Князь Мстислав Тмутараканский, младший брат Ярослава, был настоящим богатырем. Мстислав любил войну и охоту, обладал большой физической силой, хорошо знал ратное дело и отличался редким бесстрашием. Недаром князь получил прозвище Лютый (97, 98). Он вел активную внешнюю политику, ходил походами на соседей и в 1022 г. убил в поединке касожского князя Редедю. Мстислав пользовался огромным авторитетом не только среди русских воинов, но и вражеских бойцов, касоги уважали Мстислава и охотно служили в его дружине. Тмутараканский князь не вмешивался в войну Ярослава и Святополка, он предпочитал со стороны наблюдать за развитием событий. После победы старшего брата он попросил у Ярослава долю в отцовском наследстве. Киевский князь предложил Мстиславу Муром, но младший брат остался недоволен таким решением, ему хотелось большего. По мнению Ярослава, претензии Мстислава были безосновательны, поэтому он вновь ответил отказом. Разразился конфликт, решить спор братьев могли только мечи.
В 1023 г. Мстислав выступил в поход на Русь, в состав княжеской дружины помимо тмутараканцев входили касоги и хазары. Мстислав понимал, насколько невелики его силы по сравнению с общерусской ратью Ярослава, но делал ставку на своё воинское искусство и ратное мастерство. Разгромленные на Альте печенеги не могли помешать проходу тмутараканской дружины через степи, поэтому вскоре Мстислав объявился у ворот Киева. Ярослав в это время находился в Новгороде, поэтому Мстислав потребовал впустить его в столицу. Получив от горожан отказ, князь не рискнул штурмовать Киев, поскольку не располагал для этого необходимым количеством войск. Он ушел на левый берег Днепра и занял Чернигов, где был принят горожанами. Черниговцы решили поддержать Мстислава в грядущем противостоянии с Ярославом.
Битва при Листвене. Миниатюра из Радзивилловской летописи
Поход младшего брата на Русь застал киевского князя врасплох, он оказался не готов к новой войне. Поэтому Ярослав не стал спешить и решил, как следует подготовиться к борьбе. Как обычно, он сделал ставку на варягов, доверенные люди князя отправились к скандинавам вербовать наемников. Миссия увенчалась успехом, в Новгороде появился ярл Якун с многочисленной дружиной. Согласно свидетельствам летописцев, ярл был очень красив и носил вытканный золотом плащ. В очередной раз Ярослав повел на юг новгородские полки и варягов. Удивительно, но вместо того, чтобы идти в Киев и усилить свою рать киевскими полками, Ярослав двинул рать на Чернигов. Произойти это могло по двум причинам – либо князь был уверен в победе над Мстиславом, либо киевляне не пожелали принять участие в очередной княжеской междоусобице. Пусть братья сами разбираются на поле боя, жители Киева устали от внутренних войн. Противники встретились около городка Листвен на левом берегу Днепра, в верховьях реки Белоус. В наши дни это село Малый Листвен Репкинского района Черниговской области. Листвен располагался к северо-западу от Чернигова и находился на пути войск Ярослава, двигающихся от Днепра на столицу Северской земли. Оставив ладьи и драккары на берегу реки, новгородцы и варяги шли на Чернигов, когда путь им перекрыли полки Мстислава.
