Михаил Александрович Каюрин
Убойная командировка
– А в тебе что поменялось?
– Ты всерьёз решил не платить за вызов? – оставив без ответа вопрос Рудакова, спросила Полина.
Алексей во все глаза смотрел на Полину, и не узнавал в ней ту скромную и немногословную любовницу, которая ушла от него десять лет назад. Сейчас перед ним была самоуверенная и циничная женщина.
– Я никогда не был скрягой, – проговорил Рудаков. – Если для тебя главное деньги – возьми.
Он извлёк из бумажника две стодолларовые купюры и протянул Полине.
– Это вместе со штрафом, – сказал он. – Устроит? Или добавить за моральные издержки?
Полина презрительно посмотрела на Рудакова и плюхнулась в кресло, забросила ногу на ногу.
– Как ты меня нашёл? – спросила она.
– Это важно?
– В моём положении – да, – сказала Полина. – Я должна знать, кто сливает информацию.
Рудаков молча положил перед ней визитку, которую выторговал в отеле за две тысячи рублей.
– Не пытайся вводить меня в заблуждение, Рудаков, – укорила она Алексея. – Эта бумажка безымянная, в ней нет сведений о Полине Гребер.
– А вот о том, почему ты стала вдруг Паулой, я хочу услышать, когда мы будем наедине, – повелительным тоном произнёс Рудаков. – В твоём кармане есть мой номер мобильника. Когда освободишься от лишних глаз и ушей – позвони.
Алексей приблизился к Полине, приподнял её за локоть, положил американскую валюту в тот же карман, где находилась его записка, и повёл к двери.
– А если я не пожелаю этой встречи, продолжишь преследовать меня? – с сарказмом поинтересовалась Полина. – Будешь читать нотации за аморальный образ жизни?
– Я знаю, что ты влипла в скверную историю и тебе требуется помощь, – огорошил Алексей женщину своей осведомлённостью о ней и увидел, как дрогнули уголки губ и от удивления взлетели вверх её брови.
Полина хотела спросить о чём-то, но после секундного замешательства опустила голову вниз и направилась к выходу.
Прежде чем за нею захлопнулась дверь, Алексей проговорил вдогонку:
– Не вздумай скрываться от меня и обязательно позвони. Иначе я действительно буду тебя преследовать и добьюсь своего.
Глава 4
Полина позвонила ему через час.
Рудаков не без волнения приложил к уху мобильник.
– Слушаю, – сказал он бодрым голосом, стараясь скрыть охватившую его взволнованность.
– К тебе я приехать не могу, – раздалось в трубке. – Если хочешь встретиться – приезжай сам.
И Полина продиктовала адрес в загородном посёлке.
– Это же у чёрта на куличках, – вырвалось у Рудакова. – Неужели не нашлось места поближе?
– Предстоящий разговор, как мне представляется, не очень удобно вести в общественном месте, – проговорила Полина.
– Резонно. Значит, мы будем вдвоём? – спросил Рудаков.
– Нет, втроём. Мой муж будет готовить для нас ужин, – съязвила она. – Бери такси и приезжай, а то могу передумать.
Через час Алексей, отпустив такси, стоял напротив невзрачного дома, расположенного в стороне от главной улицы небольшого дачного посёлка.
Дом был окружён со всех сторон могучими соснами и казался среди них этаким скворечником.
Прошагав по дорожке из тротуарной плитки до хвойных великанов, он поднялся на крыльцо и поискал взглядом кнопку звонка. Её не оказалось, Рудаков несколько раз постучал в дверь костяшками пальцев.
Через полминуты перед ним в длиннополом махровом халате, наброшенном на спортивную футболку, с прежним макияжем предстала Полина.
Заглянув в глаза Полины, Рудаков смущённо и тихо проговорил:
– Ну, здравствуй, любимая…
– Здравствуй, Лешак, – так же тихо ответила Полина.
У Алексея ёкнуло сердце, когда он услышал своё тайное имя, которым его никто и никогда не называл, кроме Полины. Это она придумала для него такое необычное имя. Однажды он поведал ей, что в детстве несколько лет провёл на таёжном кордоне, где строгий отец за непослушание пугал сына Лешим, прозванным в народе Лешаком.
