Мелани Милберн
Забытый брак
«Если я правильно поняла, его сестра – избалованная девчонка, привыкшая получать все, что захочет, – нахмурилась Эмелия. – Немудрено, что мы не нашли общего языка».
– Почему все твое внимание принадлежало сестре? У тебя же были женщины и до того, как мы познакомились…
– Разумеется, были.
Высокомерная уверенность этого заявления заставила Эмелию испытать неожиданный укол ревности. Вопрос в том, сколько женщин он соблазнил до нее? В жизни Эмелии до Хавьера – при условии, что она не помнила, как занималась с ним любовью, – был только один мужчина. Она переспала с ним назло отцу во время вспышки подросткового бунта. Эмелия отнюдь не испытывала гордости за тот период мучительного взросления. Случайный секс нанес такой удар по ее самоуважению и самооценке, что впоследствии ей так и не удалось поставить свою романтическую жизнь обратно на рельсы.
В животе стало горячо, когда Эмелия предположила, чему Хавьер мог научить ее за два года совместной жизни. Наверняка такой искушенный мужчина хорошо поднатаскал неопытную жену в постельной акробатике, о которой, судя по самодовольному виду, знал так много.
Обращенные на нее темные глаза Хавьера сверкнули, словно он прочитал мысли жены.
– Нам было хорошо вместе, Эмелия.
– Ох… – Она сглотнула в панике. – Я… я не думаю, что уже готова… возобновить нашу супружескую жизнь с того места, на котором мы закончили. Если ты понимаешь, о чем я…
– Не готова? – Испанец выгнул бровь.
– Доктор сказал, мы не должны торопиться. – Эмелия сжала ноги, удивленная и шокированная тем, как жарко и влажно вдруг стало между ними. – Доктор рекомендовал делать все медленно, постепенно.
– Ну конечно, разве мы можем ослушаться доктора? – Несмотря на ироничный тон, сладострастная искра все еще мерцала в черных глазах Хавьера.
Не удержавшись, Эмелия взглянула на его резко очерченный, чувственный рот. Сколько раз эти губы прикасались к ее губам? Какими были его поцелуи – жесткими или бережными, полными яростной страсти или властной, но все-таки нежности? По спине молодой женщины снизу к основанию шеи пробежали мурашки. Мысли опять заспешили в волнующем эротическом направлении.
Куда еще Хавьер любил ее целовать? Повторял ли языком очертания ее деликатного ушка, гладил ли шею загорелыми пальцами? Сердце Эмелии с грохотом колотилось о грудную клетку. Неужели она чувствовала губы и язык Хавьера и там, внизу, когда он исследовал самые потаенные уголки ее женского естества, заставляя стонать и изгибаться от наслаждения? В каких позах они занимались любовью и какую он предпочитал? Ласкала ли она губами его мужское орудие, опустившись перед ним на колени? О господи, неужели да?!
Взглянув в пылающее лицо жены, Хавьер поднял руку и едва ощутимо провел кончиком пальца по ее щеке.
– Ты совсем ничего не помнишь, querida?
– Н-нет… Прости… – Она стиснула губы, которые покалывало от желания почувствовать его поцелуй.
– Не важно, – сказал он с улыбкой, хотя глаза остались непроницаемыми. – У нас будет много времени, чтобы все вернуть, шаг за шагом. Как в первый раз, si?
Судя по ощущениям, сердце Эмелии отрастило крылья и хлопало ими, пытаясь улететь.
– Я помню, что у меня было мало опыта. До тебя я встречалась только с одним мужчиной.
– Ты быстро училась. Очень, очень способная ученица.
– Наверное, это странно – быть женатым на женщине, которая даже не помнит вкус твоего поцелуя.
Хавьер взял жену за подбородок, приподнял ее лицо, вынуждая Эмелию смотреть прямо в темный омут его глаз.
– Думаю, эту маленькую тайну я могу открыть тебе прямо здесь и сейчас.
– Я не предлагала… – Она постаралась отстраниться, но он ожидал этого и крепче сжал пальцы.
– А я предлагаю.
