Марк Цыбульский
Фрунзик Мкртчян. «Я так думаю…»
Хроника 1953–1973
1953
Принят в Ереванский академический театра имени Сундукяна.
1954
Принят на второй курс Ереванского театрально-художественного института. Учеба в институте и участие в студенческих спектаклях. Живет в общежитии института.
1955
Съемки в короткометражных фильмах.
1957
Женится на молодой актрисе Донаре Пилосян.
Становится одним из ведущих актеров Ереванского академического театра имени Сундукяна.
Переезд матери, сестер и брата в Ереван.
Всей семьей поселяются в новой квартире на улице Комитаса в Ереване.
1959
Рождение дочери Нунэ.
Активно снимается на киностудиях Еревана, Москвы и Одессы. Первый полнометражный кинофильм с его участием – «Парни музкоманды» (Арсен-Кулак, «Арменфильм»).
Снимается в кинофильмах: «Айболит-66» (Грустный пират, «Мосфильм») «Кавказская пленница» (Джабраил, «Мосфильм»).
1961
Смерть отца.
1971
Получает звание народного артиста Армянской ССР.
1972
Рождение сына Ваагна.
Получает звание заслуженного артиста Дагестанской ССР (за роль Бекира в фильме «Адам и Хева»).
1973
Окончание съемок в фильме «Мужчины» («Арменфильм»).
Часть II
Вверх по склону
Фото Г. Тер-Ованесова
Зачем артисту политэкономия?
Фрунзик стал нашим талисманом. Все спектакли с его участием имели шумный и заслуженный успех. Все поняли – это самородок, уже сложившийся актер.
Вилен Захарян
Молодого артиста Фрунзе Мкртчяна принимают на работу в Ереванский академический театра имени Сундукяна. Вскоре он становится студентом второго курса Ереванского театрально-художественного института. Позади голодное детство, первые успехи на профессиональной сцене. А пока – очень скромная жизнь в общежитии и частые поездки в Ленинаканский театр, где идут спектакли, в которых его пока некем заменить.
Вилен Захарян9:
На второй курс актерского факультета, которым руководил прекрасный актер и педагог Вагарш Вагаршян, пришел ужасно невзрачный и худой парень из Ленинакана.
Надо сказать, наш курс не очень-то блистал талантами. И занятия наши напоминали игру нерадивой футбольной команды, которой не хватало форварда для удачной и красивой игры.
Помню, как Фрунзик в первый раз пришел на урок сценического движения – такой потешный, тощий и в длинных черных трусах. По залу прокатился смешок. Но уже через минуту мы, как зачарованные, любовались его необыкновенной, врожденной пластикой…
С приходом Фрунзика всё как-то сразу преобразилось. Теперь на наши спектакли сбегалось всё студенчество института. Мы стали ездить с гастролями по всей Армении. Везде был успех, в основном благодаря этому парню из Ленинакана.
Тогда ему было только 23 года, но выглядел он старше, наверное, из-за двух очень глубоких морщин у рта. Я думаю, именно они придавали его лицу некую «старческую» мудрость. Был он худ, довольно бледен, невероятно подвижен и удивительно пластичен. Глаза его, такие выразительные, искристые, но грустные, излучали доброту и казались мокрыми, влажными.
Но самым замечательным в его лице был нос. Великий нос, могучий, неповторимый. Он знал силу своего носа, силу его воздействия на зрителя. Потому, когда много лет спустя кто-то предложил ему пластическую операцию, он удивленно произнес: «Зачем? Вся прелесть моего лица в нем».
Фрунзик стал нашим талисманом. Все спектакли с его участием имели шумный и заслуженный успех. Все поняли – это самородок, уже сложившийся актер. Может, поэтому по всем предметам, кроме актерского мастерства, он учился плохо, то есть присутствовал, конечно, на занятиях, но… острил, хохмил, рассказывал анекдоты и делал нас соучастниками своих маленьких спектаклей.
Фрунзик никак не мог понять, зачем актеру знать марксизм-ленинизм или, к примеру, политэкономию. Кстати, именно из-за этих предметов он получил диплом не по окончании института, а только через несколько лет, будучи уже народным артистом.
Фрунзик Мкртчян
О пользе чтения
В школе я учился во время войны. Сорок человек в классе. Вечером дома мы и уроков-то не успевали толком приготовить – сидели в темноте. Рано ложились спать. Было не до чтения. Зато я стал много читать в институте. Хоть и поздно стал читать, но буквально запоем.
В Ереванском театрально-художественном институте было много всякого интересного люда – художники, скульпторы, режиссеры… Собирались, делились впечатлениями о книгах, фильмах, спектаклях. Спорили иногда до утра. Я постепенно так стал к ним подбираться. Сидел сперва тихо и только слушал. Стеснялся своей необразованности. Потом стал их догонять. Начал самостоятельно изучать философию. Читал по ночам. Сократ, софисты, Гегель, Ницше – всё это произвело на меня огромное впечатление. Я делал для себя удивительные открытия и почувствовал, как границы моего маленького национального мира постепенно начинают расширяться.
К двадцати годам уже знал наизусть очень многое из Шекспира. Не говоря, конечно, о стихах наших поэтов – Ованес Туманян, Аветик Исаакян… Всё это еще тогда поселилось во мне навсегда. Очень многое я нашел для себя полезного у Уильяма Сарояна. Его человечность, его гуманизм, его философия жизни… Мне всё это очень близко.
Я считаю, нашу душу разрушили линотипы. Все печатают, печатают, печатают. Быстро… Пулеметной очередью… И без разбора. Не жалеют бумаги… Вот в древние времена были манускрипты. Кто бы стал столько писать от руки и на пергаменте? Слишком дорого и долго.
Зато сейчас прилавки магазинов ломятся от книг. Откроешь книгу – всё слова, слова, слова… А для сердца, для души – ничего… Пусто. Редко когда бывают большие праздники чтения. Литературы хорошей очень мало – Грант Матевосян, Уильям Сароян, Айтматов… Вот это писатели!
В последние годы меня всё больше тянет к мемуарной литературе. И тут мне интересны не столько факты жизни отдельных известных людей, сколько то, как они излагаются… В какой образной системе.
Меня, например, разочаровала автобиографическая книга моего любимого Чаплина. Он очень точно дает хронику своей жизни. Подробно, последовательно излагает факты, события. А мне гораздо любопытнее было бы узнать о его личном отношении к этим фактам. Как преломляются они в сознании художника. Ведь в этом ключ к тайне его творчества. Удивительно, но почему-то иногда короткий рассказ необразованного деревенского старика может дать мне больше, чем подробное жизнеописание в книге.
В свое время ошеломляющее впечатление произвел на меня Маркес. Я всё удивляюсь – как это он умудрился охватить в своих произведениях все легенды ХХ века? К тому же и все шекспировские страсти, все сюжеты мировой драматургии! Знакомство с произведениями такого широкого диапазона, с таким охватом эпохи дает богатую пищу воображению художника.
Отторжение Фрунзиком советских политологических дисциплин не мешало постоянному росту сценического мастерства. Его роли в Ленинаканском драматическом и студенческом театрах не могли быть незамеченными театральной общественностью. В драматическом театре имени Сундукяна в то время творили прославленные мастера армянской сцены – Ваграм Папазян, Сос Саркисян, Грачия Нерсесян.
Меркуцио
«Ромео и Джульетта»
У. Шекспир.
Театр им. Сундукяна
Через год актер и сам стал полноправным членом труппы. Была, конечно, в этом и определенная доля его величества Случая, но и дарование Фрунзика было очевидным.
За несколько лет ему удается встать вровень со своими выдающимися коллегами.
Руководил театром выдающийся режиссер Вартан Аджемян, которого Фрунзик называл своим учителем.
Хорен Абрамян10:
Когда Фрунзик появился в нашем ереванском театре, я спросил его: «Ты что заканчивал?» – он, не моргнув глазом, ответил: «Музыкальный техникум по классу виолончели».
Когда я у наших оркестрантов попросил инструмент и попросил Фрунзика что-нибудь сыграть, он, отчаянно жестикулируя, закричал: «Зачем я буду играть, у меня есть бумага, что я учился…» Тогда мы вместе долго смеялись, и я стал звать Фрунзика Виолончелистом.
Мы постоянно друг друга разыгрывали. Во время съемок старались уйти подальше друг от друга, иначе серьезно работать не удавалось. Даже на похоронах мы заранее договаривались, кто где будет стоять… Удержаться от подколок ни один из нас не мог. С творческих капустников, которые в театре нередко затягивались до утра, мы выходили на улицу и вытворяли такое!
Помню, хорошо выпившие, выкатились однажды в 5 утра на центральную площадь, где стоял огромный памятник Ленину и трибуна, и устроили свой парад… Там всегда находился дежурный милиционер, но Фрунзика это не смущало, отказать ему было невозможно. Он залез на трибуну и начал распределять всем роли. Один из нас был генеральным секретарем, другой – министром иностранных дел, третий – членом Политбюро. Фрунзик чаще всего изображал народ. На наши лозунги с трибуны он «из толпы» выкрикивал всякие ругательства… Когда милиционер хватал его за шкирку, он возмущенно восклицал на всю площадь: «Это кричал не я, а кто-то из демонстрантов!» Мог Фрунзик с криками и воплями остановить и поздний трамвай. Забравшись на крышу, он изображал Ленина на броневике.
Как только Фрунзик появился у нас в театре, он сам начал рассказывать всем анекдоты про свой нос. И через неделю все перестали замечать, какой такой нос у Мкртчяна… Он очень серьезно заявлял, что вовсе не считает, что у него большой нос, а наоборот, нередко удивляется, почему, видите ли, носы у других такие маленькие. Между прочим, расписывался Фрунзик весьма своеобразно: ставя автограф, он буквально одной линией прописывал-вырисовывал свой профиль с массивным носом… У Фрунзика нос даже не был большим, просто он у него начинался не оттуда – с самой середины лба.
Он был актером до мозга костей… Мы, коллеги, стояли за кулисами, смотрели и ждали, что нового он сегодня сделает в роли. Мы знали: он обязательно станет импровизировать и это будет гениальная импровизация. Поразительно, какая у него была находчивость. Он мог рассмешить целый зал. Я помню его спектакли, которые начинались гомерическим хохотом в зрительном зале, и этот хохот не смолкал всё представление. Вообще Фрунзик был удивительным человеком – день начинал с песни и, казалось, был счастлив.
Фрунзик Мкртчян:
В театре имени Сундукяна осуществляли постановку пьесы Г. Фигейредо «Лиса и виноград», в которой роль Эзопа блестяще исполнял Вагарш Вагаршян. По его рекомендации меня, студента театрального института, взяли дублером на эту роль. Не знаю, что это – счастливый случай, везение… Если это так, значит, мне везло с самого начала моей актерской карьеры. Меня приняли в театр даже без диплома об окончании вуза.
По рассказам брата, после первого же спектакля его учитель Вагарш Вагаршян подошел к Фрунзику, поцеловал и уступил ему роль Эзопа.
Арсен-Кулак. Генрих Малян
В 1956 году Фрунзик впервые снялся в кино. По правде говоря, вряд ли можно считать дебютом тот микроскопический эпизод в фильме Александра Роу «Тайна горного озера».
Фрунзик Мкртчян:
Мой первый опыт в кино принес мне большое разочарование.
Я так мечтал о кино, что готов был сниматься в массовке, лишь бы только увидеть себя на экране. Но к киностудии «Арменфильм» меня и близко никто не подпускал. Говорили – некиногеничен. Внешностью не вышел. Знаменитый советский сказочник, кинорежиссер Александр Роу снимал в Армении фильм «Тайна горного озера». Вместе с ребятами, институтскими товарищами, я пришел посмотреть, как проходят съемки, и попал в массовку. Снимали сцену, в которой комсомольцы помогали геологам-разведчикам разгребать каменные завалы. И вдруг ассистент режиссера, обращаясь к нам, к массовке, спрашивает: «А ну-ка, кто подымет этот камень? Смотрю – на дороге лежит огромный булыжник, надо поддеть его ломом и сбросить вниз в овраг… И камера на него нацелена… Я сразу вызвался: дайте я! И первым схватился за лом. Ну, думаю, теперь я непременно попаду в кадр.
Булыжник – здоровенный, а я, дитя войны, был далеко не Голиаф. Мне никак не удавалось его сковырнуть с места. Пришлось попотеть. Наконец под прицелом киноаппарата я поддел камень ломом и скинул его в пропасть. Камера продолжала работать. И я остался стоять, выпрямившись во весь рост, с ломом на плече. Получался эффектный кадр на фоне синего неба… Конечно, я всюду растрезвонил, что меня сняли в кино. Посмотреть на меня в кинотеатр пришли мои друзья и родственники. Вот прошла добрая половина фильма, а знакомого мне эпизода всё нет и нет. Друзья то и дело тянут меня за рукав: где же, мол, и когда наконец. Уже ближе к финалу появляется знакомый пейзаж – каменный завал на дороге… Вот, говорю… Сейчас! Смотрите! Вот он – я! И действительно, в кадре появляется моя нога… Левая… И всё… Оказалось, оператор снимал мою ногу и камень на дороге. С тех пор в народе родилась такая шутка: Фрунзик вошел в кино левой ногой, но она оказалась для него счастливой.
Он уже был одним из ведущих актеров театра имени Сундукяна, но армянский кинематограф как бы не замечал его. В 50-е годы, в эпоху совкового глянца, внешность Фрунзика считалась для кино не особенно подходящей, однако количество поклонников и ценителей его таланта множилось. Его начинают снимать в короткометражном кино, в непритязательных заказных фильмах. Первый такой фильм «01–99» был снят по заказу ГАИ и рассказывал о незадачливом шофере, который выпил раз, выпил два и потом попал в ДТП. Банальный агитационный фильм о том, что нельзя пить за рулем. Однако Фрунзик сумел сыграть эту маленькую роль так, что имя его героя Гарсевана стало в Армении нарицательным. Им стали называть всех водителей-выпивох. Короткометражка открыла для армянского кино неповторимый комедийный талант Мкртчяна.
Пьяный Гарсеван
Кадр из кинофильма «01–99»
Кино, как путеводная звезда, которая еще в детстве зажглась в тесной будке клубного киномеханика, уверенно и властно поведет его за собой и станет второй его ипостасью.
Полноценный кинодебют уже известного молодого актера армянской сцены Фрунзика Мкртчяна состоялся в 1960 году в фильме Генриха Маляна и Генриха Маркаряна «Парни музкоманды».
Здесь он сыграл роль уличного музыканта тромбониста Арсена по прозвищу Кулак.
На кинематографическом Олимпе фильм был встречен достаточно прохладно. Хотя по всем своим параметрам вроде бы вполне соответствовал популярной в те годы тематике историко-революционного фильма.
Кадр из фильма «Парни музкоманды»
Редакторы в Госкино сдержанно похвалили молодых авторов за «правильный» выбор темы и за то, что «динамика бурных революционных событий оттеняется в фильме картинами бедственного положения населения, терроризированного дашнаками11» (действие происходило в Армении в начале 20-х годов, во время кратковременной власти дашнаков). А о героях и актерах – ни слова. Что-то было в них не то… Что-то чудилось непривычное, а потому и подозрительное.
Кинематографическому начальству пришлись по вкусу только фарсовые эпизоды, в которых дашнаки встречают своих покровителей из стран Антанты.
Тут откровенное комикование – суетливая беготня и восторженный экстаз дашнакских руководителей, крупные планы искаженных подобострастной улыбкой лиц, экзальтированные дамы, в восторженном приветствии свисающие с балконов и т. д. и т. п.
Теперь можно смело утверждать, что вовсе не эти изобретательно выполненные фарсовые сцены и карикатурные персонажи из «их» мира и никак не идеологическая подоплека обеспечили фильму долгую жизнь. Всё это безвозвратно ушло со временем.
А фильм и сегодня не сходит с экранов кинотеатров в Армении. Прошло много лет, прежде чем были наконец по достоинству оценены те бесспорные удачи фильма, так смутившие ранее кинематографических чиновников. В одной из таких запоздалых рецензий читаем: «…персонажи картины освобождены от известной ходульности, выспренности, свойственной героям историко-революционных фильмов предыдущих лет». Молодому кинорежиссеру Генриху Маляну удалось снять настоящее народное кино, прославившее военных музыкантов.
В режиссерском дебюте Маляна играют молодые актеры, не успевшие обрасти штампами. После долгих лет застоя в армянском кино появился наконец подлинно народный фильм. И герои его – молодые ребята, свои, что называется, в доску. Зритель сразу же оценил их и принял – они ведь такие же, как мы, заводные, дурашливые, веселые, малахольные и недотепистые. А фильм этот – непритязательное, забавное повествование о похождениях веселой уличной шпаны. Такие Дон Кихоты гюмрийских улиц с мушкетерскими замашками и девизом «Один за всех, и все за одного».
«Парни музкоманды» – веселый фильм с шутками, гэгами, розыгрышами и запоминающейся музыкой. Кино об уличных музыкантах, одетых в выброшенные на свалку отрепья старых армейских гимнастерок. И, как полагается в такой дружной стае, у каждого свое меткое прозвище соответственно характеру: Весельчак, Плакса, Профессор, Дьяк, Молчун, Цыпленок… И, конечно, вожак с непререкаемым авторитетом – Арсен-Кулак.
Вот, например, такое удивительное свидетельство огромного народного признания фильма и его долгой жизни на экране. Спустя 50 лет после выхода фильма военным музыкантам в современной Армении вместе с воинскими званиями присуждают… имена персонажей «Парней музкоманды». По свидетельству главного военного дирижера и начальника военно-оркестровой службы Вооруженных сил страны подполковника Армена Погосяна, «музыканты – народ с юмором, а значит, без своего Чуто (Цыпленок), Дмбуза (Кулак) Арсена или Цолака Дарбиняна им никак не обойтись». На военных парадах солдаты маршируют под музыку из любимого фильма. Ее постоянно насвистывают мальчишки на улицах Еревана и Гюмри.
Кадр из фильма «Парни музкоманды»
В фильме в полной мере проявилась ненаигранная, непридуманная, истинная народность дарования Фрунзика. И еще одно важное замечание. После появления на экране Фрунзику захотелось попробовать поиграть в «чаплиниану», по-чаплински поработать с деталями, предметами, с партнерами… И это ему удается. Он, может быть, единственный раз за свою кинематографическую карьеру играет роль лидера, которому беспрекословно, по одному свистку, по движению бровей подчиняется его команда. Однако очень скоро выясняется, что лидер тут другой – большевик Дарбинян. А Кулак, он и есть кулак – сильный, бестолковый и добродушный увалень. Рубаха-парень. Такое двойное дно характера.
Фильмом «Парни музкоманды» впервые в полый голос заявил о себе молодой, талантливый режиссер нового поколения Генрих Малян. Забегая вперед, скажем, что последующие фильмы Маляна – «Треугольник», «Айрик», «Мы и наши горы», «Наапет» – стали крупнейшими явлениями современной армянской культуры.
Армянский кинематограф обязан Генриху Маляну значительным расширением своего горизонта и приобщением к творчеству выдающихся современных прозаиков Гранта Матевосяна, Рачии Кочара, Агаси Айвазяна. Молодая режиссура стала предъявлять новые, строгие требования к литературному первоисточнику, к сценарию. В диалогах появились полутона, подтекст, что помогало актерам психологически нюансировать роли.
Генрих Малян не только привел в кино актеров, уже заявивших о себе на армянской сцене. Он открыл и совершенно новые актерские имена, среди которых первое место занял Фрунзик Мкртчян. И, как уже говорилось выше, с Фрунзиком Генрих Малян снял свои лучшие фильмы.
Вторая попытка
В нем всё время была эта жажда иметь уют и дом, очаг и семью, свить свое гнездо.
Сос Саркисян
Фрунзик обладал особенным, редким сочетанием волнующей искренности и «ни на кого непохожести», которое делает некрасивых в традиционном понимании людей неотразимыми. Тут еще и природное остроумие, и мощный эмоциональный заряд, вызывавший ответную волну, и какой-то особый мужской шарм… Поклонницы ходили за ним табунами. Ловили каждое слово. Объяснялись в любви. Писали восторженные письма.
Вскоре после приезда в Ереван Фрунзик женился на девушке по имени Кнарик. Этот первый брак оказался неудачным и очень быстро распался, не выдержав испытаний суровым бытом. Фрунзик жил в общежитии, и доходы его были весьма и весьма скромными. После этого у актера, конечно, были романы. Но свой успех у прекрасного пола он никогда не афишировал. Не участвовал в популярных в актерской среде «охотничьих рассказах», считая это занятие недостойным мужчины. Всегда помнил – подобные откровения в традиционной армянской среде могут бросить тень на репутацию женщины, повлиять на ее дальнейшую судьбу. Не вводил в курс своей личной жизни даже брата, с которым был очень близок.
– Удивительно, но к такому, казалось бы, некрасивому мужчине женщины просто липли, – вспоминает Георгий Тер-Ованесов12. – Причем независимо от их возраста. Но, как настоящий джентльмен, все свои любовные похождения он держал в тайне. Хотя романов на его век выпало немало.
На серьезные чувства Фрунзика подтолкнула свойственная его натуре непоколебимая, постоянно мучившая страсть к покровительству. В общении с человеком незащищенным, беспомощным у него возникало моментальное чувство сострадания, инстинктивное желание подставить плечо. Со свойственными многим крупным талантам простодушием и доверчивостью он часто видел в человеке обычном что-то необычное, особенно для него привлекательное, чего никак не могли разглядеть другие. Чаще бывало – попадал в самую точку. Но случались и горькие промахи, за которые приходилось расплачиваться. И тогда он безропотно нес свой крест.
С Донарой, невысокой, миниатюрной кареглазой девушкой, Фрунзик встретился в вестибюле Ереванского театрального института. Она стояла у двери приемной комиссии, растерянно оглядывалась по сторонам и нервно теребила растрепанную, распадавшуюся на страницы книгу. Книга упала на пол. Проходивший мимо Фрунзик остановился и поднял ее. Девушка испуганно взглянула на него лучистыми глазами. Фрунзик заметил выражение обреченности на ее лице. Она была похожа на загнанного зверька, готового моментально сорваться с места и убежать. Словно она наперед знала – вступительный экзамен непременно завалит. Было в этом испуганном трепете что-то трогательное и привлекательное, что заставило Фрунзика задать самый традиционный в этих краях вопрос: «Девушка! А ты откуда?» Оказалось, Донара из Ленинакана. Конечно, она сразу узнала Фрунзика. Он тогда уже был популярен в ее родном городе. Землячка – это святое… Да еще такая хорошенькая! Немедленно родилось желание помочь. Педагоги театрального института были друзьями и партнерами по сцене.
И Фрунзик помог. Как оказалось – не зря. Донара очень скоро проявила себя как одаренная актриса – яркая, темпераментная, эмоциональная… Правда, еще в студенческие годы коллеги заметили некоторую чрезмерность, болезненность этой слишком открытой эмоциональности. Но Фрунзика это не смущало – он ведь и сам был во всем чрезмерен.
– Донара могла, казалось бы, ни с того ни с сего расплакаться, обидеться без всякой видимой причины, убежать и долго потом не разговаривать. Очень была импульсивная, – вспоминает друг Фрунзика кинорежиссер Нерсес Оганесян. – Фрунзик стал встречаться с Донарой, и они очень скоро решили пожениться. Мы, его друзья, тогда пытались отговорить его, но он не слушал.
Сос Саркисян:
Я его отговаривал, отговаривал и отговаривал… Ничего не поделаешь, это свершилось, я ее принял. Она была талантливым человеком, очень красивым. В нем всё время была эта жажда иметь уют и дом, очаг и семью, обустроить всё. Он ходил, покупал всё для дома. Мог купить ковер, подушку, стулья, он обставлял квартиру, он старался свить свое гнездо.
Вскоре Фрунзик и Донара поженились. В 1957 году семья Фрунзика обменивает ленинаканскую квартиру и переезжает в Ереван. Мушег к тому времени оставил семью. Фрунзик с женой поселились вместе с переехавшими родственниками в квартире на улице Комитаса.
В 1959 году у молодой пары родилась дочь Нунэ, и семья стала жить отдельно, переехав в двухкомнатную квартиру в центре Еревана на улице Абовяна.
В те годы творчество популярного актера, занятого в кино и в театре, хоть и не приносило доходов, допускавших роскошь и излишества, но вполне обеспечивало достойное существование. С нуждой было покончено.
