Мария Юрьевна Фадеева
Ленка
Опять в окно заглянул свет фонаря – дрожащий, клочковатый, неровный. Надо поспать. Сон – лекарство…
Ветер одиноко завыл в водосточной трубе. Он закрыл глаза. Наверное, заснул…
Шорох одежды. Диван скрипнул под тяжестью. Что-то холодное нежно коснулось лица и пахнуло в ноздри землей.
Веки, склеенные бессознательным страхом, не хотели разлепляться, но он победил их. Он всегда добивается своего.
На диване, устроившись на краешке, полубоком сидела Лена. В тусклом свете он отлично видел ее лицо: бледное, со смазанной краской, жуткое. Он много заплатил людям из морга, чтобы скрыть страшные раны. Ленка любила хорошо выглядеть… всегда нарядная, как праздник. И тогда… там, в гробу, она тоже была нарядной.
Эта женщина-кукла была одета в тонкий трикотажный костюм, тот самый, в котором хоронили Лену. В горле застрял колючий крик. Он сглотнул и выпустил короткое:
– Лена?
Женщина повернулась лицом: страшным, неживым. Накрашенные губы дрогнули, сдвигая грим. Пахнуло формалином.
– А ты кого-то еще ждал? Опять забыл дверь закрыть! А диван чего не разобрал?
Он с ужасом смотрел на женщину, выискивая следы своего безумия. Вот так сходят с ума? Голос у женщины был хриплый, надтреснутый, не Ленкин.
– Ты что? Не ждал меня?
Он затряс головой. Горло сжалось, не выпуская слов, сердце стучало безумным паровозом.
– Ладно, я в ванну, а ты разбери диван. Спать хочу – сил нет. Я быстро…
Он закрыл глаза. К страху примешалось отвращение. Дыхание сбивалось. В голове стучал отвратительный запах морга. Сбивал, сводил с ума… Сглотнул горькую слюну. Глаза раскрылись против воли.
Пусто. По полу гуляет слабый свет от уличного фонаря и слабый запах земли.
Потер с силой лицо, до боли. Кажется сорвал пластырь на порезе… Не все ли равно? Комната пуста. Пуста!
Это нервы шалят. Просто нервы…
Всем можно объяснить!
Устало повалился на подушку… и… заснул.
Утро забарабанило в окно дождем. В квартире было сыро и холодно. Зябко поежившись, он пошел на кухню. На дне банки должны покоиться остатки кофе… и может в шкафу есть печенье…
Ни земли, ни разбитого горшка на полу. Наверное, он все-таки убрал их вчера… или приснилось?
На столе стояла чашка в синий горошек с теплыми остатками кофе… Ленкина чашка. Его лицо плаксиво скукожилось, и он замотал головой:
– Не-е-ет!
Это все безумие. Сон. Он вчера все-таки взял ее кружку. Забыл. Просто забыл.
С трудом сгибая колени, он прошел в ванну. Пусто. На раковине лежит розовое полотенце с котятами. Влажное. Ленкино. Что за чертовщина?
Все можно объяснить! И это тоже. Он просто забыл.
Надо взять себя в руки. Выпить кофе и выйти на улицу. Прогуляться, купить продуктов. Нет… он застыл посреди кухни. Надо пойти в кафе, оно тут, рядом. Там попить кофе… заказать яичницу… Да! Люди нужны, люди.
Толстовка валялась на полу в коридоре, он подобрал ее, натянул. И лихорадочно стал запихивать голые ноги в кеды. В коридоре пахло Ленкиными духами. Сильно пахло, невыносимо.
Скорее на улицу. Он сходит с ума в этой квартире, в этих мыслях…
Холодный воздух порывом вышиб все ненужное. Он поежился. Надо было одеть куртку. Ну, ничего, тут рядом. Добежит.
После горячей еды стало легче. Ночной ужас отступил. Не мудрено, что ему мерещится черт знает что. Он не спал нормально со среды, да и не ел толком. Чертовски устал. Все пройдет! Теперь все будет в порядке!
Ленка! Ленка! Почему все пошло не так…
В магазине купил колбасы, хлеба и молока. Немного подумав, взял пельмени и пачку макарон. Посидел на лавке, в скверике по пути домой, бездумно глядя на редкие листья, лежавшие на асфальте. Ветер шуршал пакетом – рассматривал покупки. Мир застыл. Он смотрел на асфальт и дышал, с трудом пропихивая воздух туда и обратно. Он так любит порядок, а тут все не на своих местах. Да, Лена?
Вздохнул. Глубоко, с хрипом… Хватит валять дурака. Ну, померещилась чушь, подумаешь! Все можно объяснить…
