Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы
Слава храбрецам,
которые осмеливаются любить,
как-будто они бессмертны.
к/ф "Обыкновенное чудо"
Наверное, вам покажется скучным все то, что будет дальше.
Но я старался ничего не упустить. С одной стороны – мало кто знал о всех подробностях происходившего тогда, а с другой стороны – это теперь история, причем история хотя и недавняя, но быстро забывающаяся.
Поэтому я старался по мере сил восстановить события, свидетелем которых мне довелось быть, а кое-что воспроизвести по рассказам очевидцев, друзей и знакомых.
И пусть мелкие и несущественные подробности не покажутся вам ненужными, отдельные истории – банальными и надуманными, а люди – искусственными: такова жизнь и таковы люди, о которых пойдет речь далее.
И именно так они прожили свою жизнь.
Перед входом в залитый светом зал висел лист бумаги.
Красивым чертежным шрифтом было выведено:
«Дальше вы увидите несколько рисунков молодого художника Григория
Свиридова.
С большим трудом удалось уговорить его выставить на ваш суд
часть рисунков, которые родились здесь.
Гриша рисует то, что он видит или чувствует.
Вы можете увидеть своих знакомых или даже самих себя.
То, что вы увидите, покажется вам необычным – присмотритесь,
может быть, так оно и есть?
Я часто в рисунках сына вижу то, чего не сумел разглядеть сам.
И я горжусь своим сыном.
А. Свиридов.»
Ниже другим почерком было приписано:
«Я тоже горжусь своим Гришей.
А. Свиридова.»
Но этой выставке и всему, связанному с этой выставкой, предшествовали многие события. Поэтому я попробую начать с того места, которое мне представляется началом.
На самом деле это далеко не начало всех изложенных далее событий, но многих предшествующих событий я не знаю, а те, с которыми я знаком, кажутся мне совершенно фантастическими и неправдоподобными.
Разбиение дальнейшего повествования на отдельные части абсолютно условно, тем более что события как далеко от Москвы, так и недалеко от Москвы, тесно переплетаются.
Общее заглавие в некотором смысле символично, но об этом читатель сможет узнать далеко не сразу, а может и не узнать совсем.
ДАЛЕКО ОТ МОСКВЫ
На афише было написано «Концерт Патрисии Каас. Фильм производства студии 4У».
Еще на афише была изображена сама Патрисия Каас, но те, кто собирался на этот концерт, безошибочно узнавали Люду Бересневу. А узнавая ее, говорили «Надо бы обязательно пойти», и когда их спрашивали – «Что, вы так любите Патрисию Каас?» отвечали «А при чем здесь Патрисия Каас?», чем только добавляли интереса к фильму …
НА ПОДЛЕТЕ В САМОЛЕТЕ
Баранов знаком подозвал к себе Гришу.
– Григорий, у меня к тебе важное дело.
– Я слушаю тебя, дядя Саша.
И тон, и необычное обращение Баранова насторожили Гришу.
– Ты знаешь, у нас многое связано … с тем местом, куда мы сейчас летим…
– С городом Солнечный?
– Да, с так называемым приморским поселком Солнечный… И у меня, и у Лены…
Баранов задумался и замолчал. Гриша не рискнул напомнить ему о себе.
– Много всего хорошего … и грустного, порой очень тяжелого… Ты пойди, посиди с Леной, поговори с ней о чем-нибудь, попробуй отвлечь ее от воспоминаний… Очень тебя прошу…
– Хорошо, дядя Саша. Я пошел?
– Иди, мальчик, иди… А то мы с ней поцапались немного … поссорились из-за какой-то ерунды… да и напоминаем друг другу сейчас только о прошлом…
Гриша отправился в конец салона, где в одиночестве сидела Лена Карцева, невидящим взглядом уставившаяся в плотно закрытый шторкой иллюминатор.
– Лена, можно я с тобой посижу? – Карцева оторвалась от окошка и грустно улыбнулась Грише.
– Конечно, посиди. Устал? Мы уже скоро прилетим…
– Знаешь, я не так устал от полета, как от необходимости все время сидеть. Я бы сейчас с удовольствием побегал или даже занялся бы гимнастикой.
– Да, если ты согласен заняться гимнастикой – значит дело плохо! Пожевать не хочешь? Там финики остались – доедай.
– Не хочется, Лена. Я бы сейчас порисовал, да линию ровную не проведешь.
– А что бы ты сейчас стал рисовать? Если не секрет, конечно.
– Ой, Лена, не притворяйся! Сама знаешь, какие у меня от тебя секреты… Мне сейчас захотелось нарисовать Нику, плетущую венок.
Гриша провел рукой перед собой, как бы показывая своей соседке воображаемую картину.
– Она несколько раз просила меня, а у меня все не получалось… Сейчас бы получилось… Понимаешь, она сидит среди березок и плетет из цветов венок… И что-то напевает про себя… Ей очень хорошо и не надо ни о чем думать, и ветерок такой ласковый, и солнце не жжет через листву берез… И сидит она голенькая, как младенец, маленькая женщина и радуется … просто тому, что солнце – есть, что ветерок – есть, что цветы – есть, что она – есть…
Они помолчали.
– Наверное, это будет чудесный рисунок. Ты обязательно нарисуй его.
– Я постараюсь. И покажу тебе – получилось ли так, как мне хотелось. Радость и счастье передавать в рисунке труднее, чем горе, разочарование.
– Неужели? А у тебя есть рисунки, где горе?
– Есть, просто ты их не видела… Да и мало кто видел, папа только… Но я те рисунки тоже люблю…
– А я сейчас думала… о своей дочке, которая похоронена где-то здесь…
– У тебя была дочка? Ты никогда не говорила…
– Она родилась мертвая… а я еле выжила тогда, и ее похоронили без меня…
– Лена, милая…
Гриша обхватил ее руку, лаская и успокаивая. Лена крепко прижала обе руки к груди.
– Даже покормить ее … – из зажмуренных глаз ее капали слезы.
– Ну, Лена, Леночка, успокойся… А вы с дядей Сашей не пытались еще завести ребенка?
Лена отрицательно покачала головой.
– Мы не только не пытались… мы с Сашей… вообще ни разу…
– Тебе нельзя? – после короткой паузы спросил Гриша.
– Теперь-то, наверное, можно… только не могу я…
Она опустила руки, вытерла глаза и повернулась к Грише.
– И вообще, молодой человек, о чем это мы с тобой говорим? Ни рано ли тебе?
– Я знаю?
– Зато я знаю. Знаю, что ты очень много знаешь для своего возраста… знаю, что с тобой можно говорить обо всем и без скидок на возраст… знаю, что никогда ты никому ничего лишнего не скажешь… Только каждый должен нести свой чемодан сам, и никто не может в этом помочь…
– Чушь собачья! Всегда есть, с кем поделиться, кто поймет и поможет.
– Свиридов! – утвердительно сказала Лена, – Ты прав, есть и с кем поделиться, и кто поймет, и боль душевную разделит, только куда денешься от самой себя?
– А ты откинься, приляг, а я тебе колыбельную спою – ты и успокоишься.
– Гришка, милый ты мой! Какой же ты милый! Так бы и расцеловала всего! Ладно, ладно, не буду – знаю, как ты любишь эти «слюни»…
Она помолчала.
– Ты пошел бы к Саше. А то мы с ним поссорились … не помню даже, из-за чего… Поговори с ним, отвлеки от тяжелых мыслей… Наверняка он сейчас вспоминает…
– Оба вы – два дурака пара. А ну, пошли!
Гриша за руку потащил Лену вперед по салону, подвел к Баранову.
– Ну-ка, садись! Нет, не туда, – и он посадил Лену к Баранову на колени. – Вас, дураков, мирить, что-ли?
– Нас, дураков, мирить, что-ли? – повторила Лена, обнимая Баранова за шею.
Гриша снял с ног Лены туфли, поднял вверх подлокотник соседнего кресла и положил туда ее ноги.
– Что делает этот мальчик? – уткнувшись носом в шею Баранова прошептала Лена.
– Разве он что-нибудь сделал не так? – целуя Лену спросил Баранов и крепко обнял ее.
– И что бы мы без него делали… – поудобнее устроилась Лена на коленях Баранова.
– Укрыть вас? Не холодно?
