На Восточный вокзал Парижа Хол и дядя Нэт прибыли, уже купив еды для ужина. Но поезд ещё не подали, и, решив перед посадкой перекусить, они заняли в зале ожидания пару свободных кресел.
Хол всё ещё чувствовал себя неуютно. Во-первых, из-за тайком взятого письма, а во-вторых, из-за дяди, который впервые повернулся к нему довольно странной и незнакомой стороной. Ведь в том ресторане он вообще послал его в туалет, поскольку у него предстоял какой-то взрослый разговор с бароном. Так что сейчас, словно бы в отместку, Хол тоже решил вести себя с дядей по-взрослому.
– Как вы себя чувствуете, дядя? – участливо спросил он. – С вами всё в порядке, ничего не болит? Мне кажется, что в последнее время вы выглядите каким-то подавленным и… ну типа уставшим.
– Уставшим? Возможно. Я просто… – Он не договорил.
– У меня есть ощущение, – продолжил Хол, – что это наше путешествие будет немного не похожим на все остальные.
– И это тоже возможно, – уклончиво ответил дядя, а потом вздохнул и признался: – Да, ты прав, Харрисон. Для меня это путешествие очень непривычное. Ведь раньше я сам покупал билеты, сам выбирал маршрут, бронировал гостиницы. А тут даже не знаю, – он растерянным жестом поправил на носу очки, – совершенно не представляю, что нас может ждать впереди. Всё это как-то необычно. С другой стороны, барон мой старинный друг, и я не мог отказать ему в помощи, насколько бы рискованной ни складывалась ситуация. Единственное, о чём я жалею… Нет, даже не жалею. Я клятвенно обещал твоей матери, что с тобой ничего не случится. Не знаю… – И тут он опустил голову. – Возможно, я вот прямо сейчас совершаю роковую ошибку.
– Не думаю, что это ошибка, – уверенно произнёс Хол. – Как раз наоборот. Нас двое, а значит, мы можем удвоить усилия, чтобы помочь вашему барону. Ну, дядь! – И Хол нагнулся, вывернув шею, чтобы заглянуть дяде в глаза. – Ну вы чего? Вы что-то от меня скрываете, да? Не надо. Я же на вашей стороне.
Дядя Нэт слабо улыбнулся, однако ничего не сказал. Но и Хол не торопился признаться, что кое-что уже выведал. Вместо этого он предложил свой план:
– Знаете, в замке ведь ещё будут дети. И никто нас не заподозрит, если мы будем играть и где-то бегать. И скрывать от меня тоже ничего не будут, потому что мы типа все родственники. А поскольку мы с вами не верим в предрассудки и существование ведьм, то кто бы ни убил Александра Кратценштайна, он неизбежно где-нибудь проколется и обязательно себя выдаст. Логично?
– Логично, – теперь уже широко улыбнулся дядя Нэт.
Хол обрадовался. И тут же сделал новый заход.
– Тогда вам лучше ничего от меня не скрывать, а сразу рассказать всё. – Хол интонационно выделил последнее слово.
Дядя посмотрел на племянника с таким удивлением, как будто видел впервые. А потом вдруг хлопнул ладонью себя по лбу и сказал:
– Ну какой же я идиот!
А вот этого Хол не понял. Тем более что за восклицанием ровным счётом ничего не последовало. Хол вынужден был продолжить:
– Вы вовсе не идиот. Вы мой дядя и ещё знаменитый писатель-путешественник, но вы также мой друг и партнёр по расследованию преступлений. А мы их расследовали уже три. Короче, нам лучше работать вместе, в одиночку у нас ничего не получится.
– Правильно, – сказал дядя Нэт, и Хол снова приготовился слушать. Как минимум он хотел узнать, что значат буквы П-А-Л-А-Ч, которые стояли вначале каждого абзаца письма, если читать их по очереди сверху вниз. Но разговора о кодовом слове никак не получалось.
Дядя вдруг привстал и показал на информационное табло, на котором появилась строка об их поезде:
– Поезд подали, Хол. Давай доедай свой сыр, и пошли садиться. Нас ждёт Германия!
