Майя Неверович
Мотыльки
А Валька вообще дикая. Женька ей, все равно не подходит. Она должна была еще и спасибо сказать. А не истерить. Дура. Алла тронула затылок. Уже не болел. Но за волосы Валька дернула сильно. Так, что казалось, и скальп снимет.
***
Тем временем, Валя подбежала к общежитию. Свет горел, но двери были закрыты. Она начала стучать по стеклу и звать комендантшу. На улице хоть и не было холодно, но проводить ночь на порожках совсем не хотелось.
Пожилая женщина подошла. Но открывать не спешила. Она из-за стеклянной двери махала руками, показывая то на часы, то давая понять, чтобы Валя уходила.
– Пустите! Вы не имеете права, – Валя стукнула ногой по двери, чем еще больше разозлила женщину. Та начала кричать, что вызовет милицию и родителей. – Да вызывайте! Только пустите сначала.
Мысль о милиции не так пугала, как то, что реально могут позвонить матери. Валя перестала ломиться. И вообще, стихнув, села на корточки, облокотившись на дверь. По спине прошел холод. Позвонят матери. А они ведь позвонят. А если выселят из общаги? Это что – домой возвращаться? Ну уж нет. Она к отчиму больше ни ногой. Валя закрыла лицо руками, вспомнив его мерзкое лицо. Вечно потные руки и слюнявые губы, которые он вечно подставлял.
– Ненавижу, – прошептала она, отряхивая с себя невидимые руки.
Это из-за него она влезла в бесформенные футболки и широкие штаны. Из-за него, она ненавидела белые гольфы. Валя тяжело задышала, вспомнив весь тот ужас. А самое худшее, как оказалось, даже не это. Однажды, Валя пожаловалась матери и ожидала чего угодно: скандала, вызова милиции, попыток отчима оправдаться. Но нет. Мать отмахнулась от дочери, как от назойливой мухи, недовольно буркнув: «Не мели чушь», не отрываясь от штопанья трико этого подонка. Валя пыталась доказать, твердила, что не врет. До тех пор, пока мать не влепила пощечину. А после было еще хуже, когда вечером та рассказала все мужу. Тогда он, конечно, показательно гоготал, издавая звуки, больше похожие на кряканье, чем на человеческий смех. Но главное таилось за его нетрезвой ухмылкой. Он понял, что за девчонкой никто не стоит, она в его власти.
Валя научилась защищаться. Прятать вилку под подушку, надевать комбинезоны, избегать ситуаций, когда приходилось оставаться вдвоем.
Если потеряет место в общаге, снимать квартиру она просто не потянет. Нужно искать соседку. Или мать скажет поступать в своем городе и жить дома. А значит, бок о бок с отчимом.
В этот момент послышалась возня с навесным замком. Валя вскочила, от чего к горлу вновь поступила тошнота. Хотелось оттолкнуть комендантшу и бежать в комнату. Но она понимала, что сейчас важно не бесить ее. Сжав кулаки, она виновато смотрела на женщину.
– Пока иди в комнату. Утром с тобой будут разбираться.
– Спасибо, – выдавила из себя девочка и торопливо прошла, надеясь, что та не услышит запах спиртного. На этаж она поднялась тихо. Удивительно, но он не был закрыт. Видимо, дежурная ушла на другой этаж. Валя прошмыгнула в комнату. Алла, увидев ее, отпрянула, сидя на кровати. Но Валя лишь бросила на нее полный ненависти взгляд и легла в постель, даже не раздеваясь.
Алла сидела с испуганным видом, поджав колени.
Валя лежала на спине, безразлично уставившись в потолок.
Маша так и не повернулась. Лежала, что-то рисуя на холодной стене.
А взрослая жизнь только начинала показывать свои зубы.
Утро началось со звуков. Но это было не пение птиц. И даже не стук коменды в дверь. Это была Валя, согнувшаяся над тазом. Вчерашнее пиво оказалось гораздо крепче ее организма. Алла брезгливо скривилась. Маша лишь удивленно подняла бровь. Валя, освободив желудок, и немного отдышавшись, встала на колени, стянула со спинки кровати полотенце и вытерла лицо. Алла еще сильнее скривила губы и отвернулась.
