Мы любим бумажные книги
© М. Г. Теверовский, текст, 2025
© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2025
Итак, час икс настал. Давно, очень давно он планировал всё это: продумывал в мельчайших подробностях, прокручивал в голове все возможные события и исходы, раздумывал, какие шаги предпринять, чтобы основная ветка его ужасающего, но тем не менее прекрасного сюжета была именно такой, какой хочет только и только лишь он. Он творец, он сценарист, он главный актёр, он режиссёр и композитор всей этой симфонии, чьи первые ноты уже врываются в этот беззащитный и ничего не подозревающий мир, готовые разорвать его спокойствие и умиротворение.
Он чувствовал, как всё его тело словно вибрирует, адреналин нёс в его вены ни с чем не сравнимый кайф от осознания того, что сейчас будет. Ну же, ещё чуть-чуть! И игра начнётся. Сладкая, кровавая игра: пора доказать себе, окружающим, всему миру – кто он такой и на что он способен. Кто попытается остановить его? Погрязшие в бесконечных бумажках и бюрократии полицейские? Возможно – и это было бы просто прекрасно! Частные детективы? Вот с ними бы он посоревновался в силе и остроте ума! Ничего, пусть ломают свои головы над тем, что известно одному лишь ему; над тем, что сделал он!
– Всё будет, всё будет, – тихо прошептал он сам себе, стараясь унять дрожь, – тсс…
Он начал медленно покачиваться из стороны в сторону, в нетерпении – почему так долго? Почему он обязан ждать? Может быть, самому распахнуть дверь или даже выбить её ногой? Нет-нет… всё должно быть по сценарию. Нельзя, чтобы хоть малейшая деталь «начала» пошла не так – ведь это фундамент. Фундамент должен быть крепким и чётко задавать вектор его, его сюжета. Тщательно наточенное лезвие охотничьего ножа блеснуло в его руке холодом и смертью.
За ручку двери с той стороны взялись, и хоть на самом деле это было резкое и быстрое движение – он понимал это, – но для него время словно замедлилось, даже почти полностью остановилось. Он перестал дышать, его сердце отбивало чечётку, радостно упиваясь ожиданием, готовое выскочить из груди. Нужно больше крови? Поэтому ты так бешено стучишь? Хочешь упиться ей? Не волнуйся, она будет! Будет больше крови. Много больше!
Дверь медленно, со скрипом начала приоткрываться. Секунда тянулась, словно час. Распахнутые настежь окна бились в экстазе, повторяя биение его сердца, по подоконнику барабанил дождь. Всё идёт как надо, всё по сценарию. Пора!
– Приветики, – ухмыльнулся он, – игра началась!
Вскрик и грузное падение тела. Потом возня, вскрики, шум борьбы, падение ещё одного, и – тишина.
Мы ведём свою жизнь в никуда
По извилистой дальней дороге,
И лишь только бесстрастные боги
Наблюдают наш путь иногда.
Е. Г. Теверовская
среда, 30 апреля 2014 года
Затянутое тучами чёрное ночное небо разрезала молния, на долю секунды осветив часть коридора из проёма, ведущего в комнату. В ней, судя по доносившимся звукам, бешено бились незакрытые створки окон. Сержант полиции Гройсон резко дёрнулся, наставив дуло, поблёскивающее в одиноком, до следующего разряда молнии, луче света фонарика. Ему показалось, что в проёме он увидел тёмный силуэт. Что это было? Крепкое сердце сержанта слегка увеличило свой ритм, но тем не менее ровно отстукивало такты. Игра света, обман зрения? Или же…
– Чёрт возьми, это всё не по протоколу, – процедил шёпотом сквозь зубы сержант.
