Михаил Елисеев
Битва на Калке

Полная версия

* * *

© Елисеев М.Б., 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Предисловие

Битва на Калке стала трагедией для Южной и Юго-Западной Руси. Другое дело, что она не имела тех судьбоносных последствий, какие обычно ей приписывают. Корпус Субудая и Джебе вопреки сложившемуся мнению никакой разведки боем на западе не производил, а оказался в приднепровских степях в какой-то мере случайно. Шансов на то, что битва на Калке произойдет, было гораздо меньше, чем шансов на то, что она не случится.

Накануне битвы случилось небывалое дело – в кои-то веки русские князья объединили свои силы перед лицом внешней угрозы. Казалось, что вернулись времена Владимира Мономаха, когда русские дружины ходили в степь и громили кочевников. Но так только казалось, поскольку среди русских князей в этот момент не нашлось человека, который по своим качествам хотя бы отдаленно напоминал легендарного воителя. Некому было объединить в один кулак русские полки. Знаменитый ратоборец Мстислав Удатный оказался пустозвоном, воющим за добычу и славу, а не «за други своя». В итоге поход в Половецкую степь закончился для русских войск чудовищной катастрофой.

О том, что происходило на Руси после битвы на Калке в 1223 году мало кому известно, поскольку после рассказа об этом сражении обычно начинается описание нашествия Батыя в 1237 году. И лишь невнятно упоминается о том, что в течение полутора десятка лет между этими двумя датами русские люди только тем и занимались, что участвовали в постоянных междоусобицах. Такой подход совершенно неверен и даже вреден. Потому что битву на Калке можно рассматривать только в контексте всей эпохи, сопоставляя с положением вещей как внутри самой Руси, так и на её восточных и западных рубежах. Только в этом случае можно будет понять влияние битвы на последующий ход нашей истории. При этом необходимо учитывать, что победа русских в той роковой битве не изменила бы ровным счётом ничего и через 15 лет орды Батыя всё равно бы появились у рязанских границ. К тому же, итоги битвы на Калке не оказали никакого влияния на дальнейшее развитие Северо-Восточной Руси, на которую в 1237–1238 годах обрушился главный удар монголов. Но дело даже не в этом.

Как до битвы на Калке, так и после неё Русь продолжает вести борьбу против агрессии Запада в Прибалтийском регионе. Пик этого противостояния приходится как раз на годы, последовавшие за разгромом русских дружин в Половецких степях. Борьба за Юрьев, битва на Омовже – вот лишь немногие вехи на этом трудном пути. И то, что битва за Прибалтику была в итоге проиграна, никоим образом не связано с поражением на Калке. Главной причиной этой фатальной неудачи стали непоследовательность и безответственность новгородцев, которые своей противоречивой и бестолковой политикой свели на нет все успехи как суздальских князей, так и их смоленских коллег. С другой стороны, князья так и не сумели выработать единый комплекс мер, который бы остановил агрессию католиков в Прибалтике.

Зато на восточных рубежах князья Северо-Восточной Руси добились значительных успехов в противостоянии с Волжской Болгарией. Успешные походы на болгар и мордву резко изменили баланс сил в регионе, и у русских были все шансы продолжить победоносное наступление в восточном направлении. Но не получилось, поскольку началось Батыево нашествие.

Что же касается Южной и Юго-Западной Руси, то после битвы на Калке и гибели такого количества князей там начался дикий передел власти. Усобицы вспыхивали одна за другой, князья приводили на Русь то половцев, то ляхов, то венгров. На Юго-Западной Руси князь Даниил Романович бился за Галич как против черниговских князей, так и против католических правителей Венгрии и Польши. А заодно воевал с мятежным боярством. В Южной Руси князья сошлись в лютой схватке за Киев, который постоянно переходил из рук в руки. Даже когда монгольская орда топтала суздальские земли, на юге продолжались кровавые княжеские раздоры.

И вот эта интереснейшая эпоха оказалась в тени одного-единственного события – битвы на Калке. После неё следует временной провал, который заканчивается нашествием Батыя. Поэтому целью данной работы было показать битву на Калке не саму по себе, а в контексте эпохи, рассказать о не менее значительных, но незаслуженно забытых событиях нашей истории.

