Джон Дуглас
Закон и беспорядок. Легендарный профайлер ФБР об изнанке своей профессии
Согласно многочисленным рассказам самого Уильяма Хайренса, вот что случилось с ним после его ареста.
Как мы уже отмечали, он был доставлен в больницу Брайдуэлл, примыкающую к тюрьме округа Кук, и там ему оказали медицинскую помощь после того, как полицейский сбил его с ног ударом цветочного горшка по голове. Его допрашивали круглосуточно в течение шести дней, все это время почти не кормили и не поили, а также не раз избивали. Он сказал, что ему ногами отбили яички и обожгли их эфиром. Ему отказали в адвокатах, и почти до конца первой фазы заключения он не мог увидеться со своими родителями.
Два психиатра, доктор Рой Гринкер и доктор Уильям Х. Хейнс, ввели ему пентотал натрия, который считался «сывороткой правды», и допрашивали в течение трех часов, как раз тогда и проявился альтернативный тип личности – «Джордж Мурман». Поскольку письменных расшифровок или аудиозаписей этих допросов не сохранилось, неясно, придумал ли Хайренс Мурмана сам или эту версию сочинили врачи либо кто-то еще из находившихся в помещении на допросе. Точно известно лишь, что несколько лет спустя один из психиатров подтвердил: Хайренс не принимал участия ни в одном из трех убийств.
Впоследствии в присутствии капитана полиции Майкла Ахерна, прокурора округа Кук Уильяма Туохи и стенографиста Хайренс, как говорят, предоставил дополнительные сведения о Джордже Мурмане, заставлявшем его грабить, и сказал, что всегда подчинялся Джорджу во всем. Опять же, поскольку расшифровки стенограммы сегодня не существует, я не знаю, насколько она точна, но если бы я ее услышал, то отнесся бы к ней очень скептически. Однако после того, как эта информация просочилась в газеты, публика сошла с ума. Кто же не любит историю доктора Джекила и мистера Хайда с уклоном в ужасные убийства? Добавьте к этому украденный набор для препарирования, найденный в его комнате общежития, а также книгу о девиантных сексуальных практиках, и вы получите идеальный портрет способного молодого студента колледжа в роли извращенного насильника и убийцы.
Нет ничего необычного в том, что подозреваемые приписывают вину другому воображаемому персонажу. Дэвид Берковиц, известный как «Сын Сэма» и «Убийца c 44-м калибром», который терроризировал Нью-Йорк в 1976 и 1977 годах, заявил, что убивать ему приказывал черный пес трех тысяч лет от роду. Психологи сообщили об этом репортерам и назвали Берковица параноидальным шизофреником. Все это показалось мне слишком знакомым, поэтому, когда я брал у него интервью несколько лет спустя в тюрьме Аттика, и он начал говорить об этой собаке, я посмотрел ему в лицо и сказал: «Слушай, Дэвид, хорош уже пороть эту чушь. Собака тут ни при чем». Он усмехнулся и признал, что я прав. Просто этот злобный засранец придумал собаку, чтобы улучшить свой собственный имидж и, возможно, мысленно снять для самого себя всю ответственность за преступления.
Осужденный убийца Седли Элли в какой-то момент утверждал, что другая личность вынудила его совершить ужасное убийство младшего капрала морской пехоты США Сюзанны Коллинз. Вообще, я видел несколько вполне реальных случаев диссоциативного расстройства личности (ДРЛ) у маленьких детей – все они подвергались физическому или сексуальному насилию, – однако я не встречал подлинного диагноза ДРЛ, который был поставлен уже после ареста за убийство.
Если бы мне представили историю Джорджа Мурмана, я пришел бы к одному из двух выводов: либо подозреваемый использовал это имя для доказательства своей невменяемости, либо следователи предложили ему такой способ изложить свое дело.
Вскоре после этого Хайренсу сделали спинномозговую пункцию, очевидно, чтобы исключить любое повреждение мозга из-за того, что его ударили горшком по голове. По неизвестным причинам эту болезненную поясничную пункцию провели без анестезии, а затем его отвезли в детективное бюро для проверки на полиграфе. Он испытывал такую боль, что результаты этой проверки были официально признаны «неубедительными», и ее перенесли на четыре дня.
Я никогда не был большим поклонником полиграфа. Невиновные люди часто до глубины души напуганы происходящим процессом и эмоционально реагируют на сомнения в их честности, а социопаты порой не стесняются врать ни перед прибором, ни перед другими людьми. В основном это инструмент, позволяющий следователям плавно перейти к допросу. Я считаю эту проверку абсолютно бесполезной, независимо от того, будет ли в результате испытуемый признан виновным или невиновным.
Были вызваны несколько экспертов по почеркам, чтобы сравнить прошлые образцы почерка Хайренса с надписью помадой и с запиской о выкупе. Лучшее, что смогли придумать полицейские, не дало никакого результата. Отдельные эксперты сходства не обнаружили, а соответственно, и не поверили в то, что слоган «поймай меня» и записка о выкупе написаны одним и тем же человеком. Много лет спустя, в 1996 году, почерковед ФБР Дэвид Граймс заявил, что образцы почерка Хайренса, взятые из его записей в колледже, не совпадают ни с помадными каракулями, ни с запиской о выкупе, а к тому же почерки на уликах не совпадают друг с другом.
Если не принимать во внимание такие детали дела «Мурмана», как проверка на полиграфе и анализ почерка, я бы вновь склонился к одному из ключевых принципов психологической криминалистики: прошлые действия предполагают будущие действия. В прошлом Билла Хайренса не обнаружилось ничего, позволявшего допустить, что он сумел бы уверенно действовать, столкнувшись с девочкой во время взлома, не говоря уже о том, чтобы убивать ее так жестоко. Даже если бы он столкнулся с неожиданным появлением жертвы и запаниковал во время кражи со взломом, то мог застрелить ее, чтобы избавиться от ненужной свидетельницы, не дать ей броситься за ним или сообщить в полицию. Он бы не стал наносить ей множество ударов ножом. Это работа человека, давно обозленного на женщин. Когда вы дойдете до третьего преступления в предполагаемой цепочке, то поймете, что для Хайренса непостижимо поступить с ребенком так, как в эпизоде с Дегнан.
Как вы, возможно, уже поняли, я не думаю, что убийство Дегнан совершил тот же человек, который убил Росс и Браун. Эти два преступления больше являются делом грабителя, который искал острых ощущений, который был сексуально мотивирован и склонен к изнасилованию, если возникнет подходящая ситуация. Это убеждение, безусловно, подкрепляется тем фактом, что ни в одной из этих ситуаций не было похищено никаких ценных вещей. К тому же ни одна из этих ситуаций не соответствует схеме, уже отработанной Хайренсом в своих собственных кражах со взломом, а также ничего в его поведении или показаниях по любому его преступлению не указывало на то, что он прогрессировал или развивался в криминальных намерениях.
Точно так же мы не можем игнорировать установленные действия полиции Чикаго в отношении Гектора Вербурга. Если им так захотелось получить признание от бедного пожилого смотрителя, что его в итоге пришлось отправить в больницу на десять дней, и после общения с полицейскими у подозреваемого появились серьезные проблемы со здоровьем, как можно предположить, что они не сделают этого снова? Какое бы признание они ни получили от Хайренса, оно не вызывает доверия с самого начала. Даже если не принимать во внимание все другие обвинения в жестокости против чикагской полиции той эпохи, то, что они сделали с Вербургом, делает заявление Хайренса очень правдоподобным и вызывающим доверие.
С этим явлением я в работе сталкивался неоднократно. Честно говоря, каждый раз меня подобное шокировало: подозреваемый, после того как его часами допрашивают в стрессовой обстановке, не только сообщает следователям то, что, по его мнению, способно облегчить его участь. Он действительно начинает терять контроль над реальностью и думает, что, скорее всего, он и правда мог сделать то, в чем его обвиняют. И такое случалось не только с людьми, чьи интеллектуальные способности нельзя было назвать высокими, например, с такими как Дэвид Васкес. Это происходило также со многими очень умными и опытными людьми.
Что же касается самого ужасного вещественного доказательства – кровавого отпечатка пальца на дверном косяке в том месте, где была убита Фрэнсис Браун, – то к нему тоже следует относиться с подозрением. Нам сообщили, что он совпал с отпечатком на записке о выкупе, но этого результата можно добиться, позволив Хайренсу изучить документ. Что еще более тревожно, позже несколько экспертов заявили, что отпечаток с места убийства Браун выглядел «свернутым», словно его получили с помощью техники, которая применяется для нанесения отпечатка пальца на карту. Другими словами, этот отпечаток могли нанести искусственно. Кроме этого, никакие другие вещественные доказательства не связывали Хайренса ни с одним из трех эпизодов.
А вот еще один фактор. Как и все в Чикаго, адвокаты Хайренса – братья Мэлаки и Джон Коглан, а также Элвин Хансен и Роланд Таул – беспокоились из-за признания своего подзащитного виновным и считали своей обязанностью спасти его от электрического стула. Как выяснилось позже, окружной прокурор Туохи тоже чувствовал себя в ответе за это, но не верил, что на основе столь убогих доказательств – частичного отпечатка и возможного отпечатка на странной записке с требованием выкупа – может быть вынесен обвинительный приговор. В итоге обвинители и адвокаты собрались вместе, чтобы обсудить сделку с признанием вины. Они сошлись на том, что Хайренс в обмен на признание вины получит пожизненный срок за три убийства. Это спасет его от казни и даст ему шанс условно-досрочного освобождения в далеком будущем.
Четыре дня спустя газета Tribune поведала скрытую от посторонних историю «второго признания» Хайренса, хотя все заинтересованные стороны отрицали свою причастность к этому. Однако престиж Tribune после этой придуманной версии настолько поднялся, что другие чикагские газеты быстро последовали ее примеру.
Как выяснилось позже, версия убийств, опубликованная в Tribune, помогла адвокатам Хайренса сфабриковать признание, которое они представили в суде, добавив туда многие «подробности», неизвестные подзащитному, судя по его предыдущим признаниям. Хайренс сначала согласился подписать бумаги, но потом отказался, и это вынудило Туохи пригрозить ему еще одним нераскрытым убийством. На самом деле Хайренс в момент совершения того убийства учился в исправительной школе в Индиане, хотя Туохи мог этого не знать или не придал этому значения. Адвокаты заставляли Хайренса и его родителей признаться и пойти на сделку и, насколько я могу судить, искренне думали, что защищают этим интересы своего клиента.
Затем 30 июля Уильям Туохи собрал в своем офисе чиновников и журналистов, чтобы выслушать официальное признание Хайренса. Однако в последнюю секунду Уильям Хайренс отказался признаваться. Адвокаты защиты были шокированы, а окружной прокурор – оскорблен. Как только этот спектакль закончился, Туохи изменил свое требование на три пожизненных срока вместо одного, и адвокаты предупредили Хайренса, что если тот не согласится подыграть, то электрический стул ему обеспечен.
Неделю спустя, 7 августа 1946 года, Хайренс сделал то, что ему велели, – вновь заявил о своих преступлениях перед нетерпеливой толпой СМИ. Затем 5 сентября перед Гарольдом Уордом, председателем суда по уголовным делам округа Кук, Уильям Хайренс признал себя виновным в трех убийствах. Позже он сказал: «Я признался, чтобы спасти свою жизнь». Это стало жуткой иллюстрацией высказывания Гектора Вербурга, что, если бы его удерживали и мучили дальше, он «признался бы в чем угодно».
Единственной из всех присутствующих, кто сомневался в виновности Хайренса, была Мэри Джейн Бланшар, дочь Джозефин Росс. «Я не могу поверить, что этот юноша, Хайренс, убил мою мать, – сказала она репортеру из Chicago Herald-American. – Он просто не вписывается в обстоятельства смерти моей матери. Я посмотрела все, что украл Хайренс, и там не было ни одной вещи, ей принадлежавшей».
В тот же вечер Хайренс попытался повеситься в своей камере в окружной тюрьме Кук, но его застали за этим прежде, чем он задохнулся. Хайренс сказал, что находится в отчаянии из-за того, что его сочли виновным, и смерть, возможно, изменила бы такое отношение окружающих к нему. Для меня эти его слова стали знаком, что он не в состоянии смириться с тем невыносимым эмоциональным тупиком, куда его загнали.
Наконец, 5 сентября, после заявлений обвинения и защиты, судья Уорд приговорил Хайренса к трем пожизненным срокам, фактически исключив для него возможность условно-досрочного освобождения в будущем. Когда Хайренса переводили из окружной тюрьмы Кук в тюрьму Стейтсвилл, где я встретился с ним более тридцати лет спустя, шериф Майкл Малкахи, один из немногих представителей власти, относившихся к нему с добротой и вниманием, признался, что побеседовал с осужденным: «Вы, вероятно, не знаете об этом, Билл, но я близкий друг Джима Дегнана. Он хочет знать, страдала ли его дочь Сюзанна перед смертью?»
«Шериф Малкахи, я не могу сказать вам, страдала ли она, – ответил Хайренс. – Я не убивал ее. Скажите мистеру Дегнану, чтобы он получше следил за своей второй дочерью, потому что убийца Сюзанны все еще где-то там».
Уильям Хайренс – хилый, больной, прикованный к инвалидной коляске – скончался 5 марта 2012 года в исправительном центре Диксон в возрасте 83 лет. К тому времени он являлся заключенным, отбывавшим самый длительный срок в Соединенных Штатах. Помимо уже упомянутых образовательных достижений, его послужной список за эти годы оказался безупречным, и он заслужил уважение среди многих тюремных работников.
За все это время было предпринято несколько попыток добиться его помилования или хотя бы условно-досрочного освобождения, самая серьезная – со стороны Долорес Кеннеди, помощницы юриста Центра по судебным ошибкам, расположенного в Северо-Западном университете. Кроме того, она написала книгу «Уильям Хайренс. Его день в суде / Признался ли невиновный подросток в трех ужасных убийствах?» (William Heirens: His Day in Court / Did an Innocent Teenager Confess to Three Grisly Murders?). Ему отказывали в условно-досрочном освобождении по меньшей мере тридцать раз.
Сейчас, по всей видимости, уже слишком поздно выяснять с абсолютной точностью, на самом ли деле Уильям Джордж Хайренс совершил одно или все эти три жестоких убийства, в которых сознался. Однако после изучения всех доступных фактов и доказательств, а также с учетом моего многолетнего опыта психологической криминалистики и анализа уголовных расследований, я больше не верю, что он убийца, и, получается, Хайренс провел большую часть своей жизни за решеткой напрасно. Хоть сейчас он и вне нашего правосудия, я был бы счастлив заявить об этих убеждениях под присягой в суде.
Мне жаль, что я не был достаточно осведомлен, когда впервые встретился с Биллом Хайренсом, чтобы прийти к такому выводу и высказать свою точку зрения. Я приложил массу усилий как на службе в ФБР, так и уже после нее, чтобы изменить свои изначально наивные представления.
В течение всей своей карьеры я помогал избавляться от плохих парней: похитителей и убийц, террористов и сексуальных маньяков, то есть худших из худших. И я получал огромное удовольствие от этой работы. Но для того чтобы подобная деятельность приводила к значимым последствиям, главное для такого специалиста – стремиться к справедливости. Чтобы правосудие могло восторжествовать, нам следует для начала отыскать истину – какой бы она ни была и куда бы ни вела.
Американский процесс уголовного правосудия – система достойная, ее нередко воспроизводят в других странах. Но, как мы уже отмечали, эта система далека от идеала. Невинных людей осуждают, а виновным удается уйти от наказания, и в результате я соболезную всем жертвам. А потому всем нам следует проявить смирение и осознать необходимость изменений этой системы к лучшему.
Справедливость часто неприглядна, но это не означает, что мы должны закрывать на нее глаза. А идеальное правосудие – абсолютно недостижимая цель для нас, простых смертных. Однако это никоим образом не означает, что мы не должны постоянно стремиться достичь этот идеал. Дальше мы рассмотрим случаи, которые отражают некоторые мои личные шаги на пути к идеальному правосудию.
Часть вторая. Вопросы жизни и смерти
Глава 3. «Сегодня вечером убьют невиновного человека»
Что больше всего поражает воображение во время судебных процессов по делам об убийствах? Для меня они становятся кульминацией многих месяцев, а то и лет, тщательного расследования, анализа всех обстоятельств, работы над стратегией обвинения и подготовки свидетелей. Но для «обычных» людей, я думаю, здесь важно кое-что еще.
Суд над убийцей – это величайшая загадка и целое нравоучительное представление. Многих притягивает к такому суду желание не просто узнать, кто же виновен, но и вообще стремление понять, как люди становятся способны на подобные крайности. Это яркая иллюстрация противоречий между человеком и обществом, в котором он живет, олицетворение того, как эмоции, которые мы все с вами переживаем, выходят за рамки социальных норм, а не подавляются этими нормами. Мне кажется, интересно отметить, что три великих вклада западной культуры в мировую, которые связаны с общественными институтами – драма, месса и суд, – все являются театрализованными представлениями в трех действиях: начало, середина и финал. Каждое из этих явлений ориентировано на отношения между человеком и обществом, на борьбу между добром и злом и, в итоге, на способы разрешения этой борьбы.
Неудивительно, что суды по делам об убийствах всегда завораживают. Не просто так СМИ сосредоточиваются на одном конкретном судебном процессе, чтобы показать, как разыгрывается нескончаемая драма между правдой и ложью, между светлым и темным началом, между справедливостью и беззаконием. Нигде это не проявляется столь остро, как в том случае, когда жизнь обвиняемого висит на волоске и зависит от ответа на вопрос, лишил ли он жизни другого человека.
В 1976 году в суде рассматривалось сразу пять дел, объединенных под заголовком «Грегг против штата Джорджия». Некоторые ученые назвали это «делом 2 июля» из-за даты принятия окончательного решения. В этот день Верховный суд Соединенных Штатов отменил четырехлетний мораторий на смертную казнь и установил новые нормы для назначения этого наказания.
Почти сразу же противники смертной казни начали поиск дела, способного убедительно показать, насколько глупо разрешать государству убийство людей. Нужен был пример, безусловно доказывающий, что человек казнен за преступление, которое он не мог совершить.
Они провели в безуспешных поисках несколько лет. И вот, наконец, таким примером стало дело Роджера Кита Коулмана.
Городок Гранди расположен в юго-западной части штата Вирджиния. От него порядка 20 километров до границы с Западной Вирджинией, почти 25 километров до Кентукки и всего около 80 километров до Северной Каролины и Теннесси. Гранди является административным центром округа Бьюкенен, лежит в самом сердце Аппалачей. Как и во многих небольших городках, расположенных вдоль этой горной цепи, уголь – это основной источник средств к существованию местных жителей.
Во вторник, 10 марта 1981 года, около 14:25, 21-летний Брэдли Д. Маккой вышел из своего маленького белого кирпичного дома неподалеку от ручья Слейт-Крик на окраине Гранди и отправился на трехчасовую смену в «Юнайтед Коал Компани». Руководство считало Брэда умным и ответственным работником, поэтому его назначили продавцом запчастей, а не отправили в шахту. Во время перерыва, около 21:00, он позвонил своей жене по имени Ванда Фэй. Ей было 19 лет, она не работала, и ей не очень нравилось сидеть дома одной, пока Брэд на работе. Так что он частенько звонил в это время и спрашивал, как у нее дела. В тот день во время звонка они обсуждали самые обычные вещи, например, куда денут деньги, которые появятся у них с возврата после выплаты налога.
Когда Брэд вернулся домой, около 23:15, его удивила полная темнота вокруг дома. Ванда обычно оставляла для него включенный свет на крыльце. Кроме того, дверь черного хода была открыта нараспашку, Ванда обычно не допускала такой неосторожности. Он открыл парадную дверь своим ключом и вошел в гостиную. В комнате горел свет и работал телевизор, журнальный столик был сдвинут со своего места. Брэд увидел на полу что-то похожее на капельки крови. Он позвал Ванду, та не ответила.
Бросившись в спальню, он увидел Ванду на полу. Она лежала на спине, руки над головой, волосы закрывают лицо, ноги раскинуты. Вязаный свитер и бюстгальтер замотаны вокруг шеи. Темно-синие трусики обернуты вокруг левой лодыжки, синие джинсы валяются на кровати. Из одежды на ней были только носки в синюю полоску. На груди, на шее и на голове виднелось много крови.
Брэд пришел в ужас, но у него хватило присутствия духа, чтобы не касаться лежащего тела. Он позвонил своему отцу, Максу, тот жил неподалеку, был шахтером на пенсии и носил прозвище «Хеззи». Его отец сообщил в департамент шерифа округа Бьюкенен, а затем пошел в дом Брэда и Ванды.
Сержант Стивен Д. Коулман еще с одним офицером первыми прибыли на место происшествия, примерно в 23:25. Сержант попытался проверить пульс на шее Ванды, но там было столько порезов, что он не смог найти хотя бы один неповрежденный сосуд.
Через несколько минут в Гранди приехал шеф полиции Рэндалл С. Джексон. Он ощупал запястье Ванды. По его словам, оно все еще оставалось теплым, но он тоже не смог обнаружить пульс. Шеф приказал вызвать судебно-медицинского эксперта Томаса Д. Макдональда. Доктор Макдональд жил поблизости и приехал быстро. Он констатировал смерть и определил, что ее причиной стала «режущая рана в горле». Судя по температуре тела и отсутствию трупного окоченения, он пришел к выводу, что смерть наступила около тридцати минут назад, но в любом случае после 22:30. Эксперт решил не трогать тело до тех пор, пока специальное следственное подразделение полиции штата не осмотрит место происшествия.
После того как команда на месте преступления закончила работу, тело доставили в город Роанок. Там вскрытие, которое провел доктор Дэвид У. Оксли, подтвердило выводы доктора Макдональда. Порез был настолько глубоким, что правая сонная артерия, яремная вена и гортань оказались разорванными. Два глубоких колотых ранения в груди достали до сердца и легких, но крови оттуда вышло немного, и Оксли пришел к выводу, что их нанесли посмертно или, по крайней мере, после того, как кровяное давление снизилось из-за повреждения артерии. Кроме того, он обнаружил два чужеродных волоса в области гениталий.
Такое жестокое убийство, как и следовало ожидать, вызвало шок в этом маленьком городке. Брэд сказал следователям, что Ванда была от природы робким человеком и боялась оставаться дома одна, особенно ночью. Если бы я помогал в этом деле, то это стало бы ключевым элементом в процессе изучения жертвы преступления. Особенно потому, что входная дверь была заперта, когда Брэд вернулся домой. Он сказал, что в городе есть всего три человека, кому его жена могла без страха открыть дверь. Полицейским быстро удалось установить алиби у двоих из них.
Третьим был зять Ванды, 22-летний Роджер Кит Коулман, женатый на ее 16-летней сестре, Патрисии. Ванда и Патрисия были самыми младшими дочками в семье из восьми мальчиков и восьми девочек. Как и отец Брэда, отец Ванды до пенсии работал шахтером. Роджер и Патрисия жили в доме бабушки Роджера, примерно в пяти минутах ходьбы от дома Маккоев.
Коулмана арестовали 13 апреля. Он отрицал вину, заявлял, что у него не было причин насиловать и убивать сестру своей жены. Он говорил, что может рассказать, где находился во время убийства, и что есть свидетели, подтверждающие его алиби.
В ту ночь, когда все это произошло, Роджер, шахтер в «Ти-джей энд Эм Коал Компани», пришел на работу, как выяснилось, только чтобы узнать, что его смену отменили. Он подробно описал полиции, где находился с тех пор, как вышел из своего дома. В конце концов он тогда оказался в городской бане, там шахтеры часто принимали душ и переодевались перед возвращением домой. Он охотно передал полиции штата пластиковый пакет с одеждой, которую носил той ночью. Роджер также согласился сдать образцы крови, волос и слюны без предъявления полицейскими ордера.
Несмотря на его готовность к сотрудничеству и заявления о невиновности, у полицейских нашлись веские причины подозревать Коулмана.
Седьмого апреля 1977 года в дом учительницы начальной школы Бренды Рэтлифф забрался преступник. Он наставил на Бренду пистолет, привязал к стулу ее шестилетнюю дочь Меган. Затем вынудил женщину пройти в спальню на верхнем этаже и там сорвал с нее одежду. Невзирая на ее мольбы, он бросился на нее со словами: «Не зли меня!»
Во время нападения он положил пистолет. Бренда вырвалась, окликнула Меган и сбежала вниз. Ей удалось вытащить связанную маленькую девочку на крыльцо, прежде чем преступник догнал их. Он попытался затащить обеих обратно в дом. Но соседи уже услышали крики Бренды, поэтому злоумышленник скрылся.
Женщина опознала в нападавшем Роджера Коулмана. И хотя он утверждал, что этого не может быть, Бренда сообщила, что он преследовал ее на улице и запугивал, когда его освободили под залог до суда. Роджера осудили, он отсидел два года за нападение при отягчающих обстоятельствах, при этом постоянно заявляя, что невиновен.
Затем, примерно за два месяца до убийства Ванды Маккой, библиотекарь округа Пэт Хэтфилд рассказала, что Коулман пришел в библиотеку незадолго до закрытия, выставил перед ней напоказ свои половые органы и стал ее оскорблять. Коулман отрицал это, но Хэтфилд настаивала, что не ошиблась, когда узнала его.
С тех пор дела Коулмана покатились под откос. Пока его держали в камере в ожидании суда, сокамерник Роджер Мэтни заявил, что Коулман признался ему, будто он еще с одним мужчиной изнасиловал Ванду Маккой. Это стало ключевым пунктом версии обвинения, когда Коулман предстал перед судом в марте 1982 года, чуть больше года спустя после убийства. За неделю до начала судебного разбирательства по требованию стороны обвинения Мэтни освободили от отбывания оставшихся четырех тюремных сроков по четыре года каждый. Некоторое время спустя его теща заявила, будто он признался, что выдумал историю признания Коулмана, но Мэтни это отрицал.
В дополнение к показаниям Мэтни прокуроры Содружества Майкл Макглотлин и Томас Скотт сослались на то, что преступник свободно вошел в дом, а значит, был знаком с жертвой. К тому же волосы, обнаруженные на теле убитой, а также сперма соответствовали образцам волос и спермы Коулмана. Он оказался одним из 10 % людей, чьи выделения на основании анализа крови походили на одни из тех двух, что обнаружили на теле убитой. Вторые следы указывали на Брэда, мужа Ванды. На теле обвиняемого нашли несколько пятнышек, они указывали на ту же группу крови, что у Ванды Маккой. Мокрые штанины джинсов Коулмана прокуроры сочли неоспоримым доказательством того, что он переходил вброд ручей Слейт-Крик. Кроме того, преступление было резонансным, и большинство присяжных знали о предыдущей судимости Роджера Коулмана и, видимо, сочли его способным на жестокое изнасилование с убийством.
Защиту Коулмана возглавлял назначенный судом адвокат Терри Джордан, который всего два года назад окончил юридический факультет и участвовал до этого лишь в одном деле об убийстве. Он не решался взять на себя защиту обвиняемого. Однако, когда судья настоял, адвокат активно взялся за дело. Он возразил Макглотлину, заявив, что на входной двери есть явные признаки взлома. К тому же раны на теле жертвы доказывают, что она оборонялась, а значит, на нее напал незнакомец. Джордан отметил, что найденные доказательства исключительно косвенные, мотив не установлен, свидетелей нет, и сперма могла принадлежать как Брэду и Роджеру, так и какому-то другому мужчине. Кроме того, когда сотрудники группы по изучению улик пропылесосили дом Маккоя, они обнаружили множество волосков, не принадлежавших Коулману. По поводу мокрых штанов Коулман сказал, что может легко это объяснить: перед тем, как пойти домой, он принял душ и переоделся.
Кроме того, произошло еще одно событие: сосед Маккоя обнаружил мешок с окровавленными простынями и две ковбойские рубашки. Обвинение отклонило эти явно потенциальные вещдоки, и защита не стала возражать.
Но самое главное, у Коулмана нашлось несколько свидетелей, способных подтвердить, где он находился почти весь вечер. Другими словами, Коулману не хватило бы времени припарковать свой грузовик, спуститься к ручью глубиной 25 сантиметров, пересечь его вброд, подняться по другому берегу, взобраться на холм высотой 300 метров, дойти до дома Ванды, заставить ее открыть дверь, скрутить ее, изнасиловать, несколько раз ударить ножом, практически отрубив голову. Да еще при этом умудриться сделать все это очень осторожно и умело, не оставив очевидных следов своего перехода через ручей, даже грязного пятна. Защитники подсудимого рассуждали – при таком ужасающем состоянии окровавленного тела и места преступления, разве одежда Коулмана не должна быть сплошь залита кровью? Несмотря на раны Ванды, явно указывающие на борьбу, на Роджере почему-то нет ни единой царапины. И разве он не сотрудничал с полицией по каждому вопросу расследования и не сдавал добровольно потенциальные доказательства? Похоже ли это на поведение виновного?
Суд длился четыре дня, все это время сторона обвинения подчеркивала важность, возможно, правдивого признания в тюрьме, а также результатов анализа крови и спермы. Прокуроры все же добились своего, найдя неувязки в хронологии событий, которую предложила сторона защиты по показаниям свидетелей, видевших Коулмана вечером в разное время.
Присяжным потребовалось всего три часа, чтобы обдумать дело и принять решение. Восемнадцатого марта 1982 года, около 23:00, они вынесли обвинительный приговор по изнасилованию и убийству первой степени. На следующее утро адвокат Коулмана потребовал отменить приговор в связи с недостаточностью доказательств. Судья отклонил это ходатайство. Защита пыталась изменить место проведения судебного разбирательства еще до его начала, утверждая, что жестокость преступления настолько потрясла всех жителей Гранди, что никто из обвиняемых не добился бы там справедливого приговора. На заправке возле мрачного серого каменного здания суда прикрепили вывеску: «ПРИШЛО ВРЕМЯ СТАВИТЬ НОВУЮ ВИСЕЛИЦУ В ГРАНДИ». Запрос на изменение места проведения суда также был отклонен.