Наступил вечер, но братья не стали уклоняться от сражения. Мстислав быстро развернул войско в боевой порядок, в центре встали черниговцы, на флангах – хазары и касоги, тмутараканские дружинники остались в резерве. В случае победы черниговский князь обещал своим воинам богатую добычу: «Поидем на них; то ны есть корысть» (54, 124–125). Ярослав в центре расположил варягов, на правом и левом крыле поставил новгородцев. Наступила ночь, погода испортилась, пошел сильный дождь, загремел гром и засверкали молнии. Варяги пошли в атаку и вступили в бой с черниговцами, новгородцы сошлись с хазарами и касогами. Битва приняла характер лобового столкновения и сразу перешла врукопашную: «И трудишася Варягы, секущи Северу» (54, 125). Для наемников война была работой, за которую платили хорошие деньги, поэтому они проявляли усердие на поле боя. Черниговцы отступили под мощным натиском варягов, в битве наметился перелом. В этот момент Мстислав во главе тмутараканских дружинников ударил во фланг скандинавам. Ночь и непогода скрыли от ярла Якуна этот маневр, он не смог оперативно отреагировать на изменение ситуации. Атака тмутараканцев решила исход сражения, наемники дрогнули и начали отступать: «пошел в наступление Мстислав с дружиною своею и начал сечь варягов» (31, 162). Вскоре отступление скандинавов переросло в паническое бегство, центр великокняжеской рати был разгромлен. Следом за варягами стали покидать поле боя и новгородцы. Бежали князь Ярослав и ярл Якун, причем командир наемников потерял свой вытканный золотом плащ. Мстислав не рискнул преследовать противника в темноте и остановил погоню. Объезжая поле битвы, он произнес: «Кто этому не рад? Вот лежит северянин, а вот варяг, а дружина своя цела» (31, 162). Цинично подставив черниговцев под удар варягов, главной ударной силы Ярослава, Мстислав сохранил свою дружину. Ярослав и Якун ушли в Новгород, князь остался в городе и стал готовиться к продолжению войны, ярл вернулся на родину.
Последствия битвы при Листвене были для Ярослава крайне негативны, хотя и не обернулись катастрофой. Мстислав на Киев не претендовал и оставил за собой земли на левобережье Днепра. Братья помирились и даже совершили несколько совместных походов против соседей. Только после смерти черниговского князя в 1036 г. Ярославу вновь удалось объединить Русь под своей властью.
Великий князь Ярослав был в Новгороде, когда пришла весть о нашествии печенегов на Русь. Это известие не стало для князя неожиданностью, об этом свидетельствует тот факт, что когда великокняжеская рать выступила на юг, в её рядах была варяжская дружина. За короткий срок нанять столько профессиональных воинов-скандинавов было невозможно, им просто неоткуда было взяться в то время в Новгороде в таком количестве. Напрашивается вывод, что Ярослав был заранее извещен о грядущем походе степняков на Русь и отправил своих людей за море вербовать наемников. Возможно, что и визит князя в Новгород был связан с приготовлениями к большой войне с печенегами. Если это так, то князь проявил себя предусмотрительным военачальником и дальновидным стратегом. Узнав о вторжении степняков, Ярослав собрал новгородские полки и выступил на помощь Киеву, произошло это в конце апреля – начале мая 1036 г.
Князь не хотел прорываться к столице с боями по правому берегу Днепра, где расположились станом печенеги. Поэтому отправил пехоту по реке на ладьях, а конные дружины повел левобережьем. Благодаря этому маневру, великокняжеская рать ночью беспрепятственно вошла в Киев, печенеги при всем желании не могли этому помешать. По свидетельству Софийской летописи, «Ярослав же, великыи князь, собрав вои многы: Варягы и Словени, прииде к Киеву весне и вниде в град с вои, и Печенег бес числа видев» (54, 127). Ярослав разобрался в обстановке и принял решение вступить в битву со степняками. Дав новгородцам и варягам несколько дней отдохнуть после похода, князь начал подготовку к сражению.
Битва началась на рассвете. Полки и дружины покинули Киев и развернулись в боевые порядки перед линией городских укреплений, на месте, где впоследствии будет возведен Софийский собор: «бе бо тогда половина града» (54, 127). Летописец оставил подробное описание боевого порядка рати Ярослава: «И выступи из града, исполчи воя своя, и постави варяги посреди, а на правой стране кияне, а на левой стране новгородцы. И сташа пред градом» (89, 63). Позиция была очень выгодной, поскольку исключала возможность охвата флангов русской рати степняками. Левое крыло великокняжеских полков было прикрыто днепровскими кручами и урочищами, на правом фланге развернуться печенегами мешали Лыбедь и русло Сухой Лыбеди. Поэтому попытка печенегов зайти в тыл противнику была обречена на провал. Ярослав вынудил степняков идти в лобовую атаку и начисто лишил противника возможности маневра, тем самым создав серьезные предпосылки для своей победы.
