Мария Ордынцева
Может быть, позже....
Глава 1. Защита и семечки
Паленая водка, кажется, так и не выветрилась из одежды. Уничтожали ее всем отделом и даже не жалели: слишком уж много народу потравилось этой бурдой. Непривередливый у нас все-таки мужик пошел: пьет все, что горит. И каждый раз надеется: авось, пронесет. А вот не проносит как-то.
Впрочем, их проблемы, оборвал сам себя Рудаков. Впереди еще был небольшой походец по адресам, а усталость от вчерашнего дежурства и недосыпания сказывалась во всем теле.
Игнорируя безмолвные стоны организма, желающего срочно на диван к любимому телевизору, Дмитрий прибавил шаг – до остановки оставались считанные метры. Перехватив легко старенькую папку с бумаженциями в другую руку, поправил кепку. Краем глаза он уже заметил вдали троллейбус, причем именно тот, который ему был нужен.
Среди прочего утомленного люда, груженного авоськами и пакетами, Рудаков заметил вдруг знакомое лицо. Девчонка – высокая и стройная шатенка – с тоской во взгляде всматривалась в ветви тополя напротив, черные от ворон. Интересно, что она там увидела? Кажется, они когда-то здоровались пару раз при мимолетных встречах в городке, и у нее каждый раз глаза светились по-особенному. Однажды в троллейбусе она улыбнулась ему – неизвестно, о чем она подумала и чему была так рада, но слишком уж красивая и искренняя улыбка получилась тогда у нее. До такой степени, что сердце замерло на секунду, показавшуюся вечностью. Очнувшись от столбняка, Дмитрий сбежал как последний кретин, испугавшись своего возникшего внезапно желания подойти и познакомиться.
Сейчас все было иначе. Она не видела его и не обращала, следовательно, на него никакого внимания. Значит, хозяином положения мог стать он сам: подойти, удивить, заинтересовать. Тем более, им было по пути: они часто встречались на остановке по утрам, видимо, жили где-то рядом. Что ж, пожалуй, стоит рискнуть. Кажется, девчонка ничего, хорошая, нестандартной красоты и потому удивительно естественная и обаятельная. Но больше всего Рудакова привлек взгляд – взгляд далеко не глупого человека. И поддавшись самому себе, Дмитрий подошел.
Цепляясь за провода, троллейбус медленно подползал к перекрестку. На остановке все зашевелились и двинулись поближе к дороге. Мария продолжала стоять, с тоской наблюдая за стаей ворон, облепившей огромный, безлистный еще тополь. Не в ее натуре было с дикими глазами кидаться в самую гущу толпы, отчаянно работая локтями, чтобы пролезть потом в салон и обнаружить, что все сидячие места там все равно уже заняты. Лучше уж понаблюдать со стороны, пока рассосется толчея, и спокойно войти позже.
Светофор мигнул красным, троллейбус остановился, отчаянно сигналя поворотником в сторону остановки. А Мария в этот момент думала, что на этой планете ей уже ничего путного не светит: надоевшая рутина, однообразные действия, одни и те же лица, одни и те же места. Жажда резко поменять жизнь снова проснулась и стала грызть любимую косточку, злорадно хихикая и элегантно порыгивая от удовольствия.
– Хочешь семечек? – услышала она возле своего уха и с недоумением обернулась.
Рядом стоял высокий парень в темной кепке и черном полупальто… Ах, да, они виделись с ним как-то в следственном управлении, когда Мария была там на стажировке. После этого они иногда здоровались, а однажды она улыбнулась ему в троллейбусе – просто так, без всякой задней мысли, от хорошего настроения. Он тогда выскочил из салона, как ошпаренный, и помчался прочь по дорожке на работу. Оперативник из ОБЭПа. Как же его зовут? Хоть убейте, Мария не могла вспомнить.
Тоска, едва не обуявшая ее, внезапно куда-то улетучилась. Мария удивленно вскинула брови, все еще пребывая в легком замешательстве, и ответила:
– Нет, не хочу.
Она попыталась понять, с чего это вдруг он решил подойти к ней после месяца отношений «привет-привет».