Конечно, он был прав, действовать в одиночку на вызове всегда опасно. Никогда не угадаешь, что понесёт за собой поступивший в службу спасения звонок – бред спятившей старухи, которой в каждом встречном видится убийца, педофил или же вообще сам сатана в своём первородном обличье. Или же произошло настоящее преступление, вследствие которого, возможно, нельзя медлить, ведь каждая секунда промедления будет стоить жизни какому-нибудь бедолаге, которому не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Всё, впрочем, как и всегда, получилось сумбурно: по сути, у сержанта не было выбора, если не брать в расчёт выбор между долгом службы и желанием быстрее лечь в тёплую постель к жене, а на утро быть пробуждённым дочкой с сыном, которые соскучились по своему папочке, отсутствовавшему весь прошлый день. Конечно, столь раннее пробуждение после утомительного рабочего дня и половины ночи нельзя назвать приятным, но вот в такие моменты на работе сержант Гройсон понимал, что лучше иметь хотя бы такую возможность проснуться, чем быть вскрываемым в морге скрюченным стариком-патологоанатомом с длинными, узловатыми пальцами. Поступи вызов на пять минуток пораньше – и его спину прикрывал бы совсем зелёный подопечный Эрик Далтон. Он хоть и слегка нервноватый и дерганый юнец, но тем не менее с двумя глазами, двумя ушами и, что самое, пожалуй, главное, с пистолетом модели Glock. А вышло всё так, что как только он отпустил подопечного домой, буквально за пятнадцать минут до окончания смены, так ему на рацию поступил этот самый треклятый вызов. Всё же Эрику нужно было на следующий день сдавать экзамены на юрфаке, для второго высшего образования, и сержант решил войти в положение юноши.
Итак, вот что сообщила сержанту оператор: позвонила женщина лет шестидесяти, уверявшая, что слышала странный шум у соседей сверху, после которого последовал короткий женский вскрик, затем тяжёлый стук, словно набитый мешок упал на пол. Затем была череда звуков борьбы, ещё тяжёлый стук, и… всё затихло. Дежурная смена ещё не явилась, а брать с собой тех, кого они называли «бумажными кротами» сержант просто-напросто не видел смысла. Да и ещё несколько минут назад ему казалось, что этот вызов относится к разряду «излишнего» волнения ворчливой, просыпающейся от любого шороха старухи. А значит, он просто всё проверит и поедет домой спать. Без происшествий.
Но, уже будучи на месте, едва приблизившись к указанной оператором двери, сержант обнаружил, что она не заперта. Толкнув её и осветив фонариком коридор, он увидел то, что и привело его в весьма неспокойное состояние, – полосу крови, ведущую дальше, скорее всего, в ванную.
– Штаб, приём, это сержант Гройсон. Код 10–38, запрашиваю подкрепление.
– Это штаб, 10–4. Подробности, приём.
– Вижу след крови, признаков выживших или преступника пока не обнаружил. Захожу в квартиру. Пришлите бригаду медиков на всякий случай.
Наступила звенящая от напряжения тишина. Медлить было больше нельзя. Разрезая лучом фонарика темноту, сержант резко переступил порог квартиры, держа пистолет наготове. Локтем он щёлкнул выключатель, и тусклая лампа залила коридор тёплым светом.
– Полиция! Предупреждаю, я вооружён, – стальным голосом заявил сержант, прижимаясь спиной к ближайшей стене, после чего сразу же одним прыжком заскочил в комнату.
Она была пуста, но расслабляться было рано – оставалось последнее помещение, напротив комнаты. Дверь была чуть приоткрыта, и поскрипывала от порывов ветра в такт оконным створкам. Именно в неё вёл кровавый след, ярко отливающий алым в свете лампы. За окном блеснул новый разряд молнии.
Сержант резким движением распахнул дверь и отскочил назад, опасаясь возможно поджидавшего его там, в засаде, преступника. Но никого не обнаружил. Никого живого, по крайней мере, как показалось на первый взгляд. Фонариком провёл из-за двери, приоткрывая новые тайны этой проклятой квартиры. На полу небольшой ванной комнаты лежали два тела. Их было сложно рассмотреть в тонком лучике, исходившем от фонарика, и свете тусклой коридорной лампы, едва заполняющем небольшой кусочек комнаты. Сержант осторожно проверил все углы, после чего щёлкнул выключателем, который располагался внутри прямо над стиральной машиной у ближней к выходу стены.
– М-да… – сумел выдавить из себя сержант, снимая фуражку и протирая лицо рукой.