Битва под Киевом. Миниатюра из Радзивилловской летописи
Битва началась атаками печенежских конных лучников, затем в бой вступили главные силы степняков: «Печенези же приступиша, и начаша стреляти, и съступишася на месте, идже ныне стоит святая Софиа, митрополиа Русскаа» (60, 80). Здесь проявилось преимущество русских пеших ратников и варягов над степными всадниками, тяжеловооруженные пехотинцы отразили атаку легковооруженной конницы и удержали позиции. Варяги в совершенстве владели тактикой ближнего боя, печенеги предпочитали маневренную войну, поэтому исход противостояния был закономерен. Степняки продолжили яростные атаки, потери печенегов были огромны, к вечеру в битве наступил перелом. В бой вступили конные дружины Ярослава, кочевники не выдержали мощного натиска свежих сил противника и обратились в бегство. Страх охватил степняков: «И побежали печенеги в разные стороны, и не знали, куда бежать, одни, убегая, тонули в Сетомли, иные в других реках, а остальные бегают, неизвестно где, и до сего дня» (31, 164). Кто-то из кочевников мог утонуть в Днепре, основная же масса печенегов должна была уходить на юг или на север. Те из степняков, кто бежал на юг, должны были перебираться через Лыбедь, что могло привести к большим жертвам среди печенегов, за которыми гнались русские воины. На основании летописных свидетельств, можно сделать вывод о том, что большая часть степняков отступала на север, вдоль русла реки Лыбедь, урочищ Сухая Лыбедь и Дорогожичи. Как следствие, беглецы уперлись в Дорогожицкое болото и ручей Ситомль, приток речки Почайны, где были перебиты русскими дружинниками. Ярослав лично принимал участие в битве, недаром летописец среди многих достоинств киевского князя отметил его мужество на поле боя: «бяше же Ярослав хромоног, но умом соврьщень и храбор на рати, и христиань, чтяше сам книгы» (65, 147).
Последствия битвы оказались для печенегов катастрофическими, разгромленные орды отступили от границ Руси и ушли на Дунай или на Дон, где кочевали родственные племена торков. Опустошительные набеги и вторжения прекратились. Ярослав свершил то, чего не сумели сделать ни его отец Владимир, ни дед Святослав – навсегда избавил Русскую землю от печенежской угрозы. На месте великой победы был возведен Софийский собор.
О причинах последней русско-византийской войны русские летописцы никаких подробностей не сообщают, они лишь констатируют сам факт. В Константинополе к власти пришел Константин IX Мономах и византийский историк Михаил Пселл написал, что «варвары, хотя и не могли ни в чем упрекнуть нового царя, пошли на него войной без всякого повода, чтобы только приготовления их не оказались напрасными. Такова была беспричинная причина их похода на самодержца» (41, 98–99). По мнению Иоанна Скилицы причина войны заключалась в убийстве русского купца византийскими торговцами во время ссоры на рынке в Константинополе. Но это могло быть лишь поводом, истинные причины конфликта лежали гораздо глубже. Попытка решить проблему мирным путем провалилась, по свидетельству Ибн ал-Асира русские послы выдвинули в Константинополе «необычные» требования (9, 115–116). При этом историк не поясняет, в чем был смысл этого демарша. Как бы там ни было, византийцы были вынуждены вступить в войну с Русью.
Для похода на Константинополь Ярослав собрал значительные силы, возглавил войско старший сын великого князя Владимир. Как пишет Иоанн Скилица, княжеская рать насчитывала 100 000 воинов (150, 237). Иные данные приводит византийский историк Михаила Атталиат, по его мнению, русский флот насчитывал 400 судов (150, 236).