Парень помолчал, чуть улыбнувшись, подумал немного, глядя в землю, и снова поднял на нее свои внимательные серые глаза:
– Давно стоишь? – это про транспорт. Мария пожала плечами, поглядывая искоса на троллейбус, который, наконец, собрался-таки пересечь перекресток и порадовать народ своим прибытием:
– Минут пятнадцать.
– Ты меня всегда с собой бери на остановку. Видишь, сразу троллейбус приехал, – неловко пошутил он, снова улыбнувшись.
– Ладно, так и буду делать, – кивнула Мария.
Они чуть задержались, пережидая толкучку у двери, и вместе двинулись к троллейбусу.
Отделавшись от кондукторши, Мария по привычке пересчитала цифры в билете: нет, счастливой комбинации не выпало. Видимо, заметив этот ее разочарованный жест, ее новый знакомый заметил:
– У меня тоже не счастливый билетик, – и в его глазах запрыгал веселый чертик.
Почувствовав, как румянец заливает ее щеки, Мария поспешно спрятала билет в перчатку и отвела глаза к окну.
Разговор как-то не клеился: общих случайных тем как назло не находилось, а Мария просто не знала, о чем с ним можно поговорить в троллейбусе, кроме как о погоде.
– Меня зовут Дмитрий, – вполголоса сказал вдруг ее попутчик, склонившись к самому ее уху.
Быстрицкая в этот момент задумалась о том, что бы прикупить к ужину, и потому от неожиданности вздрогнула, но тут же сориентировалась:
– Мария, – и засмеялась тихонько над собой.
– Красивое имя, – кивнул Дмитрий, улыбнувшись. – Редкое по нашим временам. Сейчас чаще встречаются Ольги и Елены.
– Спасибо, – отозвалась Мария. Ей пришло в голову, что очень отвыкла от нормальных человеческих отношений с мужчинами. По роду ее работы ей встречались в основном люди совершенно другого склада: алкоголики, наркоманы, запутавшиеся в долгах игроманы, раскаявшиеся убийцы своих жен и прочие «сливки» общества, а также, само собой, представители родных правоохранительных органов. Конечно, все они по вполне объяснимым причинам постоянно проявляли свой интерес к ней, но у первых этот интерес был продиктован отчасти попыткой расположить к себе своего адвоката, отчасти скукой в изоляторе, у вторых же – желанием разнообразить рутину рабочей и семейной жизни. Ни те, ни другие ее как кандидаты на серьезные отношения не устраивали. Постепенно она стала уже отвыкать от того, что кто-то может заинтересоваться ею просто так, ни ради чего. И потому даже сейчас, в троллейбусе, поймала себя на мысли, что не верит этому обаятельному симпатяге. В конце концов, ему может быть просто скучно ехать одному и хочется с кем-то поговорить. И с чего она вдруг решила, что понравилась ему?
«Глупые мысли, решила Мария, не хочу об этом думать – уже добивает. Мне просто нужно отвлечься, я устала и хочу отдохнуть. Сейчас дома наемся и лягу спать. А там хоть потоп».
От этого потока планов ее отвлек Дмитрий, спросив:
– У тебя какие-то дела в городке? Я часто тебя там видел.
– Дела, – подтвердила Мария. – Я же адвокат.
– Понятно, – кивнул он. – Мы ловим, а ты отпускаешь.
В его голосе проскользнуло нечто, на что Мария посчитала себя обязанной ответить:
– Ну да, мир не спасаю. Так уж получилось.
В конце концов, каждый может ошибиться. От тюрьмы и сумы не зарекайся, продолжила она про себя этот извечный спор защиты и обвинения. Ведь должна же быть справедливость, а не просто месть за зло.
– Извини, не хотел обидеть, – поспешил сказать Дмитрий. – Привычка. Обычно адвокаты другие.
Насколько адвокаты бывают разные, Мария и сама прекрасно знала, поэтому решила промолчать, просто кивнула в знак прощения. А ее попутчик посмотрел на часы и попрощался:
– Ну ладно, мне выходить. До свидания, – и вышел в очень кстати распахнувшуюся дверь.
– До свидания, – отозвалась Мария, чувствуя некоторое разочарование.
