bannerbannerbanner
Ледяное сердце Северины

Мария Воронова
Ледяное сердце Северины

Полная версия

Она показала глазами на ежика. Тот методично атаковал противника.

– Какой смешной, – Виктор улыбнулся.

В свои почти сорок пять лет он оставался удивительно красивым мужчиной. Виктор рано поседел, но волосы оставались такими же густыми, как в юности, и так же вились. Нос, крупный и не особенно правильный, гармонировал с тяжеловатым подбородком и твердых очертаний ртом. Но самым замечательным в его лице были глаза, светлые и лучистые. Обрамленные густыми черными ресницами, они казались совсем прозрачными.

Для мужчины Виктор был, пожалуй, невысокого роста, но крепкий и широкоплечий. В последние годы у него появился заметный животик.

Но седина, морщинки и животик, да и другие атрибуты возраста не мешали Александре видеть в нем того прекрасного юношу, которого она когда-то полюбила.

Обнявшись, они сели на лавочку и стали наблюдать за борьбой ежа с пакетом. Сквозь легкую кофточку Александра чувствовала его родное тепло. И склонила голову на плечо мужа, совершенно счастливая.

Северина не торопилась выходить из «Мерседеса». Из окна машины она посмотрела на четырехэтажное здание сталинской постройки. Оно нисколько не изменилось с тех пор, как она провела тут шесть тягостных лет… Стены по-прежнему выкрашены в унылый грязно-желтый цвет, великие писатели так же холодно глядят с бетонных барельефов. Сурово выпячивает челюсть Маяковский, всем своим видом намекая ученикам, что ничего хорошего их здесь не ждет.

Она усмехнулась, и шофер, давно изучивший привычки хозяйки, налил ей из термоса стаканчик кофе.

Может быть, последовать совету Сени и не ходить? Зачем возвращаться туда, где тебе было плохо, и общаться с теми, кто тебя презирал?

Северина сделала глоток, аккуратно, чтобы не повредить макияж. Сегодня она выглядела великолепно. Маленькое черное платье от «Шанель» сидело по фигуре, вылепленной с помощью личного инструктора до той степени совершенства, которую позволяло строение скелета. Она никогда не была красавицей, но обыкновенное русское лицо со слегка вздернутым носиком обладало одним достоинством, о котором женщина узнает только после тридцати. Моложавость. Без всяких ухищрений пластических хирургов и косметологов она выглядела почти так же, как на выпускном, только значительно стройнее. На пороге сорокалетия у нее не было ни одного седого волоса, и люди, не знакомые с ее биографией, изумлялись: как, такая молодая – и рулит огромным бизнесом!

Обычно она пользовалась косметикой только во время съемок, но сегодня вокруг нее целый день колдовала бригада визажистов. В результате Северина так себе понравилась, что попросила Сеню организовать фотосессию.

И зачем идти в школу, портить хорошее настроение, возникшее от осознания своей красоты?

Раннее детство она провела в поселке военных моряков, где все друг друга знали и жили общими интересами.

Она купалась в любви родителей, и радость была так же естественна, как дыхание. От этого периода остались яркие воспоминания… Когда пришла пора идти в пятый класс, жизнь в одночасье изменилась. Семье пришлось вернуться в Ленинград.

На беду, математическая школа находилась через дорогу от их дома. Над школой шефствовал универмаг «Гостиный двор», и учились там большей частью не математические гении, а дети из семей работников торговли. Северина никогда бы не попала в эту закрытую систему, если бы не закон, запрещающий администрации школ отказывать детям военнослужащих.

Так Северина оказалась в чуждой среде и пробыла в ней целых шесть лет…

Ее откровенно бедный вид, нитяные колготки в штопках и грубые туфли фирмы «Скороход» вызывали смех у этих красивых детей. А когда она стала искренне, взволнованно отвечать на уроке литературы, девочку посчитали сумасшедшей. Нельзя сказать, чтобы ее травили люто, но презирали и насмехались со свойственной детям жестокостью.

