Мария Зайцева
Друг сына
Глава 6
Вот столько времени прошло, а первая наша встреча с Матвеем помнится в мельчайших подробностях, несмотря на всю измотанность мою, стресс и прочее. Потому что есть вещи, которые отпечатываются в памяти навсегда.
Парень, возвышавшийся надо мной, был настолько высоким, что, для того, чтоб увидеть его лицо, я запрокидывала и запрокидывала голову, пока шея не заболела. И широкоплечим до такой степени, что, казалось, будто весь мир собой заслонил. Только себя оставил.
Темные свободные джинсы, темная футболка, кожаная короткая куртка, что, учитывая раннюю холодную весну, было некоторым образом чересчур. Но парень, судя по всему, вообще не испытывал холода.
Наоборот, от его присутствия в такой близости становилось жарко. Я внезапно ощутила, как кровь приливает к щекам. И не только к щекам. В горле внезапно пересохло.
Парень смотрел на меня со спокойным вопросом во взгляде, и только в глубине черных зрачков, да в легких насмешливых морщинках у внешних уголков глаз постепенно проявлялось довольное, чуть снисходительное выражение понимания. Он знал, какое впечатление производил на женщин. Любых. И не удивлялся этому, воспринимая, как должное. И даже наоборот, вовсю пользовался этим!
И здесь он, безусловно, уловил мое удивление, оторопь и чисто женский интерес. И тоже принял его, как само собою разумеющееся!
Молодой, очень красивый, брутальный…
Невозможно представить, сколько женщин на него с разбегу запрыгивает каждый день.
Вот и я поймалась.
Понятия не имела же, кто он такой, чего ему надо, а уже поплыла. Плохо, Мирослава Андреевна, взрослая мама взрослого сына! Очень плохо!
Мысленно надавав себе по щекам для вразумления и возврата в сознание, я чуть откинулась на спину скамейки, скривилась показательно в ответ на ласковый прищур серых глаз, подняла бровь:
– Что, простите?
Именно так, с холодом в голосе, чтоб этот мальчик, который явно младше меня лет на восемь, не меньше, даже не подумал, что сумел зацепить меня!
Да, выглядит он феерически, но я уже давно не в том возрасте, чтоб на внешность западать. Мне мужа моего бывшего хватило. Тоже, тот еще… штабелеукладчик… Уложил чуть ли не на втором свидании, опомниться не успела! И потом, когда залетела, тоже…
Очень умелый у меня был первый мой парень, первая моя любовь, первое же разочарование… Димасик похож на него внешне, просто ксерокопия. Хорошо, что только внешне, это прямо радует…
Мой случайный собеседник, легко считав весь тот посыл, что я пыталась передать мимикой, только улыбнулся еще шире, и у меня сердце засбоило… Ох… Он, пожалуй, покруче Валерки будет…
Подальше от таких радостей, таких сравнений! Подальше, ей-богу!
– Я спросил, малыш, ты из этого подъезда? – бархатный обволакивающий голос, еще на полтона ниже, чем до этого. Ох, умелец…
Я снова хотела скорчить физиономию умудренной опытом матроны, чтоб понимал, засранец, с кем дело имеет, но вместо этого почему-то лишь кивнула.
И взгляда от его серых, таких понимающих глаз, не смогла отвести.
– Хорошо… Мне бы соседку твою найти, Мирославу Андреевну Верещагину. Мне сказали, что она во дворе, на лавочке будет ждать…
Я снова машинально кивнула.
Он меня знал, этот роскошный мальчик. Верней, не меня, а мое имя.
– Знаешь ее? – уточнил парень, видно, отчаявшись услышать от меня еще хоть какие-то слова.
Кивнула.
Откуда он знает меня? Мое имя?
Вариантов было несколько: полиция, коллектор, если Валерка снова умудрился взять кредит под мое поручительство, судебный пристав… Хотя, последние два – маловероятны. Я быстро учусь и на одни и те же грабли два раза не наступаю.