I. «Пришли народы неизвестные, безбожные моавитяне…»

1. Ураган идет с востока

Боже, что за несчастие, искры от которого разлетелись во все стороны, и вред его сделался всеобщим!

Оно распространилось по странам подобно тучам, погоняемым ветром.

Ибн аль-Асир

Знамения были страшные. На Русь пала великая засуха, днем и ночью горели леса и болота, черный дым окутывал землю столь плотно, что люди не могли видеть друг друга. Нельзя было узреть ни солнца, ни луны, ни звезд, поскольку небо было закрыто темной пеленой. От едкой гари птицы мёртвыми падали на землю, а в города и села из объятых пламенем дремучих лесов сбежались диковинные звери. Страх и ужас охватил весь народ, от боярина до простого смерда.

Затем грянула новая напасть. Явилась звезда на западе, величием своим превосходя остальные звезды, и горела она так семь дней. А на седьмой день пошли от неё лучи, какие не зрел доселе глаз человеческий, и протянулись они на восток, как копье. И горела она так четыре дня, предвещая войны и бедствия великие, болезни и кровопролитие, а затем стала невидима. В страхе крестились русские люди, глядя на небо, ибо неспроста было послано им это грозное знамение.

* * *

В начале весны 1220 года армия Чингисхана осадила Самарканд. Противник завоевателя, хорезмшах Мухаммед, выбрал на войну с кочевниками тактику пассивной обороны и теперь сполна расплачивался за свои стратегические ошибки. Монголы быстро захватывали города Мавераннахра, одни силой оружия, другие с помощью предательства. Видя, как рушится его государство, шах Хорезма ударился в бега. Когда об этом стало известно Чингисхану, то он крепко задумался и велел позвать нойона^[1] Джебе из племени йисут и Субудай-багатура из племени урянкат. Когда военачальники согнули спины перед своим повелителем, Потрясатель Вселенной сказал следующие слова: «Отправляйтесь в погоню за султаном Хорезмшахом, и где бы вы его не настигли, если он выступит против вас с войском и у вас не будет силы для сопротивления, не медлите и известите [меня], а если он будет слаб, противостойте [ему]! Так как непрерывно доходят известия об его слабости, страхе и ужасе, то наверно он не будет иметь силы состязаться [с вами]. Заклинаю вас мощью великого господа, не возвращайтесь назад, пока вы его не захватите. Если он изнеможет от вас и с несколькими людьми укроется на крутой горе или в тесной пещере, либо скроется от людских очей подобно пери, вы должны врезаться в его области подобно сильному ветру и всем, кто явится к вам с покорностью, окажите [таким] поощрение, дайте [охранную] грамоту и [поставьте им] правителя [шихнэ], а каждого, кто будет дышать неповиновением и противодействием, уничтожьте!Согласно сему [моему] наказу, покончив эти дела в трехлетний промежуток времени, вы возвратитесь через Дешт-и-Кипчак и присоединитесь к нам в нашем древнем юрте, в Монголии, так как по аналогии [с происшедшим] мы, по-видимому, за этот срок совершенно покончим с делом [покорения] земли Иранской и прибудем домой победителями и победоносными. Я вскоре вслед за вами пошлю Тулуй-хана на завоевание городов Хорасана: Мерва, Херата, Нишапура, Серахса и их областей. Джочи, Чагатая и Угедея со славными войсками я отправлю на завоевание Хорезма, который является важнейшим из городов и столицей султана Хорезмшаха. Клянусь силою великого господа, нам удадутся эти несколько дел, и мы прибудем домой как раз за это количество времени!»^[2] (Рашид ад-Дин, с. 209).