Хол, конечно, опять сильно расстроился из-за того, что дядя продолжал скрытничать, однако с удовлетворением заметил, что лицо у родственника заметно просветлело да и в глазах появился какой-то азартный блеск.
Трансъевропейский экспресс Париж – Москва представлял собой длинный серый поезд с большими красными буквами на каждом вагоне. Дядя сказал, что это кириллица и что это русские буквы РЖД, но как ни старался Хол, так и не сумел отделить одну от другой.
В коридоре вагона была расстелена красная ковровая дорожка, вот только пройтись по ней им практически не довелось. Дядя сразу увидел нужное купе и отодвинул в сторону дверь. В купе имелось четыре спальных места, два справа и два слева. Их места были верхние. Дядя достал из своего чемодана все нужные ему вещи и книги, коричневый конверт с вырезками из редакции, чёрную папку от барона Эссенбаха и лишь затем засунул чемодан в большую нишу над дверью. Хол кинул свой рюкзак на другую верхнюю полку.
Потом они сидели за столиком у окна напротив друг друга. Дядя Нэт полистал путеводитель под названием «На поездах по Европе», а затем спросил Хола, не хочет ли тот познакомиться с предстоящим маршрутом. И развернул книгу так, чтобы племяннику было хорошо видно.
– Вот смотри, это Северная Франция. Из Парижа мы сначала едем до Страсбурга, он находится на границе, там у нас проверят паспорта, а следующий город будет уже в Германии. Это город Кель. Пока мы будем спать, наш поезд проедет Франкфурт, потом Эрфурт, а проснёмся мы на подъезде к Берлину. – Он перевернул страницу. – Там мы сойдём, а поезд поедет дальше, в Москву. Кстати, когда он проедет Польшу, на границе ему предстоит довольно долгая остановка. Там вагоны будут приподнимать на домкратах и менять под ними вагонные тележки, потому что в России более широкая железнодорожная колея.
– И люди на это время останутся в вагонах?
– Да. Они почти ничего не заметят, – улыбнулся дядя Нэт.
– Хотел бы я съездить в Россию, – задумчиво произнёс Хол.
– Большая страна, – сказал дядя и опять улыбнулся. – Неделями можно всё ехать и ехать и не сходить с поезда.
Словно услышав это, их поезд тронулся и сразу довольно резво побежал, будто застоявшийся конь. Когда Хол снова глянул в окно, там уже мелькали пригороды Парижа.
– Итак, – сказал дядя Нэт, бросив взгляд на закрытую дверь, – займёмся нашей легендой.
– Легендой? – не понял Хол. Последний раз он сталкивался с этим словом, когда в школе проходили мифы и легенды Древней Греции.
– Слово «легенда», – пояснил дядя, – имеет и другое значение. Это вымышленная биография шпиона или разведчика, смотря с какой стороны на это смотреть. Итак, по нашей легенде я представляюсь как Натан Стром, и я твой отец. А ты, соответственно, Харрисон Стром, мой сын.
– А мы шпионы или разведчики?
– Разведчики. Обрати внимание, что легенда разведчика всегда составляется с учётом реальной жизни человека. Вот, например, моё имя Натаниэль, а сейчас я буду выступать под именем Натан. Сокращённо тоже Нэт. Это чтобы, если меня окликнут, я не растерялся. Ну а ты останешься под своим настоящим именем Харрисон.
Это было понятно, но Хол всё равно неуютно передёрнул плечами:
– А моя мама… Ну то есть ненастоящая мама. Она жива или она умерла?
– Она жива. Ты пойми, в этом деле чем больше правды, тем лучше. Тем увереннее ты будешь себя чувствовать. По легенде твоя мама жива, но допустим, что мы с ней в разводе. Что, конечно, нехорошо, – дядя Нэт назидательно поднял палец, – однако так уж вышло. Когда мы с ней поженились, мы были молодые и глупые. А сейчас твоя мама снова вышла замуж за одного хорошего человека. И недавно у них родилась дочь Элли. Все вчетвером они… то есть вы… живёте в английском городе Кру. Что же касается меня, я живу не так далеко от вас, в Эдинбурге. Раз в две недели я приезжаю в Кру, и мы вместе проводим выходные. Кстати, сейчас у тебя пасхальные каникулы, вот поэтому ты снова со мной. Ты можешь даже выразить лёгкое неудовольствие оттого, что твой отец опять куда-то тебя тащит. Скажем, на эти дни ты строил свои планы, и похороны какого-то дальнего родственника в них совершенно не входили.
