Михаил Кречмар
Север и оружие
Серия «Библиотека „Русского охотничьего журнала“» основана в 2013 году
В книгу включены фотографии, выполненные А. Агаповым, Д. Бахолдиным, Д. Блудовым, В. Бобко, А. Гаманом, Ю. Даниловым, С. Еремеевым, Е. Карякиным, В. Котовым, А. Кречмаром, Т. Крокуновой, Д. Лапиным, Д. Мейнардом, Н. Павловым, Д. Поляченко, А. Поповым
Фотографии, авторство которых не указано, выполнены автором
2-е издание, с изменениями в оформлении. 1-е издание вышло в 2010 году
Введение
Я один из последних охотников старых времён. События, свидетелем которых я был, вновь пережить невозможно. И дичь, и местные племена в том виде, как я их знал, исчезли. Уже никто никогда не увидит огромные стада слонов, никто не услышит воинственных криков копейщиков племени масаи, когда они прочёсывали кусты, чтобы уничтожить львов, нападавших на их скот; мало кто может сказать, что он был там, где никогда не ступала нога белого человека. Старой Африки нет, и я был свидетелем её конца.
Дж. Хантер. «Охотник»
– У нас есть оружие! – говорит мальчик Семён, протягивая мне старую однозарядную мелкокалиберную винтовку ТОЗ-16. Ей больше сорока лет, воронение на стволе давно потёрлось, приклад выглядит серым и выщербленным, как доисторическая берцовая кость мамонта, найденная в торфяном обрыве. Проведя пальцами по толстому, как ломик, стволу, я нащупываю несколько очень характерных колец от раздутий: в ствол попадал снег или мусор, а может быть, в нём застревала пуля от некачественного патрона и кто-то из родственников Семёна выбивал её следующим выстрелом. Но самым интересным в этом оружии представляется затвор: его рукоятка давно отломана, видимо при попытке вытащить заевшую гильзу ударом о дерево. В стебле затвора сделано отверстие (вероятно, ручным сверлом), и он теперь «управляется» толстым гвоздём, привязанным за верёвочку к шейке ложи.
Но это оружие (я пишу без кавычек!) в умелых руках по-прежнему смертельно опасно. И выполняет свою важнейшую функцию – поражать цель. Возле яранги лежит свежее мясо – нога снежного барана, две бараньи головы. Взяв «мелкашку» из моих рук, мальчик убегает в тундру и, пока я фотографирую яранги, возвращается с только что застреленной куропаткой. При этом я замечаю, что возле яранги он предусмотрительно разряжает винтовку – всё тем же гвоздём на верёвочке…
Семён – оленевод. Не мальчик из стойбища оленеводов, а именно оленевод. Ему двенадцать лет, он живёт в тундре всю свою сознательную жизнь. Он родился после 1991 года, поэтому избежал насильственной отправки в интернат, как его соплеменники в 1950-1980-е годы.
Совсем недавно охота была занятием всех.
По-моему, у Семёна даже нет метрики.
Кроме того, Семён не знает, что на нарезное оружие (да и на любое другое) в городе требуется масса бумаг. И он совершенно точно не сможет их оформить.
Но тем не менее старая малокалиберная винтовка выглядит в руках Семёна как продолжение его тела.
А через шесть дней я стою перед витриной очень передового охотничьего магазина в губернском городе М. Я интересуюсь, сколько стоит патрон для отечественной винтовки Мосина, той самой, которой не так давно исполнилось сто пятнадцать лет. Сорок пять рублей.
– Хороший патрон, – говорит владелец магазина Александр, достаёт один из витрины, и искусственный свет играет на аккуратной каннелюре гильзы. – Да, дорогой. Но ведь охота – это занятие не для бедных…
И я снова вижу, как раскосый смуглый мальчик Семён, едва достающий мне до плеча, ловким движением пальцев схватывает висящий под прикладом гвоздь, передёргивает затвор «мелкашки», вскидывает её и стреляет.
А ведь было время, когда охота не считалась занятием только бедных или богатых людей. Она была занятием всех.
И это время не так уж от нас далеко, как может показаться сегодня.