С улицы откуда-то издалека уже доносилась сирена скорой помощи, но было ли кому помогать? На полу действительно лежали два тела, сержант не ошибся. Явно молодые, лет двадцати – двадцати пяти, парень и девушка. Парень прижимал к себе тело девушки, шея которой была вывернута в неестественном положении. Её холодная бледнеющая кожа была залита кровью из многочисленных ран по всему телу, отмеченных подтёками и лоскутами некогда белого халата, который был на ней в эту роковую ночь.
– П…п…п-омо… помогите…
Глаза юноши на мгновение распахнулись и с надеждой посмотрели на сержанта. В следующий миг его голова безвольно упала на плечо обнимаемого им тела девушки.
Сержант Гройсон потянулся к рации, но помощь была уже близко. Через открытое окно в квартиру доносился приближающийся вой сирен скорой помощи.
Через двадцать минут на место преступления прибыл офицер полиции, старший детектив Рик Роунс, поправляя на ходу свою кожаную куртку и проверяя кобуру с пистолетом. Вытащенный в это проклятое ночное время из своей тёплой постели, слегка помятый – он явно был не совсем доволен происходящим. Но недовольным он был не по этим причинам.
– У вас тут спецзадание под кодовым названием «заметём все следы»? – раздражённо спросил он у встретившего его на общей лестничной площадке сержанта Гройсона.
– Никак нет, – спокойно ответил тот, – парень выжил, думаю, преступник уже совершил ошибку.
– Сержант, преступник всегда совершает ошибки. В любом случае нужно только отличать ошибки, которые он хотел совершить, от тех, которые являются по-настоящему его упущением.
Они помолчали, наблюдая за бригадой медиков, которая после оказания первой помощи вывозила на медицинской каталке едва дышащего парня. Детектив взглядом проводил всю эту процессию.
– Как только придёт в себя, сообщите мне. Второе тело пока не трогать, я должен взглянуть на место преступления. И да, через пару часов в больницу заедет эксперт, чтобы снять отпечатки пальцев, в том числе у сотрудников бригады скорой.
После того, как Рик Роунс выслушал короткий доклад сержанта, он заглянул в злополучную квартиру через порог. Если какие-то следы преступника и были в коридоре или ванной, они уже все затоптаны. Всё делалось как-то не так – отряд экспертов должен был подъехать с минуты на минуты, но только должен был; судмедэксперт же докуривал сигарету внизу, ожидая, пока врачи скорой помощи наконец покинут помещение в полном составе.
Роунс размышлял над тем, что ожидает его теперь в этом расследовании. Это было непохожее на привычное для их маленького, не слишком привыкшего к маньякам и психопатам городка, совершенно типовое бытовое убийство. Обычно убийства происходили по неосторожности: например, неожиданно мог скончаться неверный муж или неверная жена, а также любовник или любовница в придачу, по пьяной ссоре в порыве ревности. Здесь же сразу чувствовалось, что в этом деле замешано нечто более извращённое, более зловещее. Нападение на молодых людей, весьма жестокое убийство девушки с этим «немереным количеством ран», по словам сержанта. И как же выжил юноша? Если убийца действовал столь наверняка, то почему произошла эта осечка? Живой очевидец преступления – это неплохой козырь в рукаве следствия, даже если преступник так и задумывал. Но зачем? В чём Роунс был уверен на все сто процентов, так это в том, что на следующий день все местные СМИ будут пестреть громкими заголовками о новом серийном маньяке в их маленьком городке. Для более сочных статей ему, как назначенному главным детективом по этому делу, стоит ожидать притока множества гостей, желающих узнать подробности из первых рук. «В принципе, за некоторую плату, можно будет дать пару безобидных интервью, кроме официальных заявлений, разумеется… – подумал детектив, потирая пальцами виски, – не слишком профессионально, конечно, но… но что поделать».
– Детектив, сэр, – сержант Гройсон вырвал Роунса из опутывавших его мыслей, – я пробежался по квартирам соседей, тут всё эм-м… не очень хорошо, сэр.
– В каком плане?