Впрочем, какое ей дело, что думает этот опер?
Через две остановки она вышла. Рядом, метрах в пятнадцати, был тротуар, но народ у нас никогда не искал легких путей – и протоптал тропинку напрямик, через кусты, к магазину, за которым располагался дом Марии. По этой вот тропинке и побрела она неспеша, размышляя о том, что пора бы ей завести в доме мужчину. С другой стороны, разве мужчину заводят? Он предпочитает заводиться сам, причем не в каждом доме и не у каждой женщины.
Мария фыркнула в ответ сама себе. Что-то ей вообще сегодня в голову приходили странные мысли. Загрузилась совсем, заработалась. Нет, надо точно отдохнуть, выбраться куда-то. Только не сейчас. Позже.
Дома все было по-прежнему. Телевизор разве что не вилял хвостиком при виде хозяйки, плюшевый медведь улыбался из угла дивана, часы строго тикали со стены: так-так, тик-так. Тихо, уютно, но пусто.
Чтобы отвлечься, Мария включила радио, но песни, словно сговорившись, повторяли извечные сюжеты: она полюбила – он не оценил, либо она полюбила – он погиб, либо она полюбила – он изменил, и т.д.
Что-то это стало действовать на нервы, подумалось девушке. Да что ж за день сегодня такой паршивый? Нет, спать, спать, спать! Чтобы побыстрее все это кончилось. Будет новый день – новая пища, новый интерес, новая жизнь.
Уже засыпая, она проводила мысленно уходящий день словами: «Новая жизнь… Позже…Может быть, позже…»
Глава 2. Новое дело
Ее разбудил телефонный звонок. Мужской голос, впрочем, достаточно молодой и уверенный в себе, осведомился:
– Мария, ты?
– Я, – сонно выдохнула Быстрицкая, пытаясь продрать хотя бы один глаз и посмотреть на часы. Наконец, ей это удалось: – Андрей, ты сдурел что ли? Без четверти три!
– Не ругайся, – попросил с усмешкой Стожаров, – дело есть.
– Ну? – промычала Быстрицкая, закрывая глаза обратно и возвращаясь в объятия подушки с трубкой возле уха.
– У нас убийство, приезжай утром в прокуратуру, – сообщил Андрей.
– Ладно, – бросив телефон на тумбочку, Мария снова погрузилась в свои радужные сновидения.
Что-то заставило Рудакова задержаться на секунду в коридоре. То ли Ринат так долго не выходил из своего кабинета ему навстречу, то ли что-то еще, но Дмитрий остановился как раз напротив лестницы и в следующее мгновение понял, почему его интуиция так настойчиво требовала стоять на этом месте, а не мчаться, как обычно, мимо. Он услышал голос своей вчерашней попутчицы и шаги, явно приближающиеся к месту, где Дмитрий так неожиданно задержался. Еще через несколько секунд он увидел и саму Марию. Она с обреченным видом рылась в своих бумагах и наверняка не собиралась что-то там найти, потому что рядом с ней без умолку трещала о своих горестях упитанная тетка с авоськой, полной банок и свертков. Наверняка эта особа измучила девчонку до смерти, а та в силу врожденной вежливости не решалась заткнуть ей рот и послать подальше.
Видимо, Мария почувствовала его взгляд на себе, потому что внезапно обернулась в его сторону, и щеки ее зарделись румянцем, отчего она приобрела чертовски привлекательный вид.
Чтобы прибодрить ее немного, Рудаков подмигнул ей весело. Это подействовало: обреченный вид мгновенно улетучился. Дмитрий даже удивился, как возможно так разительно измениться за такой короткий промежуток времени. И решил, что обязательно найдет ответ на эту загадку.
Между тем, предмет его размышлений легко побежал вверх по лестнице, оставляя Рудакова стоять в коридоре с открытым ртом. Тетка с невообразимой резвостью бросилась за девушкой, ни на секунду не закрывая рот и не отставая.
Дмитрий не сомневался, что теперь переносить занудство этой тетки Мария будет не так скорбно, как раньше, и потому с чувством выполненного долга отправился к Ринату, который уж очень долго копался у себя в кабинете.