Но что полиции от меня надо? Неужели… Димасик?
Как всегда, при одном лишь подозрении, что с ребенком может случиться что-то нехорошее, резко подурнело и одновременно силы прибавились.
Я поднялась со скамейки, оказавшись по плечо парню, и отрывисто спросила:
– Что с Димой?
– Эм-м-м… – он, судя по всему, не ожидавший от меня такой активности, удивленно поднял бровь, – а что с ним будет? Он просил передать кое-что его маме… Она куда ушла? Говорила что-то?
Ох…
Облегчение, накатившее по мере осознания слов парня, было невероятным. Все в порядке, боже… Все в порядке! Просто знакомый… Видно, Димасик нашел таки кого-то, кто сможет “решить вопрос”.
От резкого прихода чуть подломились колени, и я пошатнулась, но мой собеседник среагировал мгновенно, легко подхватив меня за талию.
– Эй, ты чего? – встревоженно спросил он, – тебе плохо, что ли?
Его горячие ладони на талии ощущались странно правильно. И надежно. Чересчур.
Я попыталась высвободиться, потому что слабость прошла, и ноги уже держали вполне уверенно, но он словно не заметил моих попыток.
Наоборот, большие пальцы легко, будто даже не намекая ни на что, прошлись вверх и вниз по талии.
Черт… Давно меня никто не обнимал вот так, с намерением, четким, вполне однозначным! И это было волнующе.
И я бы даже, в другой реальности, задумалась…
Но не судьба.
Я снова задрала подбородок, встречаясь с серьезным и уже чуть хмурым взглядом парня.
– Ты его девушка, что ли? – сухо спросил он. Но рук так и не убрал. Интересно, то есть предположение, что я могу быть занята, могу быть девушкой его приятеля, приостановило, но не до конца? Просто до прояснения ситуации? О моральных ценностях не слышали, нет?
Горячий какой, надо же. Ну ничего, сейчас остынешь. Окончательно.
– Нет, – с легкой иронией, которую даже не планировала скрывать, ответила я, – я – его мама. Мирослава Андреевна Верещагина.
И не смогла отказать себе в удовольствии насладиться зрелищем.
А оно того стоило!
Парень замер, глаза его чуть расширились от неожиданной новости, от удивления.
Ну давай, мальчик, приходи в себя! И отпускай уже меня, ей-богу! А то как-то все неправильно и неловко… Да и глупо, чего уж там…
Но парень, вместо того, что отпустить, наоборот, сильнее сжал меня и подтянул ближе! Чуть ли не над землей приподнял, рассматривая лицо, словно неведомую зверюшку, пристально и неверяще.
– Эй… – вяло запротестовала я, глупо вися в его лапах нелепой тряпочкой.
– Ты же шутишь, малыш? – с надеждой спросил парень, – да? Прикалываешься надо мной?
Да что он о себе?..
– Да что ты о себе думаешь? – я, наконец-то приходя в себя, уперлась обеими ладонями в его широченную горячую грудь, – отпусти немедленно! Какие шутки могут быть? Я тут уже час сижу под окнами квартиры!
Парень еще чуть-чуть помедлил, словно принимая решение, отпускать меня, или нет, но затем все же поставил обратно на землю.
И лапы свои огненные убрал.
С видимой неохотой.
– Прошу прощения, – вздохнул он, – я – Матвей, друг Погран… То есть, Димки. Он сказал, что вам надо помочь открыть дверь.
– Да… – я тоже пришла в себя настолько, что смогла внятно обрисовать проблему с потерей ключей и сложным замком, который мчс-ники откроют, конечно, но дверь разворотят знатно.
Матвей покивал, не сводя с меня внимательного, до сих пор удивленного взгляда.
– Пойдемте посмотрим.
– Пойдемте… – пожала я плечами, – но я, честно говоря, не знаю, чем вы…
Я старательно придавала голосу нейтральный оттенок, каким и следовало разговаривать с друзьями сына. И совсем не имеет значения, что этот друг слишком уж… привлекательный. И чересчур наглый.