– Верхняя квартира, судя по всему, пустует. В соседней по этажу и напротив живут в одной семья с тремя детьми, в другой… как бы помягче… эм-м… в общем в сожительстве двое, не очень сопротивляющиеся алкоголю. И этой ночью они тоже не смогли, в общем, сопротивляться – судя по их словам. Ну и ниже квартирой та самая женщина, которая звонила.
– Я поговорю со всеми, спасибо за вашу работу, сержант. Ваша смена давно закончилась, думаю, от вас помощь здесь больше не нужна. – Детектив посмотрел на дверь злополучной квартиры. – Передайте только кому-нибудь из полицейских, чтобы оцепили площадку, а также ни в коем случае не начинали без меня. Ни в коем случае! И да, нужно, чтобы кто-нибудь обошёл ещё и дальние этажи, может, там кто-нибудь заметил что-то подозрительное.
– Так точно!
Роунс отправился опрашивать доставшихся ему по его же решению обитателей ближайших квартир, рассуждая про себя о том, что надо было это сделать как можно скорее, пока их светлые головы не придумали тысячу вариантов событий, приукрашенных собственным воображением. Райончик, в котором довелось всему этому произойти, был весьма бедным. По сути, обычный спальный район небольшого тихого городка, от которого до более-менее крупного города ехать пару часов по автостраде. Потрескавшиеся, облупленные стены в доме были расписаны различными надписями и граффити, половину которых было не расшифровать, а другую хотелось забыть сразу же по прочтении. Затхлый воздух наполнялся ароматом забитого мусоропровода – дня четыре его никто не вывозил. «Тишина и благодать, ну что за милый домишко», – подумал детектив, дожидаясь под дверью соседа из квартиры напротив.
Первые попытки выудить информацию у свидетелей оказались трудны и скудны на результаты. Опрашиваемые долго мялись, явно размышляли, что стоит говорить, а что – ни в коем случае, чтобы не навлечь на себя беду в виде повестки в суд в качестве свидетеля. А ещё хуже – кто знает, на данный момент по крайней мере, кто преступник и какова вероятность, что он не будет мстить тем, из-за кого у него возникнут проблемы? Роунс всё это понимал, разумеется, но пустая трата времени на все эти терзания и муки совести не могли не выводить из себя. Он грубо напоминал жильцам, что сокрытие информации или ложь может быть приравнена к пособничеству убийце. Хрен, конечно, это докажешь, только если адвокат ответчика забежит в зал суда сразу же после последнего урока в средней школе – иначе любым другим, хотя бы чуть-чуть подкованным адвокатом такие заявления, разумеется, будут в секунду разбиты в пух и прах, а полиция потеряет рейтинг и доверие вероятных в будущем присяжных. Если, конечно, прокурор не пошлёт их раньше с таким предложением выдвинуть дело на основании обвинения в таком идиотском духе. Но такой метод иногда действовал, и в конце концов он опросил почти всех, кроме последнего свидетеля. Той самой женщины, которая уж точно должна была пойти на контакт, раз сама лично не побоялась позвонить в полицию… Не побоялась, или же ей просто очень мешало то, что происходило в квартире наверху? У Роунса появились следующие заметки в блокнотике, с которым он никогда не расставался в рабочее время, а иногда и вне его:
1) Отец семейства из квартиры напротив заявил, что в районе 3 часов ночи в коридоре был некий шум, а именно – открытие железной двери, которое разбудило его младшего ребёнка. Была его очередь укладывать ребёнка спать, поэтому он успел услышать, как хлопнула дверь, закрываясь, но звука поворотов замка, по словам мужчины, не было, или он не расслышал. А также ему показалось, что он слышал торопливые шаги, удаляющиеся вниз по лестнице.
2) Соседи-алкоголики из боковой квартиры, а также соседи из дальней квартиры по лестничной клетке не слышали совершенно ничего.
3) Этажом выше квартира пуста, а в соседствующих с ней по лестничной клетке никто ничего не слышал. Дальняя квартира по лестничной клетке, видимо, также пуста – никто не ответил ни на звонки, ни на стук в дверь.