– Никогда в жизни больше не буду пить, – наконец, смогла говорить Валя.
– А я – курить, – понимающе вздохнула Маша.
– Ну-ну, – недоверчиво хмыкнула Алла.
Валя подняла таз и вышла из комнаты. Маша, взяв зубную щетку и пасту, тоже вышла.
Когда Алла осталась одна, она почувствовала облегчение. После вчерашнего вечера в комнате слишком ощущался негатив. Девчонки явно ее не простили и не горели желанием разговаривать с ней. Хотя, всего сутки назад они трепались обо всем подряд, вместе листали журналы мод и вырезали фотографии любимых исполнителей, клея их на обои или в тетради, рядом с текстами их песен. Прошли всего сутки…
В течение дня ни Валя, ни Маша к ней не подходили. В столовой, увидев девочек, сидевших за одним столом и мило беседовавших, она захотела по привычке подсесть к ним. Но Валя кинула рюкзак на скамейку и одарила ее злобным взглядом. Маша сидела, не поднимая головы, упорно ковыряя вилкой гречку.
– Да пошли вы, больные, – гордо фыркнула Алла и, цокая каблуками, пошла за другой стол, села в гордом одиночестве, решив, что так даже лучше
Уже заканчивая обед, она спиной ощутила, что к ней подошли. Подняв голову, увидела Валю, стоявшую позади с тарелкой второго.
– Я тут не доела, – она вывалила остатки обеда в тарелку Аллы.
Еда разлетелась. Алла взвизгнула и вскочила со скамьи. Но Валя невозмутимо, с усмешкой смотрела на недавнюю подругу.
– Тебе же привычнее мое подбирать, – и вернулась к своему столу, где с округлившимися глазами сидела Маша.
На мгновенье в столовой повисла тишина, но уже в следующий миг помещение разорвал хохот и улюлюканье. Но Алла их уже не слышала, она бежала подальше оттуда, на бегу стряхивая с себя остатки еды.
Алла могла многое вытерпеть и даже повернуть в свою сторону, но такого унижения она никогда в жизни не испытывала. Это было слишком. Она уже не слышала хихиканья встречавшихся на пути студентов, хотелось только одного – скорее убраться из этого ада.
Захлебываясь обидой и слезами, она ворвалась в каморку коменданта, и не спрашивая разрешения, схватила трубку телефона. Женщина хотела возмутиться, но увидев, что девочка плачет, решила не мешать. Лишь отодвинула в сторону газету с кроссвордами. Алла крутила диск телефона, бубня себе под нос.
– Мама! – рыдая, крикнула она в трубку, едва на том конце послышался щелчок. – Мам! Забери меня отсюда. Я здесь больше не могу.
Она уткнулась в стекло каморки и рыдала в телефонную трубку.
– Истерику прекрати, – послышался равнодушный голос матери, – не ной. Куда я тебя заберу?
– Домой, – прорыдала Алла, вцепившись в трубку так, будто это мамина рука.
– Да? И где ты здесь учиться будешь? – нервно перебила мать. – Тебе нужен нормальный диплом. Чтобы устроиться на хорошее место. А это лучший колледж в области… – и грустно добавила, – из тех, что мы можем себе позволить.
– Мам, пожалуйста, – Алла готова была умолять. Всхлипывая, она вцепилась в трубку, – я согласна на любой. Здесь я не могу больше, ты не понимаешь?
– Дочь, – требовательный тон не оставлял надежды, – ты обязательно справишься. Ты – моя дочь. А значит, сможешь. Как бы хреново не было. Ты – наш единственный шанс. Раз твой папочка оказался слабаком.
Алла сморщилась. Похоже, мать опять надралась. Она замерла, глядя в никуда. И положила трубку.
Совсем недавно мать казалась ей эталоном. Во всем. В красоте, умении вести себя. А вот удар сдержать не смогла. Зато хочет, чтобы дочь умела встать из грязи с гордым лицом. Но ей всего пятнадцать. Ей хотелось, чтобы мама примчалась и просто разорвала здесь всех. Папа бы так и сделал. А теперь… Алла бросила взгляд на смотрящую с сочувствием, пожилую комендантшу. Еще жалости какой-то старухи ей не хватало. Алла гордо подняла подбородок, и не сказав ни слова, вышла.