Тем более, что налицо ошибка, больше такого не повторится.
Матвей понял, что просчитался, как с моим возрастом, так и с моим положением. Одно дело – подружка друга, а другое – его мама…
Подъездную дверь мы миновали легко, даже не пришлось звонить соседям, просить, чтоб впустили, Матвей просто на что-то нажал пару раз – и все.
Пока я удивлялась, как, оказывается, не крепка наша подъездная крепость, мы успели подняться на наш этаж, и там Матвей, внимательно осмотрев замок и хмыкнув, как мне показалось, презрительно, достал связку ключей, поперебирал, находя нужный, сунул его в замок…
А в следующее мгновение я с огромным удивлением услышала щелчок!
– Как вы это?..
– Да ничего сложного, – пожал плечами Матвей, с легким весельем глядя на меня.
– Вы…
– Я всего лишь слесарь, – перебил он меня, не отводя вновь ставших внимательными и глубокими глаз.
– Спасибо… – неловко кивнула я, – я вам что-то?.. Сколько я вам?..
– Кофе будет достаточно.
– Кофе?
– Кофе.
Глава 7
Мне до сих пор краска приливает к щекам, когда вспоминаю это… кофе.
А ведь я не девочка уже. И давно не девочка. И перестала быть девочкой, еще когда этот мальчик в школе учился!
И от осознания своей дикой реакции вдвойне стыдно.
Нет, в самом начале того вечера все было более чем пристойно.
В конце концов, что такого в том, чтоб угостить кофе приятеля сына? Парень помог мне в трудной ситуации. Сорвался с места, хотя, наверно, у него имелись свои планы перед женским праздником. Вероятно, где-то его ждала молоденькая красивая девушка… А он все бросил и примчался спасать из беды престарелую матушку своего друга.
Конечно, его надо было вознаградить!
И угостить кофе!
Вот я и угостила…
В моей крошечной кухне Матвей смотрелся странно. Ему явно было тесновато. Слишком уж… большой.
Конечно, Димасик мой тоже не крошка давным давно, но как-то он вписывался в обстановку всегда. Оно и понятно: мы с ним в этой квартире прожили без малого двадцать лет.
Как раз после рождения сына в ипотеку взяли.
На тридцать лет, боже… Столько не живут.
Наш с Валеркой брак, вот, не дожил.
А я, как только начала стабильно зарабатывать, первым делом сняла ярмо долгов за квартиру с шеи.
Невыразимое облегчение испытала! До сих пор помню, как мы праздновали досрочное погашение, вот здесь, на этой самой кухне!
Мы с Димкой жили весело и дружно, понимали друг друга, и наша маленькая двухкомнатная квартира стала настоящим пристанищем, кораблем в бушующем море жизни.
Потому, конечно же, мой сын везде тут был к месту. Даже в кухоньке два на четыре метра.
Правда, в последние годы, когда Димас внезапно резко вытянулся и полюбил ходить в зал, помимо занятий боксом, кухонный стол стал ему тесноват. Да и табуретки подозрительно поскрипывали…
Матвею же, аккуратно устроившемуся прямо на привычном Димкином месте, кухня отчетливо жала в плечах.
И вообще, он занимал столько пространства, что куда бы я ни посмотрела, как бы ни отводила взгляд, все равно почему-то краем глаза видела его.
Матвей снял куртку, оставшись в темной свободной футболке с коротким рукавом, и его широченные плечи, мощные руки, забитые татуировками до самых запястий, приковывали внимание. Он смирно сидел, чуть облокотившись на столешницу, посматривал на меня серыми холодными глазами. И выражение их было странно-текучим. Непонятным.
Говорить нам было не о чем, потому я заняла себя тем, чем всегда имеет возможность занять себя женщина на кухне: хозяйством.