В дальнейшем Рашид ад-Дин сделает одно существенное уточнение. Историк отметит, что, помимо поимки Мухаммеда, Субудай и Джебе должны завоевать земли Аррана, Азербайджана, Ирака и Ширвана (с. 225), лишив тем самым хорезмшаха базы для набора новой армии. Это был не просто приказ, это был план кампании, в котором обозначены четкие цели и конкретные сроки. Полководцы покинули юрту Чингисхана, вскочили на коней и помчались в расположение своих войск. Вскоре два монгольских тумена^[3] выступили в поход на запад. Путь их лежал через Иран к побережью Каспийского моря, куда вели следы хорезмшаха Мухаммеда. Однако Чингисхана одолевали сомнения, кагану казалось, что сил у Джебе и Субудая будет недостаточно, чтобы изловить беглеца. И тогда завоеватель приказал нойону Тохучару поднять свой тумен и догнать ушедшие на запад войска, чтобы вместе с ними принять участие в поимке хорезмшаха. По мнению Чингисхана, 30 000 монгольских воинов было вполне достаточно, чтобы его полководцы справились с поставленной задачей (Рашид ад-Дин, с. 214). Но всё пошло не так, как планировал завоеватель.

Наместник большого и богатого города Мерва Хан-мелик посчитал сопротивление монголам делом бессмысленным и отправил послов к Чингисхану с изъявлением покорности. Не зная, какой будет ответ, Хан-мелик на всякий случай покинул Мерв и ушел в горную область Гарчистана на территории Северо-Западного Афганистана. Каган оценил жест доброй воли со стороны врага и распорядился, чтобы проходившие по землям Хан-мелика войска не чинили вреда ни его подданным, ни его землям. Джебе и Субудай исполнили волю повелителя, и их воины продемонстрировали местному населению, что такое хваленая монгольская дисциплина. Тохучар поступил иначе.

Согласно информации, которую сообщает Рашид ад-Дин, темник, истолковав приказ повелителя в выгодную для себя сторону, занялся грабежами и разбоями на землях Хан-мелика. После чего ввязался в войну с горцами и был убит. Хан-мелик быстро сориентировался в ситуации. Желая отвести от себя вину за содеянное, он свалил всё на Тохучара, благо что тот уже не мог оправдаться. Наместник Мерва отправил к Чингисхану посла со следующими словами: «Я [в свое время] советовал султану Хорезмшаху [подчиниться тебе], он не внял [сему]. Злая судьба заставила его противиться тебе, пока он не испытал то, что испытал. Я, раб, перед этим послал к тебе, изъявил покорность и сказал, что я буду служить тебе от искреннего сердца и что я отстал от султана. Теперь Джэбэ-нойон пришел и прошел, не обижая. Следом за ним пришел Субэдай-нойон и точно так же прошел, не причинив вреда. За ними пришел Тукучар, и сколько ни говорили [ему] гурцы, что мы-де покорны, он не внял, угнал много народа и таракчиев и вступил в войну с народом, пока не был убит. Куда же девались хорошие люди у державы Чингиз-хана, что он послал подобных невежд на великие дела!» (Рашид ад-Дин, с. 220).

Таким образом, тумен Тохучара был разгромлен и в битве на Калке участия не принимал. Количество войск, посланных Чингисханом для поимки хорезмшаха Мухаммеда, неожиданно сократилось на треть.

Для Джебе и Субудая гибель Тохучара не имела никакого значения. Перед ними стояла задача изловить Мухаммеда, и они эту задачу выполняли. Боевые действия развернулись на территории Северного и Центрального Ирана. Хорезмшах метался по стране как загнанный зверь, нигде не находя покоя от идущих следом за ним монголов. Наконец сломленный морально и измученный болезнью, он умер на одном из островов у южного побережья Каспийского моря.

Узнав о том, что правителя Хорезма больше нет в живых, а его наследник Джелал ад-Дин ушел в Афганистан, Джебе и Субудай отправили к Чингисхану гонца со следующими словами: «Султан Мухаммед умер, а сын его Джелал ад-дин бежал и пришел в ту страну. Теперь мы, освободив сердце от [заботы] о них, согласно требованию, которое было определено приказом Чингиз-хана, бог даст, сможем прибыть в Могулистан, [но] это ведает мощь великого господа и счастье Чингиз-хана!» (Рашид ад-Дин, с. 226).