Бой у маяка Искресту в 1043 году. Из книги Е.А. Разина «История военного искусства»
Поскольку на ладье помещалось 50 человек, численность русского воинства можно определить в 20 000 бойцов. В состав княжеской рати входили полки Южной Руси и варяжские дружины, о новгородцах в летописях упоминания нет. Весной 1043 г. ладейный флот Владимира Ярославича отправился в поход на Константинополь (54, 128). В устье Дуная была сделана остановка, воины высадились на берег и стали грабить окрестности. Владимир собрал военный совет, чтобы обсудить дальнейший ход войны. Русские воеводы предложили остаться на месте, дождаться имперскую армию и вступить с ромеями в бой на суше. Судя по всему, они опасались огненосных дромонов византийцев и предпочитали сражаться на берегу. Варяги настаивали на продолжении похода к Константинополю по морю, мотивируя тем, что оставленный для защиты вражеской столицы флот невелик. И это было правдой. Как пишет Михаил Пселл, «Морские силы ромеев в то время были невелики, а огненосные суда, разбросанные по прибрежным водам, в разных местах стерегли наши пределы» (41, 99). Возможно, Владимир согласился бы с мнением воевод, но неожиданно в русском лагере объявилось византийское посольство. Император просил князя не разрывать мирный договор, не начинать боевые действия и обещал исправить совершенные в отношении русских купцов несправедливости. Владимир истолковал мирные инициативы Константина Мономаха как признак слабости и объявил о продолжении войны. Князю было 23 года, он был молод, горяч и жаждал ратной славы. Победило мнение варяжских конунгов, русский флот направился к Константинополю. Прибыв к Босфору, Владимир приказал воинам вытащить ладьи на берег и отдохнуть перед грядущим сражением. Узнав о появлении вражеского флота, Константин IX приказал собрать все боеспособные корабли в гавани Константинополя и отправить навстречу противнику. Из столицы были высланы русские купцы и находившиеся на службе Империи наемники из Руси. Император покинул дворец, поднялся на борт флагманского корабля и повел флот к Понту Эвксинскому. По берегу шла сухопутная армия Империи. Морское сражение между русскими и ромеями произошло на следующий день «в устье Понта, в так называемом Фаросе» (150, 237). Там, где в 941 г. ладьи князя Игоря встретились с огненосными дромонами патрикия Феофана.
На рассвете Владимир вывел флот в море и выстроил ладьи в длинную линию, растянув строй судов от одного берега до другого. Византийские корабли выстроились в боевой порядок напротив вражеского флота, Константин IX покинул дромон и поднялся на пологий холм, чтобы отсюда наблюдать за сражением. Флоты простояли друг напротив друга до самого вечера, никто не решился первым начать сражение. Когда очередная попытка ромеев вступить с противником в переговоры потерпела неудачу, император приказал атаковать вражеский флот. Вперед выдвинулись два огненосных дромона под командованием патрикия Василия Феодорокана, ему было приказано сблизиться с вражескими судами и спровоцировать князя Владимира на атаку. Но патрикий увлекся, нарушил приказ и ударил в центр позиций противника. Ладьи и драккары быстро окружили дромоны, русские и варяги устремились на абордаж. Ромеи с высоких палуб кидали камни и копья, дружинники рубили борта дромонов топорами и пытались пробить заостренными бревнами. Морская битва стала похожа на сухопутное сражение. Ситуация изменилась, когда ромеи стали использовать греческий огонь. Семь ладей загорелись, три были потоплены ударами таранов, на остальных русских судах началась паника. Феодоркан воспользовался ситуацией и со своими людьми захватил вражеское судно. Увидев успех авангарда, в бой вступили остальные корабли императорского флота. Византийская атака обратила русских в бегство, ладьи тонули, налетали на скалы и подводные камни. В это время резко изменилась погода, восточный ветер погнал огромные волны на княжеский флот и разбросал ладьи по морю. Византийские корабли, более мощные и устойчивые, изменили курс и стали уходить в Босфор. Ладью Владимира разбило ветром, князя спас воевода Иван Творимирич. Большая часть флота погибла, согласно свидетельству Скилицы на берегу было обнаружено 15 000 погибших русских (150, 238). Константин Мономах два дня пробыл на месте сражения и вернулся в столицу. Солдатам сухопутной армии досталось огромная добыча, среди трофеев были оружие и доспехи, выброшенные волнами на берег (150, 238). Поражение Владимира было сокрушительным, вновь проявилось подавляющее преимущество ромеев в морской войне.
Около 6000 дружинников и ратников оказались на суше без оружия и воинского снаряжения, не нашлось для них и места в ладьях. Приближенные Владимира наотрез отказались возглавить этот отряд, только воевода Вышата проявил мужество и принял командование над отчаявшимися людьми: «Вышата же воевода, видев дружину свою стоящу, и рече: «Не иду к Ярославу» (54, 128). Вышата повел отряд на север, но на половине дороги был перехвачен ромеями. По сообщению Иоанна Скилицы, «архонт городов и деревень у Истра» Катакалон Кекавмен в окрестностях Варны разбил отряд Вышаты и взял в плен 800 русских воинов (150, 238). Многие из пленников были ослеплены. Владимиру повезло больше, он даже умудрился взять небольшой реванш у ромеев. Как пишет Иоанн Скилица, в погоню за разбитым русским флотом были отправлены 24 триеры под командованием патрикия Константина Каваллурия (150, 238). Были это огненосные дромоны или простые суда, неизвестно. Летописцы приводят другие данные о количестве византийских кораблей: «И посла царь именем Монамах, по Руси в след олядии 14» (54, 128). Как бы там ни было, ромейские полководцы византийцы ошиблись в своих расчетах и выделили для преследования недостаточно судов. Русские и варяги воспользовались малочисленностью противника и тактическими ошибками патрикия Каваллурия. Когда 11 византийских кораблей неосмотрительно вошли в бухту, где стоял русский флот, ладьи перекрыли противнику пути отступления и атаковали триеры со всех сторон. Четыре судна были захвачены, остальные потоплены, патрикий Каваллурий погиб. После этой победы остатки русского флота вернулись в Киев.
С.М. Соловьев подвел итоги конфликта между Русью и Империей: «Чем обнаруживалась вражда в продолжение трех лет, неизвестно; на каких условиях был заключен мир, также неизвестно» (157, 219). Так закончилась последняя русско-византийская война.
После смерти великого киевского князя Ярослава Владимировича Русь была поделена между его сыновьями. Согласно завещанию отца, Изяслав стал княжить в Киеве, Святослав – в Чернигове, Всеволод – в Переяславле, Игорь – во Владимире-Волынском, Вячеслав – в Смоленске. В 1057 г. умер смоленский князь Вячеслав Ярославич, в 1060 г. скончался Игорь Ярославич. Власть на Руси сосредоточилась в руках Изяслава, Святослава и Всеволода, образовался так называемый триумвират Ярославичей. Но у братьев был серьезный соперник – полоцкий князь Всеслав.
Полоцк был выделен киевским князем Владимиром Святославичем в удел старшему сыну Изяславу. Изяслав больше ни на что не претендовал, тихо сидел в своей вотчине и умер при жизни отца. Совсем иначе повел себя сын Изяслава, Брячислав, считавший претензии своего дяди Ярослава на старшинство в роду необоснованными. Что в итоге привело к военному конфликту между Киевом и Полоцком из-за Новгорода. По итогам войны Брячислав отказался от претензий на Новгород, взамен от дяди получил два стратегически важных города – Витебск и Усвят. Ситуация изменилась после смерти Ярослава, когда полоцкий князь Всеслав Брячиславич стал старшим в роду Владимира Святославича. На своих двоюродных дядьев Ярославичей Всеслав смотрел как на врагов, не по праву получивших власть над Русью. Изяслав, Святослав и Всеволод платили родственнику той же монетой, поскольку видели в нем опасного конкурента. Тем более, что древнее право было на стороне полоцкого князя. Как и его отец, Всеслав решил предъявить претензии на Новгород и в 1067 г. захватил город. Однако удержаться в нем не смог. Уходя, Всеслав поджег Новгород, ограбил горожан, снял колокола с Софийского собора и вывез их в Полоцк.
Расплата за содеянное зло наступила на следующий год. Зимой 1067 г. Изяслав, Святослав и Всеволод собрали полки, вторглись в Полоцкое княжество и осадили Минск. У Всеслава не было достаточного количества войск, чтобы противостоять объединенной рати князей Южной Руси, поэтому он отступил в леса и расположился в местечке Дудутки.
