…Вспухают и опадают волны, будто неведомый шутник, спрятавшись за горизонтом, усердно встряхивает серое покрывало. По не ведающему ни покоя, ни края простору несётся на всех парусах корабль. Верхушки мачт царапают затянутое рыхлым войлоком небо – клочья вихрятся, цепляются за штаги и реи, развеваются на топах призрачными гюйсами. Названия судна не разобрать…
…Капитан без особого труда удерживал штурвал одной рукой: большая физическая сила здесь не нужна – опыт, чутьё и, главное, неустанное внимание – вот слагаемые той истинной силы, что заставляла корабль держаться курса. Судно неожиданно накренилось и выправилось. Беспокоиться не о чем: так бывает, когда шальная волна забавы ради толкается в борт. Капитан поправил съехавший из-под ног фонарь – луч света метнулся, от луча шарахнулась тень. Вырезанный из прозрачных сумерек раннего вечера долговязый силуэт замер, выжидая, затем поднялся и встал возле человека.
– Ты снова здесь… – проворчал капитан, покосившись на незваного гостя.
– А как иначе, ведь у тебя фонарь, – прошелестела тень.
– Что тебе нужно на этот раз?
– Да что и всегда – подивиться на свет. Ты знаешь прекрасно: такого здесь нет.
И тень засмеялась.
– Рифмы тебе удаются, не спорю, – буркнул капитан.
– Что поделать, поэзия – тоже волны. И в ней тоже есть глубина… Хочешь, в следующий раз я явлюсь утончённой и возвышенной музой в белоснежной тунике и…
– Ты уже приходила уцелевшим в крушении матросом – продрогшим до костей, оборванным, жалким…
– Кракеном, драконом, призраком, летучей рыбой… Я могу быть и каплей воды – но как ты будешь разговаривать с каплей?
– А что, не наговорилась? В прошлый раз ты была сиреной – воистину поэзия и волны! – и трое ушли за тобой в глубину!
– Не за мной, поверь. Я не тянула их – плавание не принесло им того, чего они ждали.
– Ждали… – сарказмом откликнулся капитан.
– Тебе ведь тоже что-то нужно от него, – тень кивнула на живую, играющую буграми и складками волн равнину: океан шумно вздыхал и хмурился, словно недоволен был тем, что разговор зашёл о нём.
– Те, кто на берегу, говорят, что там, – капитан взглядом указал в затянутую дымкой даль, – ничего нет, и страшатся этой бескрайней пустоты. Так когда-то думал и я сам. И тоже боялся. Я ничего не мог поделать с этим страхом и… с восторгом! И с тягой, день ото дня становившейся всё более непреодолимой! Я мечтал оторваться от берега и устремиться туда, в неспокойную, загадочную, первозданную беспредельность! Она манила меня, звала! А однажды почувствовав зов, я уже никак не мог избежать желания – намерения! – покинуть берег и плыть!.. Да, я хотел уйти в Океан, но мне никогда и ничего не было от него нужно.
– Просто ты никогда не видел в нём ничего, кроме ветра и волн.
– И этого мне достаточно.
– Плыть, маневрируя в струях течений, наслаждаясь свободой… Какое блаженство – прыгнуть за борт и слиться с душой Океана!
– Искушаешь?
– Что ты, всего лишь поддерживаю разговор.
Капитан помолчал, немного довернул штурвал, выправляя курс.
– Я бы спрыгнул… – признался он с неохотой. – Но я капитан! – и одёрнул сыпанувший каплями плащ. – Мой долг – направлять судно и беречь доверившихся мне!
Капитан поднял над собой фонарь, осветил палубу: несколько человек расположились прямо на голых досках, несмотря на пронизывающий ветер и холодные, колючие брызги.
– Беречь, – твёрдо сказал он. – Всех. И неважно, кто кем был в прежней жизни. Неважно, к чему стремится теперь…
– Расскажи мне о них, – попросила тень. – Чего я ещё не знаю?
– Ты вполне способна узнать обо всём, что хочешь, сама.
– Мне интереснее спросить тебя. Твой разум – как фонарь, и твои слова – игра теней, отбрасываемых миром в его свете. Невероятный спектакль!
Капитан хмыкнул, однако не стал упираться.
– Рассказывать можно долго – строить догадки, фантазировать… Но что из предположений действительно является правдой? Чужая душа – потёмки.
– И всё же?
– Ну… Вот, к примеру, император. Поначалу он пытался скрывать свою личность, однако слишком выделялся среди всех и первым бросался в глаза: держался особняком, задирал нос. А сейчас… Вон, видишь, будто брошенный как попало ветхий мешок? Плащ превратился в жалкое отрепье, сапоги размокли, сам излохматился хуже медведя… Но с палубы не уходит и потускневшую, мятую корону не выпускает из рук, точно та вросла ему в пальцы. Он похож на одержимого.
– Не лучшее состояние для путешествия.
– Не лучшее. Но он так решил.
– Император… – задумчиво произнесла тень. – Чего могут хотеть императоры? Что бросило в отчаянный квест этого?
– Мания величия, пожалуй, – предположил капитан. – Когда величие ушло – осталась только мания. Мания былого величия… Нетрудно догадаться, чего он теперь хочет: его видно насквозь.
– Насквозь? – тень ухмыльнулась.
И умолкла на время – может, и вправду изучала утратившего былое величие монарха насквозь.
– А что видишь ты? – не удержал любопытства капитан.
– Хочешь посмотреть своими глазами? – предложила тень – и накрыла прозрачной ладонью его лицо.
Капитан не успел отказаться.
***
…Я – маленький мальчик среди больших людей. Мне страшно. Но люди и сами боятся. Чего? Вот она, причина: грузный бородатый человек – много золота и разноцветных камней, мантия, корона… Отец! Но почему он так одет? Слишком впечатляюще – совсем не как обычно. Обычно, как раз, так одевается старший брат отца… А вот и он: посреди тронного зала стоит на коленях. Отчего-то всё замирает: люди, воздух, стяг со львом на золотом поле… Вдруг будто с неба срывается стальной полумесяц! Сверкает лезвие – и голова катится по полу! Отец поднимает над собой окровавленную секиру и рычит, как утверждающий своё право лев…
Трубы и барабанная дробь. Гремя сталью, войско уходит через главные городские ворота. Отец впереди – он ни разу не обернулся. Одиночество, страх… и придворные со взглядами голодных гиен…
Те же ворота – трещат и рассыпаются в щепки. Из пролома вылетает предмет размером с капустный кочан: через спутанные космы… смотрят лишённые век глаза! И в открывшийся сразу за тем проход вваливается вооружённая толпа…
Пожары, убийства, вопли, кровь. Насаженная на пику голова отца посреди главной площади. Потайным ходом меня, мальчика лет десяти, спешно выводят за городские стены…
Море, болтающаяся палуба, вонь от блевоты. Мне плохо. Когда будет берег?..
Тесные кельи, монахи, сухой, обдирающий горло, хлеб. Ночь, молитва… удары в дверь и крики! Снова бежать!..
Поместье герцога, старого друга отца. Мне тринадцать и я полон счастья: богатая одежда, изысканная пища, много вина!.. И вдруг – я в тронном зале, мне на голову возлагают корону! Что это – сон?! Снова много еды и вина…