Иногда можно услышать мнение о том, что Чингисхан отправил Джебе и Субудая на запад, чтобы произвести разведку боем. Однако это не так. Каган ясно и недвусмысленно приказал своим военачальникам возвращаться в Монголию через Дешт-и-Кипчак, т. е. Половецкую степь. Это подразумевало движение на север вдоль берега Каспийского моря, а затем резкий поворот на восток. И всё, никаких боевых действий на западе. Если говорить о том, что монгольские полководцы действительно проводили глубокую разведку, то это можно отнести только к их действиям в Иране. Недаром Чингисхан на прощание сказал Субудаю и Джебе, что «я вскоре вслед за вами пошлю Тулуй-хана на завоевание городов Хорасана^[4]». В этом случае всё объяснимо. Поэтому можно говорить о том, что битва на Калке произошла благодаря стечению роковых обстоятельств и вопреки воле Чингисхана, который дал своим военачальникам совершенно другие инструкции.

Первоначально Субудай и Джебе четко придерживались тех установок, которые получили от кагана. Чтобы выйти в степи, им требовалось пройти через Закавказье, и полководцы спланировали вторжение в этот регион. После упорных боев были захвачены города Саджас, Зенджан и Казвин, прикрывавшие дорогу на Азербайджан. Причем жители Казвина, когда монголы прорвались на улицы города, схватились с захватчиками врукопашную и резали нукеров длинными ножами. После отчаянного сопротивления 30 марта 1221 года была захвачена и разрушена древняя Марага. В свете этих событий правитель Тебриза проявил инициативу и откупился от монголов, после чего Субудай и Джебе повели войска дальше на север.

Завоеватели вступили в область Аррана^[5] и после кровопролитной осады овладели городом Байлакан, учинив там дикую резню. Ибн аль-Асир оставил подробное описание тех зверств, которые вытворяли монголы в захваченном городе. По свидетельству историка, они «силой взяли город в рамадане (6) 18 года (1221) и заработали мечами так, что не оставили в нем никого – ни молодого, ни старого, ни женщины. Дошли до того, что они распарывали у беременных женщин животы и убивали зародышей, причем они предварительно женщин насиловали, а потом убивали их. Случалось, что кто-нибудь из них, выйдя на дорогу, по которой шло несколько человек, убивал их всех одного за другим, не встретив сопротивления ни с чьей стороны»^[6]. Накануне штурма жители города убили монгольского посла, чем и могли спровоцировать кровавую бойню. Но, с другой стороны, именно монголы без стыда и совести резали чужих дипломатов, и потому не приходится говорить о том, что особа посланца для них была священна.

После взятия Байлакана Субудай и Джебе повели войска на главный город Аррана – Ганджу. При этом военачальников смущали как мощнейшие укрепления Ганджи, так и многочисленность городского ополчения. Жители города были опытными воинами и имели богатый боевой опыт, приобретенный в частых вооруженных конфликтах с соседями. Поэтому монголы не рискнули брать Ганджу в осаду, а отправили в город послов с требованием выкупа. Горожане проявили благоразумие и предпочли расстаться с частью своего имущества, а не вступить в противоборство с нукерами^[7] Джебе и Субудая. Согласно сведениям Ибн аль-Асира, стороны разошлись миром (с. 140).

Монголы приближались к границам Грузии, где их поджидали серьезные трудности. Грузины собрали десятитысячное войско и вышли навстречу врагу, но потерпели поражение. Монгольские полководцы не рискнули преследовать отступающего противника по труднодоступной местности и продолжили движение на север. И здесь им неожиданно повезло. Некто Акуш, собрав многочисленное войско из туркмен и курдов, изъявил желание сражаться под знаменем Чингисхана. Его отряды влились в ряды потрепанного в многочисленных боях монгольского корпуса и в следующей битве с грузинами доказали свою боеспособность. Грузины снова были разбиты и отступили с большими потерями.

Третье сражение между монголами и войсками грузинского царя вновь закончилось победой Джебе и Субудая. Полководцы Чингисхана в этой битве всё разыграли как по нотам, продемонстрировав сильные стороны военного искусства монголов. Джебе с 5000 нукеров притаился в засаде, а Субудай повел свои войска на врага и после короткого боя обратился в притворное бегство. Грузинские воины кинулись преследовать отступающего противника, смешали боевые порядки и были наказаны за свою неосмотрительность. Отряд Джебе обошел их с фланга и внезапно атаковал. Разгром был полный и сокрушительный, на поле боя осталось около 30 000 погибших грузин.