Я передвигалась от стола к плите, сыпала кофе в турку, ставила на огонь, доставала чашки, проверяла, есть ли сахар в сахарнице… Короче говоря, изо всех сил делала вид, что ужасно занята и возможности разговаривать сейчас нет. Да и вообще… О чем? Пусть кофе пьет и уходит. А то сидит… Смотрит на меня…
Я волновалась, совершенно непонятно, по какой причине, и как-то сердце стучало неправильно, и злость накатывала на саму себя, на ситуацию и на этого излишне привлекательного и слишком уж сексуального мальчика.
Матвей не помогал мне совершенно снизить градус накала атмосферы в кухне. Он ни слова не говорил, просто сидел, наблюдая за мной, совершенно не скрывая своего интереса.
Да, теперь я поняла, что именно за выражение мелькало в его взгляде!
Интерес ко мне! Чисто мужской, жадный и откровенный!
И от осознания того, что этот мальчик хочет меня, вообще не собираясь скрывать своего желания, в голове мутилось, а нервы звенели, будто натянутые струны.
Я злилась все больше и волновалась все сильнее!
Странная реакция пугала и напрягала.
Не сказать, что мужской интерес был для меня в новинку.
Валерка ухаживал очень даже горячо и шустро, и в кровать меня уложил уже на втором свидании. Не буду врать, что было прямо хорошо, но и плохого о своем первом разе я припомнить не могу. А затем и вовсе все стало замечательно… И было таким вплоть до самого побега этого предателя с семейной лодки, так банально разбившейся о быт.
После Валерки у меня тоже были свидания. И мужчины. Не особенно много, все же, работающая женщина, с ипотекой, кредитами и малолетним сыном мало кого могла заинтересовать всерьез, но на одну ночь, исключительно для здоровья, как шутила Вера, найти мужчину было не сложно.
Так что реакция моя на двусмысленную ситуацию, в которую я по глупости и мягкотелости угодила, удивляла.
Ну да, красивый мальчик… Ну да, сексуальный… Ну, смотрит… И что? И почему у тебя поджилки трясутся, Мирослава Андреевна?
Сейчас ты придешь в себя, напоишь кофе этого малолетку и выпнешь за дверь! Никакой опасности, никаких проблем!
А то, ишь ты! Как он меня называл? “Малыш”? Нашел “малыша”!
Аутотренинг помогал, я пришла в себя настолько, что решила завести беседу с гостем, а то как-то невежливо совсем. Да и страшновато молчать.
– А вы давно Диму знаете?
– Да, – ответил Матвей, – они с моей сестрой младшей в один спортклуб ходят.
– Она у вас тоже спортсменка? – я повернулась даже, посмотрела на Матвея.
Он кивнул.
– Надо же… – удивилась я, – какой интересный выбор для девушки… Или она не боксом занимается?
– Боксом, – кивнул Матвей, – еще со школы.
– А как ваши родители к этому относятся?
– Нормально, – пожал плечами Матвей, – отец сам ее отвел в секцию, когда попросила… И меня тоже.
– Тоже бокс?
– Нет… Вольная борьба.
Я снова, не удержавшись, скольнула взглядом по плечами и бычьей шее Матвея. Ну да, конечно… Массивный и в то же время без рельефно выпирающих напоказ мускулов, как у раскачанных любителей спортивных тренажеров. И двигается так… Обманчиво неторопливо.
– Не похож? – он улыбнулся, и эта улыбка неожиданно преобразила его лицо. Сделала моложе и проще.
А я подумала, что ошиблась в возрасте… Он не на восемь лет моложе меня…
– Сколько вам лет? – напрямую спросила я, прежде, чем подумала, что буду отвечать, если Матвей поинтересуется, к чему этот вопрос.
Но он не стал интересоваться, просто ответил:
– Двадцать пять.
Двадцать пять… О, мой бог…
– Я думала, вы постарше…
– Все так думают, – он не сводил с меня внимательного взгляда, даже как-то подался вперед, навалившись на кухонный стол и став еще ближе.
Это почему-то показалось опасным и чересчур откровенным. Я почувствовала, как щеки заливает предательским румянцем, еще больше от этого смутилась и отвернулась торопливо.
