полная версия
Мария Волощук Махоша
Книга хочет на ручки
Волшебница и волчонок
В лесу весеннем, полном жизни новой,
Волшебница свои питала силы,
У древних сосен мудрости просила,
И лес, её красою очарован,
Чудесных тайн дарил ей щедро милость.
Там, на коврах из мхов и трав душистых,
Забыв про сон, босая танцевала.
Поляны, вместо тюрем тронных залов,
Встречали переливом птичьих свистов,
И свет струился вниз зарёю алой.
Но прерван бал лесной, – на шум далёкий
Привычно обернулась. Стихли птицы.
Всё замерло вокруг, ведь не годится
Волшебнице мешать в её работе.
Вдруг где-то здесь, в лесу, беда таится?
Пришла на шум. Пред ней зияет яма.
На дне её волчонок копошится.
Свалился, верно, вниз глупыш и злится.
Рычит, копает, вверх стремясь упрямо.
Затворник маленький так рвётся из темницы!
Взглянула, отошла и села рядом,
Плетёт венок из белых первоцветов.
А юный Эльф лесной, увидев это,
Её поступком возмущён изрядно,
Спустился вниз, от гнева разогретый.
«Волшебница, бездушная и злая!
Всем расскажу теперь, что ты – двулична!
Как можешь ты, себе под нос мурлыча,
Играть в цветы, беды не замечая?
Тебе страданья малых безразличны!»
И улыбнулась широко и добро
Волшебница в ответ, но всё ж – ни с места.
Эльф кинулся спасать в стремленьи честном.
Рукой взмахнула, – Эльфа замер образ,
Застыл, и лишь глаза кричат протестом.
Так битый час она его неволит.
Эльф взглядом мечет молнии и громы,
Он недвижим и нем, разочарован.
А наш волчонок терпеливо роет,
Ведь мама ждёт его до ночи дома.
Вот появились лапа, нос и ухо.
Ещё чуть-чуть… Сорвался вниз, к началу.
И вновь – вперёд, взъерошенный, усталый
Волчонок, бесконечно сильный духом.
Эльф злился, рыл малыш, она вздыхала.
Он вырвался и на краю оврага
Упал без сил. На краткий миг обмяк,
Но ждут, он должен… Встал, собрал отвагу,
Рванул в сосняк, и в перекрестье взглядов
В глаза смотрел ей будущий вожак.
Махнула вслед, – волчонок скрылся в просек,
И Эльфу недвижимому сказала:
«Уменья колдовать ничтожно мало!
Кто может сам и помощи не простит,
Того спасать и портить не пристало».
Эльф отмер. Поругались, помирились…
Что было с ними дальше, мы опустим.
И через годы в чаще, на опушке,
Седого вожака щенки просили
Им рассказать про яму, злость и силу.
А колдовство… Для слабеньких игрушки!
Не превращение царевны в лягушку
Сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась прекрасной царевной…
1
Сказка чудесно окончилась —
Свадьбой и воцарением.
Кожа лягушечья сморщилась
На антресолях от времени.
Все Иванычи выросли,
Вышли замуж Ивановны.
Сделался былью вымысел,
Былью дотошно правильной.
Но только царя Ванюшу
Труба позовёт в поход,
Из царских палат лягушка
Тихонько к болотцу бредёт.
То ли не додышала,
То ли ошиблась всердцах, —
Места лягушке мало
В бархатных складках дворца…
2
А за горами и долом
Вовсе не вражий стан, —
С грозным трёхглавым драконом
Бьётся её Иван.
Головы царь не сносит,
Змея валит и вяжет.
Тот о пощаде просит:
– Сделаю, что прикажешь!
– Эко, какой упрямый!
Сразу бы так, без драки.
А то: и слушать не стану,
Драконы, мол, не собаки!..
Сегодня, Змей, всё иначе,
И мне не нужна война.
Мне, мой упрямый ящер,
Помощь твоя нужна.
Помнишь ли ты царевну,
Ту, что была лягушкой?
– Лет тому тридцать, верно,
То было назад, Ванюша.
– Было, но лет течение
Я посвятил стране.
Не до моей царевны
Было, Горыныч, мне.
Я побеждал, боролся,
Правил, судил, царил…
А с тихим её болотцем
Справиться нету сил.
Что-то порой замечаю, —
Царевна моя грустна.
Как бы опять от отчаянья
В кожу не влезла она!
С жизни унылой и бренной
Снимем тоски печать.
Повеселим царевну:
Ты украдёшь, – мне спасать.
Только, друг мой зелёный,
Будь осторожен с ней.
Всех в мире царств и тронов
Мне та лягушка ценней!
3
В царских палатах новенький
Выстроен зимний сад.
Внуки царёвы носятся,
Ссорятся и галдят.
А за высокой башнею,
Их охраняя сон,
Графити разукрашенный
Добрый живёт дракон.