Оказавшись в комнате, она забралась на подоконник, схватив косметичку. Нужно было успокоиться, собраться с мыслями.
С Машкой все понятно. Серая мышь без собственного мнения. Но вот Валька. С этой дикаркой нужно что-то делать. Строить из себя ее подружку теперь бессмысленно. Да и желания не было. Алла посмотрела на унылые стены, которые не спасали даже развешенные плакаты с «Иванушками». В этих однотипных стенах, с одними и теми же покрывалами в каждой комнате. Как здесь стать личностью? Когда малейший шаг в сторону – и ты изгой. Алла физически ощущала, как давят на нее эти стены, эти люди. Она рождена для большего. А ей все пытаются подрезать крылья, сделать такой, как все эти неудачники, волочащие серую, «как у всех» жизнь.
– Черта с два! – вслух ответила она невидимым оппонентам и достала щипчики из косметички.
В комнату, без стука, влетела Галка из двести пятой. С пакетом на голове и миской в руке.
– У кого волосы короткие? – взволнованно выпалила она, но с разочарованием поняла, что здесь таких нет. Алла слегка поморщилась.
– Ну приветики.
– А, да. Привет.
– Это что за фигня?
– Это хна. На мою длину много оказалось – умоляюще смотрела девочка. – Я не могу ее выкинуть. Ладно, пошла дальше искать.
Алла оторвала взгляд от зеркала и посмотрела на Галю. Потом, хмыкнув, глянула снова в зеркало. В голове отчетливо звучал собственный голос, умоляющий маму состричь ей волосы.
– Стой, – она спрыгнула с подоконника и подошла к незваной гостье. – А кто у нас на этаже на парикмахера учится?
– Да много кто, – непонимающе пожала плечами Галя. ‐ А что?
– Кто-то сказал, что хочешь изменить мир – начни с себя.
– Конфуций, – буркнула Галя.
– По фиг, – Алла заглянула в чашку с краской. – Не прокиснет?
– Только не говори, что… – Галя удивленно уставилась на рыжую шевелюру.
– Ты даже не представляешь, как давно я об этом мечтала.
С довольным видом, она прошла мимо Гали. И из коридора послышался громкий, уверенный голос:
– Кто у нас парикмахер, девчонки? Я готова на эксперименты.
Галя постояла в недоумении еще несколько секунд, непонимающе тряхнула головой и вышла.
***
– Это слишком жестоко, – наклонившись, прошептала Маша, когда Алла убежала из столовой.
– Ну иди, пожалей, – с вызовом бросила Валя. – Какого черта ты здесь сидишь, со мной? Ты же у нас вся такая правильная. Беги, жалей не заслуженно униженных.
– Если ты хотела ее проучить, то можно было это сделать не прилюдно.
– Серьезно? А ей ты это же говорила? – Валя оттолкнула от себя тарелку. – Когда она на виду у всех с этим козлом целовалась?
Не дожидаясь ответа, она схватила поднос и направилась прочь от стола, оставив Машу наедине со своим смятением. Ей сложно было понять и Валю, и Аллу. Было жалко обеих. Но она и не понимала их. Зачем отвечать болью на боль? Почему нельзя протянуть руку и простить? Каждая из них сделала глупость.
Как жить им троим на этих восемнадцати квадратах, если там на каждый метр такая концентрация негатива друг к другу? Маше хотелось закрыть глаза, досчитать до десяти. И открыв, увидеть, что она дома, в мягкой постели, а на столе еще теплое молоко с пенкой.
Но вокруг галдели студенты, толкали друг друга, громко смеялись. И уже никому не было дела ни до Вали, ни до Аллы. И уж тем более, никто не заметил, как вышла из столовой худенькая, с тонкими косичками и слегка сутулая, девочка Маша. Хотя, вряд ли кто-то помнил, как звали эту тихоню.
Мечты Маши исполнились этим же вечером. Но немного не так, как ей хотелось бы.
В общежитии решили устроить показательный суд, который назывался собранием. Девочек выставили перед всеми и начали обсуждать их недостойное поведение. Аллу было не узнать: короткое каре насыщенного медного цвета вместо недавней светло-рыжей густой копны волос. Даже сейчас все внимание было устремлено на нее. Только в этот раз Алла совсем не была рада этому.
