Ночь в Яффо – это вам не просто отсутствие солнца. Это время, когда узкие улочки старого города выдыхают дневную жару вместе с запахами кофе, моря и чего-то неуловимо древнего, словно пыль веков решила устроить себе променад под светом луны и редких фонарей. Для большинства туристов и местных жителей это время для посиделок в кафе или романтических прогулок по набережной. Но для Бени Кляйна, чьи представления о романтике ограничивались скоростью, с которой бумажник незнакомца перекочевывал в его собственный карман, ночь была рабочим временем.
Беня не был взломщиком экстра-класса. Отмычки его слушались через раз, планирование сводилось к "вижу цель – не вижу препятствий (особенно замков)", а главным инструментом был изрядный запас того, что его покойная бабушка назвала бы хуцпа (наглость). Сегодня объектом его профессионального интереса стала пыльная антикварная лавка, зажатая между галереей современного искусства (где все было непонятно, но дорого) и рестораном хумуса (где все было понятно, дешево, но совершенно неинтересно с точки зрения нелегального обогащения).
Замок на двери лавки поддался неожиданно легко, словно был таким же древним и уставшим от жизни, как и большинство товаров внутри. Беня проскользнул внутрь, двигаясь с грацией кошки, которой случайно наступили на хвост. Воздух был густым от пыли, запаха старого дерева и еще чего-то… чего-то странного. Беня поморщился. Его тонкая ценительская душа (специализация – чужие часы и ювелирные украшения) не находила здесь ничего привлекательного. Пыльные книги, треснувшая керамика, потускневшее серебро сомнительной пробы… Гурништ мит гурништ (Ничегошеньки), как сказала бы та же бабушка.
Его взгляд зацепился за нечто в углу. Не то шкатулка, не то ларец из темного, почти черного дерева, покрытый резьбой, изображавшей… ну, что-то определенно недружелюбное. Выглядело старым. А старое иногда означало дорогое. Беня потер руки. Вот она, удача! Он осторожно поднял ларец. Тяжелый. С замочной скважиной, но без ключа. Беня хмыкнул – для его шпильки это не преграда.
Пока он ковырялся в замке (и надо признать, не слишком успешно), ларец начал… вибрировать. Сначала едва заметно, потом сильнее. Изнутри послышался тихий шепот, похожий на шелест песка в пустыне. Беня отскочил.
– Ой вей (Ох, божечки), – пробормотал он. – Наверное, сигнализация какая-то хитрая.
Но шепот становился громче, настойчивее, складываясь в слова на языке, которого Беня не знал, но от которого волосы на его затылке встали дыбом. Резьба на ларце начала светиться тусклым, багровым светом. Замок щелкнул сам собой. Крышка медленно, мучительно медленно начала подниматься.
Из ларца хлынул не дым, не свет, а… ощущение. Ощущение древней, как мир, злобы, бесконечного одиночества и какой-то совершенно нечеловеческой, хищной женственности. А потом появилась Она.
Сначала это была просто тень, сгустившаяся в центре комнаты. Затем тень обрела форму – высокой женщины неправдоподобной красоты. Обнаженная, с волосами цвета воронова крыла, струящимися до пола, и глазами, в которых плескалась тьма самой глубокой ночи и насмешка. Она лениво осмотрела пыльную лавку, затем ее взгляд остановился на Бене, который стоял, вжавшись в стеллаж с пыльными ханукиями, и отчаянно пытался вспомнить хоть одну молитву. Любую.
– Ммм, – протянула Она низким, бархатным голосом, который, тем не менее, заставил Беню задрожать. – Свобода. И… компания. Не ожидала такого… теплого приема. Ты кто, мальчик? Вор?
Беня сглотнул.
– Я… эээ… Бенцион Кляйн. Можно просто Беня. Я… проходил мимо. Дверь была открыта! Честное слово!
Женщина рассмеялась – звук был похож на звон разбитого стекла.
– Бенцион Кляйн, – повторила она, смакуя имя. – Какое… милое имя для того, кто вернул меня в этот мир. Я – Лилит. Возможно, слышал? Первая. Настоящая.
Беня судорожно сглотнул. Лилит? Та самая? Из страшных сказок, которыми его пугали в хедере? Он думал, это просто бобэ майсэс (бабушкины сказки).
– Эээ… Рад знакомству? – пискнул он.
Лилит плавно подошла ближе. Несмотря на ее наготу, в ней не было уязвимости – только абсолютная власть и угроза. Она окинула его оценивающим взглядом.
– Ты выпустил меня, Бенцион. По глупости, очевидно. Но правила есть правила. Ты теперь мой. Мой слуга, мой проводник в этом… изменившемся мире.
– Слуга?! – взвизгнул Беня. – С какой стати? Я вас впервые вижу! Я вообще атеист… почти!