Дух сумасшествия уже начинал просыпаться в Быстрицкой после получасового разговора с мамочкой ее нового клиента Панина, доставшегося ей от позавчерашнего дежурства. Печально кивая головой в такт ее речи и иногда вставляя многозначительное «угу», она плечом к плечу с женщиной поднималась по лестнице в следственное управление. Чтобы как-то отвлечься, Марья стала рыться в своей папке с бумагами, хотя сама толком не знала, что конкретно она хочет найти. В конце концов, тяжело вздохнув, девушка оторвалась от своего занятия и неожиданно встретилась глазами со своим вчерашним попутчиком. Вспыхнув, Быстрицкая, не успев даже подумать, почему и зачем, улыбнулась, встрепенулась, расправляя перышки, и от этого мгновенно преобразилась из унылого создания в веселую и привлекательную мадмуазель. Удивительно все-таки, как благотворно действовало на Марью общество этого опера: сразу захотелось жить, веселиться, нравиться.
Дмитрий между тем внимательно осмотрел ее собеседницу и хитро подмигнул девушке. Одарив его в ответ самой благодарной и очаровательной улыбкой, Мария прибавила шагу и быстренько вознеслась на следующий этаж. Неугомонная Панина не отставала ни на ступеньку, продолжая забрасывать Быстрицкую вопросами типа «может быть, его в свидетели можно перевести?». Так и хотелось ответить: какие свидетели, помилуйте! Ведь он в групповом разбое участвовал, да еще по голове потерпевшему ударил арматуриной! Она на ходу ответила лишь:
– Посмотрим, – и, убыстрив шаг еще, ринулась к благословенной двери следователя Стожарова.
Взъерошенное недавней встречей сердце улеглось обратно, лениво постукивая, румянец сменился благородной белизной – и Мария, абсолютно спокойная и уравновешенная, вошла в кабинет. За ней по пятам пробралась ее преследовательница.
– Здравствуйте, Андрей Валентинович, – произнесла Маша, подходя к Стожарову. – Как у нас дела?
Подняв свою белесую и ужасно умную голову от подшитого дела к вошедшим, Андрей хлопнул удовлетворенно белыми ресницами и кивнул, приветствуя Машу:
– Приветствую, Мария Александровна. Какие у нас дела? Так, делишки, – а крадущейся попятам за своим адвокатом мамочке строго велел: – Подождите, пожалуйста, за дверью.
Женщина моментально растворилась в полумраке.
– Не прибедняйся, – отмахнулась Быстрицкая, плюхаясь на ближайший стул. – Ну, так что? Где?
– Сейчас, – он набрал номер и, подождав пару секунд, приказал: – Это Стожаров. Давайте его сюда.
Вдавив трубку обратно на рычаги, Андрей придвинул Маше дело:
– На, почитай, что твой красавец сочиняет.
Маша пробежалась глазами по протоколу. Ничего удивительного. За воображение Панина она никогда не беспокоилась. Достаточно было намекнуть, дать направление его мысли, и робкая идейка превращалась в живописный рассказ со всеми подробностями. Самое интересное, что он сам первый во все это верил. Его сегодняшнее собственноручное «чисто сердечное» признание получилось у него особенно хорошо, и Мария с трудом смогла скрыть улыбку, подумав: Андерсен, чистый Андерсен.
Вопреки расхожему мнению, что адвокаты и честность – две вещи не совместные, Мария врать не умела. Поэтому для себя Быстрицкая сразу установила другой стиль работы. Только опираясь на факты, на имеющиеся доказательства, которым она умела давать вполне логичное объяснение, благоприятное для интересов защиты, Быстрицкая всегда создавала ту картину происшедшего, которая ей была нужна, находила лазейки в документах, добивалась нужной квалификации, нужного приговора, который мог устоять в любой надзорной инстанции. Ее правилом было сформулированное ею же утверждение, что идеальных обвинительных заключений не бывает. Зная, что ложь рано или поздно выходит наружу, она не пользовалась ею, но, даже защищая заведомо глупую позицию клиента, пыталась найти как можно больше разумных доводов в пользу защиты. Так было с большинством дел, но иногда встречались настолько интересные обстоятельства, что Быстрицкая, забывая о своей адвокатской стезе, начинала рыть землю не хуже любого детектива. Сколько раз они со Стожаровым спорили в такие моменты, ругаясь на чем свет стоит и клянясь, что никогда больше не поздороваются друг с другом, даже если солнце упадет на землю. Но проходило время, интуиция Марьи торжествовала над поспешной логической выкладкой следствия. Стожаров, умница, признавал ее правоту и угощал кофе с коньяком с очередной премии за раскрытие.