В голове крутилось лишь: “Двадцать пять… Ему двадцать пять… С ума сойти! Ребенок же совсем! Старше моего Димасика на пять лет всего!”
Спину жег пронизывающий взгляд Матвея, и я не решалась повернуться. Но нашла в себе силы продолжить беседу… Потому что как-то совсем уж неприлично… И я старше, и мама его друга… И вообще…
– А вы работаете вместе?
– Да.
– В порту?
– И там тоже…
– А вы… Не его начальник, случайно?
– Ну… Это как посмотреть…
– То есть? – я резко повернулась с туркой в руках, кофе, как раз в этот момент закипевший, пеной выплеснулся по столу и попал на футболку Матвея.
– Ох! – я заметалась по кухне, схватила полотенце, потом бросила его, нашла влажные салфетки, – простите! Черт! Больно? Вот я неуклюжая же!
Матвей, в самом начале рефлекторно вскочивший, пришел в себя очень быстро, и, пока я металась по кухне в панике, оттянул футболку на животе, чтоб кипяток не попал на кожу, да и степень поражения оценивать так было проще.
– Все в порядке, – попытался успокоить он меня, – мне уже на излете попало…
– Обожгла? – я подошла ближе, рассматривая темные пятна на футболке. По ним нельзя было понять, насколько все серьезно, – у меня мазь есть, от ожогов. Снимайте футболку.
Матвей на мгновение замер, а затем резко, через голову, стянул с себя футболку…
И я застыла перед ним, как кролик перед удавом…
Глава 8
Я никогда наивной стесняшкой не была. И мужские торсы видела в разных ракурсах и количествах. Да и интернет, слава всем богам, работает без перебоев, так что всегда искренне считала, что удивить меня крайне сложно. Ошарашить – тем более. Смутить… Да я вас умоляю!
И потому непонятно, что со мной произошло в момент, когда Матвей чисто мужским резким движением, зацепив сзади за ворот, стянул через голову свободную черную футболку, под которой обнаружилось…
Бывает такое, что перед глазами внезапно появляется что-то настолько невероятное, что буквально ослепляет. И лишает зрения. Только в голове остается, словно вспышка: было! Вот оно!
И можно смотреть, смотреть, смотреть… И ничего не соображать при этом.
Понятно, что у меня все мысли со свистом из головы вымело, когда взгляд уперся в широченную, мускулистую, заросшую темным волосом грудь Матвея?
Я стояла, пялилась строго перед собой, и вид, наверняка, имела крайне придурковатый. Возможно, даже рот раскрыла. Не помню. Не могла я себя в тот момент контролировать.
От Матвея пахло чем-то горьковато-пряным, немного табаком, чуть-чуть холодной, влажной кожаной курткой… И много-много таким, чисто мужским, обволакивающим. Дурманящим настолько, что у меня слюна во рту скопилась, которую я непроизвольно сглотнула.
Подняла взгляд на лицо Матвея, мерно, словно под гипнозом, последовательно изучив вольный разлет мускулистых плеч, ямку внизу у горла, шею, крепкую, мощную, небритый подбородок, чуть подрагивающие крылья крупного носа… Глаза. Светлые, острые. Жадные.
И такая жажда была в них, такая потребность, искренняя, чисто мужская, что я вздрогнула и отступила.
Верней, попыталась отступить, потому что Матвей не дал мне этого сделать.
Он неожиданно резко притянул меня к себе, буквально обездвижив в объятиях, одной рукой легко перехватил за талию, а ладонь второй положил на затылок, не допуская того, чтоб я опять опустила голову.
И принуждая смотреть на себя. В стремительно темнеющие хищные глаза, на легкую, все понимающую усмешку. Именно она немного привела меня в сознание.