Завуч, высокая худощавая женщина с болезненно худым лицом, с толстым слоем румян на скулах, нарочито громко и постоянно жестикулируя в сторону девочек, рассказывала, что «в наше время такого позора не было», что с развала личной морали и начинается развал страны, что в стенах родного ей колледжа она не позволит подобных выходок. И что таких профурсеток нужно гнать, пока не поздно. Немногочисленные представители педсовета согласно кивали и бросали возмущенные взгляды на подруг.
Девушки стояли молча, потупив взгляд. Валя нервно постукивала ногой по полу, как делала всегда, когда сильно нервничала. Алла недовольно толкнула ее локтем, не поднимая глаз. В отличие от соседки, стоявшей в полном недоумении, она догадывалась о таком исходе.
Она мысленно прокручивала разговор матери с этой худосочной женщиной в первый учебный день. Когда мать, по старой привычке пыталась объяснить, что ее Аллочке не пристало жить на одной площади с тараканами. Что руководство колледжа обязано предоставить нормальные условия, или она, Вероника Давыдова, поднимет все свои связи и тогда… Только завуч оказалась из закоренелых пролетариев. А те, как известно, буржуазию, вроде Давыдовых, люто ненавидели.
Алла горько усмехнулась, слушая гневную тираду о падших нравах. Она чувствовала, что на этом их общая история может закончиться. Понятно, Валька попала под горячую руку, тирада про «падших» к ней не относилась. Алла сделала еле заметный шаг в сторону соседки и вновь толкнула ее локтем, только теперь совсем слегка и шепнула примирительно:
«Ты прости, что ли. Тупо вышло».
Валя ничего не ответила, даже бровью не повела. Лишь крепче сжала кулаки. Ей было уже не до Алки. Она изо всех сил старалась не разреветься. В голове, как молоточками, стучала одна мысль: «Только не домой!»
Маша сидела в первом ряду и широко открыв глаза, слушала, как в ее соседок по комнате летят грубые слова. Она бросила взгляд на Женю. Тот стоял возле окна.
«Его-то почему не выставили перед всеми? – недоумевала она. – Ведь это он то самое яблоко раздора. Почему всегда стыдно должно быть только девочкам?»
Она сверлила его взглядом. Но Женя смотрел не на нее. С ехидной улыбкой он наблюдал, как смакуют неприятные подробности про каждую из тех, кого совсем недавно целовал. Маше стало мерзко. Хотелось встать и просто уйти. Но она робко поглядывала из стороны в сторону, перебирая собственные пальцы.
Но главный шок был впереди.
После долгой эмоциональной тирады о нравственности, завуч вспомнила о том, что в стране уже демократия и предложила педсовету проголосовать. Исключать подростков из учебного заведения или на этот раз простить.
Маша вскрикнула, закрыв рот руками. Алла стояла, мотая головой и со слезами просила не выгонять ее. Бормотала, что все осознала.
И только Валя стояла, словно онемевшая. Она смотрела в никуда. В душе был шок и мозг отказывался верить в происходившее. Домой? Опять туда? Завтра за ней приедет мать. И ее жизнь вернется на прежние круги ада.
Маша заметила, как играют скулы на Валином лице. Конечно, она не могла прочитать ее мысли, но видела, каким шоком для нее стало объявление. Но она не плакала и не умоляла, как Алла. И никто не знал, чего ей стоило сдерживать себя. Как хотелось не стоять с каменным лицом, а швырнуть прямо в эти рожи чем-то потяжелее. Тяжело дыша, так, что было видно, как грудь то поднималась, то опускалась, она старалась не смотреть ни на кого. В ушах эхом прозвучал вердикт… Исключить из колледжа за аморальное поведение.
Алла никак не могла успокоить свою истерику. Она и сама не понимала, чего так боялась. Вернуться домой с клеймом позора семьи, не оправдавшей ожидания матери. Или потерять только появившееся ощущение свободы, которое она обрела здесь. В голове постоянно звучал требовательный голос матери: «Тебе нужен этот диплом».