Вероятно, не все одноклассники были маленькими мещанами, интересующимися только фирменными шмотками. Но именно такие задавали в классе тон, и пойти против, подружиться с изгоем значило сделать гигантский шаг вниз по социальной лестнице.

Если бы она рассказала родителям о своих детских бедах, они обязательно помогли бы! Перевели бы в другую школу или просто объяснили, что такое стадный инстинкт. Сказали бы, что сильный человек гораздо терпимее к проявлениям слабости, чем слабый – к силе духа. И что история не знает ни одного случая, когда толпа умных людей третировала одного дурака, а вот обратных примеров найдется сколько угодно. Но в семье случилось настоящее горе, и Северине было совестно нагружать папу с мамой детскими обидками. В параллельном классе учился собрат по несчастью, Леша Тоборовский. Этот маленький щуплый мальчик, которого вечно забывали постричь, сидел на задней парте и непрерывно читал. Однажды его приволок в школу разъяренный шофер грузовика в крайне возбужденном состоянии. Когда дар речи к нему вернулся, он рассказал, что увидел Тоборовского переходящим дорогу вне зоны пешеходного перехода. При этом ребенок уткнулся носом в книгу и на всякие мелочи типа грохочущих мимо самосвалов не отвлекался.

Иногда Северина ловила на себе слегка безумный взгляд Тоборовского и сразу отворачивалась. Влюбиться в нее он никак не мог, а жалости она инстинктивно сторонилась.

В выпускном классе Северина случайно перешла дорогу королеве гопников Тане Сорокоумовой. Смешно, но, как она ни старалась, сколько ни напрягала память, не могла вспомнить, с чего начался конфликт. Впрочем, самые ужасные ссоры разгораются именно из-за ничтожной ерунды.

Как бы то ни было, в умную мелированную голову Тани пришла мысль, что Северина ее унизила и должна извиниться. Северина отказалась. В качестве аргументов Таня представила свою свиту – двух не обремененных интеллектом бугаев. Северину подстерегли по дороге из школы в достаточно безлюдном месте и обещали избить, если она не станет просить прощения.

Северине до сих пор приятно было вспомнить, как она не поддалась страху и заявила, что ее могут хоть убить, но извинений Таня не дождется. Неизвестно, чем кончилось бы дело, но помощь пришла, откуда не ждали. С неизменной книгой в руке появился Тоборовский и встал на защиту. В результате сорокоумовские прихвостни ретировались. Потом Танька, пытаясь взять реванш, распускала про Северину всякие грязные слухи, но напрямую больше к ней не лезла.

Вспомнив этот эпизод, Северина улыбнулась. Пойду, решила она. Хоть Лешку поблагодарю за заступничество.

Северина кивнула охраннику и вышла из машины. Обычно она не путешествовала с такой помпой, обходилась водителем, но сегодня пусть все видят, чего она достигла.

В вестибюле Северину встретил директор и провел в актовый зал.

Северина осмотрелась. Она шла по коридорам, которые прекрасно помнила, но которые почему-то не будили воспоминаний.

Актовый зал с высокими потолками и большими окнами почти не изменился, только поставили стеклопакеты и убрали красное бархатное знамя. А паркет все тот же, и рояль в углу сцены, и от тяжелого занавеса все так же пахнет пылью.

Северину посадили в президиум, к учителям, с которыми она любезно, но сдержанно облобызалась.

Пошли речи, в суть которых Северина не вслушивалась. Она разглядывала бывших одноклассников. Благо со сцены это было очень удобно. Кого-то узнавала сразу, кого-то нет. А вот первый красавец класса… Господи, как постарел! Полное впечатление, что отца прислал…

Сделав щедрое пожертвование на школьные нужды, Северина думала весь вечер располагать вниманием директора, но тут вошел невысокий мужчина в военной форме, и директор сразу бросился к нему. Приглядевшись, Северина легко узнала бывшего книгочея, несмотря на полковничью форму и ультракороткую стрижку. Тоборовский, вот так сюрприз!