В этот раз Быстрицкую снова распирало любопытство: просто так бы Андрюша посреди ночи не позвонил, но он молчал, как партизан. И она решила из принципа сделать вид, что забыла об этом.
Вернув бумагу Стожарову, Марья пожала плечами:
– Нормальные показания, что еще скажешь?
– Ну-ну, – промычал с сомнением в голосе Андрей.
В этот момент в заставленный разными вещдоками кабинет втиснулся широкоплечий опер из «убойников» – Данила Громов:
– Привет, заводить что ли? Привет, Маш.
– Привет, – отозвалась Быстрицкая и перевела вопросительный взгляд на Стожарова.
– Заводи, – разрешил тот. – А мать пусть пока в коридоре подождет. Потом покормит своего балбеса.
В кабинете появился Панин – маленький, худощавый, с уверенным взглядом. Увидев Быстрицкую, он явно расслабился и, здороваясь, едва заметно улыбнулся ей.
Начиналась работа.
Часа через три, вдоволь налюбовавшись сценой из мелодрамы «мать, рыдающая над своим непутевым сыном», Стожаров удалил семью Паниных из кабинета восвояси и с облегчением откинулся на спинку стула и возвел глаза к потолку:
– Господи, как ты это все терпишь?
– Он уже привык, – заметила Марья и стала демонстративно складывать свои записи в сумку, немного задетая таким долгим молчанием Стожарова.
– Погоди, – остановил ее Андрей.
Он не поленился даже подняться и запереть дверь, чтобы кто-то не подслушал случайно разговор. Затем вернулся на место и вытащил из верхнего ящика тонкую папку-скоросшиватель.
Вот оно, пронеслось в голове Быстрицкой. Наконец-то!
Андрей между тем покопался в немногочисленных протоколах, проверяя, все ли они тут, и придвинул дело Марии:
– Читай.
Первым делом она нашла рапорт об обнаружении признаков преступления и протокол осмотра места происшествия. Дело и впрямь было громким. Не далее как сегодня утром, собираясь на работу, Быстрицкая собственными глазами видела репортаж с места событий. Еще бы: один из самых крупных бизнесменов области Владимир Александрович Смирнов был найден накануне в туалете собственного офиса мертвым! Вся областная власть на ушах теперь будет стоять, областной прокурор взял дело под личный контроль. Только вот каким боком здесь Быстрицкая? Подозреваемых может быть масса, у каждого давно имеется свой навороченный адвокат… Мария вопросительно взглянула на Стожарова.
– Читай, потом объясню, – подбодрил Андрей.