Маша сидела, зажав рот руками и переводя взгляд с одной на другую. Ей было жаль девочек. Но встать и сказать что-либо в защиту хотя бы одной из них, она так и не решилась. Лишь скрестила ноги, поджав их, как собака прячет хвост в моменты опасности.
Она сама себя ненавидела за эту трусость. Ведь завтра на их месте окажется любой из этой комнаты. Может, даже она. И точно так же, никто не скажет слова в защиту. Вот она – стая. В которой она, Маша, далеко не альфа-самка. А лишь трусливый щенок, который молча, опустив глаза, наблюдает за травлей сородичей.
Глава 2
Спустя пять лет
Валя
Вы когда-нибудь стояли на краешке скалы? Так, что пальцами ног ощущаешь поток воздуха. Так, что вот. Всего полшага – и ты летишь!
А вдруг, люди все-таки летают?
Закрыв глаза и подняв лицо вверх, она раскинула руки в стороны. И каждой клеточкой отдавалась этому чувству. Все звуки вокруг стали четче, а все то, что там, за вершинами этих гор – так второстепенно. Давно она не ощущала такой легкости и свободы. Выше только облака, усевшиеся на вершины гор, покрытые снегом. И совсем не было страха, только желание вдохнуть поглубже и закричать громко, так, чтобы эхо разнесло этот крик по окрестностям.
Неожиданно она почувствовала, как в бренный мир ее вернули. Нагло, резко. Грубая мужская рука просто обхватила за талию так, что она успела только громко вскрикнуть.
А нарушитель личных границ уже оттолкнул ее назад, дальше от края скалы.
– Что бы это ни было – оно того не стоит! – с испуганными глазами парень смотрел на не менее перепуганную девушку в зеленых шортах и бежевой майке.
До нее начало доходить, что он имел ввиду.
– Да вы с ума сошли, такое думать? Я не собиралась прыгать. У меня, вообще, дома ребенок маленький.
– Вот и думайте о нем. На кой черт становиться на самый край? Здесь высота больше трех тысяч.
– Без вас знаю. Псих.
Вместо благодарности, девушка окатила его полным гнева взглядом, и пошла к остальным туристам.
Она поправила волосы, спрятав короткий локон за ухо, и оглянулась. Незнакомец уже спускался с другой группой. С досадой подумала о том, какой удивительный момент он испортил. Она тысячу лет не была в горах. Да что там. Даже за город выбраться – целое событие. С тех пор, как родился Данька, все стало намного сложнее. Включая и отношения с его отцом. Славка до и после свадьбы – два разных персонажа.
Пока ему нужно было «разморозить» Валю, как он сам говорил, он и ухаживал красиво, и в любви признавался, крича об этом на всю улицу, и через лужи переносил. Валя с грустью вспоминала, каким он был галантным. И, что важно, терпеливым. Она и сама понимала, что невозможно всю жизнь быть Снежной королевой, но поделать с собой ничего не могла.
После позорного возвращения из колледжа, отчим усердно взялся за ее воспитание. Не разрешал ходить на дискотеки, а если она сбегала – наказывал, заставляя делать кучу дел по дому. Но это ерунда.
Урод, зная, что мать на работе, приходил на обед домой и попросту домогался падчерицу. То вставал на пути, когда девочка мыла полы, опустившись на колени, то садился на диван рядом и «поправлял» халатик девочке, которая тут же вскакивала и убегала в другую комнату.
Когда однажды, он прижался к ней, мывшей посуду, да еще и одну руку положил на ягодицу, Валя по инерции, сама не поняла как – с разворота опустила на голову тарелку, которую держала в руке.
А мать, разумеется, поверила в его версию. Что это она, Валя, этакая «Лолита», хотела любой ценой заполучить девяносто килограмм счастья с пивным брюхом. И Валя переехала к бабушке, которая давно звала девочку к себе, но мать категорически запрещала им даже общаться. Если до этого Валя общалась с бабушкой тайком от родни, считающей, что «безумная старуха мечтает отобрать любимого ребенка только ради пособий», то в в тот злополучный день просто собрала наспех все, что вместилось в большой туристический рюкзак и сбежала.