Леша – военный? Притом… Постойте-ка! Нет, глаза не обманывают, на груди действительно Звезда Героя России!

Фантастика! Она была уверена, что Тоборовский избрал научную карьеру. Лауреат Нобелевской премии – это может быть, но Герой России…

Северина спустилась в народ, широко, но холодно улыбаясь. Отвечала на приветствия, обменивалась светскими фразами. Словом, вела себя, как на обычном приеме. Вскоре заметила, что многие стараются держаться к ней поближе и ловят ее взгляд.

Все стандартно… Самые незаметные ребята оказались самыми инициативными, именно они всех разыскали и уговорили прийти. А вот первые красавицы почему-то не явились. Может быть, стесняются своей увядшей красоты и несостоявшейся судьбы. Зато налицо все страшные подруги, ставшие счастливыми женами и матерями семейств. Естественно, присутствует золотая медалистка. Пришла показать, что вся жизнь у нее на «отлично». В кружке былых подруг листает планшет, демонстрируя образцового мужа, детей, квартиру и работу. Будто сдает очередной экзамен. Только глубокий подспудный невроз не показывает никому, а может, и сама о нем не знает…

А вот и ее врагиня, Таня Сорокоумова. Что ж, время сделало свое дело. Скороспелая прелесть давно рассыпалась, не поддерживаемая ни красотой души, ни хотя бы силой воли.

Красивые ножки и узкие бедра, столь привлекательные для юных рыцарей улицы, обзавелись бонусом в виде толстого живота после первых родов, а то и сразу после свадьбы.

Северина подошла к Тане.

– Рада тебя видеть, – сказала она любезно.

– Привет, – Таня смерила ее взглядом, совсем как в прежние времена.

– Ну как ты, чем занимаешься?

– В продуктовом бизнесе, – буркнула Таня сквозь зубы.

– А, да! Я иногда встречала тебя в твоем бизнесе. В хлебном ларьке у метро, – засмеялась Северина.

Шутка была так себе. И Северина не хотела задираться. Странно, в школьные годы она совершенно адекватно оценивала ситуацию, а теперь, когда ей без малого сорок лет, вдруг ведет себя, как трудный подросток. Но говорить гадости оказалось неожиданно приятно… Так зачем отказывать себе в удовольствии?

– У нас с мужем свое дело!

– Ну все, не кипятись! Я вижу, что ты успешная женщина и накопила много добра. Вон как туго набиты твои защечные мешки!

 

По всем этическим нормам ей должно быть стыдно. Пусть Таня двадцать лет назад обзывала ее нищей коровой, это ничего не значит. Человек должен прощать!

Ага, сейчас! Фыркнув, Северина отошла к ряду скамеек и села, глядя поверх бывших соучеников. Первый, кто посмеет рассказать ей, какими добрыми друзьями они были в детстве, будет послан очень далеко.

– Северина… – Леша Тоборовский протянул ей бокал вина. Она взяла и, эффектно чокнувшись с бывшим защитником, сделала вид, что пьет, – зачем ты к ней привязалась? Ты победила Таньку тогда, а не сейчас.

Она подняла бровь:

– Тогда ты за меня вступился. Нас даже не побили.

– Правильно. Потому что ты не сдалась. И не звала на помощь. До сих пор помню твое бесстрашное лицо.

Северина улыбнулась:

– Я думала, никто не придет. А ты пришел.

Тоборовский улыбнулся в ответ.

Зазвучала музыка, модная во времена ее детства, верхний свет сменился бликами специальных фонарей, началась дискотека. В полумраке Леша выглядел совсем как прежде: немного диковатые серые глаза на узком лице с неожиданно массивным греческим носом. Но Северина успела разглядеть глубокие складки в уголках рта и гусиные лапки – приметы трудной, но достойной жизни.

Тоборовский мягко взял бокал из ее рук:

– Потанцуем?

Она кивнула.