– Можно я тебя буду называть Лешаком? – спросила Полина однажды, когда они нежились в постели. – Алексей, Лёша, Лешак. Прикольно, правда?
– Зови, как тебе хочется, – ответил тогда он. – В любом слове из твоих уст я буду слышать лишь мелодичные звуки.
Неловко потоптавшись у дверей, сдерживая себя от непреодолимого желания обнять Полину, Алексей обречённо выдавил из себя:
– Можно пройти в твои хоромы?
– Можно. Только это не хоромы, а моё тайное убежище, – проговорила Полина, закрывая за ним дверь. – Проходи в комнату, располагайся, где тебе будет удобнее.
Комната была небольших размеров, без современных прибамбасов. Диван-кровать, старенький облезлый шифоньер, круглый стол посредине и два старинных венских стула. Правда, телевизор был современный, плазменный «Самсунг» с экраном средних размеров. Чуть в стороне красовалось большое удобное кресло с журнальным столиком перед ним. На полу по всему периметру было уложено ковровое покрытие вишнёвого цвета.
Уловив в глазах Алексея искреннее удивление, Полина усмехнулась:
– А ты, небось, рассчитывал попасть в хоромы?
– Не то, чтобы хоромы, но увидеть жилище с обстановкой в современном стиле я предполагал, однако, – заковыристо признался Алексей. – За время наших отношений я успел познать твою приверженность к красивым современным вещам. Да и вкусы твои мне тоже хорошо известны.
Он отодвинул стул, присел к столу. Полина взяла пульт, включила телевизор.
– Посмотри пока что-нибудь, а я отлучусь ненадолго, – сказала она и вышла из комнаты.
Сказанные ею слова прозвучали совсем по-домашнему, без напряга, будто Полина была его заботливой женой, а он – её любимый муж, вернувшийся из длительной командировки.
Она появилась в комнате с подносом в руках. На нём было несколько салатниц с закусками, порезанный тонкими ломтиками хлеб, рядом лежали столовые принадлежности. Полина молчаливо освободила поднос и вновь удалилась. В следующий приход на расписном подносе красовались уже бутылка дорогого коньяка, бутылка французского вина «Мерло» и два бокала. Он узнал знакомую этикетку на бутылке – Полине нравилось красное вино с бархатным мятным вкусом.
– Однако! – изумлённо воскликнул Алексей. – Будто в прошлое окунаюсь!
Полина не отозвалась на восторженное высказывание Рудакова, а лишь прошлась по его лицу каким-то странным, незнакомым для него взглядом.
Когда Алексей наполнил бокалы, она вдруг спросила:
– И всё же: как ты меня нашёл? Только не ври, что всё произошло чисто случайно.
– Ты не поверишь, но именно случайность поспособствовала отыскать тебя. Но об этом чуть позже. А сейчас я предлагаю выпить за встречу. Я так долго ждал этого момента.
– Все десять лет?
– Да, все десять лет, – подтвердил Алексей.
– И отыскал свою возлюбленную среди отбросов общества, – с горечью произнесла Полина и, не чокаясь, залпом выпила весь бокал.
Рудаков хотел возразить, придумывая на ходу оправдательные для неё слова, но передумал в самый последний момент. Зная характер Полины, он решил, что его слова лишь привнесут злости этой гордой женщине, она заведётся, и радость от встречи будет омрачена.
Алексей отпил половину бокала, отставил его в сторону, принялся за закуску.
Несколько минут в комнате висела тишина, потом Полина спросила:
– Для чего тебе понадобилась встреча со мной? Ты – чистюля, ничем не замаран, образцово-показательный мужчина, можно сказать. Не противно безупречному мачо общение с падшей женщиной?
– Как много вопросов за один раз, – рассмеялся Рудаков. – Но я дам исчерпывающий ответ на каждый из них. Даю слово.