Только там она смогла вздохнуть, позволить себе спать в одном нижнем белье, не пряча столовые приборы под подушкой. Поняла, что не нужно оправдываться за каждый шаг. Бабушка – единственный во всем мире человек, который любила ее, не прося ничего взамен и не ставя условий. Она тяжело вздыхала, говоря про дочь. Не стесняясь говорила, что та променяла и мать, и ребенка на стручок с ножками. Да, бабуля никогда не была леди. Впрочем, как и Валя. И им было хорошо вместе. А потом появился Славка. А в результате его, порой навязчивых, ухаживаний – Данька. И все.
Слава ощутил тяжесть быта. Работать «на дядю» было ниже его амбиций. И он кидался из крайности в крайность: то в кооператив влезет, то в казино. И каждый раз это заканчивалось новыми долгами и длительным запоем. Не раз Валя собирала вещи и уходила. Но он каждый раз умолял вернуться. И рассказывал о новых грандиозных планах. Так эмоционально, убедительно. Что она верила. И возвращалась.
Но в этот раз, узнав, что он проиграл их квартиру, заявив, что это его наследство и он делает с ним, что хочет – нервы не выдержали. Она не просто ушла. А сразу подала на развод. Это было за гранью ее понимания. Да и бабушка. Она не раз просила, чтобы Валя не вздумала повторить ошибки матери. И думала в первую очередь о сыне.
И она подумала. И отчетливо поняла, что именно ради сына она не должна больше идти на поводу мимолетных эмоций. Пора ставить точку. И поставила. Бесповоротно. Слава еще долго пытался вернуть их. И мольбами, и угрозами. Даже матери ее пожаловался и попросил повлиять. Валю только насмешило, когда та позвонила и потребовала не позорить ее. Тогда она и поняла, что, значит, точно все сделала правильно.
А бабушка поддержала и на этот раз. Она, тихонько поглаживая засыпавшего Даньку, шепотом твердила Вале, что ей нужно немного отдохнуть. Выпустить пар. Что Даня уже не грудной, пару дней они прекрасно и без нее справятся. Потом встала и показала газету, в которой было обведено объявление о так называемом «Туре выходного дня». Валя пыталась отнекиваться. Она не представляла, как это – оставить ребенка, пусть и с родным человеком. Но бабушка, бывшая комсомольская активистка (о чем она всегда говорила с гордостью), не желала слушать возражений. Особенно убедительным был аргумент, что Вале пора начинать искать работу, раз Данька уже вышел на целый день в сад. И нужно быть готовой к тому, что придется задерживаться. И ребенок будет чаще оставаться с прабабушкой. У Вали всегда не вязалось это слово – «прабабушка» – с женщиной, которой только в прошлом году стукнуло шестьдесят. В ее представлении это должна быть совсем древняя старуха, не слезающая с печи, и с полным набором маразматических болезней. Но так уж вышло, что Маргарите Павловне пришлось примерить этот статус еще до своего юбилея.
…Проводник объявил сбор группы и Валя вырвалась из плена мыслей. Пора было возвращаться в лагерь, а оттуда уже и в город.
Домой Валя вернулась отдохнувшей и довольной. Данька даже не сразу побежал встречать маму, настолько был занят большим КАМАЗом с синим кузовом. Позже, за ужином, Валя эмоционально рассказывала бабушке про поход, показывала кадры на фотоаппарате. Затем, обняла сидевшую рядом родственницу, и поцеловала.
– Спасибо тебе. Я бы сама в жизни не решилась. Мне казалось, что чуть ли не предаю ребенка, уезжая.
– Глупости. Пуповину нужно вовремя резать. Тем более, мужик растет.
– Какая ты у меня, – с восхищением смотрела на нее Валя.
– Какая?
– Самая лучшая.
– Ешь давай, – бабушка похлопала ее по ладони, – не подлизывайся.
***
Спустя всего два дня Валя стояла в приемной мировых судей и по образцу заполняла заявление на алименты.
С самим Славой разговор на эту тему не клеился. Буквально вчера она ходила к нему в общагу, даже сына с собой взяла, в надежде, что у папы дрогнет сердце. Но, вышло несколько иначе.
Дошло до того, что он начал требовать ДНК-экспертизу. На что Валя пожала плечами.
– Надо тебе, делай. Только все расходы за твой счет.