Все тело Эмелии покрылось гусиной кожей, когда он, нагнув голову, приблизил губы к ее губам. Она почувствовала теплый бриз его дыхания, невесомую как перышко ласку, которая заставила ее податься вперед в ожидании большего. Эмелия ждала, полуприкрыв глаза, задыхаясь от напряжения, почти оглушенная трепыханиями собственного сердца.
Хавьер отпустил подбородок жены, взял ее лицо в ладони, описывая пальцами гипнотические круги по нежной коже щек. Он не отрывал взгляда от ее губ. Эмелия невольно облизнулась, всем существом желая, чтобы он придвинулся еще чуть ближе и все-таки прикоснулся к ней…
– Нет, – насмешливо сказал Хавьер своим глубоким, низким голосом. – Пожалуй, я не должен целовать тебя сейчас, чтобы не осложнить ситуацию. Не хотелось бы поставить под угрозу твое выздоровление, не правда ли, милая?
– Да… Наверное, это не самая удачная идея.
С удовлетворенным смешком он отпустил жену и откинулся на сиденье.
– Я тоже так подумал. Ничего, это может немного подождать.
Эмелия молчала, пытаясь представить, что творится у него в голове. Она не сомневалась, что сложившаяся ситуация раздражает Хавьера. Здоровый, настоящий мужчина в самом расцвете сил, за два года брака он, должно быть, привык все время иметь под рукой любящую жену, всегда готовую пойти навстречу его желаниям и потребностям. А сейчас эта жена смотрит на него как на незнакомца. Если она и дальше будет сторониться его, как скоро Хавьер пойдет за утешением к другой женщине? Эта мысль Эмелии совсем не понравилась. Но почему? Почему видение Хавьера в объятиях любовницы вызывает у нее такую желчную реакцию, если Эмелия не в силах вспомнить ничего о том времени, которое они с мужем провели вместе?
Она посмотрела на свою украшенную кольцами руку. Странно, но тяжесть золота на пальцах казалась знакомой – во всяком случае, более знакомой, чем мужчина, который подарил ей эти украшения. Эмелия покрутила блестящий ободок. Кольцо сидело слишком свободно, наверное, она еще больше похудела в больнице. Молодая женщина только сейчас обратила внимание, что загар под кольцами не такой темный, значит, она действительно носила их раньше. Подняв глаза, Эмелия наткнулась взглядом на мрачно-сосредоточенное лицо мужа.
– Что-то не так?
– Все в порядке. Я беспокоюсь, как ты перенесешь полет.
Хавьер наклонился, чтобы дать указания водителю, Эмелия почувствовала касание его бедра. Физический контакт взволновал ее, заставил задуматься о том, как часто его сильные стройные ноги переплетались с ее в порыве страсти. Хавьер не стал целовать ее сейчас, но сколько времени он даст ей, прежде чем потребует положенной ему по праву супружеской близости?
В аэропорту, пройдя таможню, они поднялись на борт частного самолета. Эмелия не помнила, летала ли на «Гольфстримах» раньше, но ей казалось, что она даже близко их не видела, разве что на страницах журналов. Ее отец, человек весьма состоятельный, летал только коммерческими рейсами, в первом или бизнес-классе. Неужели за два года замужества она действительно привыкла к бесстыдной роскоши, к частным самолетам и бриллиантовым побрякушкам?
Даже паспорт на имя Эмелии Мелендес не убедил ее в реальности происходящего. Если верить отметкам паспортного контроля, она то и дело летала в Париж, Рим, Прагу, Монте-Карло и Цюрих, но ее память не сохранила ни одной из этих поездок.
Внутри самолета все буквально кричало о благосостоянии его владельца. Обслуживающий персонал был вежлив и почтителен. В отличие от многих толстосумов из окружения отца Эмелии, Хавьер относился к людям, которые на него работали, с уважением: здороваясь, назвал каждого по имени, поинтересовался семейными делами, словно воспринимал супругов и детей своих сотрудников как членов собственной семьи.
– Посмотрите сегодняшнюю прессу? – спросила одна из стюардесс.
– Нет, спасибо, Аня, – ответил испанец со слегка вымученной улыбкой.