Алексей вновь наполнил бокалы, и, подняв свой, заговорил:
– Человек – не машина, которая работает в рамках заложенной программы. Поступки человека определяют обстоятельства. Если ты сейчас находишься среди чуждых тебе людей – значит, в эту ловушку тебя загнали сложившиеся обстоятельства. Но, поверь мне: непреодолимых преград не существует, в любой ситуации есть выход. Нужны лишь воля, смелость, а главное – несокрушимое желание. И тогда всё получится. В моей жизни были ситуации покруче твоей. И ничего, выпутался, вышел, преодолел, и, как видишь, занял достойное место в обществе. Только вот не каждому человеку дано выбраться из пропасти без посторонней помощи. Кому-то для этого нужны деньги, кому-то физическая помощь, а кто-то нуждается в элементарной психологической поддержке. Поэтому, узнав о твоих проблемах, я решил отыскать то выпавшее звено, которое поможет тебе вернуться к нормальной человеческой жизни.
Алексей говорил медленно, взвешивая каждое слово, и видел устремлённый на него изучающий взгляд Полины. Взгляд казался больше враждебным, чем доброжелательным, и было трудно понять, что этот взор может означать.
Рудаков хорошо знал характер своей бывшей любовницы. Выслушав его философское разглагольствование, она запросто может послать его куда подальше, заявив, что не нуждается ни в какой помощи. Конечно же, такой посыл будет изложен достаточно корректно – Полина не позволяла себе разговаривать с ним в грубой форме. Слова подбирались ею очень талантливо, в них безошибочно угадывались завуалированные ругательства. Такое бывало в их отношениях, и не раз. Однако, она может и прислушаться, если посчитает его доводы убедительными.
– Я ответил на все поставленные вопросы? – спросил он после небольшой паузы.
– Почему ты решил, что у меня есть проблемы? – с вызовом проговорила Полина, поднимая бокал с вином.
– Потому что все они отображены на твоём лице, – ответил Алексей с улыбкой. – Я хорошо знал секретаря строительной компании Полину Гребер, которая с возмущением стыдила прораба, позволившего себе выразиться в приёмной нецензурным словом. Она не умела лгать, заступалась за незаслуженно наказанных сотрудников, презирала мерзавцев всех мастей. Как ты думаешь, могла ли такая женщина по собственной воле перешагнуть через моральный плинтус?
– Между той женщиной и этой, что сидит перед тобой, – промежуток времени в десять лет, – повышенным тоном заявила Полина. – И больше половины этого времени она прожила среди граждан загнивающего запада. Ты лучше скажи мне: что тебе наплёл про меня тот человек, от которого ты получил визитку?
– Я получил информацию о тебе по иному каналу, – солгал Алексей, чтобы отвести возможные наезды на сотрудницу отеля и Наталью Мамедову со стороны криминального окружения Полины. В данный момент он не мог доверять ей полностью, как это было прежде. Смутно догадываясь, в какое дерьмо вляпалась его возлюбленная, он сомневался в искренности её слов. Если его предположения подтвердятся – дело может реально обернуться большой трагедией для определённого круга лиц.
Алексей заметил, как дрогнула рука Полины, державшая бокал. Чтобы скрыть волнение, она выпила сразу половину бокала и тут же отставила его в сторону.
– И что это за канал? – нервно спросила она.
– Информация по линии управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, – придумал на ходу Рудаков. – У меня там друг служит, подполковник полиции. Вместе служили когда-то в ВДВ.
На этот раз Алексей не лгал. У него действительно был друг в Москве, служил в криминальной полиции, возглавлял отдел по борьбе с организованной преступностью. И виделись они с бывшим десантником два года назад. В данный момент он не мог и предположить, что уже совсем скоро события заставят обратиться к тому за помощью.
Полина изменилась в лице, у неё мелко задрожали руки, она быстро убрала их под стол. Рудаков понял, что своим надуманным заявлением попал в десятку. Пока его подруга не взяла себя в руки, чтобы занять глухую оборону, ему нужно было её дожать. Он начал прокручивать в голове, как это лучше сделать.
Полина была умна, и провести её вокруг пальца было весьма сложно.
– Почему не спрашиваешь, о чём он мне рассказал? – спросил он, надеясь, что Полина первой начнёт давать показания.