– И погаси свет…
Гриша отправился обратно и сел на свободный ряд за Тоней и Свиридовым. Ему было почему-то грустно.
Тоня оглянулась на него, потом встала и пересела к нему.
– Что, Гришенька? Почему тебе грустно? Ты так хорошо помирил Лену с Сашей.
– Знаешь, чего мне сейчас захотелось? Чтобы меня взяли на руки так, как сейчас дядя Саша взял Лену…
– Так в чем же дело? – Тоня устроилась поудобнее, протянула руки, – Садись скорее!
Через несколько минут Гриша мирно посапывал, устроившись на коленях у Тони и положив голову ей на плечо. Тоня обхватила его руками, прижимая к себе, и улыбнулась обернувшемуся Свиридову.
ДЖИП НЕТОРОПЛИВО КАТИЛСЯ
Джип неторопливо катился по узкой накатанной колее, освещая фарами узкий клин дороги перед собой.
После очередного КПП почти сразу стали видны здания, дорога стала шире, появились невысокие фонари, освещающие расчищенные дорожки.
– Все, приехали! – сказал водитель и джип подкатил к освещенному подъезду.
– Насколько я помню, это 4011 корпус, – сказал Баранов.
– А вон твой тезка спешит! – Лена первой выбралась из машины и побежала навстречу выскочившему из подъезда мужчине. Они обнялись.
– Это – мой тезка, Анатолий Иванович Шабалдин, хозяин здешних мест, – представил приехавшим встречающего Свиридов.
– А это – моя жена Антонина Ивановна…
– Тоня.
– …и мой сын Гриша, а также известный советский ученый профессор Баранов…
– Сашка!
– Иваныч!
– Ну, пошли же – холодно ведь.
В небольшой комнатке рядом с просторным и неосвещенным по случаю позднего времени холлом очень милая и вежливая дама записала прибывших и выдала им ключи. Эта процедура настолько напоминала приезд в престижный санаторий, что никто не удивился, когда молоденькая румяная девушка в белом халате повела их сперва к лифту, а затем по коридору третьего этажа.
Тоня и Гриша с любопытством оглядывали свое новое жилище – просторную гостиную и две спальни по сторонам ее, застеленные кровати, пушистые халаты, полотенца и умывальные принадлежности…
– Пошли, перекусим. Завтра утром сходим в подвальчик, обарахлимся всем необходимым…
В коридоре они встретили Баранова и Карцеву.
– Как устроились?
– Нормально. У нас такая же «распашонка», как и у вас…
В столовой был освещен только один угол с накрытым столом, но их уже ждали Шабалдин и еще один подвижной мужчина неопределенного возраста с трубкой в руках.
– Ах, Левушка! – обнялась с ним Лена, – Милый Левушка…
Церемония представления не заняла много времени.
– А у вас прелестная жена, Анатолий, – на хорошем английском языке сказал Левушка.
– Что вполне естественно! – так же на чистом английском, точнее, на чистейшем американском сленге – бруклинском – ответила Тоня.
– Прошу прощения! – несколько опешил Левушка, но не удержался, – И такой же прелестный сын!
– Просто весь в родителей! – так же чисто и уверенно ответил на том же языке Гриша.
– Все! Сдаюсь! – поднимая руки под общий смех уже на русском языке заявил Левушка, – И больше пробовать на зуб вас не буду!
– Я сейчас посмотрю, чем нас собралась потчевать Степанида Ананьевна, – сказал Шабалдин, вставая.
– Стой, я схожу сам!
Свиридов прошел через проход, откуда раздавалось уютное шипение и разносились вкусные запахи.
– Тетка Степанида, – позвал он женщину у плиты. Та обернулась, приглядываясь, удивилась, обрадовалась.
– Анатолий! Ты, что ли?
– Я, тетка Степанида, я… – обнимая женщину говорил Свиридов, – Помнишь еще? Как ты тут? Как сынки? Младший-то уж школу заканчивает, небось?
– Ах, Анатолий, Анатолий… сколько лет прошло… Помнишь тетку Степаниду? Помнишь мои пельмени?
– Пойдем, я тебя познакомлю с женой и сыном… да и знакомых увидишь… – Свиридов повел пожилую повариху в зал.
Там Лена и Степанида Ананьевна дружно взмахнули руками, обнялись и дружно заплакали. Потом обнимал повариху Баранов, и только потом, чинно вытерев руки передником, Степанида Ананьевна степенно знакомилась с Тоней и Гришей. И угощала всех нехитрой, но такой вкусной стряпней.
Наскоро закусив Свиридов направился к Эткину.
У ЭТКИНА ПЕРВЫЙ РАЗ
– Здравствуйте, Израиль Моисеевич. – Свиридов не столько увидел, сколько угадал, где находится хозяин комнаты.
Густой полумрак только подчеркивали два напольных светильника, прикрытые сверху чуть просвечивающими занавесками.
В тени рядом с одним из светильников в глубоком кресле с высокой спинкой сидел очень худой старик. Колени и одна рука его были укрыты пледом.
– Здравствуйте… А я вас помню… Тогда вас звали Анатолий…
– Меня и сейчас зовут Анатолий, Израиль Моисеевич.
– Можно мне не вставать вам навстречу – вы, говорят, теперь большой начальник…
– Сидите, Израиль Моисеевич! Помнится, тогда вы называли меня на ты. Почему бы не сохранить это?
– Хорошо… Леночка сказала, что вы… ты теперь тоже … стал «человеком». Это верно?
Последние слова старик произнес мысленно, и так же мысленно Свиридов ответил ему.
#Да, это верно.
#И ты хочешь понять, что это такое и как это получается? И за этим ты приехал?
#Да, за этим мы приехали.
#Зачем ты ввязался в это грязное дело? Ты хоть понимаешь, что это грязное дело?
#Я взялся за это чертовски трудное дело для того, чтобы не было хуже.
#Кому?
#Нам. Вряд ли удалось бы долго сохранять это в тайне. И не отдать это в "грязные" руки…
#Ты думаешь, тебе это удастся?
#Да. Мне это – удастся. Можете думать, что я болтун и авантюрист, но я знаю… Я знаю ответ этой задачи, но не могу пока доказать, что это так…
#Скажи мне ответ…
#Дефект генной структуры в сочетании с комбинаторным излучением генераторов и космическими излучениями.
#Да… Возможно… Что же ты хочешь от меня?
#Помощи. Я ведь так мало знаю.
#Не боишься, что на тебя начнут давить и пытаться приспособить все это для своих целей?
#Такая опасность есть, но она невелика. А если я окажусь прав, то у них ничего не выйдет – эффект окажется настолько уникальным и практически не воспроизводимым…
#Хорошо. Приходи ко мне… Я расскажу тебе… многое… Если смогу – помогу… Но я стал стар и мне не так много осталось…
#А чем я могу помочь вам?
#Хороший вопрос. Скорее всего, ничем… Но мне будет интересно говорить с тобой… Знать, что и как ты будешь делать…
#Вы будете знать все, что я буду знать и что мы будем делать. Я думаю, что ваши советы будут для нашей работы очень важны.
Мысленный обмен занял всего несколько секунд, но старик явно устал. Вошла молоденькая девушка, поздоровалась со Свиридовым и подала старику лекарство.
– Спокойной ночи, Израиль Моисеевич!
– Спокойной ночи, Анатолий! Загляни ко мне завтра… и приведи жену и сына… И вообще – как ты дошел до жизни такой?
Свиридов мысленно представил себе всю свою жизнь и в импульсе послал это сообщение старику.
– Да… – протянул Израиль Моисеевич после некоторой паузы, – Ну, иди, иди…
ПОШЛИ ОБЖИВАТЬ НОВЫЙ ДОМ?
– Пошли обживать новый дом?
– Пошли, Гриша. Устал?
– Устал… Так много ехали, летели… Спать хочу.
– Идем, я тебя уложу.
На диване в гостиной лежали пластиковые пакеты с какими-то вещами. Нашлись там и махровые халаты для всех, и веселенькие пижамки. А в просторной туалетной комнате висели всевозможных размеров полотенца – большущие мохнатые для ванны, вафельные и полотняные поменьше и совсем маленькие, несколько видов мыла в упаковке, зубные щетки в пластиковых пенальчиках, бритвенный прибор.
– Мне все это напоминает сервис в хорошей гостинице или дорогом мотеле…
– Потом расскажешь… – Гриша совсем засыпал и Тоне пришлось его умыть самой. Раздевался он уже с закрытыми глазами и заснул сразу, как только щека его коснулась подушки.
Тоня не успела осмотреть гостиную с ее шкафчиками, полочками, электрической плитой и всякими другими приспособлениями, так напоминавшими ей привычную обстановку где-то там, далеко, как пришел Свиридов.
– С приездом, моя милая любимая жена!
– С приездом, мой повелитель! – обняла его Тоня.
– Кто первый бежит в душ?
– Ты бежишь, а я потом…
Анатолий вытянулся под мягким прохладным одеялом – тело отдыхало после долгого перелета и переезда.
Вошла Тоня в наброшенном халате, направилась к пустой кровати.
– Э-э, куда?
– Но вот же моя кровать!
– Вот твоя кровать, – похлопал рядом с собой Свиридов.
Тоня с хорошо разыгранным сомнением оглядела пустую кровать, потом лежащего Свиридова, но не выдержала и рассмеялась.
– Опять не вытерлась как следует? – обнимая Тоню шутливо заворчал Свиридов, ощутив прикосновение влажных волос к своему бедру.
– Мой повелитель, я торопилась…
ПРИСТУПИМ
.
ПОРЕКОМЕНДУЙ МНЕ
– Далее… Порекомендуй мне человека на должность референта.
– А что это такое?
– Это помощник, который всегда находится рядом, ведет протоколы и записи внутреннего характера, записывает и оформляет распоряжения, приказы, готовит по моему указанию материалы для обсуждения и принятия решения, ведет секретную переписку – но главное, умеет молчать. Это должен быть человек, при котором можно говорить все.
Шабалдин задумался.
– Но что важнее – секретарские навыки или надежность?
– Надежность и еще раз надежность. Этот человек слишком много будет знать… а вот остальным об этой его осведомленности знать совершенно не обязательно.
– Мужчина?
– Ну… не обязательно. Есть что-нибудь?
– Ты должен помнить… Когда ты прошлый раз был у нас, девочка такая пришла работать, все пела, Суковицина Валя, помнишь?
– Помню. Но она была программистом.
– Так у нее есть младшая сестра, Галя, она пришла к нам работать недавно после окончания спецшколы. Девушка очень серьезная – в отличие от сестры… Старательная и деловая… Работает в спецотделе, так что трудностей с допуском не будет, молчать умеет, да и девушка порядочная. Но секретарем она не работала.
– Заводить еще одного секретаря… Может, не будем, обойдемся на двоих одной секретаршей? Мне твоя Маргарита Эдуардовна понравилась, зачем еще вводить кого-то. Только путаница будет – одна одно знает, а другая – другое, нестыковка пойдет. Как считаешь?
– Не возражаю.
Свиридов придавил кнопку селектора.
– Маргарита Эдуардовна, соедините с Васиченковым, пожалуйста. – он повернулся к Шабалдину. – Кстати, надо поставить селектор сюда, чтобы не загружать ее такой ерундой.
– Это была прихоть бывшего хозяина – сам он не снисходил до набора номера. Завтра поставим полный комплект.
Звякнул сигнал.
– Свиридов. Прошу принести мне личное дело Галины Суковициной. Да, Галины.
Свиридов молча послушал и сказал спокойно и без выражения.
– Приказываю вам прибыть ко мне немедленно.
– Что там наша безопасность? Цену набивает?
– Были конфликты? Если дурак, почему не убрал?
– Думаешь, так просто? Это – номенклатура Москвы.
Шабалдин перегнулся через стол и нажал кнопку селектора.
– Маргарита Эдуардовна, Свиридов вызвал к себе полковника Васиченкова.
Дверь приоткрылась.
– Разрешите? Товарищ полковник, полковник Васиченков по вашему приказанию прибыл.
– Делаю вам замечание, полковник. Вы не выполнили мой приказ доставить сюда личное дело Галины Суковициной и вступили со мной в пререкание. Замечание первое и последнее – в следующий раз невыполнение моего приказа приведет к вашему освобождению от должности. Объяснительную напишите и оставите секретарю. Свободны.
От вальяжности вошедшего ни осталось и следа. Свиридов говорил спокойно, не повышая голоса, но какие-то особенные нотки заставляли подтягиваться.
– Повторяю, свободны… – видя, что пришедший никак не сориентируется, и хочет что-то сказать, Свиридов резко скомандовал – Кругом!
Полковник не очень ловко повернулся и вышел.
– Врага ты себе нажил, Анатолий Иванович.
– Я сюда приехал не за любовью или нелюбовью. Не будет подчиняться – уберу, будет выполнять приказы – пусть работает, начнет мешать – ответит. И всем усвоить это надо немедленно – на воспитательные мероприятия у меня времени нет. Кто заместитель у Васиченкова?
– Майор Рахматулин. Очень замкнутый и очень самолюбивый татарин, причем чистокровный, хотя и Сергей.
Ожил динамик селектора.
– Товарищ полковник, к вам майор Рахматулин с документами.
– Просите.
– Здравия желаю. Майор Рахматулин. – вошедший был подтянут и строг, форма его была аккуратна и тщательно подогнана по фигуре, сапоги, каблуками которых он ловко щелкнул, блестели. – Личное дело Суковициной Галины Климентьевны.
– Здравствуйте, майор. Прошу присесть и подождать. Я ознакомлюсь и верну вам бумаги.
Свиридов быстро пролистал страницы – папка была не особенно толстой, и, казалось, не читая вернул майору.
– Благодарю вас, майор. Листок ознакомления?
– Так точно, товарищ полковник. Вот, пожалуйста, – майор достал из своей папки разграфленный лист и подал Свиридову. Тот тщательно вписал дату, время, фамилию и расписался.
– Свободны, майор.
Майор снова прищелкнул каблуками, наклонил голову и ловко развернувшись вышел.
– Ты действительно так быстро читаешь?
– Доказывать не буду – некогда. Вызывай Суковицину. А пока дай мне свою папочку по структуре управления…
ТОНЯ, ЗАБИРАЙ ГРИШУ
– Тоня, забирай Гришу и пошли в наш супермаркет.
На лифте они спустились в подвал и попали в помещение, которое Тоне напомнило привычные магазинчики в небольших городках – есть все, что может потребоваться покупателю.
Сперва Лена показывала, а потом Гриша – быстрее, да и сама Тоня уже ориентировались в ходах и прилавках. Девчушки в фирменных платьицах довольно ловко, но главное очень благожелательно и неназойливо показывали вещи и советовали, где что посмотреть.
И Тоня, и Гриша быстро обалдели от обилия всевозможных товаров начиная от пачки индийского чая до котикового манто, тележка их уже не вмещала отобранных вещей и Лене пришлось вмешаться.
– Ну, ребята, вы все хотите сразу! Тонечка, не жадничай. Отбери пока белье и одежду себе, Толе, Грише. Потом придешь еще – здесь можно путешествовать неделю, если не больше. И глаза будут разбегаться.
– Это так у вас всегда было, тетя Лена?
– Примерно так. Кое-что поменялось, стало попросторнее, посветлее, вещей стало больше… Ведь сперва было все в одной куче…
– Но тут много дорогих вещей. А как платить?
– Все здесь бесплатное… Только увезти отсюда ничего нельзя. Поэтому жадность у большинства быстро проходит…
Две доверху наполненные тележки Тоне и Грише помогли поднять на этаж, довезти до комнаты и разгрузить. И молоденькие девушки, которые помогали им все это делать, действовали очень ловко, спокойно и неназойливо.
– Вы давно работаете тут?
– Скоро год, Антонина Ивановна. Я положу белье в шкаф?
– И вас учили специально чему-нибудь?
– А как же. Мы все кончаем специальную школу. Четыре года после восьмого класса.
– И какая же у вас специальность?
– Специальность у нас всех забавная – воспитатель дошкольного образования… Нас выпускают младшими лейтенантами, Антонина Ивановна.
– Учат вас, как мне кажется, неплохо.
– Заходите к нам еще, Антонина Ивановна. Тележки я заберу. Всего вам доброго!
– Спасибо вам!
– Интересно, правда? А почему лейтенант, если она воспитательница?
– Это – спецшкола, Гриша. Такую спецшколу когда-то кончала и я, только профиль там был другой. А выпускали тоже лейтенантами…