С такими скудными сведениями детектив спускался по лестнице на этаж ниже квартиры, в которой произошло убийство. Сама квартира располагалась на восьмом этаже из девяти, по четыре квартиры на площадку – ну должен же был кто-нибудь ещё что-нибудь да слышать. Около самой квартиры детектив обнаружил одного из своих помощников, Ника Чойса – он почти всегда успевал оказаться на месте быстрее остальных, несмотря на свой достаточно высокий рост – около ста девяноста сантиметров, и весьма грузную, хоть и не слишком полную фигуру. С другой стороны, он довольно неплохо сохранился для шестидесяти одного года – по выслуге лет ему была положена пенсия, но он был полон сил и готовности продолжать работать, иначе, как он сам говорил, лучше уж сразу лечь и сдохнуть, чем мариноваться попеременно то в кровати, то в очереди в клинике, разбавляя это всё стучанием клюшки по мячу субботними вечерами, переходя от лунки к лунке с кряхтением и брюзжанием на всех и вся.
Чойс сообщил старшему детективу, что, узнав поручение, данное одному из офицеров полиции, он обошёл пару этажей ниже, но не добыл никаких сведений. Офицер продолжил обход, а сам Ник решил теперь присоединиться к Роунсу для опроса звонившей в участок женщины.
На звонок и слова «Откройте, полиция!» почти сразу же дверь приоткрылась на максимальную длину цепочки. В щёлочку детектив и его помощник увидели часть женского лица. Роунс хоть и обладал крепкими нервами, да и в жизни повидал немало, но что-то в этом лице ему сильно не понравилось, из-за чего он почувствовал себя неуютно. У него промелькнула мысль, что словно скелет взглянул на них из-за двери. Чойс как-то слегка поёжился и в тот же момент сделал вид, что разминает свою больную спину.
– Могу я увидеть ваши документики?
Женщина прохрипела своё требование из-за двери строгим и не терпящим возражений тоном, однако звучащим наполовину с нарочитой елейностью. Увидев удостоверения офицеров полиции, женщина тут же сняла цепочку, и дверь распахнулась настежь. В проёме стояла хозяйка квартиры – по переданным данным оператора ей было пятьдесят четыре года, но Роунс удивился этой цифре, он дал бы ей минимум лет семьдесят. Морщинистая бледная кожа лица, с опускавшимися на лоб постриженными по плечи жидкими седыми волосами, обтягивала череп. Да и сама женщина была тонкая, и казалось, что любой ветерок способен переломить её как спичку. Длинные, узловатые пальцы вцепились в дверной косяк так крепко, как будто женщина опасается того самого нежданного ветерка.
– Миссис Джонсон, верно?
– Уже мисс, но всё также Джонсон, господа офицеры. – Женщина улыбнулась, обнажив ряд на удивление целых остреньких зубов, не идеально белых, но в неплохом состоянии.
– Простите, мисс. Вы не будете против, если мы зададим вам пару вопросов по поводу происшествия в квартире этажом выше?
– В тридцать второй? Я сразу поняла, что там что-то не так… все эти звуки…
– Именно. Мы располагаем верной информацией о том, что вы позвонили в участок приблизительно в три часа ночи? – Чойс приготовился записывать, Роунс также щёлкнул ручкой.
Женщина подняла глаза к потолку и почесала давно нестриженным и обкусанным ногтем указательного пальца подбородок, будто пыталась что-то вспомнить.
– В два часа сорок пять минут… – ещё немного подумав, добавила она, – думаю, где-то в районе сорока пяти минут третьего часа ночи, да.
Роунс не повёл и бровью, но такая точность одновременно и удивила и порадовала его. Оператор сообщил, что звонок был зарегистрирован в 2:48 ночи – пара минут не в счёт – это говорило о том, что если «скелету» не взбредёт в голову фантазировать, то они могут почерпнуть из её слов много важной информации, весьма точно совпадающей по времени с происходившими в эту ночь событиями.