– Тебе всегда только бабки нужны были, – процедил тот, кто не так давно смотрел на нее с восхищением.
– Бабки? А когда они у тебя были? Ты все три года из себя бизнесмена строил. Хозяина непонятно чего. А сам даже на простейших местах не задерживался. Там тяжело, тут копейки платят. А там – директор козел. Ты один все знаешь. Только ни черта не делаешь. И отовсюду гонят, конечно же, незаслуженно. Кругом уроды.
– Да, уроды, – брезгливо скривился Слава, – а я горбатиться на них не собираюсь. Я не лох.
– Ты бомжом скоро станешь. Гордым, спившимся бомжом, – бросила Валя, подхватив сына на руки и хлопнув на прощанье дверью.
Поняв, что никаких алиментов добровольно он платить не будет, на следующее утро девушка пошла решать вопрос принудительно.
После того, как она подала заявление, девушка отправилась на местный рынок. Но не столько за продуктами, сколько в поисках работы. Даня уже оставался в детском саду на целый день. Сидеть и надеяться только на приставов смысла не было. Учитывая, что уровень ее образования даже неоконченным тяжело было назвать, выбор вакансий небольшой.
Она шла между рядов и смотрела на картонные вывески. Многие, маркером писали о распродажах или новом поступлении. Но иногда попадались и вывески, гласящие, что требуется реализатор. Валя заходила и разговаривала. Идти работать к мужчине она не хотела принципиально. В памяти каждый раз всплывал образ отчима, его попытки «наказать» за плохую работу. От этого передергивало. И когда незнакомый мужчина пытался оценивающе окинуть ее взглядом – Валя просто уходила.
Иногда, она подходила наугад. Где не было никаких объявлений, а за прилавком суетилась женщина.
– Здравствуйте, – улыбаясь, подошла она к очередной торговой лавке. – Вам реализатор, случайно, не требуется?
Женщина, на вид чуть больше сорока, со стрижкой а-ля Мирей Матье, посмотрела не очень дружелюбно.
– Для себя ищешь?
– Да.
– До этого где работала?
– Нигде, – Валя пожала плечами и убрала руки в карманы джинсовых шорт. – Только из декрета вышла.
– Ребенку сколько? – продолжала допрос женщина.
Валя решила, что это хороший знак и с готовностью отвечала на все вопросы.
– Совсем недавно два года было. Но мы уже ходим в сад.
– Ты же понимаешь? – внимательно посмотрела она девушку, будто изучая. – Сейчас сопли, ветрянка. Вся гадость пойдет.
– У нас бабушка готова сидеть.
– Она уже не работает?
– Работает. Но она вахтер. В нашем же доме.
– Удобно, – хмыкнула женщина. – Ладно. С виду, вроде нормальная. Хотя. Все вы с виду нормальные.
– Поверьте. Я ответственная. Не болею. Не курю, – заторопилась Валя.
– Хорошо. Сегодня мне уже некогда. Завтра к восьми подходи. В процессе и научу всему. Опоздаешь – лучше вообще не приходи.
– Не опоздаю, – Валя вынула руки из карманов и вытянула их вдоль туловища, как солдат. – Спасибо. Я не подведу.
Девушка уже более внимательно оглядела возможное место работы. Небольшой ларек с женской одеждой. Лежали маечки, шортики. По бокам висели костюмы и сарафаны. Сама девушка не была модницей. В ее гардеробе были преимущественно широкие футболки, несколько удобных джинсов, комбинезон трехлетней давности и, может парочка, шорт на лето. И ни одной юбки или платья. Смысл покупать то, что не носится? В кафе она если и ходила, то в тех же джинсах.
Несмотря на это, ее полностью устраивало, что товар именно женский. Бросив еще раз взгляд на прилавок, она заторопилась домой, поделиться с бабушкой радостной новостью. В тот момент ей казалось, что вот он – пик счастья. У нее есть работа. Первая, важная. Это ступенька вверх. Она обязательно чего-то добьется в жизни. Не только ради себя. Ради Даньки. Ради бабушки. Вале хотелось не идти, а лететь. И она подпрыгивала, одаривая улыбкой прохожих, недоуменно смотревших ей вслед.