В школьные годы Северина два раза ходила на дискотеку. Прекрасно осознавала свое положение, но душу будоражили смутные мечты о чуде. О том, что какой-нибудь мальчик внезапно влюбится в нее, как Ромео полюбил Джульетту на балу…

Но никто ни разу не пригласил ее на медленный танец! Ни из великой любви, ни просто так. А когда Северина решила потанцевать вместе со всеми, то быстро заметила, что Танька Сорокоумова с приспешниками копирует ее движения, и все смеются.

Звучала тягучая мелодия, несомненный хит тех далеких времен. Кажется, Челентано, но точно Северина не могла вспомнить.

Ничего не сбылось из того, что обещали эти сладкоголосые певцы. Ни великой любви, ни подвига, ни счастья…

Она чувствовала руки Тоборовского на своей талии. Не сейчас должна она танцевать, а тогда – двадцать лет назад!

Пусть ей приятно от прикосновения теплых сухих ладоней, пусть он прижимает ее немножко слишком крепко, совсем как старшеклассник, и бедром она чувствует, что нравится ему, но душа ее давно остыла, а песня почти забыта.

– Льдинка-Северинка, – вдруг шепнул Тоборовский.

Так ее называла только мама. Как Леша запомнил?

Северина молчала. Они прильнули друг к другу, соприкоснулись щеками, как в их времена делали влюбленные подростки.

Насколько Северине было известно, Леша тоже не ходил на дискотеки и уж точно не танцевал медляки с красивыми девочками.

Когда музыка стихла, Северина собралась домой.

– Я провожу, – Леша галантно подержал норковую накидку.

– Ну, вот мы и пришли, – засмеялась Северина, остановившись возле распахнутой дверцы «Мерседеса», загодя открытой шофером.

– О… Я хотел зайти немного дальше.

Оба улыбнулись незамысловатой шутке.

– Я понимаю, ты бизнес-леди… Но можно я дам тебе свой телефон? Вдруг образуется немножко свободного времени, которое ты захочешь потратить на человека из прошлого?

Тоборовский протянул ей визитку, которую Северина, не глядя, убрала в сумочку.

– Спасибо, Леша, я обязательно позвоню.

Пора было прощаться, но оба медлили.

– Северина, это наглость с моей стороны, но, может, дашь мне тоже какой-нибудь номер? Секретаря хотя бы? Вдруг ты забудешь обо мне или потеряешь карточку, а я не буду знать, как с тобой связаться…

– О чем речь! Записывай мой личный номер! Хотя нет! Не дам я тебе ничего. Если у тебя будет мой телефон, я буду ждать, что ты первый позвонишь. И очень расстроюсь, когда этого не произойдет.

Вытянувшись в постели, Северина неожиданно засмеялась. Давно у нее не было такого прекрасного настроения.

Кажется, ей больше не нужно сокрушаться о том детстве, которого у нее никогда не было. Это как боксерский матч. Сначала долгий и унылый поединок, противник теснит, тебе тяжело и больно, и не веришь в счастливый исход. Но вдруг неожиданно отправляешь соперника в нокаут! Ты победил! И теперь вспоминаешь всю игру совсем с другим чувством…

Она потянулась к сумочке и достала белый прямоугольник. Кроме телефонных номеров, там было указано, что Леша – начальник факультета Военно-космической академии имени Можайского. В просторечии – Можайки.

Вдруг он – космонавт? Северина хихикнула. Господи, как давно она не веселилась наедине с собой!

Накинув любимый махровый халат, Северина спустилась в кухню. Постройкой и обстановкой дома занимались родители, но свое любимое помещение она оборудовала сама. Темная мебель из мореного дуба, медные тазы для варенья, развешанные по стенам, и мраморный пол многим казались мрачными, но Северина, входя в кухню, каждый раз с удовольствием думала: «Как у меня здесь красиво!»

Став, как культурно выразился сегодня Леша, бизнес-леди, первое, что она сделала – выкинула весь эрзац, оставив только памятные вещицы. Если посуда, то фарфор, если приборы – то серебро, и так далее.