Я осознала, что происходит, в каком я положении сейчас нахожусь, и насколько недопустимо это положение, дернулась безуспешно, забормотала сбивчиво и жалко:
– Что вы… Ты… Вы… – запуталась в местоимениях, так и не решив, как именно обращаться к этому парню, другу моего сына, мужчине, так бесцеремонно обнимающему сейчас. И, не выбрав правильного, выдохнула беспомощно, – нет…
Матвей лишь усмехнулся в ответ на мое смешное сопротивление, и эта ленивая, хищная усмешка совершенно лишила меня даже тех небольших сил, что еще оставались. Сердце бешено стучало, отдаваясь искрами нежной, томной боли в низ живота, постепенно наливающийся невозможной, мучительной тяжестью. И пожар во всем теле, такой силы, что, казалось, даже кожа горела! И Матвей это прекрасно видел! Чувствовал! Знал, что со мной происходит, как он на меня действует!
Я замерла, обреченно глядя в его красивое лицо, не пытаясь больше вырываться и покорно принимая ситуацию.
Я не смогу устоять перед ним. Просто не получится.
Это все неправильно. И ничего хорошего у нас не выйдет.
Он… Он просто поиграет и все…
Насколько разрушительной будет эта игра?
И насколько сладкой?
В этот момент Матвей наклонился и, не позволяя мне увернуться, поцеловал.
И я поняла, что игра будет невероятно сладкой. Слаще всего, что я до этого испытывала. Настолько, что привыкание может быть мгновенным…
Все эти мысли проносились, не задерживась, в голове, сразу ставшей пустой и легкой, пока друг моего сына целовал меня на моей кухне. Целовал нахально, немного грубовато и очень по-собственнически. Словно право на это имел. Словно я позволила, дала свое согласие.
Хотя, ему мое согласие не было нужно, я и без формальных слов была полностью в его власти, в его подчинении.
И, наверно, в голове моей все-таки что-то от стресса и неожиданности отключилось, потому что происходящее той ночью помнится лишь вспышками, яркими, болезненно-четкими, до слез острыми.
Мы на кухне.
Целуемся с такой дикой страстью, словно нет ничего важнее в этот момент в мире. Матвей не дает мне вздохнуть, не позволяет прийти в себя и понять весь ужас, все непотребство происходящего.
А я все понимаю, тем не менее. Все понимаю. И ничего не хочу менять. Только не сейчас! Не сейчас! Пусть потом будет плохо, пусть потом меня замучает совесть, но сейчас, сейчас… Сейчас я хочу, чтоб он целовал меня, этот сумасшедший дерзкий мальчик, практически ровесник моего сына. Я потом подумаю о своем неправильном поведении, а сейчас… Матвей рычит бешено, подхватывает меня на руки, и я лечу…
Кровать, тяжелое тело горячего парня, придавившее меня к покрывалу. Это сладкая тяжесть, ее хочется длить, тщательно сохраняя в памяти каждое мгновение. Его глаза, отражающиеся в них огни гирлянды, круглосуточно горящей в проеме окна.
– Новый год все еще? – усмехается он, обдавая теплым дыханием губы.
– Каждый день… – шепчу я и покорно поднимаю руки, позволяя себя раздеть.
Его горячие губы повсюду, его жесткие руки исследуют, бесцеремонно и жадно. И мне сладка эта жадность. Мне приятно, что он так нетерпелив, что задыхается от желания, что сдержаться не может, прикусывает, слабо контролируя силу и причиняя боль.
Тоже сладкую.
Меня трясет от каждого его движения, прикосновения, властности его манер, той, истинно мужской непоколебимой уверенности в своем праве поступать так с женщиной. Как со своей.
Я так давно не ощущала себя… чьей-то. Никто не обращался со мной до такой степени по-собственнически.
Матвей не спрашивал, не тормозил, не отслеживал мою реакцию на свои действия.
Он просто делал со мной все, что только может сделать с беспомощной женщиной опытный сильный мужчина.
И мне это нравилось, черт возьми!
Так нравилось!
Я умирала в его руках, я позволяла ему такое, чего никогда в жизни… И никому… Вообще никому!
Я, наверно, сошла с ума в ту ночь.
И не жалела об этом. Только не об этом!