Хол кивнул. Пока всё получалось складно. Он даже начинал чувствовать, что вполне может справиться со своей ролью.
– Но есть один момент, который для нас с тобой может оказаться очень трудным, – продолжал дядя. – Ты должен называть меня «папа». Потому что мы с треском провалимся, если ты хоть раз назовёшь меня «дядя Нэт». Люди сразу заподозрят неладное, и наша легенда будет разрушена. Ты меня понял? Понял. Но просто понять мало. Надо потренироваться. Ты голоден, сын? Давай я сделаю тебе бутерброд. Ну!
– Хорошо… – И Хол осёкся, увидев, как дядя буквально нависает над ним, беззвучно произнося «па».
– Па… – невольно подхватил Хол.
– Папа! Говори «папа», – настаивал дядя Нэт.
– П-папа. Хорошо, папа. Спасибо, папа.
Дядя Нэт облегчённо откинулся назад:
– Вот именно. Отца надо уважать.
Хол хихикнул, хотя и понял, что быстро перенастроиться с «дяди» на «папу» ему будет нелегко. Так и оказалось. После того как они перекусили во второй раз, что считалось уже почти ужином, дядя Нэт несколько раз заставлял Хола называть его папой, подлавливал, исправлял, шуточно по-отцовски наказывал и подлавливал опять. Сам он при этом продолжал разбираться в распечатках и вырезках, перечислял членов семьи Кратценштайн и показывал Холу тех, с кем им придётся столкнуться на похоронах.
Потом они сыграли в импровизированную игру на засыпку. Каждый должен был ответить на двадцать вопросов, касавшихся их обоих. Кто и что друг о друге знает, что любит, как одевается, что ест, где живёт, с кем встречается и так далее. Сначала якобы отец победил своего якобы сына с разгромным счётом, но потом якобы сын взял реванш. Сошлись на том, что лучше по возможности держаться чистой правды. А то, что любимый цвет галстуков дяди карминный, так это слово Хол вообще услышал впервые.
– Некоторые вопросы, – дальше объяснял дядя Нэт, – вообще могут поставить человека в тупик. Например, сколько тебе было лет, когда расстались твои родители? Трудно ли жить с отчимом вместо родного отца? Что говорит о твоём отце мама? Почему папа взял тебя на эти похороны?
Хол в ответ на все вопросы сочинил наконец целую историю. Суть её заключалась в том, что он редко видит отца, но хотел бы видеть почаще, а ещё он давно мечтал побывать в Германии, пусть и по случаю каких-то похорон.
Сам дядя Нэт щёлкал любые вопросы как орешки. Он был настолько убедителен в своих ответах, что Хол даже не выдержал и воскликнул:
– Папа, да вы прирождённый лгун! Врун. Врунишка…
Дядя Нэт сдержанно рассмеялся.
– Спасибо, сынок, уважил. Но я бы предпочёл называть себя лицедеем. В своё время я играл в нашем университетском театре. И хотя, возможно, и не был слишком успешен на сцене, зато, говорят, был очень неплох на занятиях по актёрскому мастерству.
Было уже очень поздно, когда поезд прибыл в Страсбург. Там у них появился попутчик, вернее, попутчица – маленькая хрупкая сильно седеющая женщина спортивного вида, в синих джинсах и чёрной водолазке. Поздоровавшись, она тут же достала книгу и поставила на столик бутылочку «Дьяболо менте», той самой мятной содовой, которую Хол хорошо помнил по Америке и у которой был вкус зубной пасты.
Затем в купе вошли пограничники. Они проверили билеты и паспорта. Дядя Нэт говорил с ними по-французски. Женщина тоже что-то весело болтала, подавая свои документы. Хол решил, что обязательно нужно подналечь на уроки французского в школе. Плохо чувствовать себя безъязыким, когда вокруг общаются такие милые люди.