Но была одна вещь, которую Северина не выносила больше, чем эрзац, – это антиквариат. Она не могла пользоваться вещами, побывавшими в чужих руках. Увидев как-то старинный серебряный чайник, Северина обомлела от его красоты, сфотографировала и заказала такой же, хотя покупка антикварного обошлась бы дешевле. Да и выглядел он все равно солиднее своей современной копии…

Манерно придерживая крышечку, Северина налила чай и представила, как напротив сидит Тоборовский. Что с ней? Она тысячу лет не мечтала!

Странно, она-то думала, что прикосновение к прошлому вгонит в жестокую депрессию, а вышло наоборот. Откуда взялся этот азарт в ее равнодушном сердце?

Последние годы она жила уныло. Не радовали ни успехи в бизнесе, ни деньги, получаемые в результате этого успеха. С каждым годом дело становилось все стабильнее, элемент риска сводился почти к нулю. Благодаря разумной финансовой политике нищета не грозила ей даже в случае банкротства, а привычки к роскоши она так и не завела.

Управленческие решения, смелые авантюры – все, что увлекало ее в начале карьеры, стало рутиной. Приелись и развлечения. Несколько лет назад Северина заметила, что фильмы раздражают ее, она не погружается в происходящее на экране, а хладнокровно наблюдает за попытками артистов изображать те или иные чувства.

С раннего детства она обожала читать. Не так самозабвенно, как Тоборовский, но все же каждый день предавалась этому занятию. Теперь книга, даже самая интересная, не могла захватить ее. Она, скорее по привычке, чем из интереса, одолевала несколько страниц и откладывала томик.

Путешествия не привлекали совершенно. Столько пришлось помотаться, открывая точки в разных городах, что теперь Северину охватывало уныние при одной мысли о самолетах и гостиницах. Нет, жизнь решительно не приносила радости.

А сейчас скука отступила, пусть под влиянием недостойных чувств. Ну и что? В конце концов, уныние – смертный грех, а злорадство – нет.

Так, может быть, одержать еще одну победу? Когда-то она была нокаутирована, но поднялась. И имеет право на матч-реванш.

Инга вышла из операционной только в четыре и, морщась от усталости, почти на ощупь отправилась к себе в кабинет. Глаза после микроскопа отказывались смотреть на мир.

Рабочий день закончился, но Грегори нужно забрать из спортшколы только в шесть. Есть целый час, чтобы восстановить силы. Она собиралась посидеть в тишине с чайными компрессами на глазах, но быстро поняла, что этот план реализовать не удастся. Под дверью кабинета маялся доцент Побегалов с кожаной папкой в руках.

Все понятно. Типичная манера непризнанных гениев и просто самолюбивых людей, которым не удалось занять руководящую должность. Спорить с начальником по каждому поводу, а если вдруг не удается отвертеться от задания, выполнять его геройски, таким образом, чтобы начальник мучился острым чувством вины. Доцент писал обзор литературы для их статьи и воткнул туда все, что знал по хирургии кисти. Инга попросила переделать сообразно с объемом и предметом исследования и дала сроку целую неделю. Совершенно незачем являться на следующий день, якобы ты ночь не спал, работал и теперь поджидаешь самодурку-начальницу, когда спокойно мог бы идти домой.

Подавив вздох, Инга впустила его в кабинет и нажала на кнопочку чайника. Что ж, для двух глаз нужны два пакетика…

Весь коллектив считал доцента Побегалова занудой, кем он, безусловно, и являлся, но Инга обожала этого высокого рыжего мужчину. Иногда он, не выходя из образа скучного педанта, говорил такие остроумные вещи, что просто не верилось. Особенно к месту это бывало в ночные пятничные дежурства, когда медики просто захлебывались в потоке пьяных, травмированных или заболевших. Невозмутимый доцент высился в человеческом водовороте, как утес. Вот являлся гражданин со сломанными ребрами.

– Что случилось? – спрашивал Побегалов.

– Ударился о парапет.

– Угу. А парапет к нам, видимо, попозже зайдет.