Когда до грузинского царя дошла весть об этом поражении, он с оставшимися войсками спешно покинул столицу Тифлис, оставив государство на произвол судьбы. Но высокие горы, поросшие густым лесом и глубокие ущелья, где стремительно неслись бурные реки, пугали степняков. Разграбив близлежащие районы, они не стали продвигаться в глубь страны и ушли назад, оставив по себе недобрую память. Воинское умение монголов и их презрение к смерти произвели огромное впечатление на народы, по землям которых они прошли. Вот что рассказывал человек, сражавшийся против воинов Чингисхана^[8]: «Если кто вам скажет, что татары обратились в бегство или взяты в плен, то не верьте ему; но если вам скажут, что они убиты, то поверьте, так как этот народ никогда не бежит. Мы как-то взяли одного из них в плен, но он бросился с лошади и бил свою голову камнем до тех пор, пока не умер, но в плен не сдался» (Ибн аль-Асир, с. 141).

После победы над грузинами Субудай и Джебе вторглись в Ширван, где на их пути лежал древний город Шемаха. Осада затянулась, все атаки степняков были отбиты защитниками. Тогда монголы организовали непрерывный трёхдневный штурм, страшно измотавший горожан. Ибн аль-Асир передает гордые слова, которые были сказаны защитниками города перед последней схваткой: «От меча все равно не уйдешь так лучше нам твердо стоять, по крайней мере умрем с честью» (с. 141). Монголы продолжали наращивать натиск и сумели сломить сопротивление гарнизона. Шемаха пала, а её население было перебито.

Впереди полководцев Чингисхана ждали новые испытания. До степи Дешт-и-Кипчак было уже рукой подать, но на пути к ней лежал город Дербент, прозванный «Железными воротами» (Тимур-Кахалга) из-за неприступных укреплений. Чтобы пройти дальше на север, необходимо было штурмовать город, а сил на это у Джебе и Субудая уже не было. Их войска понесли большие потери, были измотаны непрерывными боями и осадами, а нукеры нуждались в отдыхе. И здесь монголам сыграл на руку правитель Дербента, отправивший к ним посольство из десяти самых знатных горожан. Одного из них степняки сразу же демонстративно убили, а остальным сказали следующее: «Если вы укажете дорогу, по которой мы могли бы перейти его, Дербенд, то вам будет дан аман, в противном случае мы вас убьем, как мы убили этого человека» (с. 142). Наглядный пример того уважения, которые монголы якобы испытывали к послам. Остальным членам делегации такого тонкого намека оказалось достаточно, и они по тайной дороге провели монгольские тысячи в обход города. Дербент остался позади, и весной 1222 года тумены Джебе и Субудая вышли в Половецкую степь.

* * *

Здесь захватчиков поджидало объединённое войско алан^[9] и половцев. Слухи о том, что к их границам движется беспощадное монгольское воинство, заставили аланских князей объединиться, и спешно искать союзников. Таковые были найдены в лице половцев. Два могущественных хана, Юрий Кончакович и Данила Кобякович, привели свои орды на помощь аланам. Один из них был сыном легендарного хана Кончака, главного антигероя «Слова о полку Игореве», а другой был сыном не менее знаменитого хана Кобяка, разбитого русскими в битве на реке Ореле и погибшего в Киеве. Именно Юрия Кончаковича русский летописец называет сильнейшим среди половецких ханов: «А Юрьи Кончаковичь бе больше всех Половець»^[10] (Софийская I летопись, т. 5, с. 203).

Многочисленность врагов не смутила полководцев Чингисхана, и они атаковали союзников. Упорное сражение не дало перевеса ни одной из сторон, аланы с половцами сражались храбро и устояли перед мощным монгольским натиском. Понеся серьезные потери, Субудай и Джебе были вынуждены отступить. Оба военачальника понимали, что они очень далеко оторвались от главных сил Чингисхана и в случае поражения их войска будут уничтожены. Помощи ждать было неоткуда и рассчитывать приходилось только на себя. С другой стороны, решить проблему силой оружия для монголов возможным не представлялось. И тогда было решено действовать хитростью.