– Ба! Данька! – Девушка торопливо открыла дверь, и даже забыла вытащить ключ из замка, на ходу скидывая кеды. Ей так не терпелось поделиться новостью. Но комнаты были пусты. Сначала Валя замерла в недоумении. Потом вернулась в коридор и заметила, что нет обуви. Ни Маргариты Павловны, ни Даньки.
«Гулены», – с улыбкой подумала Валя и пошла на кухню, ставить чайник. На душе было легко и радостно. Хотелось петь, танцевать. Пока все шло по плану. На алименты она подала, теперь Слава не отвертится. Еще и работа довольно быстро нашлась. Девушка прибавила звук на стареньком радио и мурлыкала себе под нос очередной хит, лившийся из приемника.
Хлопнула дверь. Валя выглянула, ожидая увидеть сына и бабушку. Но когда увидела, кто стоит на пороге, улыбка медленно сползла вниз.
– Ты что здесь забыл? – гневно бросила она бывшему мужу.
Слава, судя по налившимся кровяными прожилками глазам, тоже был не в восторге от их встречи. Тем не менее, не разуваясь, он прошел по коридору, в сторону зала.
– Какого черта ты приперся? – Валя открыла настежь дверь. – Пошел отсюда, пока я ментов не вызвала.
– Сын мой где? – заглядывая в ванную комнату, бросил Слава.
– Очухался. Ты уж определись. Твой или не твой.
– Ты, курица, – всего в несколько шагов мужчина оказался возле нее. – Ты какого хрена добиться хочешь?
– Не поняла, – искренне недоумевала Валя.
– Думала, я не узнаю? Как крыса. Какого черта ты ходила к приставам?
– Вон оно что, – Валя презрительно посмотрела на бывшего мужа снизу вверх. – Ну с тобой-то разговор не получается. А сын растет. Ему, не поверишь, кушать хочется.
– Закрой свой рот, тварь. Пока я его не закрыл, – Слава стукнул ладонью по двери, от чего та с грохотом закрылась.
Валя испуганно вздрогнула.
– А ты не боишься, что потом я тебя самого закрою? – сглотнув страх, девушка посмотрела на него с вызовом.
И в следующий момент оказалась прижатой. Слава пальцами стиснул ей челюсть и буквально вдавил Валю в стену. Продолжая давить так, что зубы заскрежетали, он бешеным взглядом смотрел на бывшую жену. Валя понимала, что он сейчас в состоянии сделать что угодно, а потому пыталась вырываться. Она лупила его руками, куда могла достать, извивалась, чтобы вырваться из плена.
– Я надеюсь, ты все поняла? – резко оттолкнув ее, он отпустил девушку. – Не на того напала, детка.
Он вышел из квартиры, стукнув кулаком в стену возле ее головы, показывая, насколько он зол.
А она плакала, сжавшись в комок. Тихо, чтобы он ненароком не услышал. Только поняв, что он ушел, выдохнула. Она дотронулась до подбородка. Челюсть сильно болела. Защипала рука. Валя посмотрела на нее: та была сбита до самого локтя. Видимо, зацепила тумбу. Но тогда она этого даже почувствовала. Возможно, от страха. Валя подбежала к двери и замкнулась на нижний замок, который открывался только изнутри. Затем, посмотрела в глазок. Пусто. Тихо. Валя медленно сползла вниз и обхватила голову руками. Нужно было решать. Забирать заявление или идти до конца? А если в следующий раз под удар попадет бабушка? Или Даня? Валя сидела, покачиваясь, и смотрела перед собой. Она никак не могла понять. Когда Славка успел стать чудовищем? Да, он последний год семейной жизни уже был невыносим. Грубил и позволял себе не появляться дома. Она все реже видела его трезвым. О том, чтобы он приносил в семью деньги – вообще можно было не говорить. Но она упорно требовала. Идти на работу, а не ввязываться в очередную гениальную идею. Скандалы становились чаще громче.
Валя сидела на полу, мысленно прокручивая воспоминания, когда в дверь постучали. Она вздрогнула и прислушалась. С той стороны недовольно ворчала бабушка и Даня громко требовал открыть дверь. Девушка встала, вытерла слезы, сделала глубокий вдох, и открыла, уже улыбаясь.