Или вариации на тему клятвы Гиппократа. Большинство людей сейчас желает, чтобы медики выполняли их самые нелепые капризы, мотивируя свои требования именно этой клятвой. Но, поскольку налицо не только моральная, но и интеллектуальная деградация, мало кто правильно называет имя великого врача древности. Доктора присягают и Герострату, и Пифагору, и Демократу, и Гепарду, и бог знает кому еще. А когда пациент сказал Побегалову, что тот давал клятву Домкрату, тот сказал: «Тсс! Гиппократ – это в медицине тот-кого-нельзя-называть».

Инга ни разу не видела, чтобы он потерял самообладание, а несколько лет назад и вовсе произвел революцию в ее сознании. Однажды заболел хирург из их поликлиники, и потребовалось временно посадить кого-то на прием. Жребий пал на Побегалова, который тогда трудился дежурантом и в часы работы поликлиники был свободен. Подобные штучки вообще противоречат трудовому законодательству, никто не может заставить человека работать больше, чем на ставку. Существует перевод по производственной необходимости, но в таком случае с доцента должны снять все дежурства. Естественно, делать этого никто не собирался, бедному Побегалову предстояло пахать и там и тут. Доцент, впрочем, не сильно возмущался, поскольку подобная практика достаточно распространена в медицине. Но неожиданно его поймала заместительница, контролирующая выписку больничных листов, и потребовала, чтобы он сдал ей зачет по бюллетеням. Мол, в стационаре врачи не умеют выписывать больничные, а в поликлинике – это их основной хлеб. Побегалов задумался. Вздохнул. Почесал в затылке. «То есть вы хотите сказать, если я зачет не сдам, то в поликлинике работать не смогу?» – спросил он своим скучным голосом, и больше к нему никто с этим вопросом не подходил.

Инга, обладательница ярко выраженного комплекса отличницы, пришла в замешательство. Как так? Это же заместитель главного врача! Нужно выполнять указания руководства, пусть они и кажутся идиотскими! Руководитель старше и опытнее, и, вероятно, умнее, у него есть стратегический план, а твое дело – в рамках этого плана решать тактические задачи, которые перед тобой поставят. Да просто невозможно не слушаться!

А этот эпизод разом перевернул ее мировоззрение.

Улыбнувшись собеседнику, она быстро пробежала глазами текст. Хорошо, что он распечатал на бумаге и крупным шрифтом, с экрана Инга сейчас читать бы не смогла.

– Превосходно, – сказала она искренне.

– Спасибо. По зрелом размышлении я нашел ваши замечания абсолютно справедливыми и с удовольствием привел работу в соответствие с ними.

– А…

От витиеватых речей доцента ее потянуло в сон.

– Кстати, Инга Валерьевна, слыхали последнюю врачебную тайну?

– Нет, откуда?

Она пожала плечами. Удивительно, Побегалова никто особенно не любит, он кажется замкнутым и нелюдимым, а узнает обо всем первым. А Инга вроде бы дружелюбная, но никогда ничего не знает.

– Ректор собирается на пенсию, и знаете, кого прочат на его место?

– Понятия не имею.

– Наше молодое дарование, профессора Волчеткина!

Инга вздрогнула и едва не покраснела. Покосилась на доцента. Нет, кажется, обычный брюзгливый вид. При мыслях о греховной связи у него в глазах появляется эдакая ленинская хитринка, а сейчас ее нет. Хорошо же они с Русланом маскируются, если даже этот великий сплетник не догадывается об их отношениях.

– Неожиданная новость, но, с управленческой точки зрения, решение правильное. Волчеткин молодой, инициативный, с опытом руководящей работы. Прекрасный кандидат. – Инга очень надеялась, что ее голос звучит равнодушно.

Побегалов, недолюбливавший Руслана, ждал от нее, наверное, другой реакции. Ну да, обидно сознавать, что сопливый аспирант, пришедший на кафедру, когда ты уже был доцентом, вдруг становится руководителем. А ты как был доцентом, так и остался.