Вопреки распространённому утверждению, подавляющее число северных аборигенов Евразии жили не охотой. Их основным занятием было оленеводство[1]. Охотниками были только эвенки, известные в старинной российской этнографической традиции как тунгусы. Но и они использовали оленей в качестве средства передвижения, а также как ограниченный ресурс мяса и шкур.
Охотниками были те, кто пришёл на Север до них…
Совершенно точно были охотниками люди, двинувшиеся на Север из своей тропической африканской прародины. Совершенно точно были охотниками люди, построившие хижины из костей гигантских животных на Южнорусской равнине и на Алтае. Точно так же были охотниками первопоселенцы Алдана. И, уж несомненно, охотниками были люди, впервые перешедшие в Новый Свет по травянистым равнинам Берингова сухопутного моста и вышедшие на свободный простор равнин Северной Америки.
Охотниками были первые русские люди, пробившие свою дорогу в Сибирь. Более того, именно благодаря охоте – охоте на одного лишь пушного зверя – Сибирь сегодня считается неотъемлемой частью России. Вы когда-нибудь задумывались, почему карта нашей страны в азиатской части практически совпадает с картой обитания соболя? Вот то-то же…
Охотниками были все без исключения участники северных экспедиций. Были охотники-промысловики и охотники-спортсмены.
О самых известных из них я постараюсь рассказать в этой книге.
Читатель может в какой-то момент посетовать, что под понятием «Север» в этой книге имеется в виду необычный регион – от Карелии через всю страну наискосок до Уссурийского края, который, как известно, находится на широте Северного Кавказа. Что поделать! Природа оказалась немного несправедлива к нашей стране, и если север европейской части почти до самого Урала испытывает влияние Гольфстрима, то восточное побережье России омывается другими морскими течениями, которые несут холод, а не тепло. Поэтому область с суровым климатом в северной части Евразии (львиную долю которой занимает Россия) выглядит немного «скособоченно».
Далёкие северные посёлки – места, в которых сохранилась оружейная культура простых людей России.
Что такое «Север» в понимании автора этой книги? Строго говоря, вся территория Российской Федерации находится далеко от экваториальной зоны между тропиками Рака и Козерога, которую принято отождествлять с «Югом». Но при этом надо заметить, что «Югом», даже в значительном приближении, не являются даже такие признанно «субтропические» для российского школьника территории, как Уссурийский край. Снег ложится в Приамурье раньше, чем в Подмосковье, а в южном Сихотэ-Алине в январе стоит такой холод, что ему не позавидует и Колыма. Лично я отнёс к «Северу» область распространения вечной мерзлоты (кстати, в соответствии с отечественным законодательством). Иногда в тексте встречаются исключения: я привожу примеры из практики охот в Центральной Азии и даже на африканском континенте, но всегда оговариваю их специально.
Кроме того, большое количество ссылок на традиционные африканские охоты я поместил в первую главу первой части – там, где повествуется об «охотниках на мамонтов». Что ж, раз уж нам не довелось застать вживе ни мамонтов, ни охотников на них, то будем исходить, как выражаются исследователи, «из ближайшего приближения». Так на страницах этой книги появились пигмеи бамбути и зулусы матабеле.
Другое отступление от тематики Севера я делаю, когда начинаю говорить об оружии исследовательских экспедиций. Дело в том, что больше всего документов сохранилось о среднеазиатских путешествиях, которые снаряжались на средства Военного министерства Российской империи. При этом принципы вооружения экспедиций оставались примерно одинаковыми – что для Н. М. Пржевальского, искавшего путь в Тибет через пустыню Гоби, что для Джона Франклина, отправившегося на поиск Северо-Западного прохода среди неласковой природы и недружелюбных племён.
Кроме того, сразу надо оговориться, что, рассказывая об охоте на Севере, я имею в виду прежде всего охоту на крупного и пушного зверя. Я практически не касаюсь здесь особенностей добычи многочисленных северных птиц – это сделает кто-нибудь другой в совершенно другой книге.