– Дело в том, что, видимо, из-за проклятой погоды, будь она неладна, я плохо спала, и примерно в два часа тридцать минут вновь проснулась – встала налить воду моей кошечке, а заодно тоже глотнуть водички… покрепче. – В этот момент мисс Джонсон кокетливо подмигнула, из-за чего у Роунса закралась мысль, что сейчас её морщинистая кожа на лбу точно лопнет. Но этого не произошло, на благо нервов детективов. – И как раз в этот момент я услышала голос, сказавший что-то возбуждённо, потом короткий вскрик девушки, после чего странный звук, смешивающийся с чёртовыми створками хлопающих окон и после – как будто кто-то упал. Я несколько раз просила Лизу закрывать окна, иначе я слышу всё, что происходит у неё в квартире, а уж эти хлопанья самих створок! Уж если живёшь как распутница, то хотя бы другим не мешай!
Щёки женщины покрылись пунцовой краской, казалось, она вот-вот сплюнет прямо на пол под ноги детективам от негодования. Но она сдержалась. А Роунс тем временем сделал несколько дополнительных пометок: 1) открытые окна = слышимость, но зачем было распахивать окна? 2) возможный мотив недовольства соседкой, мисс Джонсон = убийца? менее 1 % (он имел в виду вероятность такой теории). Тем временем она продолжала:
– Дальше стало совсем страшно. Я услышала испуганный голос юноши, который сказал что-то вроде: «Что за?.. Что ты делаешь, что за фигня!» Дословно не помню, но общая суть такая вот – он явно был испуган. После чего ещё один голос, словно из-за маски, очень спокойный и какой-то более грубый, что ли, и глубокий, я бы не расслышала, если бы не прошлась по квартире и не слушала уже из ванной у вентиляции. Он сказал что-то вроде: «Твоё время ещё не пришло», после чего добавил: «Смотри и запоминай». Были звуки борьбы, возня, потом череда странных, очень странных звуков. Я побежала к телефону и позвонила в полицию. После чего легла ещё поспать.
«Железные нервы, – подумал Роунс. – Если выживет вторая жертва нападения, будет очень полезно сравнить показания».
– Странные звуки? Что вы имеете в виду? – тем временем подал голос Чойс.
– Хм-м. Как бы их описать… как будто резкие удары с чавкающим звуком…
– Хорошо, а после? Вы не слышали ничего после, до момента приезда бригады скорой помощи?
– Услышала в районе половины четвёртого ночи осторожные шаги наверху, они меня снова разбудили. Хотела уже звонить в полицию ещё раз, на всякий случай, но услышала предупреждение, что, мол, «полиция» и что «я вооружён». Я решила, что это как раз приехавший полицейский и не стала звонить.
– А в районе трёх часов? Какие-нибудь шаги по лестнице? Или ещё что-то? – уточнил Роунс.
– Нет! Могу я, как честная гражданка, всегда честно платившая налоги, поспать в своей постели?! – резко заявила мисс Джонсон.
– Разумеется, – спокойным тоном ответил детектив. – А вы ничего не знаете о том, был ли кто-нибудь, кто мог быть негативно настроен по отношению к проживающим в тридцать второй квартире?
– Что вы имеете в виду?
– Какие-нибудь агрессивные люди не ходили к ним? Не нарушали покой криками? Или были какие-нибудь слухи? – уточнил Чойс.
– Дайте-ка подумать. – Женщина нахмурилась, делая вид, будто она максимально сосредоточена на воспоминаниях. – К ней вроде только молодой человек этот ходил, и всё, больше никого не припомню. Чтобы крики, агрессия – я бы ещё тогда полицию вызвала, а то упаси господь: крики, ругань – зачем это всё нам здесь?
– Хорошо, если что-нибудь ещё вспомните или услышите, увидите странное, прошу вас незамедлительно сообщить.
– Конечно-конечно. Я всегда на стороне закона и готова помогать всеми силами!
– Это прекрасно, благодарим вас.
– Ох, жаль владелицу квартиры – проблем теперь не оберёшься… бедная-бедная Элизабет, за что ей это… Но я верю, что полиция со всем разберётся!
После череды её продолжительных благодарственных и активно-социальных напыщенных фраз детективы вновь поднялись по лестнице, к уже оцепленной квартире. Они некоторое время стояли молча, размышляя над той информацией, что сообщила женщина, перечитывая и дополняя заметки, после чего обменялись записями и перекинулись парой фраз на тему того, насколько в словах женщины много фантазии или же всё целиком правда.