К половецким ханам отправились монгольские послы с великими дарами и сказали такие слова: «Мы и вы – одного племени и происходим из одного рода, а аланы нам чужие. Мы с вами заключим договор, что не причиним друг другу вреда, мы дадим вам из золота и одежд то, что вы пожелаете, вы же оставьте нам [аланов]» (Рашид ад-Дин, с. 229). Примерно в таком же духе передает речь монгольских посланцев и Ибн аль-Асир: «Мы с вами одного рода (происхождения), а эти аланы вам не родня, чтобы вы им помогали, и их религия не похожа на вашу. Мы вам даем обещание не трогать вас, и мы вам дадим сколько хотите денег и одежды, если вы не будете вмешиваться между нами и ими» (с. 142). После этого между договаривающимися сторонами было заключено соглашение относительно количества денег и прочих богатств, которые монголы передавали Юрию Кончаковичу и Даниле Кобяковичу.

По большому счёту, именно захват добычи являлся для половцев главным приоритетом на войне. Но это война радикально отличались от тех, что они вели раньше, и если прежде половцы бились за добычу, то теперь речь шла о самом их существовании. Но их ханы этого не поняли. Позарившись на богатые дары и поверив обещаниям монгольских послов, они совершили предательство по отношению к аланским союзникам и увели свои орды. Оставшись в одиночестве, аланы были разгромлены, а их земли разграблены.

Наступил час расплаты для половцев. Полагаясь на заключенный с монголами договор, ханы распустили войска, и половецкие воины разъехались по своим кочевьям. Узнав об этом, Субудай и Джебе развернули тумены. Монголы пошли по степи огромной облавой, уничтожая всех, кто попадался им на пути. Для половцев наступили страшные дни, их становища подверглись невиданному разгрому. Рашид ад-Дин не без ехидства отметил, что «монголы внезапно напали на них, перебили всех, кого нашли, и взяли назад столько же, сколько отдали [раньше]» (с. 229). Страх обуял половецких ханов, поскольку сил, чтобы оказать сопротивление врагу, у них уже не было. Оставалось искать спасение в бегстве.

Степь пришла в движение, половецкие роды снимались с мест и устремлялись на запад. Десятки тысяч людей стремительно двигались к Днепру, табунщики гнали огромные табуны лошадей, за которыми шли стада домашних животных. Узнав о нежданной беде, кочевавшие в приднепровских степях половцы поспешно бросали свои кочевья и также бежали к переправам через Днепр. Вал беглецов катился к рубежам Русской земли. Во время этого панического бегства от рук монголов погибли Юрий Кончакович и Данила Кобякович, о чем свидетельствует Н.М. Карамзин. Это подтверждается и той информацией, которая содержится в Новгородской I летописи старшего извода: «А Данилъ Кобяковиць и Гюрги убьена быста». Несколько тысяч половцев монголы прижали к берегу Азовского моря и уничтожили.

Субудай и Джебе некоторое время преследовали беглецов, но затем резко изменили направление движения войск, вторглись в Крым и захватили город Судак. Местные жители не стали дожидаться, когда придут завоеватели, а просто разбежались по окрестным горам при известии об их приближении. После этого монгольские военачальники приняли решение перезимовать в Половецкой степи. Они отдавали себе отчет в том, что несколько уклонились от маршрута, обозначенного Чингисханом и вместо движения на восток, преследуя половцев, ушли на запад. Но Джебе и Субудай вполне справедливо полагали, что разбитого врага необходимо добить, и были уверены в том, что каган одобрит их действия. К тому же на всё про всё повелитель отвел им три года, и полководцы пока укладывались в отведенные им сроки.

Бегство половцев к Лукоморью

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Время, проведенное в Половецкой степи, Субудай и Джебе использовали с большой выгодой для себя. Они дали отдых своим потрепанным туменам, а нукеры привели в порядок оружие и снаряжение. Вполне возможно, что темники даже сумели пополнить свои войска разным сбродом, который в это тревожное время в большом количестве шатался по степи. Также военачальники озаботились сбором информации о народах, проживающих в соседних регионах. В том числе и о русских.

На следующий год монголы были полностью готовы к новой войне.

Ибн аль-Асир записал: «Проведя в стране кипчаков довольно продолжительное время, татары двинулись потом в 620 [1223] году в страну русов» (с. 143).