Михаил Салтыков-Щедрин
Деревенский пожар
И вдруг – ангел-хранитель.
– На тебе, милая! мамочка прислала! – говорила Верочка, протягивая деньги.
Татьяна ничего не поняла, даже не взглянула на милостыню.
– Бери, строптивая! – увещевал ее батюшка. – Добрые господа жалуют, а ты небрежешь!
Даже мужички заинтересовались и принялись уговаривать:
– Бери, тетка Татьяна, бери, коли дают! на избу пригодится… бери!
Татьяна не шелохнулась.
Верочка постояла, положила деньги на землю и удалилась огорченная. Батюшка поднял их.
– Ну, ежели ты не хочешь брать, – сказал он, – так я ими на церковное украшение воспользуюсь. Вот у нас паникадило плоховато, так мы старенькое-то в лом отдадим да вместе с этими деньгами и взбодрим новое! Засвидетельствуйте, православные!
– Мамочка, она не взяла! – говорила Верочка со слезами в голосе.
Изумились.
– Однако душок-то этот в них еще есть! не выбили! – загадочно молвил Глаз.
Но на этот раз Анна Андреевна не согласилась с ним.
– Есть душок – это правда; но не следует терять из вида глубину ее горя! Только сердце матери может понять, каково потерять… сына!
Предсказание батюшкино сбылось. Года через два я проезжал мимо Софонихи и увидел сущую метаморфозу. На месте старого пепелища стоял порядок новых домов, высоких и сравнительно просторных. Крыши, правда, были крыты соломою, но под щетку, так что глаз не огорчался ни махрами, ни висящими клочьями. Новые срубы блестели на солнце, как облупленное яичко. Только на месте Татьяниной избы валялись неприбранные головешки, а сама она скрылась из деревни неизвестно куда. Должно быть, по святым местам странствует, Христовым именем. Мужики жили дружно и, следовательно, исправно. Усердно работали, платили выкупные и мирские платежи безнедоимочно, отбывали повинности: рекрутскую, подводную и дорожную. Ежели же требовалось сверх того, то и это исполняли с готовностью.
Исправник Шипящев не нахвалится ими.
– Эта деревня у меня – в первом нумере! – говорит он. Бог в помощь, ребята!