Наконец, когда вся необходимая группа экспертов-криминалистов собралась, они зашли за оцепленную от возможных любопытных глаз ограждающей лентой часть лестничной площадки, и началась стандартная процедура. Миллиметр за миллиметром проходил поиск возможных улик и делались фотографии. Понемногу продвигаясь вглубь квартиры, у пятен и полосы крови криминалисты ставили маркеры, как и у предметов, которые могли быть не на своих местах и перемещены преступником, а не толпой бригады скорой помощи. Помощники Роунса – Ник Чойс и присоединившийся к ним Том Зоредж, позёвывая и разминаясь, переступая с ноги на ногу, чтобы не уснуть, зарисовывали и записывали приходившие им на ум замечания. Детектив Роунс также делал пометки в блокноте, но, к своему огорчению, немногочисленные. Убийство было явно совершено хоть и продуманно, но очень просто, из-за чего следов было не так много. Конечно, они возлагали большие надежды на тонкого, словно угорь, с вытянутым длинным носом эксперта по дактилоскопической экспертизе Фрэнка Морриса, офицера тридцати девяти лет. Когда он низко наклонялся над осматриваемым участком, едва не касаясь его носом, Роунсу казалось, что он пытается вынюхать преступника, словно охотничья ищейка. С их оборудованием, возможно, лучше бы так и было – Роунс не верил в эти фокусы, особенно с аппаратурой минимум пятилетней давности, хрен знает, что там работает как надо. Но, когда его называли динозавром, он слегка обижался. Хотя, с его нелюдимостью, нельзя сказать, что это было лишь «слегка».
Наконец детектив заглянул в ванную, аккуратно приоткрыв дверь рукой в перчатке после того, как Моррис снял с двери отпечатки. Тело девушки, разумеется, было передвинуто для оказания помощи парню. Детектив отметил неестественное положение шеи и множество колотых ран, нанесённых по передней части тела. Если конкретнее – Роунс насчитал их двадцать две. Он не мог не делать огромных ставок на вторую жертву нападения. Если парень выживет, можно будет узнать многие подробности, если же нет – останется масса вопросов. На всякий случай тело всё равно обвели, сфотографировали с различных ракурсов, после чего позволили медикам забрать тело. Осталось теперь ожидать результаты вскрытия от патологоанатома, доктора Шоу.
После проведения всех необходимых действий детектив вышел на улицу. Накрапывал мелкий весенний дождик, но это его не тревожило – капли стекали по толстой кожаной куртке, изрядно потёртой, но тем не менее всё столь же крепкой. Он достал сигарету и, чиркнув спичкой, закурил, смакуя каждую затяжку – нужно было успокоить нервы. Почёсывая двухдневную щетину, детектив принялся перебирать все возможные варианты в голове, но мысли рассыпались, не желая собираться в целое и выдать столь необходимый ответ. «Слишком мало пока известно», – успокаивал себя Роунс. Внезапно раздался щелчок затвора фотоаппарата. Детектив резко обернулся и, сузив глаза, рассмотрел стоявшего теперь уже прямо перед ним человека.
– Какие-нибудь подробности? – Журналист повесил фотоаппарат на шею и достал из кармана блокнотик.
Детектив ухмыльнулся.
– Шон, ну конечно. Будут подробности, но не здесь и не сейчас. Найди мой фордик, дальше ты знаешь. Я подойду через минут пятнадцать-двадцать. – Роунс кивнул журналисту. – И да, дело явно наклёвывается интересней, чем обычно, поэтому двойной счётчик.
Вытянутое лицо Шона Тьефольда, журналиста, на секунду помрачнело, он уже было намеревался что-то сказать, но, быстро взвесив все «за» и «против», деликатно улыбнулся Роунсу и, что-то прошептав, пошёл искать его машину. Детектив был уверен, что это «что-то» было «сукин сын». Но ему было плевать, может сколько угодно брюзжать. Цена есть цена. Неожиданно заиграла стандартная для «нокий» двухтысячных мелодия звонка, и Роунс почувствовал вибрацию в кармане. Звонил оператор из отдела.