 

Он довольно кисло попрощался и ушел, а Инга прилегла на кушетку с чайными пакетиками на глазах. Не хотелось признаваться себе, но мысль о предстоящем назначении Руслана вызвала у нее не радость, а тоску. Как это отразится на их отношениях? Вдруг Руслан подумает: «Что позволено профессору, не позволено ректору» – и разорвет с ней связь? Внимания к его персоне станет больше, он будет все время на виду. Когда они смогут выкроить время для свиданий? Если сейчас они запросто бегают друг к другу попить кофейку, и это никого не настораживает, то после назначения Руслана они не смогут видеться в течение дня, слишком разным станет их служебное положение.

Исчезнет даже жалкая иллюзия совместной жизни, которую она поддерживает общением на работе. Останутся еженедельные встречи в Ингином доме, которые скоро превратятся в удовлетворение физиологической потребности для Руслана и в унизительную повинность для нее.

Сейчас она должна ощущать радость и гордость за любовника, но вместо этого настроение совсем испортилось. И от предчувствия, что Руслан предаст ее ради должности, и от осознания собственного эгоизма. Прекрасный карьерный рост, великолепный шанс для любого мужчины! Надо прийти в восторг, она же любит Волчеткина – значит, желает ему самого хорошего.

Ах, если бы она была его женой!

Инга представила себя на приеме по случаю вступления в должность. Вот она, в длинном шелковом платье, с высокой прической и букетом в руках, встречает гостей. Улыбается мужчинам, не касаясь, целует женщин… Госпожа ректорша…

Картинка получилась такой яркой, что Инга скрипнула зубами.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она взяла планшет и зашла на сайт «Северина». Инга не создавала себе кумиров, но почему-то симпатизировала этой женщине, с нуля поднявшей такой колоссальный бизнес.

Инга не любила готовить и частенько заказывала еду из «Северины», которую они с Грегори поглощали с огромным удовольствием. А рецепты тех ужинов, которыми она пыталась кормить Руслана, были почерпнуты из кулинарной передачи «Северина на кухне».

Так получилось, что она с детства привыкла к спортивному стилю в одежде. Всякие там оборки, цветы, кружева и рукава-фонарики считались в семье ужасающей пошлостью. Теперь же Инга надолго застревала возле витрин недавно открытого модного дома «Северина», с восторгом разглядывая образцы этой пошлости.

В «Северине» создавали одежду для обычных женщин, без особых изысков, но Инге ужасно нравились эти кофточки и платья.

Кроме приятного вида вещи были еще непривычно хорошего качества и стоили недорого по сравнению с аналогами из бутиков. Соответственно, в «Северине» ходила вся страна, ассортимент там был достаточно богатый, чтобы не бояться выглядеть «инкубаторскими».

Но Ингу каждый раз от покупки удерживало сознание, что придется полностью менять гардероб. Понадобятся соответствующие туфли и сумочка, и все остальное. В результате выйдет не та сумма, которую одинокая мать может себе позволить.

Включив запись последнего интервью Северины, Инга закрыла глаза. У этой женщины было еще одно редкое в нынешнее время достоинство – культура речи. Слушать ее было приятно, независимо от того, о чем она говорила.

Дослушав до конца, Инга улыбнулась. Любимое дело и удача… Да, пожалуй, универсальный рецепт успеха. Ее собственная трудовая биография подтверждает этот тезис Северины, пусть и не в таких ошеломляющих масштабах.

Какое удивительное творение природы – человеческая рука. Тончайший инструмент, способный создать все что угодно, и в то же время чудесный проводник любви и добра. Для Инги с детства руки человека были важнее, чем его лицо, именно по ним она составляла впечатление. Недаром художники за портреты «с руками» запрашивали гонорар вдвое больше. И Руслана она полюбила, увидев его крупные сухие кисти…

Поступив в медицинский институт, в общем, случайно, она всерьез заинтересовалась строением человеческой руки. В том, что все студенты воспринимали как сложнейший раздел анатомии, ей виделась поэзия, и знания ложились на ум словно сами собой, как плохие стихи, которые запоминаются раз и навсегда.