Эмелия недовольно поморщилась. Ей хотелось узнать, что происходит в этом незнакомом ей мире, наверстать два года забытых новостей и сплетен. К тому же вдруг в газетах писали об автокатастрофе, в которую она попала? Какие-то подробности могли пролить свет на обстоятельства и причины трагедии. Питер, менеджер модного отеля, где останавливались сливки общества, был публичной фигурой, наверняка его гибель вызвала резонанс. Эмелия полагала, что она имеет право узнать, как именно потеряла лучшего друга.
– Не дуйся, querida, – сказал Хавьер, который правильно истолковал причину брошенного на него недовольного взгляда жены. – Я стараюсь защитить тебя.
– От чего?
– В прессе появлялись некоторые неприятные публикации на тему твоей аварии.
– Например? – Эмелия нахмурилась.
– Обычные слухи и красноречивые недомолвки, так любимые журналистами. Ты – жена очень влиятельного бизнесмена, Эмелия. Ты можешь этого не помнить, но газетчики постоянно преследовали тебя в надежде на скандальный материал. Скандалы продают газеты и журналы, даже если они основаны на вымысле.
Эмелия рассеянно пожевала ноготь. Ее преследовали газетчики? С какой стати? Она жила ничем не примечательной, скучной жизнью, или, во всяком случае, так ей казалось, пока она не вышла из комы. Эмелия давно оставила мечты стать известной пианисткой и давать концерты, ее амбиции не шли дальше частных уроков музыки. Карьера героини светских хроник, которая вырисовывалась со слов Хавьера, определенно не была частью ее жизненного плана.
– И что в газетах пишут про аварию?
Выражение его черных глаз стало тяжелым и неприятным.
– Пишут, что ты сбежала с Питером Маршаллом.
– Как сбежала? В смысле, сбежала от тебя?
– Это всего лишь досужие сплетни, Эмелия. О нас судачили раньше и будут судачить еще. Я вынужден все время опровергать подобные истории.
– Я могу не помнить двух последних лет своей жизни, но, уверяю тебя, я не из тех женщин, которые убегают от мужей с другими мужчинами. Ты конечно же не веришь этим сплетням?
Движение его губ было похоже скорее не на улыбку, а на гримасу досадливого смирения.
– Чрезмерное внимание прессы, сплетни, домыслы, подтасованные факты – неотъемлемая часть нашей жизни, querida. Цена успеха. Я предупреждал тебя об этом, когда мы начали встречаться.
Самолет побежал по взлетной полосе. Эмелия снова принялась кусать ноготь. Ей совершенно не нравилось, что какие-то люди бросают тень на ее имя и репутацию. Сама мысль о супружеской неверности была ей отвратительна. Эмелия достаточно насмотрелась на безобразные последствия измен своего отца, чтобы не ступать на эту скользкую дорогу.
– Не беспокойся о журналистах, – сказал Хавьер. – Я вообще не стал бы упоминать о них, если бы не опасался, что они будут поджидать нас в Испании. На всякий случай, я прошу тебя не отвечать на вопросы и не поддаваться на провокации. Ты поняла?
– Но если репортеры настолько бесцеремонны и настойчивы, как ты говоришь, я не смогу скрываться от них вечно.
– Эмелия, по крайней мере в ближайшее время ты будешь делать то, что я тебе говорю. Я – твой муж, постарайся помнить хотя бы об этом.
Эмелия почувствовала, как злость горячей змейкой сжимает ее внутренности. Она расправила плечи:
– Не знаю, что за жену ты рассчитывал получить в моем лице, но я – не домашняя рабыня и не имею никакого желания ею становиться. Моя память здесь совершенно ни при чем.
Хавьер заиграл желваками. Его глаза так потемнели от гнева, что стало невозможно различить зрачок.
– Не затевай драку, в которой не сможешь победить, Эмелия, – сказал он сквозь зубы. – Сейчас ты слаба и уязвима. Я не хочу, чтобы на тебя оказывали давление, усугубляя стресс. Я выполняю указания врачей и буду признателен, если ты последуешь моему примеру.
– Не нужно говорить со мной как с ребенком. – Эмелия решительно скрестила руки на груди. – Пусть я немного выбита из колеи, но это не значит, что мне начисто отшибло разум или чувство собственного достоинства.