– Детектив Роунс на связи.
– Вы просили оповестить вас о состоянии выжившего.
– Внимательно слушаю.
– Ранение несерьёзное, к нему был вызван психолог, в остальном доктор Боуф сообщает, что, если операция пройдёт успешно, парень будет готов к общению возможно уже завтра-послезавтра. Доктор как сможет, позвонит вам, скажет точнее, – отчеканил оператор.
– Славненько. – Роунс кинул окурок на землю и раздавил ногой. – На связи.
Итак, конечно, оставалось ещё узнать, какое же именно было ранение, но если несерьёзное – либо преступник крайний неудачник (вероятность в районе десяти процентов, а с учётом того, что он сделал с девушкой, – в районе одной сотой процента), либо же эта деталь была частью его плана, а это значит, что новых жертв не избежать. Налицо явный популист своей отвратительной персоны.
– М-да… – покачал головой Роунс.
Сказав экспертам, чтобы как можно скорее прислали ему результаты, и запросив от сержанта Гройсона срочный, но подробный письменный рапорт – детектив направился к своей машине. Он сел, завёл двигатель и уже подумал о том, что неужели ему придётся ещё и ждать этого журналюгу, как дверь открылась, и тот шмыгнул к нему на переднее сиденье. Роунс мысленно похвалил себя за догадливость – предчувствуя такой поворот событий, он заранее припарковал свой фордик за углом здания, где не было транспорта спецслужб, а также самих служащих.
– Двойной счётчик. – Тряхнув конвертом, Шон убрал его в подлокотник.
– Не волнуйся, пересчитаю, но на всякий случай не сейчас. – Детектив покосился на окна. – Прокатимся?
– С удовольствием. Хотя степень удовольствия будет зависеть от наполненности и хода нашей беседы.
Детектив выехал со двора дома задним ходом и, развернувшись, выкатил на примыкающую улицу, после чего свернул на шоссе и поехал вон из города. «С удовольствием», – пульсировало у него в голове. Он и так-то не особо любил людей, а таких расфуфыренных и ни капельки не сомневающихся в себе – ещё больше. Роунс украдкой взглянул на своего попутчика, который в этот момент протирал очки и что-то весело то насвистывал, то напевал себе под нос. «Боже, хорёк хорьком, может, Чарльз Дарвин был не совсем прав, и разные люди произошли совершенно от разных животных? Этот проныра кто угодно – хорёк, крыса да хоть извивистая змея – но не обезьяна, не примат». Чем больше он думал о журналисте, тем больше начинал закипать. Чтобы не дойти до крайнего градуса кипения, Роунс сконцентрировался на дороге, стараясь найти максимально укромное местечко.
Шоссе извивалось между рядами высившихся смешанных лесов, покачивающихся от неутихающего ветра. Мелкие тропы отходили от обочины в глубину леса, по большей части либо пешие, либо примыкающие к деревушкам и коттеджным посёлочкам. Наконец он заприметил ничем не примечательную дорожку из гравия, без каких-либо указателей. Детектив свернул на неё и, проехав пару десятков метров, остановился. На всякий случай заглушил мотор. После чего открыл подлокотник и, пересчитав деньги и немного успокоившись, повернулся к Шону. Он любил во время диалога смотреть прямо в глаза собеседнику, не отводить взгляд ни на секунду и совсем изредка моргать. Возможно, эта привычка пришла к нему с допросов – когда каждая деталь может выдать некоторые тайны допрашиваемого. Однако самому Роунсу казалось, что так он делал с самого детства, но тогда он просто не знал, куда деть глаза и считал такую тактику наилучшим решением. Шон уже вооружился своей излюбленной записной книжечкой и был весь во внимании. По лёгкому подрагиванию его века детектив понял, что тот в уже возбуждённом нетерпении. «Хорёк так и ждёт, что за кусочек вкуснятинки ему подкинут. Уже готов смаковать. А также, небось, думает, сто`ит ли то, что он услышит двойного счётчика. Сто`ит, мистер хорёк, сто`ит, не волнуйся», – пронеслось у Роунса в голове. Он уже решил, что` именно сообщит журналисту по этому делу: