Солнечное вещество (сборник) – Матвей Бронштейн

Я – гелий. Именно так, через «л» – сразу исключим вероятность опечатки и двусмысленности, хоть я и временно замещаю болтливую белковую субстанцию (далее везде: человек) FemaleCrocodile, прельщенную поначалу возможностью поразглагольствовать от лица древнейшего вещества во вселенной, (да еще и непостижимым образом пережившего психологическую травму, всего лишь угодив в архаичное учебное пособие для когда-то пытливого юношества), – а потом у её органического питомца, что ли, случилась полная остановка биологических и физиологических процессов, и всё: очевидно, что теперь она беспробудно постит где-то котиков в состоянии этиловой интоксикации, не согласуясь с критериями целесообразности.Казалось бы, какое мне дело, до чьих-то сомнительных обязательств, иррациональных фантазий, крайних сроков, нелепых привязанностей или даже того молодого человека, что в прошлом веке написал про меня наивную и восторженную книгу, а потом получил пулю в затылок в одном из подвалов города на северном болоте, которое навещают разве что редкие фотоны с атипичной склонностью даже не к рефлексии, а прямо-таки к диггерству? Что в моей одноатомной структуре позволяет находить зазоры для явно излишних георгафических сведений, раскладывать время на «до» и «после» и вообще хоть каким -то образом ссылаться на эти глубоко чуждые мне и надуманные факторы? Уж поверьте: в тех краях бескрайнего, где я являюсь куда более вездесущим, чем самые популярные элементы, составляющие грубую материю планет-выскочек, меня совершенно не волнуют ни риторические вопросы, ни второе место в правом верхнем углу клаустрофобической таблицы человека Менделеева, ни ваши тонкие смешные голоса или асфикция при близком знакомстве со мной. Там я горд и независим, категорически не вступаю ни в какие противоестественные связи, хотя, при случае, всё же могу звездануться куда-нибудь радиоактивной альфа-частицей. Мне не грозит сенсорная депривация, у меня не бывает межпозвоночной грыжи, ипохондрии, нехватки витаминов, пароксизмов сарказма, прострелов аллитерации и неконтролируемых приступов агностицизма, сила ночи, сила дня, одинакова фигня – ни малейшей причины для посттравматического синдрома. Но, как подсказывает мой ненадёжный медиум, внезапно всплывший из пучин эстрогеновой скорби, – shit happens. Одна звезда, в термоядерных процессах которой я по старой привычке решил поучаствовать, находится в том возрасте, который принято считать активным: спросите хоть у миллиона аналогичных – это не самый весомый повод обзаводиться живностью, проявляющей к тебе явную слабость и нездоровый интерес. Но завела и завела, дело хозяйское. Никаких проблем не возникало, пока людишки думали, что у них есть педантичный и заботливый бог, ежедневно выезжающий в небо на аутентичном транспортном средстве, согласно раз и навсегда утверждённому расписанию. Но потом они как-то подозрительно быстро привыкли не падать в обморок при виде солнечного затмения, пометавшись, определелись в терминологии (всевидящий Гелиос теперь – жёлтый карлик, к тому же, ничем не примечательный, помещенный на соответствующее место главной последовательности), занялись спектральным анализом, научились отличать в горелке человека Бунзена малиновое пламя лития от малинового пламени стронция и синхронно разглядели в солнечных протуберанцах среди банального водорода подозрительную ярко-жёлтую линию. И чем больше они протирали глаза и кустарные спектроскопы замшевыми тряпочками, тем меньше оставалось сомнений – достойное существование благородного и редкого на этой планете газа можно считать завершённым. Именно хронику моего падения с таким воодушевлением описывает автор. Печальна повесть о том, как толпа учёных выпаривала кубометры воздуха, чтобы обнаружить хоть чуть неуловимого солнечного вещества, сколько измывательств пришлось перенести азоту, прежде, чем за его харизмой сумели обнаружить мой след…И я вовсе не испытал облегчения, когда узнал, что на фокусах с аммиаком попался неповоротливый аргон – круг сужался, дело оставлось за малым. Где меня только не искали с переменным успехом, грубо нарушая границы частной жизни: и ведь не только в уютно обустроенных редких минералах, но и в плавательных пузырях глубоководных рыб! А когда всё-таки нашли (очевидно, что не в рыбах) и заподозрили мою истинную инертную природу, с кем только меня не пытались насильно соединить, невзирая на пассивное сопротивление: и с хлором, и с фтором, и с углем, и с серой. Ну да – ленив, нелюбопытен и всем доволен – оставьте! Но ведь продолжают до сих пор, несмотря на то, что добиться ничтожнейшего и непрочного результата можно только искусственно ионизируя каждый мой атом. И всё ради чего? Нет, серьёзно? Чтобы подержать в руках то, чего не держал до тебя ни один человек на земле? Ради победы точности третьей цифры после запятой? Чтобы каждого тунеядца вселенского масштаба нагрузить общественнополезно – шарики надувать, разноцветно светиться или добывать премию имени человека Нобеля? Или чтоб сделать своё собственное солнышко, которое в один прекрасный день разнесёт тут всё к мифологическим сущностям, не дожидаясь, пока настоящему надоест с вами возиться на старости лет? С человеком Бронштейном мне делить нечего: он рисует перед читателем совсем другие перспективы, воспевает не только светлое будущее гелия, но и благодать рентгеновского излучения и модные способы улавливания электромагнитных волн, мне всё равно – я по-прежнему инертен, хоть и заражён в какой-то степени вашим безумным излучением. Почему? Нипочему. Слишком много хотите знать.

любовный роман о неоне. к сожалению, пока ещё он не экранизирован, поэтому приходится читать.

но читается он очень легко: увлекательный сюжет, простой язык, обилие иллюстраций. с 1936 года, года написания романа, утекло много времени (приблизительно 76 лет). всё изменилось, и никто больше не читает любовных романов о неоне. они продаются за 20 рублей на развалах у метро и мокнут под дождём.

Очень хочется бесконечно хвалить книгу с длинным названием «Солнечное вещество и другие повести, а также жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской», составителем которой выступает Геннадий Горелик.Содержание делится на две части: в первой представлены три повести Матвея Бронштейна, написанные им для всех интересующихся физикой от 12 до 120 лет. Я, слава Б-гу, укладываюсь в возрастные рамки и ответственно заявляю, что мне было невероятно увлекательно читать и «Солнечное вещество», и «Лучи икс», и историю про изобретателей радиотелеграфа. Больше скажу: мне было даже понятно. Наконец-то мозг ухватил общее представление о некоторых физических штуках и явлениях. Кто бы мог подумать! Уж точно наша не школьная учительница по физике, которая списала меня со счетов ещё в 9 классе. Но в данном случае произошло чудо, по масштабности не уступающее ханукальному чуду. Настолько захватывающе, доступно и просто рассказывать о самой сложной из наук – это надо умудриться, это надо уметь. Матвей Бронштейн вот умел. Он вообще много чего умел и много чего знал.Вторая часть «Солнечного вещества» касается личной жизни учёного. Жизни короткой и трагичной.В книге имеются вклейки с фотографиями, приложены архивные документы. Кое-что перекочевало во вторую часть этого произведения из повести Лидии Чуковской «Прочерк», которая в своё время меня тоже невероятно потрясла (очень-очень-очень советую её к прочтению!)Есть даже короткая автобиография, написанная самим Бронштейном, а также письма Андрея Сахарова, Евгении Пайерлс, Корнея Чуковского, ходатайство Льва Ландау и, под конец, можно ознакомиться с выдержками из секретных архивов, до которых Лидию Чуковскую, вдову Бронштейна, таки допустили (через много лет и не без мытарств, как водится). Смилостивились, снизошли. Реабилитировали, как говорится. Горько становится на душе, когда читаешь вторую часть. Неизгладимое впечатление оставляет абсолютно бесчеловечное отношение, эмоциональная и моральная глухота и отсутствие элементарного сострадания и уважения к личности. Это просто возмутительно. Многое из жизнеописания Матвея Бронштейна ложится на сердце тяжёлым грузом, но не читать и не знать о таком преступно для собственной совести.На мой взгляд, эта книга – бесценная вещь. По первой части можно изучать физику, а по второй – историю. Как известно, на ошибках, в том числе исторических, лучше всего учиться. А не повторять их.