаться в твоей душе.
Я тихонько выдохнула и расслабилась. Всё же открываться перед ним я не планировала.– Ты напоминаешь мою сестру. Аниту. С недавних пор в её глазах тоже живёт печаль.
– Не знала, что у тебя есть сестра.– Она очень похожа на тебя. Такая же нежная и ранимая.
– Расскажешь о ней?– Да особо и нечего. Она скромная и домашняя девушка. Закончила в этом году экономический колледж. По нашим семейным стопам наотрез отказалась идти. Анита скоро выйдет замуж. Её мужем станет твой соотечественник. Они уже купили большой дом у озера. Только печаль в её взгляде меня напрягает.
– А ты пробовал с ней поговорить?– Аккуратно начала я.
– Не один раз. Она уверяет, что все в порядке, но меня не обманешь. Я вижу ее душу. Так же как и твою. Ты как потерянная маленькая девочка, стоишь в толпе, и протягиваешь руки. А все идут мимо и смотрят сквозь тебя.– Он снова ступил на запретную стезю.
А мне стало не по себе от его слов. Он действительно прав. Я потеряла саму себя в этой толпе, а найти не знаю как.
– Не говори ничего. Позволь мне пригласить тебя завтра на пикник. Заодно и познакомлю с сестрой. Они уже должны вернуться в Лондон. Так как?
Спрятав взгляд, я задумалась. Это не просто приглашение. Готова ли я его принять? Нееет, шепчет внутренний голос. Он интересен, но не больше. Не морочь парню голову. Смотрю в его глаза и понимаю, что там бурлит ураган эмоций.
– Прости, я не могу. Мне уже пора, еще раз прости.
Выскользнула из сада, оставив его там. Нашла Викторию и сообщила, что уезжаю на виллу. Время было уже позднее, девушки нашли подходящую компанию, и домой не спешили. На улице Джаред снова догнал меня и предложил отвезти на виллу.
– Не стоит, Джаред алкоголь я не пила, поэтому не вижу причин отрывать хозяина вечеринки от своих гостей.
– Да брось, Злат, им уже хозяин не нужен. Только хозяйские верхние комнаты. Мне будет спокойней, когда я буду точно знать, что ты дома.
Вздохнув, я согласилась. Так как наша вилла находилась совсем рядом доехали мы очень быстро. Едва машина остановилась, я поспешила в дом, избегая неловкого и ненужного прощания.