Битва на реке Немиге. Миниатюра из Радзивилловской летописи
Всеслав исходил из того, что овладев Минском, Ярославичи не станут гоняться за двоюродным племянником по лесам и болотам, а вернутся на юг. Но всё пошло не так, как планировал Всеслав, если князь думал, что в худшем случае его родичи просто разорят Минск, то он жестоко ошибся. Ярославичи устроили в Минске кровавую бойню, в городе перебили не только взрослых мужчин, но и женщин с детьми. Кто избежал меча, тот попал в плен. За стратегический просчет Всеслава расплатились жители Минска. В чем был смысл учиненного Ярославичами погрома? Можно предположить, что братья вполне осознанно уничтожили Минск, тем самым спровоцировав Всеслава на битву. Теперь полоцкий князь обязан был отомстить убийцам и отбить пленников, иначе подданные просто не поняли бы его действий. Всеслав был вынужден вступить в сражение, но сделал это тогда, когда противник находился в невыгодных условиях. 3 марта 1067 г. на реке Немиге полоцкая рать атаковала полки Ярославичей.
Информации о битве на Немиге немного, всего несколько строк в летописи. Но замысел Всеслава на битву станет понятен, если мы определимся с местоположением Немиги. Н.М. Карамзин (143, 48) и В.Н. Татищев были уверены, что Немига – это Неман (161, 159). Данное утверждение представляется крайне сомнительным. Всеславу не было никакой необходимости залезать в такие дерби, ему надо было прикрывать Полоцк, который находился совсем в другой стороне. Да и Ярославичам не имело смысла вести полки в такую глухомань на поиски своего врага. И Всеслава бы не нашли, и ратников могли погубить.
Есть другая точка зрения. Дело в том, что в средние века детинец в Минске омывался реками Свислочью и Немигой (121, 142). А.Н. Насонов полагал, что битва произошла именно на этой реке: «Немиза (Немига) р., приток реки Свислочь» (153, 245). К началу XIX в. русло Немиги пересохло, она обмелела, превратилась в ручей, затем и вовсе исчезла. Память о ней сохранилась только в названии улицы: «Одной из древнейших улиц Минска по традиции считают Немигу. Она шла вдоль берегов одноименной речки и известна в источниках с XVI в.» (169, 79). Местом сражения могли быть истоки Немиги, и если это так, то битва произошла к югу от Минска. Когда Ярославичи стали уходить от разоренного города по льду реки, Всеслав внезапно напал на вражескую рать. В летописях четко зафиксировано, что именно полоцкий князь атаковал полки Ярославичей, а не наоборот: «поидоша к Немизи, и ту выиде противу их Всеслав» (65, 157). Бой был жесточайший. Численное преимущество противника полоцкий князь компенсировал внезапностью нападения и лучшей позицией. Ярославичи не успели развернуть полки в боевые порядки, их войска понесли серьезные потери: «и бысть им бой велик и сеча зла, многы падоша» (65, 157). Маневрировать конным дружинам Ярославичей мешали большие сугробы на берегах Немиги: «и бяше снег велик» (26, 186). В конечном итоге, исход боя должен был решить численный перевес полков южнорусских князей, согласно «Повести временных лет», Всеслав бежал с поля боя. Но это точка зрения киевского летописца, негативно настроенного по отношению к Всеславу. Полоцкая летопись до наших дней не дошла, поэтому мы не знаем альтернативной точки зрения. Дальнейшие события показали, что сила Всеслава не была сломлена на Немиге, полоцкий князь сохранил войско и был готов продолжать борьбу. Изяслав, Святослав и Всеволод ничего не могли поделать со своим родичем, война затянулась до середины лета. И тогда Ярославичи пошли на подлость. Они позвали двоюродного племянника на переговоры, чтобы миром решить все спорные вопросы. Родственники целовали крест, что с полоцким князем не случится ничего плохого: «Приходи к нам, не сделаем тебе зла» (31, 175). Всеслав поверил и приехал, однако 10 июля был схвачен в шатре Изяслава, закован в цепи и отправлен в Киев.
Битва на Немиге надолго осталась в памяти русских людей как символ бессмысленности и жестокости княжеских междоусобиц. Недаром автор «Слова о полку Игореве» недобрым словом поминал это побоище:
На Немиге снопы стелют из голов,
молотят цепами булатными,
на току жизнь кладут,
веют душу от тела.
У Немиги кровавые берега
не добром были посеяны —
посеяны костьми русских сынов
(112, 93).
Посеянное на Немиге зло не осталось безнаказанным, расплата за жадность, ложь и жестокость наступила для Ярославичей очень скоро.