– Ладно, сын, – сказал дядя Нэт, когда пограничники ушли и поезд тронулся. – Уже поздно, давай ложиться. Завтра тяжёлый день, а вставать очень рано. Надо попробовать выспаться. Ты первый пойдешь чистить зубы?
– Да, папа, – чётко выговорил Хол и, забрав свою щётку и пасту, перекинув через плечо пижаму и полотенце, направился в туалет.
– И не забудь, сынок, помыть после этого руки, – услышал он уже в дверях.
Вернувшись в купе, Хол сразу забрался на свою полку и натянул на себя одеяло. Усталость навалилась на него так резко, что он едва нашёл сил сказать:
– Спокойной ночи, пап.
– Спокойной ночи, сын, – ответил дядя Нэт и, прежде чем самому пойти в туалет, включил над полкой ночник и положил на подушку «Фауста».
Поезд стучал колёсами. Вагон чуть покачивало, убаюкивало. Хол уснул на мысли, что если поезд резко затормозит, то он улетит прямо на эту женщину вни…
Казалось, он ещё и не засыпал, а проснувшись, долго не мог понять, где находится. Он слышал какие-то рыки, доносившиеся снизу, и эти звуки, казалось, сотрясали всё купе, да и весь вагон тоже. Хол свесился вниз. Звуки издавала женщина. Она храпела. Такая маленькая, а храпела, как лев. Дядя Нэт ещё не спал. Книга лежала у него на груди. Хол показал вниз на женщину и заткнул уши. Дядя Нэт полез в свой несессер, что-то достал из него и передал Холу. Это были беруши, две штуки. Жестом дядя Нэт показал, что́ надо с ними делать. Хол сунул беруши в уши. Жить стало легче.
– Спокойной ночи, сын, – одними губами произнёс дядя Нэт.
– Спокойной ночи, пап, – пошевелил губами и Хол. Потом он отвернулся к стене и через мгновение снова спал.
– Как спалось, сынок? – поприветствовал его дядя Нэт, едва утром Хол приподнялся на своей полке.
– Спасибо, всё хорошо. Беруши помогли, – сказал Хол и первым делом посмотрел вниз. Храпящей женщины в купе уже не было. – Она храпела, как мой отец. Пардон, отчим.
Дядя Нэт усмехнулся:
– Какао и булочки на столе. Твоя порция. Мы уже в Берлине, скоро будет вокзал, одевайся.
У Хола что-то подпрыгнуло в животе. Они уже в Германии. Вот здорово!
Дядя Нэт знал Берлин как свои пять пальцев. Прямо с вокзала они нырнули в метро, проехали до станции «Виттенбергплатц» и через две минуты вошли в огромное здание универсального магазина «Ка-Де-Ве», о котором дядя сказал, что это берлинский аналог лондонского универмага «Хэрродс», что Холу тоже почти ничего не говорило. Он только спросил, что они будут покупать.
– Всё, – коротко сказал дядя Нэт. – Ни я, ни ты не можем появиться на похоронах в таком виде. Нужно выглядеть соответствующе. Кроме того, барон отдельно предупредил, что в Германии о тебе уже знают. Газеты писали о той недавней истории в Южной Африке, когда мы путешествовали на поезде «Звезда сафари». Всё пойдёт прахом, если тебя узна́ют. Нужно принять меры предосторожности.
– Какие?
– Обычные. Одеться максимально нейтрально, а также изменить внешность, – сказал дядя Нэт и повёл Хола к эскалатору внутри магазина.
Они приехали на этаж, где продавали детскую одежду. Не обращая внимания на ценники, дядя Нэт прошёлся по рядам вешалок и выбрал для племянника две рубашки, белую и тёмную, затем серый джемпер в клеточку, чёрную водолазку, чёрные брюки и тёмно-синие джинсы. Всё это он взвалил Холу на руки и отправил его в сторону примерочных кабинок.
Хол возился долго, примерял, что-то отдавал дяде и снова примерял. Одежда ему нравилась. Такой он у себя в городе никогда не носил. Все эти вещи, вероятно, очень дорого стоили. Правда, цены были указаны в евро, а Хол поленился переводить их в фунты.
Когда он вышел в очередной раз показаться в обновке дяде, тот сказал, что водолазку и брюки надо будет надеть на похороны, под них он уже подобрал пиджак. А джемпер, белую рубашку и джинсы Хол наденет сейчас.
Себе дядя Нэт выбрал строгий чёрный костюм, к нему несколько рубашек и чёрные туфли. В отделе обуви он также купил им обоим крепкие горные ботинки, объяснив это тем, что, возможно, захочется прогуляться в горах, и, наконец, приобрёл для Хола небольшой чемоданчик на колёсиках.
– Убери в него свой рюкзак, – сказал он. – Мы не должны выглядеть как бедные родственники.
– Но мы же бедные родственники и есть! – пошутил Хол.
– Да, но не до степени затрапезности, – усмехнулся дядя Нэт. – Не бойся, барон оплачивает все наши расходы. Он сам заинтересован в том, чтобы на фоне его семьи мы не слишком выделялись.
На выходе из магазина внимание Хола привлёк ларёк с канцелярскими товарами.
– Ух ты! – невольно воскликнул проснувшийся в нём художник. – Какие альбомы! А краски! А фломастеры!
– Отбой, – строго сказал дядя Нэт. – Проходим и даже не смотрим. Ничто не должно тебя связывать с «рисующим детективом», как о тебе писали в газетах.
– Я понимаю, – тяжело вздохнул Хол и опустил голову. – Я же так просто…
– Ладно. Одно дело сделано, а теперь в парикмахерскую.
– Зачем? – вскинул голову Хол. – Или вы хотите подстричься?
– Нет. Стричь мы будем тебя. Я уже примерно представляю, как ты должен выглядеть.
Они снова сели на метро, но на этот раз поехали на восток, да и метро по большей части было наземное. Можно было ехать и заглядывать в окна многоэтажных квартир и офисов. Поезд пересёк реку Шпрее и остановился где-то в районе округа Фридрихсхайн, где на выходе из метро дядя Нэт купил по хот-догу с очень острым томатным соусом.
– Этот район города выглядит как-то по-другому, – повертел головой Хол, уплетая хот-дог.
– Всё правильно. Это Восточный Берлин. После Второй мировой войны побеждённая Германия была разделена на сектора. России, которая тогда была Советским Союзом, достался самый большой, восточный кусок, потому что русские брали Берлин. А их союзники Англия, Франция и США получили западную часть Германии. Берлин тоже разделили на две части, Западный и Восточный. Между ними была даже построена стена.
– Стена?
– Стена. Это сейчас стен много. Между Америкой и Мексикой, например, а тогда была лишь одна, и она называлась Берлинской. Тогда существовал серьёзный конфликт между социалистическими странами и капиталистическими. Это называлось «холодная война». Но в 1991 году Советский Союз распался, и две части Германии, напротив, объединились. Берлин тоже.
– Значит, мы специально приехали в какую-то парикмахерскую, которая находится в Восточном Берлине?
– Она вон там, за углом.
Они зашли на узкую тихую улочку, где все стены были разрисованы граффити, и толкнули дверь совсем в крошечную на вид парикмахерскую, больше похожую на тату-салон, потому что и сам парикмахер, толстый лысый мужик с мясистым красным лицом и бычьей шеей, был весь покрыт тату с ног до головы. Впрочем, дядя Нэт с ним обнялся без всякого страха. Они даже немного поборолись, покрякали и похлопали друг друга, хотя толстяк, конечно, делал это крайне осторожно. Потом дядя Нэт сказал что-то по-немецки, показывая на Хола. Толстяк покивал и тоже что-то ответил, по очереди загибая пальцы.
– Что он говорит? – спросил Хол.
– Карл говорит, что, во-первых, он должен перекрасить твои волосы в чёрный цвет, затем их коротко обрезать, разделить на пробор по центру и выбрить виски.
– Что?! – В ужасе Хол посмотрел на дядю. – Я буду выглядеть как идиот!
– Хотя можно сделать и просто окантовку, а потом завить чёлку и оставить лёгкие кудри наверху…
– Кудри?!
– Тогда будет сохранён твой естественный цвет, но сам образ всё равно сильно поменяется.
– Вы хотите сказать, что мне будут делать перманент? – И Хол представил лицо своего друга Бена, когда придёт в школу с женским перманентом на голове.
– Ну, скажем, полуперманент. Несколько раз помоешь голову, и всё пройдёт.
– Что пройдёт? – испугался Хол.
– Кудри разовьются, и у тебя будут снова прямые волосы.
Лишь после этого Хол немного успокоился.
– Ну ладно, – сказал он наконец и опустился в глубокое кожаное кресло. Но по-прежнему с затаённым страхом наблюдал, как Карл накидывает на него белую накидку, а потом подкатывает столик с ножницами, расчёсками, бигуди и полудюжиной разных флакончиков и спреев.
В зеркале Хол хорошо видел, что с ним делают. Как отделяют пряди, потом их расчёсывают, потом чем-то смазывают, потом накручивают на бигуди, потом что-то делают с фольгой, а потом звонко щёлкает резинка.
– Ладно, вы пока работайте, – сказал дядя Нэт, – а у меня есть одно дело.
И он ушёл. Но Хол больше не волновался. Ему на голову опустили какой-то дующий горячим воздухом шлем и заставили в нём сидеть. Потом Карл начал снимать бигуди и расчёсывать волосы. Они и правда получались кудряшками. А когда были помыты, вновь просушены, снова чем-то опрысканы и опять расчёсаны, виски немного подстрижены, неожиданно на голове Хола появились вполне приличные волнистые пряди, которые ему даже понравились. Он ещё никогда себя таким не видел. Особенно ему понравилось то, что несколько прядей были спущены на лоб и остались болтаться над правым глазом.
– А вот и твои очки, – вдруг ниоткуда появился дядя Нэт и протянул Холу продолговатый очечник.
Хол открыл его и достал пару чёрных роговых очков, почти круглых и почти таких же, как и у дяди, только поменьше.
– Надевай, – сказал дядя, – они без диоптрий.
Хол надел очки и посмотрел в зеркало. Оттуда на него глядел вполне интеллигентного вида молодой человек, ещё подросток, в очках и с очень удивлённым лицом.
– Мама меня не узнает, – со вздохом сообщил Хол своему двойнику в зеркале.
– Мама тебя узнает. Мама тебя в любом виде узнает, – рассмеялись сзади дядя Нэт и Карл.
Пока дядя расплачивался с парикмахером, Хол достал записную книжку и быстро себя нарисовал. Это для истории, решил он. Ну и для мамы, если в следующий раз поведёт его стричься. Хотя нет. Лучше бы Харрисону Строму навсегда оставаться в Германии. Хол попробовал на звук своё имя.
– Привет! Меня зовут Харрисон Стром, – сказал он своему отражению. – Приятно познакомиться.
– Штром, – поправил его дядя. – В Германии эту фамилию надо произносить через «ш». Штром. Иначе все сразу раскусят, что ты англичанин. Отныне ты Харрисон Штром, запомнил?
– Да, пап, – кивнул Хол, вдруг понимая, что немного преобразился и внутренне.
Выйдя из парикмахерской, они взяли такси и поехали на квартиру Кратценштайнов, которая находилась где-то там же, в Берлине. Дядя Нэт дал таксисту адрес и в последний раз предупредил своего племянника:
– Учти, Хол, как только переступим порог их дома, назад пути уже не будет. Отец и сын Штромы имеют честь представиться семье Кратценштайн по случаю похорон их родственника. Как-то примерно так. Ты меня понял, сын? Понял?
– Да, пап, – чётко ответил Хол, но всё равно почувствовал в душе лёгкий холодок перед неизвестностью.
– Отлично! Вот мы и приехали.
Такси остановилось перед самым фасадом большого импозантного шестиэтажного здания с балконами. Дядя и племянник вышли из машины и остановились на мощённой камнем площадке перед высокими дубовыми дверьми.
– Ну что, Харрисон, готов?
– Да, пап.