И только внучат старушка
Сдюжит в постель уложить,
Тихонько бредёт лягушка
К нему. Поболтать за жизнь.
Волшебница и ужасный великан
Волшебный дар полёта очень кстати,
Когда дорогу преградили горы.
Их одолеть сумеет очень скоро
Любой, кто, притяжение утратив,
Из воздуха себе создаст опору.
Волшебница, об этом размышляя,
Взлетала над широкой горной цепью.
Внизу мелькали пики, склоны, реки,
Седые спины долгих перевалов
Склонялись перед их великолепьем.
Такою красотой, таким простором
Хотелось упиваться бесконечно!
Хотелось петь, смеяться, быть беспечной,
Но шум и суету не любят горы…
Вдруг гулкий рокот катится навстречу.
Кто, не приемля свод законов горных,
Кидает в дрожь озябшие вершины?
На то должны быть веские причины…
Ущельем, полным звуков рукотворных,
Волшебница на помощь поспешила.
Здесь великан бушует на тропинке.
Он, силой неземною переполнен,
Столбами пыли затмевая полдень,
Швыряет глыбы в пропасть, как пушинки,
Нарушив право камня быть безмолвным.
«Да… Непростая предстоит работа!
Не справиться одной, – нужна подмога», —
Подумав так, спустилась на дорогу,
Укрывшись от него за поворотом.
Придётся ей поколдовать немного.
Кого позвать? Какой народ чудесный?
Титанов, эльфов, духов или гномов?
Пока перебирала всех знакомых,
Не грохот – шум шагов тяжеловесных
Уж надвигался. Поздно звать на помощь.
Он перед ней, громадный и ужасный,
Налитых кровью глаз пугает близость,
И смрадом каждый вдох его пронизан.
Что ж, принимая этот бой опасный,
Волшебница ему бросает вызов:
– Эй, Великан! Зачем покой нарушил
Ты края горного? Ответь без промедления!
– Салют природы малому творению!
И кто ты есть, чтоб я тебя послушал?
Мне для чего твоё благословение?
Нет смысла в продолженьи перепалки,
Он груб в своём ответе громогласном,
Лишь меч в их спор внести сумеет ясность,
И, верно, битва будет очень жаркой.
– Я преподам урок тебе, несчастный!
Она напала, он тотчас ответил,
Её бросал на камни, как былинку.
Упорство против силы исполинской —
И в час, когда сменился ночью вечер,
Не видно было края поединку.
Ночь напролёт они исправно бьются,
Круша вокруг тяжёлый камень в крошку.
Уж сломан меч, и молот в пропасть сброшен,
Лицом к лицу – на милость не сдаются,
И горы восхищаются их мощью!
Когда в багряный цвет окрасил кручи
Луч солнца, пробуждая к жизни спящих,
Зияя сотней ран кровоточащих,
Она без сил упала. Он измучен,
Её связал, хоть еле ноги тащит.
– Нет, не возьмёшь! Я справлюсь!
– Это вряд ли… Тебя я мог убить с десяток раз.
– И не убил? Ты хвастаться горазд!
Тебя я быть повежливей заставлю!
– Повежливей? Меня? Нет, тут я пас!
Я – великан, мне вовсе не пристало
Любезным быть и соблюдать манеры.
Но прежде, чем нам снова встать к барьеру,
Зачем, скажи, ты на меня напала?
– Ты всё кругом крушил, не зная меры!
– Я? Всё крушил? – И великана хохот
Наполнил горы чередой обвалов.
Она в бессильной злобе прокричала:
– Да, зло творить умеешь ты неплохо!
Спокон веков таких я побеждала!
– Не кипятись ты! Что за наказание!
Я разбирал завалы на дороге,
Глаза изранил и устал немного,
Но всё же честно выполнил задание,
Селян окрестных победив тревоги.
Да, горный перевал теперь свободен!
Собою гордый нёс я эту весть,
Успеть пытаясь утром, ровно в шесть,
Прибыть в деревню и при всём народе
Им возвестить, что путь в долину есть!
Теперь вот опоздаю непременно.
И скажут: «Великан не пунктуален!»
А если правду расскажу в деталях,
Поднимут на смех и вруном отменным
Вновь назовут, – такого ж не бывает!
Скажу – проспал. Всё проще, хоть и враки.
Давай договоримся на прощание:
Когда замечен буду в злых деяниях,
Тогда с тобой побьёмся в честной драке.
Ну, а сейчас пора мне. До свидания!
Её он развязал. С тяжёлым вздохом
Она кричала вслед ему:
– Прости!
Он отмахнулся и уже в пути,
Как будто вспомнив, крикнул ей:
– Дурёха!
Не стоит с великанами шутить!
Водой волшебной раны заживляя,
Волшебница подумала: «Неплохо…
Ведь мог убить, а лишь назвал дурёхой!»
И дальше в путь пустилась, вспоминая
Судьбы урок и великана хохот.
Не всякий зло, кого мы злом считаем.