Она видела, с каким трудом Хавьер сдерживает в узде свой испанский темперамент. Его плотно сжатые губы побелели, как и костяшки пальцев, в ярости терзавших ткань дорогих брюк.
– Прости, любимая, – сказал он после паузы, которая, по приблизительным подсчетам Эмелии, длилась не менее десяти лет. – Я забыл, что тебе пришлось вынести. Сейчас не время для старых добрых семейных ссор.
– И ты прости меня. – Она выдохнула от облегчения. – Мне кажется, я немного не в себе.
– Это точно. – Он даже попытался улыбнуться.
Эмелия закрыла глаза, намереваясь притвориться спящей. Но видимо, и вправду задремала, а когда проснулась, самолет заходил на посадку.
Вопреки опасениям Хавьера, журналисты не ждали их в засаде по ту сторону таможни, и супруги Мелендес беспрепятственно погрузились в поджидавшую их машину.
Хавьер обменялся с шофером несколькими словами по-испански, и Эмелия с удивлением осознала, что понимает их диалог. Она совершенно точно не владела испанским, когда приехала в Лондон искать работу. Выучила за два года в браке? Но почему родной язык ее мужа задержался в памяти, а сам муж стерся без следа?
– Она что-нибудь вспомнила? – спросил водитель.
– Ничего, – ответил Хавьер.
Эмелия не показала виду, что содержание разговора не осталось для нее тайной. Она решила пока не признаваться, что вспомнила испанский язык, хотя вряд ли смогла бы ответить на вопрос почему.
По дороге на виллу Эмелия смотрела в окно, надеясь, что пролетающий мимо пейзаж заденет хоть какие-то струны в ее памяти. Но если бы она не знала, что должна помнить Испанию, она могла бы поклясться, что видит эти места впервые. Иногда Эмелия ловила на себе выжидательный взгляд Хавьера, словно он тоже надеялся на прорыв. Груз его ожиданий тяготил Эмелию – тем более она чувствовала непонятную напряженность за вполне благопристойным фасадом их отношений. Она убеждала себя, что это всего-навсего оправдываются слова врачей: Хавьеру трудно смириться с тем, что она его забыла. Но интуиция подсказывала, что странно избирательный характер ее амнезии – всего лишь часть проблемы.
Когда машина въехала в большие кованые ворота и покатила по тенистой аллее к вилле, у Эмелии перехватило дыхание. Особняк Хавьера был воплощенной в камне мечтой олигарха: надежно изолированный от внешнего мира, неприлично роскошный и наверняка столь же неприлично дорогой в содержании дом с террасами посреди огромного ухоженного парка.
Как только автомобиль остановился, массивные двери особняка открылись, выпустив им навстречу женщину в черно-белой униформе.
– Добро пожаловать домой, сеньор. – Женщина смерила Эмелию высокомерным взглядом и добавила почти сквозь зубы: – Добро пожаловать домой, сеньора.
– Спасибо, – сказала Эмелия с натянутой улыбкой. – Очень приятно снова оказаться… хм… дома.
– Querida. – Рука Хавьера легла ей на спину. – Это Алдана, домоправительница. Не волнуйся. Я объяснил прислуге, что ты никого из них не помнишь.
– Простите, – сказала Эмелия Алдане. – Надеюсь, вы не обижаетесь.
– Это не имеет значения, – холодно ответила та, складывая руки на обширной груди.
– Я отведу жену наверх. – И Хавьер перешел на испанский: – Ты сделала все, как я просил, когда звонил из Лондона?
– Да, сеньор.
Спина Эмелии горела там, где он прикасался к ней. Даже сквозь одежду она чувствовала каждый из его пальцев, словно на них были закреплены электроды. Разряды пронизывали ее с ног до головы, когда она пыталась представить, как его руки ласкали ее обнаженное тело в супружеской постели.
Поднимаясь вместе с Хавьером по широкой парадной лестнице, Эмелия задыхалась от нарастающей паники. Неужели этот незнакомый, в сущности, мужчина ведет ее в спальню, которую она должна будет с ним разделить?
Глава 3
Почувствовав настороженность жены, смущенной, помимо всего прочего, неприкрытой враждебностью домоправительницы, Хавьер счел нужным дать пояснения:
– Невежливость Алданы не должна тебя тревожить или огорчать. Это ничего не значит, она успокоится через день-другой. Алдана встретила тебя так же, когда мы приехали сюда после свадьбы. Она считала, я совершил самую большую ошибку в своей жизни, женившись на иностранке, да еще так скоро, через несколько недель после знакомства.
Эмелия с трудом удержалась от гримасы, вспомнив выражение ненависти в черных птичьих глазах домоправительницы. Не может быть, чтобы Алдана смотрела на нее волком все два года, что Эмелия жила здесь, а она, хозяйка дома, спокойно мирилась с подобным отношением со стороны прислуги!
Эмелия схватилась за перила, чтобы снять часть тяжести с ватных ног. В груди было тесно, словно она только что пробежала марафон на высокогорье.
– Что с тобой? – Хавьер взял ее за руку.
– Голова немного закружилась. Сейчас все пройдет.
Она ощутила пожатие его пальцев, и от этого прикосновения дыхание сбилось еще больше, чем от подъема по бесконечной лестнице. Хавьер смотрел на нее непроницаемым взглядом.
– Алдана в конце концов одобрила твой выбор жены? – спросила Эмелия.
– Я не нуждаюсь в одобрении домоправительницы, Эмелия. Мы женаты, вопрос закрыт. Это касается только нас двоих, больше никого.
После короткой передышки, закусив губу, Эмелия преодолела последние ступеньки. Она оглядывалась в поисках следов своей прошлой жизни, но не находила никаких свидетельств того, что провела на вилле почти два года. Стены украшали подлинники известных художников – места для семейных фотографий не нашлось. Формальный декор был призван демонстрировать благосостояние, а не создавать уютную домашнюю атмосферу. Эмелия не видела в безупречных, почти музейных интерьерах ничего, что отражало бы ее вкус и пристрастия. Интересно почему?
Хавьер открыл перед ней двери в спальню, напоминавшую размерами спортивный зал.
– Это была наша комната.
Эмелия обратила внимание, что ее муж употребил прошедшее время. Значило ли это, что Хавьер все-таки не собирался жить здесь вместе с ней? Она хотела уточнить, но не решилась.
– Она очень большая…
– Ты что-нибудь узнаешь?
Она посмотрела на огромную кровать, невольно представив себе, как лежала на ней с Хавьером. Желудок судорожно сжался, и молодая женщина поспешно перевела взгляд на прикроватный столик, украшенный их свадебным фото. Дыхание снова сбилось, когда она взяла снимок в руки, вгляделась в собственную улыбку почти двухлетней давности и наморщила лоб, пытаясь добраться до уголков сознания, где просто обязаны были сохраниться хотя бы отрывочные воспоминания о самом важном дне ее жизни.
Ее подвенечное платье, пышное, щедро, но со вкусом отделанное стразами, сделало бы честь представительнице королевской фамилии. Эмелия могла только робко предположить, сколько оно стоило. Вуаль длиной как минимум метров пять крепилась к драгоценной тиаре, в которой невеста действительно выглядела как принцесса. Сложная прическа, безукоризненный макияж, букет из цветов апельсинового дерева – все говорило о том, что церемония была тщательно спланирована. Фотография напомнила Эмелии все те великосветские бракосочетания, которые она посещала с отцом. Много шума, еще больше – показного благополучия и счастья, толпы гостей, большая часть которых через год даже не вспомнит имен жениха и невесты. Эмелия ненавидела эти элитарные мероприятия и каждый раз клялась себе, что ни за что не превратит свою свадьбу в одно из них. Но, судя по снимку, сдержать данное себе слово ей не удалось, и ее свадьба тоже больше походила на театрализованное представление для избранной публики.
На фотографии Хавьер был одет в костюм с белой рубашкой и галстуком в серебряную с черным полоску. Он выглядел властным, элегантным и самоуверенным, как всегда, но его улыбка показалась Эмелии не слишком естественной, особенно по сравнению с ее собственной. Она задумалась, заметила ли его вымученную радость в тот день, забеспокоилась ли, или была слишком занята, пребывая в центре всеобщего внимания?
– Мне жаль. – Рука дрогнула, когда она ставила снимок на место. – Я ничего не помню. Мне кажется, все это происходило с кем-то другим.
Хавьер перестал искоса разглядывать жену и перевел взгляд на изображение новобрачных во всем свадебном великолепии.
– Иногда, когда я смотрю на этот снимок, мне тоже так кажется.
Эмелия удивленно посмотрела на мужа. Следовало ли ей понимать эти слова как сожаление о поспешном браке? А кто тянул его под венец, куда он так торопился, позвольте спросить? Большинство современных мужчин идет на любые ухищрения, лишь бы избежать официальных супружеских уз, им гораздо милее гражданский или, еще того лучше, гостевой брак, позволяющий сохранять независимость…
Или страсть, которая, предположительно, бросила их в объятия друг друга, померкла и облупилась после двух лет совместной жизни? Над отношениями в семье нужно постоянно работать, это Эмелия уяснила, глядя, как ее отец рушит один свой брак за другим, не делая даже попытки научиться чему-то на предыдущих ошибках. Может быть, Хавьер разочаровался в ней? Он не производил впечатления безумно влюбленного мужчины. Эмелия видела в его глазах огонь физического желания, но не настоящую, идущую от души и сердца любовь, которой хватило бы до конца их дней.
– Что-то не так, Эмелия? – спросил он, перехватив ее взгляд.
– Э… Мне любопытно, почему ты так поторопился с предложением руки и сердца. Почти все мужчины, которых я знала, заставляли своих подруг ждать годами. Отчего такая спешка?
Что-то мелькнуло в глубине его глаз, словно Хавьер, как опытный шулер, мысленно тасовал колоду карт, выбирая подходящую случаю.
– А как ты думаешь? – будничным тоном спросил он. – Поверь, я не принуждал тебя принимать мое предложение. Ты сама хотела выйти за меня.
– Не знаю… – протянула Эмелия. – Может быть, я просто не помню, что меня снедало страстное желание найти мужа. Мне всего двадцать пять…
– Двадцать семь, – поправил ее Хавьер.
– Т-точно. Двадцать семь…
– Я захотел тебя в тот самый момент, когда увидел сидящей за роялем. – Кончиками пальцев он приподнял ее лицо за подбородок. – Нас потянуло друг к другу с первого взгляда. Не было смысла откладывать то, чего мы оба так желали.
Глядя в завораживающую темноту его взгляда, Эмелия ощутила, как внутри зарождается желание. Значит, так оно и было в тот самый первый раз? Зов плоти, неукротимая сила, которая поглотила весь имевшийся в ее распоряжении здравый смысл?
– Как скоро… – она сглотнула, – мы стали спать вместе?
– Попробуешь догадаться? – спросил испанец хрипловатым, дразнящим шепотом, поглаживая большим пальцем ее нижнюю губу.
– Я не из тех женщин, которые прыгают в постель на первом свидании.
– Похоже, на этот счет у тебя нет никаких сомнений, – подначил он.
Глаза Эмелии расширились от ужасного подозрения.
– Ты же не хочешь сказать, что я…
– Не хочу. – Хавьер убрал руку от ее лица. – Честно говоря, я был потрясен твоим поведением. Из всех женщин, с которыми я встречался, ты одна сказала мне «нет».
Эмелия мысленно вручила себе медаль. Отказать такому мужчине, как Хавьер, нелегко.
– И что, мой отказ раззадорил тебя, ты принял вызов и решил меня завоевать?
Он расплылся в ленивой улыбке:
– У меня были и другие причины.
– Ага. – Эмелия снова взглянула на фотографию. – Полагаю, первой брачной ночи мы дожидаться не стали.
– Не стали.
Эмелию потрясло, какой мощный пинок ее воображению дали два коротких слова. Она вся подобралась, представив, как Хавьер обладал ею. Грудь покалывало от возбуждения, в животе что-то трепыхалось, как вывешенное на улице белье в ураган, сердце бешено колотилось. Но это были лишь фантазии, допущения. Ее память молчала. Эмелия чувствовала себя обманутой, она боялась, что воспоминания о самых знаменательных моментах ее жизни никогда к ней не вернутся.
– Знаешь, что забавно? Некоторые люди – мой отец, например, – отдали бы что угодно, лишь бы стереть из памяти дни своих свадеб… А я стараюсь вспомнить и… не могу…
Голос сорвался, и она спрятала лицо в ладони, стыдясь, что не смогла совладать с эмоциями.
– Не плачь, querida. – Хавьер нежно погладил ее по плечу.
Его ласковый утешающий тон лишил Эмелию остатков самообладания. Захлебнувшись рыданиями, она инстинктивно прижалась к широкой груди мужа, обняла его за талию, уткнулась носом в его рубашку, вдохнув терпкий мужской запах. Их бедра соприкоснулись. Эмелия почувствовала, как набухает, наливаясь желанием, его член, ощутила ответную реакцию своего тела: сладкую боль в низу живота и ускорившийся пульс…
Одной рукой Хавьер начал поглаживать ее затылок. Когда он заговорил, его глубокий голос отдался в ушах Эмелии эхом мягких звуков органа в пустом соборе.
– Ш-ш, mi amor. Не нужно расстраиваться, не нужно плакать. Слезами делу не поможешь.
– Но я хочу вспомнить! Девушка должна помнить день своей свадьбы! Что это за жизнь, если в ней не хватает таких важных кусков?
Хавьер отвел прядь волос, упавшую на лицо жены, серьезно взглянул в ее заплаканные серо-голубые глаза.
– Посмотри на это с положительной стороны. Ты забыла не только хорошее, но и плохое – то, что стоило забыть.
Он вытащил носовой платок и, свернув его чистым уголком вверх, осторожно промокнул дорожки слез на щеках Эмелии. Это неожиданное проявление нежной заботы никак не вязалось с его недавней отстраненностью. «Возможно, он все-таки смирился с тем, что стал для меня чужим», – понадеялась Эмелия.
– А что мне стоило забыть? – спросила она.
– Браков без ссор не бывает. – Хавьер спрятал платок в карман брюк. – Мы с тобой спорили, временами – довольно горячо. Я рад, что ты этого не помнишь.
– О чем мы спорили?
Испанец пожал плечами:
– Как правило, о мелочах. Делали из мух слонов.
– И кто обычно извинялся первым?
– Я не очень умею признавать свою неправоту, – ответил Хавьер, помолчав. – Возможно, я похож на отца больше, чем мне бы хотелось.
Он открыл перед ней раздвижные двери большой гардеробной.
– Все твои вещи здесь. Надеюсь, они помогут тебе почувствовать себя дома.
Эмелия прошлась недоверчивым взглядом по рядам элегантных дизайнерских туалетов на вешалках, выставке дорогой обуви и сумочек на полках. Тесные даже на вид мини-платья и туфли на высоченных шпильках просто не могли принадлежать ей, Эмелия никогда в жизни не носила ничего подобного.
– А где все твои вещи? – спросила она, указывая на пустоту в другой части гардеробной.
– Я попросил Алдану на время перенести их в одну из свободных комнат.
Эмелия не удивилась чувству облегчения, а вот примешавшаяся к нему нотка разочарования стала для нее сюрпризом.
– Значит, ты не хочешь, чтобы мы снова начали… хм… спать вместе прямо сейчас?
Хавьер вопросительно выгнул широкую бровь:
– Насколько я помню, ты утверждала, что не имеешь привычки спать с незнакомцами.
– Технически мы знакомы, – чопорно сказала Эмелия, заподозрив, что он решил ее подразнить. – Предъявленные тобой доказательства убедили меня, что ты – мой муж.
Теперь насмешка в его блестящих черных глазах стала очевидной.
– Ты приглашаешь меня переспать с тобой, Эмелия?
Она запаниковала:
– Н-нет… пока. То есть нет. Я еще не готова, и это будет несправедливо по отношению к тебе.
Протянув руку, Хавьер намотал ее локон на палец и потянул к себе, пока Эмелия не почувствовала первые уколы боли.
– А вдруг это воскресит твои воспоминания? Ты так не думаешь, querida? Как знать, может, твое тело запомнило меня лучше, чем голова?
Эмелия едва могла дышать. Они стояли так близко, что тепло его тела обжигало ей грудь даже через два комплекта одежды. Ее соски напряглись и заныли, укромный уголок между ног пульсировал жаром. Ее тело недвусмысленно давало понять, что желает более плотного, более интимного контакта. Бедром, прижатым к его промежности, Эмелия ощущала, что тело Хавьера желает того же.
Хавьер провел подушечкой большого пальца по ее губам, повторяя их очертания.
– Такой красивый рот, – промурлыкал он своим низким сексуальным баритоном. – Сколько раз я целовал эти губы, а они целовали меня! Как жаль, что ты забыла все те восхитительные вещи, которые проделывал со мной твой прелестный пухлый ротик.
Влажный жар, пожиравший ее изнутри, сделался нестерпимым. Она отлично поняла, о чем говорит испанец, прочла это в его глазах. Хавьер инспектировал мысленным взором все бесстыдно-интимные моменты, которые они пережили вместе, смаковал детали. Эмелии казалось, он получает еще большее удовольствие от того, что дразнит ее прошлыми эротическими наслаждениями, которые вдруг стали ей недоступны.
– Хочешь, я расскажу тебе, что мы делали вдвоем, Эмелия? – От его медового, вкрадчивого тона волоски на ее шее начали вставать дыбом один за другим.
Она стояла перед ним как маленькое ночное животное в свете автомобильных фар: беспомощная, ослепленная чувствами, которые плохо вписывались в ее представления о самой себе.
– Я не… не уверена, что заставлять меня вспоминать что-то таким образом – хорошая идея.
От его ленивой улыбки позвоночник Эмелии дрожал как желе. Хавьер ласкал ладонью ее щеку.
– Ты с самого начала была со мной застенчива. Но может быть, сначала ты застенчива со всеми своими любовниками?
– У меня был только один любовник, – нахмурилась Эмелия. – Не может быть, чтобы я тебе не говорила. Я познакомилась с ним, когда пела в группе в Мельбурне. Я была слишком молода, чтобы понять, к чему могут привести игры со взрослым, опытным мужчиной. Глупость, конечно, но подростки часто думают не головой…
– Да, я слышал эту историю. Но я допускаю, что ты не рассказывала мне всего. У тебя могли быть от меня какие-то тайны до того, как мы поженились, а может быть, и после.
– Какие тайны?
– Я не знаю. – Он отпустил ее. – А ты не помнишь. Или, во всяком случае, говоришь, что не помнишь.
В зазвеневшей после этого подозрительного заявления тишине Эмелия села на край кровати, опасаясь, что ноги в любой момент перестанут ее держать.
– Ты думаешь, я притворяюсь? Считаешь меня симулянткой?
– Ты не помнишь меня, но горюешь о Маршалле как безутешная вдова. – Хавьер гневно поджал губы.
– Неужели у меня нет права оплакать друга?
– Я твой муж, Эмелия. Ты живешь со мной, а не с мертвецом.
– Ты не сможешь держать меня при себе силой, – яростно возразила она. – Что ты будешь делать, если я никогда не вспомню тебя?
– Ты вспомнишь. – От того, что Хавьер едва выталкивал слова сквозь сжатые зубы, его акцент усилился.
– Я тебя не знаю, – сказала Эмелия, которой вдруг стало страшно. – Я даже себя не знаю. Я не понимаю, во что я превратилась за последние два года. Ты представляешь себе, каково это – вернуться в жизнь, которой я якобы жила, и не найти в ней ничего знакомого или понятного?
– Прекрати. Сейчас не время это обсуждать.
– Я не могу прекратить. Что за брак у нас был, если ты мне настолько не доверяешь?
– Я сказал, что не хочу это обсуждать. Тебе нужно отдохнуть. Ты очень побледнела и выглядишь так, словно любой порыв ветра вышибет из тебя дух.
– А тебе-то что? – насупилась Эмелия.
– Я не собираюсь продолжать этот разговор, – решительно сказал Хавьер с недовольной гримасой. – Отдыхай. Ужин накроют в восемь тридцать. Я советую тебе не удаляться от виллы, в своем нынешнем состоянии ты почти наверняка заблудишься.