Вся история северной охоты – рассказ о том, как люди пытались превратить её в производство. Сперва этим «производством» стали коллективные охоты на лосей, северных оленей и бизонов, затем последовала организация артельного промысла на пушного зверя (нашедшая своё конечное оформление в создании госпромхозов). А в самое последнее время организация производства коснулась и такой охотничьей ветви, как спортивная охота. И если на ещё не освоенных северных равнинах по-прежнему остаётся место фортуне, то в Альпах, Карпатах, Намибии и ЮАР уже вырастает десятое поколение дичи установленных кондиций, предназначенной пасть от меткого выстрела охотника за трофеями. Прежняя охота, с многомесячными экспедициями, лишениями и бесчисленными бесплодными попытками выследить определённого зверя, неминуемо уходит в прошлое.
Но должен сказать, что и в своём современном обличье охота продолжает оставаться охотой! И даже в парковых австрийских лесах и на намибийских ранчо за удачей остаётся последнее слово.
Итак, мой рассказ о том, как люди на протяжении всей своей истории пытались подчинить себе Удачу…
Автор выражает благодарность А. Агапову, В. Аксёнову, В. Арамилеву, Д. Бахолдину, Д. Блудову, Я. и О. Бобылевым, Г. Бронштейну, А. Вайсману, А. Гаману, М. Гунченко, Э. Гунченко, А. Гуриеву, Ю. Данилову, С. Демидовичу, В. Дунаеву, С. Еремееву, К. Еськову, В. Зерзикову, А. Каликину, Е. Карякину, А. Кляцыну, А. Кречмару, Т. Крокуновой, Д. Лапину, А. Лебединцеву, С. Мартынову, Д. Матросову, М. Милчеву, С. Минькову, А. Мохину, О. Мочаловой, Н. Павлову, Д. Поляченко, А. Рузанову, А. Сакулину, С. Соколову, В. Соловью, В. Статкевичу, А. Трофимову, Е. Шевченко, Н. Шевченко, А. Шеру, а также Ursula Rack и Johan Schimanski из Музея арктических исследований Альфреда Вегенера в Вене, помогавшим мне рассказами из своего опыта и просто консультациями при написании этой книги.
Михаил Кречмар
Часть I
Охота как жизнь
Глава 1
Охотники на мамонтов
К Великому льду
Освоение Севера с самых первых шагов человека было тесно связано с охотой. Более того, именно охота и увела первобытного человека в смешанные леса и далее – в тундростепи и тундры, на самый край Великого льда – ледяного щита севера Европы, сибирских горных стран и Кордильерского и Лаврентийского ледяных щитов.
Конечно, африканские саванны и джунгли Индокитая, в которых до того обитали предки современного человека, предоставляли этим приматам очень широкие возможности для разнообразия их меню. Более того, изначально предки человека были существами скорее растительноядными, нежели поедателями мяса. Благо, условия предоставлялись для этого замечательные! Но по мере того как люди стали продвигаться на север, мясо начало занимать в их рационе основное место.
Вообще процесс перехода наших предков с преимущественно вегетарианской пищи на рацион со значительным количеством мяса – один из ключевых в истории становления современного человечества как вида. Вполне возможно, именно переход от собирательства к охоте и послужил причиной метаморфозы, результатом которой сегодня являемся мы с вами.
Одновременно с этим способность к активному убийству животных и овладение огнём позволили первобытным людям освоить территории, где долго царили холода.
Согласно существующим научным воззрениям предки современных людей покинули рифтовые равнины Восточной Африки около шестидесяти тысяч лет назад. А тридцать тысяч лет назад племена, преодолевшие Ближний Восток, Двуречье и горы Памира и Гиндукуша, достигли Центральной Азии, откуда (из района современных Уйгурии и Алтая) и расселились по всему Северному полушарию. Именно там сформировалось два северных потока миграции, один из которых достиг Фенноскандии, а мигранты из другого потока преодолели Берингийскую сушу и в итоге заселили оба американских континента.
Общий облик нашей планеты в этот геологический отрезок времени сильно отличался от современного. Значительную часть Европы и Северной Америки прикрывали массивные ледяные шапки, чем-то напоминающие антарктические льды.
Карта четвертичного оледенения.
ИСТОЧНИК: КРАТКАЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ, Т. 4.