– Это ты, Лешак, расскажи мне, чего тебе наплёл ментовской друган, – с издёвкой проговорила Полина.
«Переборщил, однако, – отметил он про себя, откинувшись на спинку стула. – Если начну сочинять небылицы, она сразу поймёт, что я блефую. Судя по жаргону, жизнь изрядно пообломала ей крылья нравственности. Честь и достоинство остались в прошлом. Поли-Полюшки больше не существует, вместо неё появилась циничная «мамка» Паула. Она тупо начнёт отрицать свою причастность к криминальным деяниям. А мне нужно её признание, нужна правда, во что бы то ни стало. Я должен ей помочь. Это мой долг перед ней».
Рудаков придвинулся к столу, сделал пару глотков из бокала.
– Много чего, разлюбезная моя Полюшка. Ой, как много. Но давай твои признания отложим на потом, – сказал он, и лицо его сделалось серьёзным. – А сейчас рассказала бы ты лучше мне, как тебе жилось все эти годы.
– Тебе действительно интересно?
– Очень.
Полина надолго задумалась, водя пустой вилкой по тарелке, словно убирала со дна невидимые крошки. Потом, вскинув несколько раз на Рудакова свой задумчивый взгляд, проговорила:
– Сто раз пожалела, что польстилась на переезд в Германию. Если бы не родственники – жила бы и жила в родном Екатеринбурге и всё у меня, наверно, сложилось бы иначе.
Она поёрзала на стуле, усмехнулась невесело:
– Согласилась бы выйти за тебя замуж, родила бы ребёнка, и жила бы сейчас припеваючи.
– Что-то пошло не так? – не удержался Рудаков.
– Всё пошло не так, невезучей я оказалась, – продолжила Полина. – Хотелось поймать в Германии сказочную жар-птицу, а заполучила птичку-невеличку, которая без крыльев летала, без воздуха дышала и в клетку попала. Долго рассказывать, да и ни к чему. Без диплома в Германии вакансий на постоянную работу не отыскать. Тем более женщине без знаний немецкого языка. Мой дядя истоптал не одну пару обуви, обходя все районы Берлина, но ничего для меня подходящего не нашёл. Даже сиделкой устроиться не удалось. А жить на одно детское пособие, которое я получала на Димку, практически невозможно. Вот и пришлось мне для начала потрудиться в отеле уборщицей по временному договору, а потом, когда срок договора истёк, куда, думаешь меня занесло?
– Даже предположить не могу, – признался Рудаков.
– Никогда бы не догадался, – скривилась в ухмылке Полина.
– И куда?
– В бордель, уборщицей.
– В бордель?! – не поверил Алексей.
– Да, в бордель «Артемикс» – дом разврата высшей категории, но с достойной зарплатой. Хорошую школу я там прошла, даже карьеру для себя сделала, – на лице Полины проскользнула та же безрадостная и кислая усмешка. Рука её потянулась к бокалу с вином, она сделала несколько глотков, затем продолжила:
– Дослужилась аж до помощника администратора борделя. Это произошло уже после того, когда я стала свободно изъясняться на немецком. Для такой работы специального образования не требуется, нужны лишь хорошие организаторские способности, железные нервы и умение пользоваться кассовым аппаратом – его я освоила ещё в России. На мне лежали приём и регистрация клиентов, контроль за сохранностью их личных вещей, исполнение различных просьб. Иногда меня называли орнитологом, – Полина рассмеялась, вероятно, вспомнив какой-то забавный случай.
– Это как понять? – удивился Рудаков.
– Я «окольцовывала» клиентов специальными браслетами с личным номером, которые являлись своеобразным пропуском в бассейн, СПА-салон, сауну, кинотеатр с порнофильмами, массажный и косметический салоны, бар. Всего не перечислить – это целый комплекс услуг. Выражаясь по-русски, это что-то вроде завхоза и кассира в одном лице.
– Там и повстречала российского лётчика? – наугад вставил Рудаков свой вопрос, который стал для Полины полной неожиданностью.
– Тебе и это известно? – встрепенулась она.
– Я уже говорил, что мне много чего известно, – сказал Рудаков, сделав ударение на словах «много чего».
– Да, там и повстречала, – призналась Полина после непродолжительной паузы, не пытаясь отрицать или уйти от ответа. – Но целью его визита в «Артемикс» не было желание утешиться с проституткой, да будет тебе известно.
– Хм-м, а какая еще цель может быть у мужчины при посещении публичного дома, кроме получения интимных услуг? – с ухмылкой на лице поинтересовался Рудаков.
– Лёша Стремусов явился в «Артемикс», чтобы забрать своего штурмана, – сообщила Полина. – Их срочно вызвали по какому-то вопросу в представительство Аэрофлота.
– Лёша. Надо же, какое совпадение, – процедил Рудаков. – В постели ты его тоже Лешаком называла, как и меня?
– Нет, в постели я его никак не называла, – со злостью ответила Полина.
По интонации голоса Алексей уловил, что его некорректный вопрос был неприятен женщине, но мгновенно заговоривший в нём мужской эгоизм не желал делать никаких скидок на снисхождение.
– Во, как. Значит, развратом занимался штурман, а командир вызволял его из сексуального плена? Вероятно, телефон штурмана оказался заблокирован, и командиру пришлось нанести визит в публичный дом лично. Очень даже похоже на правду, – язвительно высказался Рудаков. – Ну, да чёрт с ним, с этим штурманом. Мне любопытен другой факт.
– Какой?
– Чем же смог очаровать железную леди Полину Гребер случайный посетитель борделя? – спросил Алексей, чувствуя, как его накрывает волна мучительной ревности.
«Что это со мной? – удивился он. – Прошло десять лет, а во мне всё ещё теплится любовь к этой развратной и циничной женщине?»
– Никак, ревнуешь меня? – поинтересовалась Полина. – Очнись, Лешак. Прошло десять лет, как мы расстались. Зная твою любвеобильность, могу лишь предположить, сколько женщин побывало в твоих объятиях. У тебя нет права в чём-то меня обвинять!
– Нас разлучили обстоятельства, а не ссора и ненависть друг к другу, – сказал Алексей. – Все эти годы я не переставал думать о тебе, надеясь на чудо, которое вновь воссоединит меня с тобой. И вот я узнаю, что ты в Москве, что попала в сети бандитов. Масса эмоций захлестнула меня. Любовь, ревность, разочарование и даже ненависть к тебе сплелись в один узел. Чтобы разрубить этот узел, я решил встретиться с тобой и во всём разобраться.
Алексей умолк, затем встал, прошёлся по комнате и вновь сел.
– А у тебя какие эмоции бушуют? – спросил он, наливая в бокал очередную порцию коньяка. – Поделись со мной своими ощущениями.
– Ты хочешь, чтобы я исповедалась перед тобой, как грешник перед святым отцом? – неожиданно спросила Полина, уставившись на Рудакова, как на редкостную вещь, а затем заливисто расхохоталась.
Она смеялась продолжительно, откинув голову назад и прикрыв глаза. Алексей смотрел на неё и ничего толком не понимал. Потом до него дошло: с женщиной случилась истерика. Он решил подойти к ней и успокоить, но Полине его помощь не понадобилась.
Просмеявшись, она вытерла проступившие слёзы, потом обошла стол, и, придвинув стул вплотную к стулу Рудакова, опустилась на него, произнесла надтреснутым голосом:
– Давай, Лешак, выпьем с тобой на брудершафт. Как раньше. Наливай мне полный бокал. Упьюсь до чёртиков и расскажу я тебе всё, что со мной произошло. Ты ведь, как клещ, всё равно не отцепишься от своей жертвы, пока не добьёшься нужного результата.
– Желание женщины – закон для мужчины, – улыбнулся Алексей.
– А желание мужчины – это Статья 131 УК РФ, – добавила Полина.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Глава 5
– Не собиралась я глазки строить русскому лётчику, – начала своё признание Полина. – Обстоятельства вынудили меня привлечь его внимание ко мне. Ты сам сейчас сказал: поступки человека определяют обстоятельства.
– Да, это так, – подтвердил Рудаков. – Беспричинных поступков не существует.
– Так вот, чтобы ты знал, – Полина замялась и увела глаза куда-то в сторону. Потом, после короткой паузы подняла свой взор на Алексея и решительно заявила:
– До встречи со Стремусовым я совершила убийство и мучительно вынашивала в голове все варианты, чтобы избежать наказания.
– Ты убила человека?! – воскликнул Алексей, не поверив словам Полины.
– Да, убила… так получилось…
Уголки её губ мелко дрогнули, Полина вновь отвела взгляд и на сей раз замолчала надолго, вспоминая, по всей вероятности, то трагическое событие.
Алексей был шокирован известием и смотрел на бывшую любовницу округлившимися глазами. В его голове не укладывался сам факт содеянного этой хрупкой и безобидной женщиной с высоконравственными принципами бытия. Поверить в такое было непостижимо для его разума.
Казалось, Полина вот-вот расплачется. Рудаков не стал досаждать её возникшими вопросами и ждал, когда та успокоится и сама захочет продолжить разговор.
Вопреки ожиданиям, Полина не размякла, не пустила слезу от тягостных воспоминаний, не позволила вызвать чувство жалости к себе. Глаза её оставались сухими и даже голос не дрогнул, когда она заговорила вновь.
– Это был сын хозяина заведения Гюнтер Краузе – отвратительный тип. Не каждого мерзавца можно поставить в один ряд с ним. Даже самые прожжённые проститутки-оторвы шарахались от него, как от прокажённого. Среди них он слыл жестоким сексуальным извращенцем и наркоманом, которому всё сходило с рук. Однако, из-за непредсказуемости действий этого негодяя, униженные женщины предпочитали умалчивать о его пристрастии к наркотикам и садистских издевательствах, которые он совершал.
Полина опять помолчала немного, будто колебалась с принятием решения: стоит ли раскрывать душу перед Рудаковым? Не случится ли неприятных последствий после её исповеди? Потом всё же решилась, продолжила:
– Гюнтер обратил на меня внимание не сразу, когда я появилась в борделе – в то время у него была другая пассия вне стен нашего учреждения. Через какое-то время он вообще исчез из поля зрения и не появлялся в «Артемиксе» около года. Поговаривали, что он даже покинул Германию. Все проститутки, которых он домогался, облегчённо вздохнули. Но этот подонок объявился вновь. И тут предметом его вожделения стала я.
Полина на секунду умолкла, смахнула просочившуюся наружу единственную слезинку, заговорила вновь:
– Он стал уделять мне знаки внимания. Сначала в виде веселых приветствий и воздушных поцелуев. Появляясь в "Артемиксе," шутил на публике, изображал интеллигентного и порядочного человека. Так продолжалось недолго. Однажды Гюнтер положил на стойку регистратуры передо мной букет живых роз. Положил и, пожирая меня взглядом проголодавшегося зверя, заявил, что после работы заедет за мной. Зная, чем может обернуться моё свидание с ним, я вежливо отказалась от его предложения, сославшись на занятость с сыном. Это не подействовало. Мои слова лишь подзадорили изверга ещё больше. Я увидела, как загорелись его глаза. Они светились огнём хищника, почувствовавшего свою лакомую добычу.
– Не смей мне возражать или отказывать в чём-либо, я этого не люблю, – сказал садист угрожающим тоном. – Твой сын уже взрослый, переночует дома один, и ничего с ним не случится.
Мне стало страшно. И тут я неожиданно для себя послала его по-русски на три буквы, выразившись матом впервые в жизни.
Гюнтер обомлел. Его замешательство длилось секунд десять, потом он громко расхохотался и, подняв вверх большой палец, проговорил довольным голосом: «– Гут, матка». Совсем, как в советских фильмах про фашистов на оккупированных территориях.
Алексей слушал Полину, затаив дыхание. Смотрел на неё, и не мог представить эту утончённую женщину, бросающую вызов отщепенцу. Каким было выражение её лица? Гневным, испуганным, презрительным или просто брезгливым?
Воспоминания давались Полине всё же нелегко. Рудаков заметил, как постепенно менялось её лицо. Кожа на скулах обескровилась, побелела, голос с каждым новым словом становился всё тише и тише, потемневшие глаза увлажнились. Несколько раз Полина судорожно сглатывала накатившуюся горечь в горле.
– Давай, Лешак, глотнём допинга, что ли, а то ещё чего доброго – разрыдаюсь, – пересиливая своё душевное состояние, произнесла Полина со свойственной ей усмешкой. Но усмешка эта получилась не иронической, как обычно, а печальной и беспомощной.
– Можно и увеличь дозу по такому случаю, – согласился Рудаков, взглянув на жалкие остатки вина в бутылке. Уровень коньяка в его округлой таре опустился на треть.
«А ведь прежде она такого количества спиртного не употребляла», – отметил он про себя.
Словно прочитав его мысли, Полина, скорчив на лице подобие улыбки, сказала:
– Не переживай, этого пойла у меня в достатке.
– Ты пристрастилась к алкоголю? – спросил Алексей.
– С чего ты взял?
– Раньше ты запасов не создавала и больше пары бокалов не употребляла.
– Раньше я никого не убивала и работала в образцово-показательной организации, – съязвила Полина. Потом, смягчившись, успокоила:
– Да ты не переживай, Лешак, не злоупотребляю я ни зельем, ни наркотой, – её лицо на мгновение просияло. – А это вино осталось от прежней хозяйки – целая коробка. Здесь я появляюсь очень редко. Об этом доме не знает никто. Это, так сказать, мой запасной аэродром на случай аварийной посадки.
Полина подняла бокал с остатками вина и долго держала перед собой, прежде чем опорожнить. Ей было о чём поразмыслить.
Покончив с вином в несколько приёмов, она тут же встала, сходила на кухню и выставила на стол вторую бутылку.
– Что было потом? – не удержался Рудаков, откупоривая бутылку, первым нарушив затянувшуюся паузу.
– Потом был период благоденствия,– рассмеялась она через силу. – Пока изверг не похитил меня из дома,
– Похитил?!
– Да. Подкараулил, гад, когда я возвращалась домой, и похитил. Подкрался сзади, заткнул рот тряпкой, пропитанной какой-то дрянью, после чего я отключилась, и он затолкал меня в машину.
Полина в очередной раз сглотнула появившийся в горле комок, медленно провела по лбу ладонью, будто стирая в памяти тягостные видения, и замолчала, уставившись в одну точку. Рудаков не тревожил её, ждал, когда та успокоится.
Так продолжалось минут пять. Алексей не выдержал, придвинулся к Полине вплотную, обнял её за плечи.
– Может, не надо вспоминать? – почти шёпотом произнёс он. – Зачем рвать душу лишний раз?
– Нет, Лешак, – вздохнула Полина, – хочу, чтобы ты выслушал меня до конца. Исповедь грешницы должна быть изложена без утайки. Коль уж ты отыскал свою любовницу, чтобы вытащить её из дерьма – будь любезен, мой рыцарь, выслушать все события в подробностях. Я должна рассказать тебе свою тайну, выговориться, наконец… Не могу я больше носить её в душе. Эта тайна, как огонь, жжёт меня изнутри, и, как тяжёлый камень, тянет вниз… Я уверена, что ты не предашь меня, поймёшь всё правильно и осудишь мои поступки не предвзято, по божьей шкале…
Рудаков обнял захмелевшую Полину, провёл ладонью по голове, успокоил:
– Конечно же не предам, глупенькая ты моя.
Прошло не меньше минуты, прежде чем Полина продолжила свой рассказ. Скривившись, как от зубной боли, наконец, разомкнула губы, заговорила вновь:
– Он увез меня в загородный дом. Очнулась в постели, голая. «Неужели успел надругаться?!» – подумала я с ужасом. А этот подлец стоит подле огромного танкодрома, на который уложил меня, зубы скалит. В руках у него шприц, заполненный под завязку какой-то дрянью. Стоит и трясёт им демонстративно, предугадывает вопросы, которые вертятся в моей голове. «Пока не поимел, – сказал он и заржал, как жеребец. – Жду, кукла, когда очухаешься. Правда, не смог утерпеть – сбросил с тебя лохмотья, чтобы разглядеть, какую игрушку привёз для себя. Поиграл твоими прелестями, проверил себя на готовность к играм». И опять заржал. Громко, голосисто. Я догадалась, что он успел уже задвинуться.
– Что, прости? – переспросил Алексей.
– Укололся, значит, дозу наркоты ввёл.
– А-аа…
– Проржался он, и заявляет: если я без сопротивления буду исполнять все его желания – тогда всё может закончиться благополучно, если нет – меня ждёт доза героина для укрощения строптивости. Выдвинул ультиматум, урод, закатил глаза и принялся с восторгом излагать, как будет меня трахать. Я поняла, что мне не выдержать издевательств, и решила убить негодяя.
Пока он смаковал, рисуя картины предстоящего разврата, я лихорадочно соображала, как сподручнее отправить изверга на тот свет. Хватануть по загривку чем-нибудь тяжёлым или воткнуть нож в сердце? Чувствую, нет, вариант не прокатит – он мужик здоровый, в одну секунду перехватит моё орудие убийства. Но, даже если и получится – труп, кровь, следы, отпечатки – всё, как в детективе, останется на месте преступления. Не могла я допустить, чтобы мой Димка осиротел. И тогда меня осенило: надо убить маньяка его же орудием – героином. Ввести лошадиную дозу и дело с концом. Сделать так, чтобы у следователя сложилось убеждение, будто смерть наступила в результате передозировки. И я начала с хитрости. «Чем ты меня отравил? – спросила я. – У меня конечности отнялись, и дышать трудно. Ты с инвалидом собрался заниматься сексом?»
«Не может быть», – не поверил он. – «Обычный хлороформ».
– Значит, не обычный, – выкрикнула я, а сама лежу, не шевелюсь, делаю вид, будто парализована. Тут он умолк, положил шприц на тахту, и отправился в ванную – там, видно, у него остался пузырёк с хлороформом. Я моментально спрыгнула с кровати, сорвала со стены старинное ружьё, и притаилась за дверью. Ну, а потом дело техники: шарахнула гада прикладом по затылку со всей моченьки – он и осел, закатив звериные глаза. Схватила шприц, выдавила из него всё содержимое до последней капельки. Получилась двойная доза. Одну он принял самостоятельно.
Полина оборвала свой жуткий рассказ, и в наступившей тишине Рудаков услышал, как у неё в горле прокатился какой-то хриплый звук. Волнение женщины передалось и ему. Он искоса посмотрел на Полину, пытаясь понять, что с ней происходит, и удивился: в глазах ни слезинки. Но вот сами глаза были неузнаваемы – они сделались неподвижными, словно помертвели. А вот подбородок, губы – дрожали. Алексей взял её ладони – они мелко тряслись.
– Бедная моя девочка, – прошептал он. – За какие грехи тебе выпала такая участь?
Полина сидела сгорбившись, и, казалось, не слышала его слов.
Звенящая тишина затянулась на несколько минут. Затем Полина, поборов волнение, выпрямилась и каким-то незнакомым охрипшим голосом рассказала о финале убийства:
– Потом я заполнила ванну водой, напустила пены, затем приволокла тело Гюнтера. До сих пор поражаюсь, откуда появилось во мне столько сил, чтобы перетащить здорового мужика в ванную. Наверное, у страха не только глаза велики, но и силы удваиваются. Как думаешь?
– Да, от страха человек способен на немыслимые поступки, – тут же подхватил Рудаков мысль женщины. – Ты утопила его в ванне?
– Нет, что ты. Такая нелепость сразу бы бросилась в глаза следователю. Я поплескала на тело мыльной водой, будто негодяй, вылезая из ванны, поскользнулся на кафеле и сам ударился о край головой. В тот момент я была уверена, что таким образом смогу навести следователя на ложный след о происхождении гематомы на затылке.
– Умно, – заметил Алексей. – А мушкет потом куда дела?