После первой сессии она стала заниматься на кафедре общей хирургии у пожилой дамы-доцента, специализировавшейся в хирургии кисти. На третьем курсе опубликовала первую научную работу, к шестому – создала «задел» для будущей кандидатской.

Инга усмехнулась. Любимое дело и удача – это да, но нельзя забывать еще один секретный ингредиент. Как знать, удалось бы ей поступить в аспирантуру, если бы не роман с заведующим кафедрой? Нет, она была достойна этого места по всем параметрам, но, не будь этих отношений, ее могли бы оставить за бортом. С другой стороны, любовь к начальнику разрушила слишком многое в ее жизни, чтобы считаться удачей.

Судьба улыбнулась ей позже, когда аспирантура подходила к концу и Инга готовилась стать ассистентом кафедры. Прекрасная перспектива для молодого врача, но Инга пребывала в унынии, чувствуя, что жизнь повернула куда-то не туда. Тягостные и бесперспективные отношения, которые оба называли любовью, оправдывая этим измену и ложь. Положение вечной студентки. Научная руководительница научила ее многому, и Инга была благодарна ей от всего сердца, но… Несмотря на то что Инга умела теперь все то, что и наставница, и даже несколько больше, ей предстояло ходить в ученицах, пока та не уйдет на пенсию. Чем меньше доцент оперировала сама, тем больше и напористее она контролировала Ингу. Кроме того, с возрастом у руководительницы появилась излишняя консервативность, она накладывала вето на новые методики, которые ученица хотела бы внедрить. Инга ценила свою наставницу, ценила ее огромный опыт, но, видимо, как для родителей дети всегда остаются детьми, так и для учителей ученики всегда остаются учениками.

Поскольку Инга начала заниматься хирургией на первом курсе, а не в интернатуре, как большинство однокурсников, она была уже состоявшимся и самостоятельным специалистом, когда те только учились держать скальпель. И было непонятно, что, оставшись на кафедре, она скоро потеряет это преимущество, станет такой же, как другие, тут она достигла потолка, и останется только ждать, когда ребята к ней подтянутся.

Пребывая в унынии, Инга заступила на суточное дежурство, обязательную повинность для всех аспирантов. Клиника не относилась к больницам скорой помощи, поэтому тут не бывало большого наплыва больных и пострадавших. По договоренности с ближайшей подстанцией, привозили пару аппендицитов «для учебного процесса», а в основном работа сводилась к вечернему обходу и измерению давления у бабушек.

Часам к восьми дежурные хирурги садились ужинать с вином, а Инга падала на койку за шкаф. На нее не обижались: дежурство – единственная возможность выспаться для молодой одинокой матери.

Но в этот раз что-то пошло не так. На ближайшем перекрестке произошла крупная авария, и пострадавших, недолго думая, доставили к ним в приемный покой. Каким-то чудом рядом оказались адекватные граждане, сумевшие быстро сориентироваться на местности.

Итак, перед дежурной бригадой встала задача оказать помощь сразу семи пострадавшим. К этому никто не был готов, в их тишайший приемник не поступало больше одного пациента за раз.

По идее, ответственный должен был все организовать, но он сразу схватил тяжелого больного и убежал в операционную вместе со вторым хирургом. Остальные тоже как-то растерялись, и пришлось распоряжаться Инге. Вспомнив курс организации и тактики медицинской службы (вот уж не думала, что пригодится), она распределила пострадавших по тяжести состояния. Диагностировав внутрибрюшное кровотечение, она вспомнила, что одна из постовых сестер – в прошлом операционная, и направила ее быстро открыть второй блок. Больного отправили туда в сопровождении третьего хирурга и терапевта, которому Инга присвоила статус ассистента, несмотря на яростное сопротивление. Сама осталась в приемном покое зашивать раны и оформлять истории. У одного пострадавшего оказалась травма кисти, и он думал, что пальцы придется отнять. Обычные травматологи так бы и поступили, но Инга предложила «попробовать сохранить».

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru