Маша Малиновская
Училка и медведь
5
Катя уходит к себе, у неё ещё три стопки контрольных работ не проверены, а я начинаю собираться.
Ну а что? – говорю сама себе перед зеркалом, подкрашивая губы. – Просто хочу быть красивой и ухоженной. Для себя. Что тут такого?
Переплетаю уже растрепавшийся немного пучок, бросаю в рот фруктовую жвачку, беру сумочку и выхожу из кабинета. Спустившись по лестнице на первый этаж, отдаю ключ от кабинета вахтёрше.
– Карина Витальевна! – слышу сзади голос завуча по начальной школе. – Вы уже уходите?
Её почему-то каждый раз это так удивляет. Хочется ответить: да, обычно люди так и делают в конце своего рабочего дня. А работаю я до двух по своей ставке.
– Это мы тут сидим до победного, столько работы, – замечает будто между прочим. Она частенько любит обратить невзначай внимание на свой трудоголизм. – У нас новенький ребёнок во втором “Б”. Наталье Степановне кажется, что он неуспевающий. Нужна ваша оценка и заключение.
– Хорошо, Инесса Петровна, завтра проведу беседу с ребёнком и осмотрю его тетради.
– А сейчас? Наталья Степановна здесь ещё. Будет долго ещё, тетради проверяет, к урокам готовится.
Я безумно рада и за её подругу-трудоголика, с которой они больше чаи гоняют, чем работают после уроков. Да отслеживают в окно, кто и во сколько ушёл с работы.
– А сейчас десять минут третьего, мой рабочий день уже закончился. Завтра с утра сразу займусь этим ребёнком.
Завуч кивает, но смотрит осуждающе, что я не захотела работать после своего рабочего времени, и мы на этом прощаемся.
У нас с ней вообще как-то не заладилось с самого начала. С директором и завучем основной школы отношения прекрасные. Они всегда, если мне нужно, идут навстречу, я тоже, если что-то срочное по документации с особенными детками, а такое бывает, когда нужно едва ли не вчера. И выходные, бывало, делала, и вечером приходила.
А с этой как-то у нас не складывается. То ей не нравится, что я не дежурю в столовой, хотя мне по штатному не положено, я не классный руководитель, то у меня внешний вид слишком яркий. Она даже однажды предложила мне перекрасить волосы, а то, по её мнению, для школы они слишком яркие. И так и не поверила, что это натуральный цвет.
Я выхожу на крыльцо, не особенно рассчитывая, что мистер Медведь будет ждать меня. Потому что странно он как-то ответил, не спросив ни где я в данный момент, ни адреса – ничего.
Но чуть дальше ворот вижу большой кремовый ровер, и почему-то сразу предполагаю, что внутри этот Богдан. Вот как-то сама картинка рисуется – в огромной машине сидит огромный рыжий мужик.
Картинка эта подтверждается и в реальности. Он действительно там сидит. Открыв полностью окно и выставив локоть.
Он и правда огромный, мне не показалось тогда спьяну. Такому ничего не будет стоить взять за шкирку, как котёнка, такую как я, и нести столько, сколько влезет. Не устанет. Не заметит просто.
Он сидит в солнцезащитных зеркальных очках, выстукивая какой-то ритм пальцами. Рукав лёгкого свитера засучен до локтя и можно увидеть геометрический орнамент татуировок на предплечье. Очень мощном предплечье.
Наверное, именно таких на Руси в древности называли богатырями. Не знаю, о какую сливу стукнулась моя фантазия, но я вдруг представила этого мужчину в образе Ильи Муромца или Добрыни Никитича. Не тех, что из мультика, а настоящих. Огромных таких, сильных, в доспехах и верхом на брабансоне[1].
– Привет, – говорю я, подойдя со стороны водительской двери.
– Привет, – он поворачивается, снимает очки и чуть прищуривается.
Прикольно. Отмечаю для себя, что глаза у него голубые при рыжих волосах. Как и у меня. Только у него чуть больше меди, а у меня чуть больше золота.
– Я за туфлями, – объявляю, стараясь подавить мелькающие в памяти картинки недавнего вечера.
– Ну садись, – кивает на сторону пассажирской двери.
– Зачем? Я и тут постою, а ты можешь подать их в окно, – переминаюсь на месте.
– Так не интересно. Да и странно. Прикинь кто-то смотрит, как тебе выдают в окно розовые туфли.
– Ничего странного, – пожимаю плечами, хотя всё же странность есть, особенно для наблюдающих в выходящее сюда окно завучки и её подружки.
– Боишься, что ли? – снова прищуривается.
– А если и так? – поднимаю брови.
Ну а правда? Мало ли, что у него на уме. Приличные девушки не садятся в крутые тачки почти не знакомых мужчин.
– Ты предлагала, нет, уговаривала меня заняться с тобой сексом прямо в подворотне за ночным клубом, обещала сделать со мной такое, чего ещё никто до тебя не делал. Это я должен бояться тебя, не находишь? – он поднял бровь иронично, глядя мне прямо в глаза.
Ах ты ж…
– Тише ты! – шиплю на него, чувствуя, как кожа покрывается горящими пятнами.
– Ещё и скрыть теперь факт домогательств пытаешься.
– О Боже, – закрываю лицо ладонями.
У него такой зычный голос, что мне кажется, что сказанное слышно даже за пределами всей Волгоградской области. А уж с феноменальным слухом Инессы Петровны в окне в нескольких метрах…
– Ладно!
Обхожу быстро машину и залезаю внутрь. Именно так, да – залезаю, а не присаживаюсь, потому что тачка огромная, и приходится потрудиться, чтобы взобраться в неё с сумочкой и пакетом, ещё и на каблуках.
Плюхнувшись на сиденье и закрыв дверь, я замираю, почувствовав, что оказалась на чужой территории. Здесь всё такое же массивное и монолитное, как и сам Богдан. А ещё тут невероятно приятно пахнет.
– Это тебе, – протягивает здоровяк мне мороженое.
“Белочка”.
– Кхм, – беру и зависаю. – Спасибо.
Почему-то рядом с этим мужчиной я чувствую себя растерянной. Вроде бы такого в тот вечер не было. Но ведь был алкоголь.
– Ешь.
– Прямо тут? – смотрю на него удивлённо. – Я дома лучше.
– А то туфли не отдам.
Эм… Ну ладно.
Я вскрываю обёртку и надкусываю шоколадную капсулу. Вкусно. Но ситуация странная.
– Куда мы едем? – спрашиваю, когда он заводит мотор и разворачивается.
– Никуда. Просто поколесим по району, пока ты съешь мороженое.
Сама себя удивляю, когда начинаю спокойно есть мороженое. По идее бы надо возмутиться, стребовать свои туфли и свалить. Но мне вдруг так уютно становится и спокойно, будто весь мир с Инессой Петровной, предателем-Колей и прочими проблемами остался за пределами салона этой машины.
– Ну всё, я съела, – сообщаю после пяти минут молчаливого катания.
Богдан паркуется на стоянке супермаркета, который находится как раз напротив моего дома. Переклоняется на заднее сиденье и достаёт оттуда пакет, извлекает из него мои туфли.
Родненькие!
– Спасибо, – уже протягиваю руку, но он свою отводит.
– Примерь.
– Чего? – смотрю удивлённо.
– Ну вдруг я обознался и сейчас отдам их, а ты не хозяйка.
Прикалывается же. Нашёл Золушку, блин.
Ладно, Медведище, давай поиграем.
Сталкиваю свои чёрные и отбираю розовые. Извернувшись, надеваю сначала одну туфлю, потом вторую.
– Так нормально? – складываю руки на груди и уставляюсь на рыжего. – Убедился?
– Угу.
– Ну тогда я пошла.
Взбесил меня своей проверкой. Поэтому я бросаю короткое “до свидания”, открываю дверь и выпрыгиваю на землю, а потом захлопываю дверь.
Автомобиль сдаёт назад и разворачивается вокруг меня. Жду, пока он закончит манёвр, чтобы перейти дорогу и пойти домой.
– Пока, Белочка, – криво усмехается Богдан в окно и надевает снова свои зеркальные очки.
Но я ответить не успеваю, потому что столбенею.
Ну какая же ты растыка[2], Карина!
Рыжий явно ржёт, когда даёт по газам, но перед этим показывает в окно мою туфлю. Теперь чёрную. Одну из двух забытых сейчас в его машине.
6
– Хватит ржать! – ругаюсь на подругу, а самой смешно не меньше.
Катя же уже просто хохочет, откинувшись на спинку стула и прикрыв рот ладонью.
– Я не могу с тебя… не могу… Это же надо так!
– Это всё он! Хитрый рыжий медведь.
– А не ты растяпа, да?
– Не я, конечно!
Мы снова обе смеёмся. Потому что это действительно смешно. Так могла накосячить только я.
Телефон жужжит на столе, и я снова сбрасываю не глядя. Катя перестаёт смеяться и смотрит озабочено.
– Снова Коля?
– Да, – настроение опускается вниз с космической скоростью. – Уже восемнадцатый раз за полдня.
– Может, ответить, узнать, чего хочет?
Хмурюсь, убирая чашки со стола в раковину. Достаю из сумки папку со сценарием выступления.
– Не хочу, Кать. Чего он может хотеть? Он бомбил мой мессенджер два дня сообщениями “люблю-коньки-куплю”, я его заблокировала, так он теперь наяривает на сотовый.
– Хватает же наглости.
– Вот-вот, – киваю подруге. – А я ни слышать, ни видеть его не желаю. Противно, понимаешь? И слушать нытьё про любовь его до гроба тоже не хочу, ложь всякую про “один раз только”. Я не верю ему.
Точнее, я просто боюсь, что поверю. Коля ведь такой – умеет в уши налить. Будет петь мне дифирамбы, забрасывать подарками, присылать каждый день любимые цветы. Он умеет ухаживать. И я боюсь, что поплыву. А потом себе не прощу этого, буду ненавидеть себя, испытывать неуважение.
Не нужно мне это.
Мы с Катей погружаемся в доработку сценария выступления, и это для меня как спасение. Мысли о ситуации с предательством мужа, с разводом и всеми сложностями, что с ним сопряжены, сильно меня утомляют и раскачивают нервы. Всю прошлую ночь почти не спала. Мысли сами в голову лезли. Вспоминалось и как познакомились с Колей, и как предложение сделал – приехал с ансамблем под окна и серенаду пел! Соседи ругались, а потом ещё долго маме припоминали. Как женились – пышно, громко, два дня свадьбу гуляли всеми родственниками и друзьями.
Вспоминалось, как ночами ласкал. Неужели и Наумову так же?
От этого становилось очень больно. Я ведь верила ему. Мы уже думали бабушкину квартиру, в которой жили, продать и ипотеку взять, малыша хотели.
А оно вон всё как обернулось.
Эх.
Так что приходится отвлекать себя от мыслей печальных работой. Катя всё-таки съездила к Макарскому с просьбой о спонсорстве в поездке учеников. Была удивлена, как быстро он согласился и даже ничего не потребовал взамен.
Но это Макарский. Он найдёт момент, когда стребовать своё.
Теперь мы готовим ребят к поездке в Москву на финал конкурса. Точнее, готовит Катя, а я ей помогаю. Едем тоже вместе, директор поставила меня в сопровождение. Но даже если бы и не поставила, я бы сама просилась в помощь подруге.
А не счёт чёрных туфель… Ну заберу, когда руки дойдут. Они классные, но у меня ещё есть две пары, так что не к спеху.
Я подвигаю ближе к Кате корзинку с конфетами. Мы берём по одной и продолжаем вычитывать сценарий.
Ах да! Конфеты. Вот уже третий день каждое утро в семь тридцать курьер приносит мне небольшую корзинку с конфетами «Белочка».
В первый день там было мороженое и россыпь конфет, во второй большая плитка шоколада и тоже конфеты, а вот сегодня небольшая коробке и также просто конфеты в корзинке.
Открытки, от кого они, нет, но я и так знаю.
В первый день я удивилась и закатила глаза.
Во второй встала в дурном настроении после снов о муже-предателе, и корзинка заставила улыбнуться.
Ну а сегодня… я ждала её.
Наверное, надо было бы отправить «спасибо», мне ведь известен его номер. Но… вообще-то он спёр мои туфли! Ещё одни. И вдруг мне не в чем ходить на работу, я не получаю зарплату и сижу голодная?
Вот верно! Корзинки – возмещение. Чтобы с голоду не померла.
– Мне нравится, что ты, наконец, улыбаешься, но вернись уже в текст сценария, – позвала Катерина с улыбкой.
– Ой, я что-то задумалась и отвлеклась. Прости!
Следующие четыре дня проходят в суматохе. Сборы, куча документов на детей, ничего не забыть, поддержать и успокоить Катю. Сама поездка выходит суетной, но интересной.
Я, между прочим, никогда не бывала в Москве! Мечтала с детства, но всё никак. Так завидовала нашей коллеге Василине, которая два года назад уехала в столицу. У неё там всё круто складывается, она с этого года даже не в школе уже преподаёт, а в вузе.
В общем, на экскурсиях я глазела не меньше учеников. Переживала ужасно, что отвлекусь, и мы кого-то потеряем. Семиклассники народ шустрый и слишком весёлый, так что мы с Катей пересчитывали их каждые пять минут.
Макарский на конкурсе тоже объявился. И мне кажется, что-то с Катей у них произошло. Но, наверное, она пока не готова поделиться.
А ещё он вручил мне шоколадку «Белочка».
– Просили передать, – подмигнул.
Странно, но вместо того стыда, который царапался каждый раз, когда я думала у рыжем, в этот момент я почувствовала внутри приятное тепло.
Это казалось очень милым. Хотя да, слово «мило» и этот здоровила рядом смотрятся странно.
А по возвращению меня ждал кошмар. Коля стал уже не просто звонить и писать мне.
Утром в понедельник я прихожу в школу, а на пороге меня ждёт сюрприз – мой почти бывший муж. Да ещё и, кажется, пьяный.
7
Боже, какое позорище! И что мне теперь делать? Дети идут как раз к первому уроку, коллеги. А тут он.
– Что тебе нужно? – шиплю, подойдя ближе.
– Ты нужна, Кисёныш! Я дохну без тебя, малыш! Давай попробуем ещё раз.
Кошмар. Со стыда сгореть хочется, сквозь землю провалиться.
– Коля, ты не в адеквате? – стараюсь говорить негромко, но на нас уже начинают оборачиваться. – Ты встречался с другой женщиной, да ещё и с моей подругой! Уходи и не позорь меня!
Поправив ремешок сумки на плече, собираюсь пройти мимо него, но Коля хватает меня за локоть, придерживая. От него отвратительно пахнет алкоголем, да и вообще, меня теперь даже запах его парфюма отталкивает.
– Ты слишком драматизируешь, Карина, – выдаёт уже не там нежно, как пытался говорить до этого. – Не мы первые, не мы последние. У многих пар возникают сложности.
– Сложности? – я выдёргиваю локоть. – Ты охренел совсем? Влезть в постель к другой бабе в постель – сложности просто для тебя? Да пошёл ты, Коля!
Я в таком шоке, что уже становится всё равно на косые взгляды.
– Вали давай отсюда, пока я охрану не позвала!
– Это того деда усатого, которому и первоклашка навешает? – кривится Николай. – Ну давай. Жги, Карина. И вещички заодно из квартиры собирай.
Ничего себе заявочки! Это вообще-то моя квартира!
– Это квартира моей бабушки, ты к ней отношения никакого не имеешь!
– Которую она нам подарила после свадьбы.
– Мне подарила, Коля, мне!
– В браке. Думаю, в суде разберутся.
Вот это наглость! Ничего себе! И как у него только язык поворачивается такое говорить.
– Ты – изменник. В суде это примут во внимание.
– А ты как докажешь? – я шокировано смотрю на него и не могу поверить, что любила этого человека без памяти. – А вот то что ты запрыгивала в тачку к левому мужику, многие имели удовольствие наблюдать.
Я стою будто в ступоре и не могу поверить, каким же подлым, мелочным и отвратительным человеком оказался мой муж. Человек, с которым я пять спала в одной постели, ела за одним столом, с которым строила планы на жизнь.
У меня даже злость пропадает. Остаётся лишь презрение и боль о потерянном времени. Но, наверное, стоит и порадоваться, что всё это дерьмо вылезло наружу сейчас, а не когда бы у нас появились дети и прошли бы ещё годы совместной жизни.
– Пошёл ты, Коленька, на все четыре стороны.
Я резко разворачиваюсь и быстро шагаю прочь. Концентрируюсь на ритмичном стуке собственных каблуков, пока беру ключ на вахте и поднимаюсь к себе в кабинет. Запираюсь изнутри, занятие у меня с ребёнком только в восемь сорок пять.
И тут уже не выдерживаю, падаю на стул, закрываю лицо ладонями и отпускаю себя в рыдания. Боль, обида, горечь душат, не давая продохнуть.
Ну какой же он действительно козлище!
Да чтобы ему пусто было!
Успокаиваюсь уже далеко за начало первого урока. Иду умыться, а потом наношу лёгкий свежий макияж. Выглядит не очень сверху на опухшее лицо.
До середины дня из кабинета не выхожу, никого видеть не хочется. Дети приходят на индивидуальные занятия и уходят, а я даже журналы не хожу брать в учительскую.
А когда всё же решаюсь сходить, понимаю, что это плохая идея. В учительской встречаемся с Катей, а за спинами у нас две стажистки громко начинают обсуждать участие класса Кати в конкурсе в Москве. Хмыкают и умничают, что сейчас всё просто и конкурсы несерьёзные. Зато вот когда они раньше работали…
И тут у меня срывает планку. Обычно я не ссорюсь с коллегами, особенно со старшими по возрасту, но это обесценивание чужого труда заставляет меня вскипеть.
В ответ на свой выпад я получаю стандартное «мы своё отучаствовали» и «вы молодые, вот и работайте»
Всегда жутко раздражал такой подход. Зарплату-то мы все одинаково получаем.
Катя пытается меня как-то успокоить, но меня просто бомбит. Мы договариваемся уйти вместе с работы, заглянуть в супермаркет за бутылочкой вина и поговорить. Выговориться. Нам обеим это сейчас очень нужно.
Но день Карины Кузьменко так просто закончиться не может. И вот едва я собираюсь идти за сумочкой, меня вызывает наша директор Наталья Валентиновна и очень просит задержаться, чтобы сделать отчёт по деткам с ОВЗ, который крайне срочно понадобился соцслужбе.
Приходится остаться. Но я действительно чувствую себя клубком натянутых жестяных нервов, что-то наподобие той штуки в кухне, которой отчищают присохшее к тарелкам. Когда выхожу из школы, понимаю, что даже зубы толком разжать не могу – такое напряжение.
А потому я всё ещё намерена осуществить задуманное. Я покупаю бутылку вина и иду к Кате. Даже домой не захожу.
Катя открывает мне с таким видом, будто сама не прочь кому-нибудь оторвать голову голыми руками. И я, кажется, догадываюсь кому.
Я просто показываю ей бутылку, и она тут же кивает на кухню. Мы молча достает бокалы и нарезку из холодильника, откупориваем бутылку и разливаем.
И выдыхаем уже только после залпом выпитых бокалов и приходим единогласно к выводу, что пиздец. А у кого и какой, как раз сегодня обсудим.
Первой рассказывает Катя. Наглый мистер Орешек совершенно не желает оставлять её в покое. Катя сомневается, противится, понимая, что они из совершенно разных миров, но наглые ореховые клешни всё равно тянутся к ней и просто так сдаваться не собираются. Но самое сложное, что Катя, кажется, и сама начинает влюбляться в него.
А потом рассказываю я. От третьего бокала вина язык уже начинает заплетаться и цепляться за зубы, но мысль работает. Правда, в очень опасном направлении.
– Знаешь, мне надоело! – восстаёт моя разбуженная алкоголем внутренняя амазонка, и я решительно хватаю сумочку и закапываюсь внутри. Пошёл он, мудак. Не хочет отвалить по хорошему, сделаем по плохому.
И почему меня раньше такая мысль не посетила? Наверное потому, что я трезвая была.
Я достаю телефон и под ошалевший Катин взгляд, не анализируя собственные действия, чтобы не струсить, набираю номер рыжего здоровилы.
Трубку он берёт моментально.
– Приветик, – выпаливаю и прижимаю до боли зубами нижнюю губу, осознавая вдруг, что творю. Но поздно уже, поэтому продолжаю: – Это Карина, помнишь меня? Которая мисс розовые туфли.
Или миссис уже?
– Привет, Белочка, на деменцию пока не жаловался. Что-то случилось?
Его голос окутывает таким густым и теплым спокойствием, что я начинаю плыть. Очень надеюсь, он не сочтёт мою просьбу наглой.
– Слушай, а можно к тебе с просьбой обратиться? – он точно меня пошлёт. И туфли не отдаст. Зачем ему проблемы?
– Нужно, Белочка, но не сейчас, – я чувствую неприятную горечь, что меня послали попросту. – Мы тут с моим другом с моста слетели, сейчас в больнице. Доктору очень не нравится, что я с телефоном. Давай, он шить меня закончит, и я перезвоню?
Закончит что-о?
8
Когда-нибудь мы будем вспоминать и надрывно смеяться с того, как пьяные пробирались по лестнице чёрного хода больницы, по которому нас провела моя двоюродная тётя Надя, что работает там санитаркой. Но сейчас нам с Катей очень страшно. Не особенно бы хотелось, чтобы нас заметили и вызвали полицию.
Я могу только представить лицо нашей директрисы в школе, когда она узнает, если такое случиться.
Когда Богдан сообщил мне по телефону, что они с Макарским попали в аварию и находятся в больнице, я, конечно же, сразу рассказала Кате. И она так распереживалась, места себе просто не находила, что мы решили, что надо ехать.
Но не только Катерина разволновалась. Мне тоже стало совсем не по себе, когда я представила, как огромный и непоколебимый мистер Медведь, весь окровавленный, сидит в кресле перед хирургом. Да ещё и мне на звонок отвечает.
Только вот кто нас пустит к Макарскому? У него там охрана под дверью. Но иначе к Орешку Кате в палату не попасть, и мы берём на абордаж с виду совсем неприступного охранника.
Он выражает сомнения, что мы подруги Макарского и нам срочно надо знать, как он. Говорю в основном я, потому что Катя совсем растерялась. В итоге мужик в таком шоке, что решает обратиться к начальству. И начальством этим оказывается Богдан.
– Да, Богдан Викторович, блондинка и рыжая. Понял.
Он отключает телефон и пропускает нас, указывая пройти по коридору чуть дальше. Катя хватает меня за руку и крепко сжимает, когда мы направляемся туда, куда нам указали. И это ещё раз доказывает мне, что моя дорогая подружка вляпалась по полной программе.
Как раз, когда мы подходим, из палаты выходит женщина в полицейской форме, доктор и Богдан. Я отмечаю, что в моей грудной клетке происходит странное явление, когда я смотрю на похитителя своих туфель, сканируя, где у него видимые повреждения. Но кроме заклеенной пластырем брови ничего не обнаруживаю.
Катерина ныряет в открытую дверь палаты и прикрывает её за собой, а я подхожу к Богдану и… вдруг теряюсь. Чувствую себя рядом с ним какой-то совсем мелкой.
Он как гора, особенно сейчас – в рубашке, с закатанными до локтя рукавами, а на поясе сбоку кобура пистолета. Несмотря на травму, он сосредоточен и собран.
– Привет, – здороваюсь с ним негромко. – Сильно травмировался?
– Привет, Белочка, – он подмигивает, а сам кому-то набирает по телефону. – Не волнуйся, цел и невредим. Царапина по мелочи. Но если ты подуешь на ранку, буду благодарен.
Он подмигивает, а чувствую, что краснею, как девчонка. Ответить ничего не успеваю, потому что Богдан выставляет вперёд палец, призывая помолчать, потому что ему ответил абонент на том конце.
– Да, Жень, действуйте, как условились. Я на связи.
И тут из палаты выходит Макарский, а рядом с ним Катя, которую он крепко держит за руку. Они о чём-то препираются, а потом Катя решительно подходит ко мне и берёт за руку, тащит в сторону, но нам вдруг преграждает путь тот самый охранник, что впустил.
– Поехали, Карина, зря мы сюда припёрлись.
– Костя, время, – строго говорит Богдан, глядя на Макарского.
Тот кивает, подходит к нам, берёт Катерину за локоть и уводит.
– Поехали, Катя.
– Нам тоже пора, – Богдан кладёт мне руку на плечо, чуть сжав, и ведёт за Орешком и Катей. Сзади идут ещё двое охранников.
Всё происходит так быстро, что ни я, ни Зайченко не успеваем ничего спросить у мужчин. Но у меня появляются опасения, что, видимо, не всё так просто с этой аварией. Становится даже страшно, поэтому я помалкиваю, пока не представится момент, чтобы объясниться.
– Нам сюда, Белочка, – Богдан тормозит меня у одной из трёх машин, что стоят на улице возле чёрного входа в больницу. – Давай на переднее сиденье, я сейчас.
– А Катя?
– Она с Костей поедет.
Богдан отходит к третьей машине, а я выполняю то, что он сказал. Понимаю, что сейчас не к чему спорить. По дороге всё расскажет, уверена.
Он возвращается через минуту, присаживается за руль и заводит машину. Мы выезжаем за ворота больницы, и все три автомобиля разъезжаются в разные стороны.
– Испугалась? – подмигивает Богдан, пока я ёрзаю на сидении, пристёгиваясь.
– Есть такое. Что-то не так с этой аварией?
– Умница, – кивает. – Да. В городе местные не сильно рады столичному бизнесу. А ты что хотела?
– В смысле? – подвисаю я.
– Когда звонила. Хотела обратиться с просьбой.
– А-а, – я уже и забыла за вихрем событий. – Да не особо это важно…
– Говори.
Сказал как отрезал. И таким тоном, что не ослушаешься.
– Да я просто это… – в первый вечер я перед ним не робела, а сейчас сама себя не узнаю. – Я с мужем развожусь. Изменил мне. А он доставать меня стал, а теперь ещё и угрожает. И я хотела попросить, чтобы ты… ну… припугнул его.
Я заканчиваю фразу, но вдруг осознаю, как глупо и нагло это звучит.
Рыжий будто и не расслышал. Молча ведёт машину, глядя строго в лобовое. И так с минуту точно, что я даже начинаю чувствовать себя неудобно.
– Угрожает, говоришь… – наконец отзывается. – Чем?
– Квартиру отобрать, которую бабушка мне оставила. Если я с ним снова не сойдусь.
– А ты хочешь? – снова вопрос задаёт, но на меня не смотрит.
– Сойтись? Нет, конечно! Он же изменил, ещё и с подругой моей.
– А любишь ещё?
Сложные вопросы задаёт Богдан. Болезненные.
– Думала, что люблю. Но вмиг всё сгорело, когда их вместе увидела, – говорю честно, поникнув. Не хочется мне сейчас заигрывать с ним. Честности хочется. – Будто пламенем чувства выжгло. Не думала, что так бывает, веришь?
– Верю, Белочка, верю. Очень даже.
Он отвечает спокойно, но я слышу в этом ответе что-то очень личное. Неужели и он пережил предательство?
– А куда мы едем? – до меня вдруг доходит, что я этим даже не поинтересовалась. И только сейчас поняла, когда он вдруг развернул машину прямо на трассе.
– К тебе. Я вспомнил, что у меня пожрать нету. Только кошачьи консервы.
– У тебя есть кошка?
– Ага. Алиска. Наглая рыжая морда, я вас потом познакомлю.
Я как-то даже не сразу понимаю смысл того, что он сказал, что мы едем ко мне. Вот так просто взял и заявил.
И… и ладно.