Ну что ж, на первый взгляд – обычное дело: подозрения на сердечный приступ, признаков насилия на трупе не обнаружено, в туалете в момент смерти находился один… Кстати, откуда это известно? Ах да, объяснения его телохранителя Станислава Кротова: курил на улице один, потом зашел в туалет, увидел Смирнова, который уже хрипел в предсмертной агонии, побежал за помощью, на пороге столкнулся с уборщиком Сережкой (фамилия? Да черт его знает, какая у него фамилия), оба побежали в приемную вызывать скорую и милицию. Шефа до этого видел в кабинете: ругался с женой. Жена хлопнула дверью и убежала. Секретаря Катю шеф в итоге отправил, видимо, с досады в магазин, Кротов ее лично до двери проводил, потому и курил потом на крыльце. Кто такой Кротов? Да обычный тридцатилетний крепыш, бывший десантник, прошел Кавказ, теперь вот служит на благо долгого экономического процветания руководства…
Уборщик Савичев, естественно, дублирует рассказ Кротова. Только получается, что Кротов сам себя подставил: ведь он нашел тело и алиби у него нет, его никто не видел примерно полчаса. Что делал шеф в эти полчаса – тоже неизвестно: приемная была пуста. И вот, как раз когда Кротов зашел в туалет, Смирнов умирает. Очень кстати. И почему Кротов не воспользовался мобильником, а побежал куда-то? Очень странно как-то все…
А вот и объяснения жены Смирнова. Интересно, что она скажет по этому поводу? Говорит, что никакой ссоры с мужем у них не было. Глупо. Ведь есть два свидетеля обратного (если считать секретаря). Отрицает очевидное. Тем более глупо, что она сразу же попадает под подозрение…
Быстрицкая порылась в бумагах. В протоколе осмотра на первый взгляд ничего полезного не было: в кабинете и в туалете найдены отпечатки пальцев, отправлены на экспертизу. В туалете длинный светлый волос на полу – взят на экспертизу. Следов насилия на трупе нет, но есть след от внутривенной инъекции. Найден флакон инсулина в письменном столе, шприцов не найдено – даже в мусорном ведре. Еще одна странность. Что-то слишком много странностей…
Вот и справки экспертов. Во флаконе обычный инсулин, заводское производство, никакого криминала. Отпечатки принадлежат разным людям, подробнее – после изъятия образцов для сравнительного исследования.
Да, немало успели нарыть за сутки. Но вот при чем здесь она?
Стожаров терпеливо ждал, когда она дочитает, и курил от нечего делать. Наконец, поняв, что Быстрицкая закончила чтение, заговорил, потушив окурок в пепельнице:
– Сама понимаешь, я тебя с этими бумагами не знакомил.
– Андрюш, мог бы и не говорить, – немного обиделась Марья.
– Мысли есть?
– Есть немного, а что?
– Я говорил вчера вечером с женой убиенного. Думаю, она обратится к тебе.
– Почему ко мне? – удивилась Быстрицкая. – У нее что, своего адвоката нет?
– Есть, – кивнул Стожаров. – Но она хочет работать с тобой. Слышала от друзей про твои подвиги по таксистам.
Дело банды, убивавшей таксистов, гремело пару лет назад на весь город. Троим обвиняемым тогда дали максимальные сроки наказания, а еще паре человек – по двенашке. За сотрудничество и помощь следствию. Все мало-мальски знакомые с делом люди точно знали, что если бы не Марья, которая представляла интересы одного из потерпевших, трупов было бы больше. Никто не верил тогда в успех раскрытия: следов было мало, а эпизодов много. И, тем не менее, именно Быстрицкая нашла ключ к делу. Тогда ее даже звали работать в органы, но рутина следовательских будней от зари до зари не слишком ее привлекала.
Не сказать, чтобы тот случай сделал Марию безумно популярной. Для нее практически ничего не изменилось, кроме несколько возросшего авторитета в глазах коллег и следователей всех мастей. Постепенно все подзабылось, и лишь несколько человек, помнивших о том, что «голова у нее варит», иногда звали ее в дела, грозившие стать висяками. Одним из таковых был Стожаров, с которым они когда-то учились на одном курсе в универе.
– С чего ты взял, что ей вообще понадобится адвокат? – Быстрицкая чувствовала, что бывший однокашник темнит и она чего-то еще не знает, что надо бы было учесть.
– Создана следственная группа. Кроме меня, в нее войдет еще Репин. Он же ее возглавит. А у жены все мотивы налицо, – кратко объяснил Стожаров.
Мария пока не знала о мотивах жены, решив, что если попадет в дело, то в процессе все и так выяснится, но вот участие на главных ролях Репина как-то резко усложняло дело. Олег Николаевич Репин отличался высокой скоростью раскрываемости дел. Настолько высокой, что иногда даже у суда и прокурора района возникали вопросы типа «а был ли мальчик». Но для высокого начальства в области показатель успешной и быстрой раскрываемости зачастую определял ценность сотрудника, а потому его, видимо, и предложили для расследования убийства Смирнова.
– Ладно, если Смирнова ко мне обратится, я тебе позвоню, – кивнула Быстрицкая.