– Атеист? – Лилит изогнула бровь. – Мило. Особенно когда перед тобой стоит доказательство существования… ну, скажем так, другой стороны. Не волнуйся. Я тебя не убью. Пока что. Ты будешь мне полезен. Ты ведь местный? Знаешь, где тут можно… развлечься? И кстати, одень меня. Эта пыль совершенно не подходит к моему цвету глаз.
Она щелкнула пальцами, и старинное платье с манекена в углу слетело с него и само собой обернулось вокруг ее фигуры. Лилит осмотрела себя.
– Не идеал, но для начала сойдет. Итак, Бенцион Кляйн, мой новый шлемиэль (растяпа)… Куда мы направимся в первую очередь?
Беня понял две вещи. Во-первых, он влип. По-крупному. Во-вторых, эта древняя, злая, невероятно красивая женщина только что назвала его растяпой. Кажется, его хуцпа встретила достойного соперника.
– Экскурсию? – Беня чуть не подавился воздухом, которого и так не хватало в его сдавленной ужасом груди. – Сейчас? Ночь на дворе! Все приличные… эээ… духи, наверное, спят!
Лилит одарила его взглядом, который ясно давал понять, что ее представления о приличиях могут несколько отличаться от общепринятых.
– Я не спала несколько тысячелетий, Бенцион. Думаю, могу позволить себе небольшую прогулку. К тому же, – она обвела рукой пыльную лавку, – здесь довольно… скучно. Никакой энергии. Кроме твоей, разумеется. Пахнет дешевым страхом и… луковым соусом? Ты что, ел шаурму перед тем, как пойти на дело?
Беня покраснел. Шаурма была отличная, с двойной порцией амбы, но признаваться в этом первой женщине (ну, или около того), да еще и в такой ситуации, казалось верхом неуместности.
– Это… тактические запасы энергии, – пробормотал он. – Так куда вы хотите? Луна-парк? Музей диаспоры? Стена Плача? Хотя нет, туда вам, наверное, не стоит…
Лилит рассмеялась, и пылинки в воздухе испуганно заплясали.
– Не указывай мне, куда мне стоит, а куда нет, шлимазл (невезучий тип). Просто покажи мне… это. Ваш новый мир. Начнем с улицы. И постарайся, чтобы нас не арестовали в первые же пять минут. У меня пока нет настроения объяснять местным стражам порядка концепцию божественного права и мелкого неподчинения.
Выскользнуть из лавки незамеченными оказалось проще, чем думал Беня. Возможно, потому что любой потенциальный свидетель предпочел бы сделать вид, что не заметил странную парочку: нервного молодого человека в темной одежде и ослепительную женщину в явно старинном, хоть и неплохо сидящем платье, которая двигалась с хищной грацией пантеры, только что решившей, что городская среда – ее новые охотничьи угодья.
Улица встретила их ревом автомобильных клаксонов, светом витрин и гулом толпы, даже в этот час не спешившей расходиться. Лилит остановилась, вглядываясь в поток машин с нескрываемым любопытством.
– Что это за грохочущие повозки? Демоны в металлических шкурах? Вы их приручили?
– Эээ… это машины. Автомобили. Ну, транспорт. Ездят на бензине, – Беня почувствовал себя идиотом, объясняющим очевидное существу, которое, вероятно, помнило времена, когда вершиной транспортной мысли была колесница.
– Бен-зин, – повторила Лилит, словно пробуя слово на вкус. – Звучит горюче. И сколько душ вы приносите в жертву этому… бен-зину… чтобы он двигал ваши коробки?
Беня решил, что объяснять про цены на топливо и налоги будет слишком сложно и, вероятно, опасно.
– Нисколько! Ну, почти. Это… сложно. Пойдемте лучше выпьем кофе? Говорят, современный кофе – это почти магия.
Идея с кофе показалась Лилит приемлемой. Они устроились за столиком уличного кафе, где громко играла какая-то невыносимо ритмичная музыка. Лилит поморщилась.
– Этот шум… он призван отгонять злых духов или привлекать их?
– Это музыка, – вздохнул Беня. – Считается модной.
– Модной? – переспросила Лилит. – В мое время модной была тишина перед бурей или крик врага. Гораздо содержательнее.
Когда официант принес два капучино с пышной пеной, Лилит подозрительно ткнула в пену пальцем.
– Это что, облако поймали? Зачем вы пьете облака?
– Это молоко! Взбитое! – Беня чувствовал, что еще немного, и у него задергается глаз. – Просто попробуйте.
Лилит осторожно отпила, и ее глаза на мгновение расширились.
– Хм. Горько, сладко, горячо… и совершенно бессмысленно. Мне нравится. Что еще у вас есть такого же бессмысленного и приятного?
Беня уже открыл рот, чтобы предложить ей попробовать местный десерт "Малаби", как вдруг Лилит резко повернула голову, словно прислушиваясь к чему-то, недоступному его слуху. Ее улыбка стала хищной.
– А вот это уже интересно, – промурлыкала она. – Кажется, кто-то почувствовал мое возвращение. Старый знакомый… или его потомок. Бенцион, мой мальчик, похоже, наша экскурсия становится немного… интерактивной.
Лилит некоторое время молчала, прислушиваясь к чему-то за пределами гомона тель-авивской ночи. Ее хищная улыбка погасла, сменившись выражением глубокой, почти ледяной задумчивости. Она снова отпила кофе, словно напиток смертных помогал ей собраться с мыслями – или, наоборот, позволял на мгновение отвлечься от них.
– Они еще помнят, – проговорила она тихо, глядя не на Беню, а куда-то сквозь него, сквозь стены кафе, сквозь само время. – Передают из уст в уста сказочки, переписывают старые тексты… Меняются декорации, а пьеса все та же.
Беня нервно ерзал на стуле.
– Эээ… вы про того… ну… кто вас почувствовал? Раввина?
– И про него тоже, – Лилит наконец сфокусировала на Бене свой взгляд, и тому стало не по себе. Это был взгляд существа, видевшего рождение звезд и их угасание. – Но я о другом. О том, почему они меня так боятся. Почему шепчутся мое имя в темноте. Ты ведь слышал истории, мальчик? Про первую жену, которая не захотела… подчиняться?
Беня кивнул. Еще бы он не слышал. В его религиозной школе Лилит была чем-то вроде Бабы-Яги и Волан-де-Морта в одном флаконе, только гораздо реальнее и страшнее.
– Говорили… вы были созданы из той же глины, что и Адам, – пролепетал он, сам не зная, зачем встревает. – И не захотели… эээ… лежать под ним. Ну, вы понимаете.
Лилит усмехнулась – холодно, без веселья.
– О, как вы все упростили! Свели великий выбор к банальной позе! – она покачала головой. – Да, мы были созданы равными. Из одной пыли, под одним небом. И в этом-то и была вся проблема, понимаешь? Равенство – это не про то, кто сверху, а кто снизу в постели из эдемских трав. Это про волю. Про выбор. А Он… – она неопределенно махнула рукой вверх, – создал идеальный сад, идеального мужчину… и предполагал идеальное послушание. Гармонию через подчинение. А я? Я была… несовершенна. Я задавала вопросы. Я хотела не просто быть, но выбирать, чем быть.
Она наклонилась к Бене через столик, и ее глаза потемнели.
– Представь себе мир без тени. Без ночи. Без риска. Без возможности сказать "нет". Мир предсказуемый, как восход и закат. Красивый. Идеальный. И абсолютно мертвый. Вот что такое был Эдем на самом деле. Золотая клетка с вывеской "Рай". Адам был доволен. Ему нравилась предсказуемость. Он был… первым бюрократом, если хочешь. Ему дали инструкцию – он ее выполнял. А я не могла. Я видела за блеском фальшь. Я чувствовала, что настоящая жизнь – она там, за стеной сада. Там, где есть тьма, хаос, боль… но и настоящая свобода. Свобода ошибаться. Свобода падать. Свобода быть собой, а не чьей-то копией или функцией.
– Так вы… просто ушли? – Беня смотрел на нее во все глаза. Эта версия как-то не очень вязалась с образом демоницы, ворующей младенцев.
– "Просто ушли"? – Лилит снова усмехнулась. – Мальчик, оттуда не "уходят". Оттуда изгоняют или… или ты вырываешься сам, произнеся то, что произносить нельзя, разбив оковы Имени. Я сделала выбор. Я выбрала не Адама и не Его сад. Я выбрала себя. Я выбрала бездну. И бездна ответила мне. Да, я стала тем, чем вы меня называете. Демоном ночи. Матерью чудовищ. Ужасом во тьме. Но это был мой выбор. Я предпочла быть хозяйкой в Аду, чем служанкой в Раю. Я предпочла боль и хаос – лживой гармонии и стагнации. Они называют это злом. Я называю это… реальностью. Той самой, от которой вы так старательно прячетесь за своими правилами, молитвами и двойными порциями хумуса.
Она откинулась на спинку стула, ее глаза снова обрели обычное насмешливое выражение.
– Так что да, Бенцион. Тот раввин, что нас учуял… он служит тому самому порядку, от которого я сбежала. Он хочет загнать меня обратно в клетку. Или уничтожить. Очень предсказуемо. И очень… скучно. А скуку я не выношу даже больше, чем благочестивых шлемазлов. Ну что, мой мальчик, теперь ты понимаешь, с кем связался? И может, у тебя найдется идея получше, чем просто пить кофе, пока за нами идет охота?
– Понимаю ли я? – Беня нервно рассмеялся, звук получился высоким и срывающимся. – Я понимаю, что попал в историю похлеще, чем когда пытался продать ортодоксальному ювелиру "древний" кулон с Микки Маусом. Oy gevalt (Ой, беда)! И что теперь? Этот раввин… он ведь не шутит, правда? У них там всякие штуки, вода святая, молитвы…