Надо сказать, что ледники тогда не представляли собой такого сплошного (как бы сказали географы – зонального) ледяного покрова на всей планете начиная от определённого градуса северной широты, как это сейчас происходит в Антарктиде.
Главная евразиатская ледяная «бляха» диаметром в несколько тысяч километров и толщиной ледяного покрова в сотни метров закрывала Фенноскандию, большую часть северной Европейской России и Западной Сибири и доходила до устья Хатанги. Другая, такая же, лежала на всей современной Канаде, закрывая доступ к плодородным равнинам Центрального Запада.
Очертания побережий также были иными. Практически всё, что сегодня является шельфом северных берегов Америки и Евразии, было сушей. Там, где сегодня проходит восьмидесятикилометровый канал Берингова пролива, протекала огромная река, такая же, как Амур или Лена, и Анадырь с Юконом являлись её притоками. Огромные равнины (располагавшиеся там, где сейчас перекатываются волны Северного и Берингова морей, а также Северного Ледовитого океана) походили на нынешние африканские саванны с развитой злаковой растительностью (в науке они приобрели наименование «тундростепи»). И эти саванны давали пишу огромным стадам крупных травоядных млекопитающих – от сайгаков, карликовых лошадей и верблюдов до мамонтов.
Мамонтовая тундростепь окаймляла Великий лёд с юга, востока и запада, а дальше росла хвойная северная тайга…
Первые «северяне» продвинулись к полярным равнинам где-то около пятнадцати-двадцати тысяч лет тому назад. Конечно, они не были предками современных ненцев, нганасан, саамов, тем более чукчей и якутов. Все современные северные народности появились на своей нынешней родине максимум два тысячелетия тому назад (исключение составляют лишь эскимосы). Прав был Бубер, утверждавший, что «абориген является лишь предыдущим завоевателем».
Кто были первопоселенцы этих земель, мы, скорее всего, никогда не узнаем. Становища их семей медленно перекочёвывали к северу, причём процесс этот был периодическим – то ускорявшимся в тёплые года, то застывающим на месте. Иногда после пары неблагоприятных сезонов главы родов поворачивали обратно. Вряд ли они встречали на местах прежних кочёвок других людей, которые могли бы не пустить их обратно: даже в наше время на Севере ещё существуют территории, где нет человеческих поселений в радиусе ста и более километров, так что уж говорить о том периоде, когда люди только начинали расселяться по поверхности планеты…
Расселение человека по поверхности нашей планеты.
ИСТОЧНИК: Т. MOTOKAWA, «ELEPHANT'S TIME, RAT'S TIME».
Возможно, человек вынужден был держаться ближе к краям Великого льда по одной важной причине, которой мы, живущие в городах и под крышей, не придаём значения. Это кровососущие насекомые, гнус. Не стоит думать, что наши предки были более устойчивы к их укусам, чем мы, сегодняшние. Да это и невозможно: комары, мошки и мелкий гнус стремятся облепить каждый свободный участок кожи теплокровного существа (особенно если он лишён шерсти), забиваются в нос, уши и в любые другие отверстия на теле. Крупные млекопитающие – лоси, олени и многие другие – безумеют от массированной атаки этих существ. Мне приходилось наблюдать, как группы северных оленей сутками выстаивали на бесплодной, конической, как перевёрнутая воронка, вершине горы, лишь иногда смещаясь вокруг неё в зависимости от смены направления ветра. Так они спасались от засилья комаров в речных долинах. Положение отягчается тем, что большая часть кровососов вырабатывает антикоагулянты и впрыскивает их в организм, когда высасывает кровь. А значительное количество впрыснутых в кровь антикоагулянтов приводит к физическому ослаблению жертвы, а иногда даже к смертельному исходу. Поэтому люди, как и большинство теплокровных существ, старались следовать по обдуваемым гребням возвышенностей, долинам рек, по которым двигались воздушные массы, и непосредственно возле кромок ледников (холод отгонял кровососов)[2].
Охотник и его добыча
Надо сказать, что эта часть стратегии передвижения людей на Севере должна была полностью совпадать с поведенческой стратегией массовых травоядных, таких как сайгаки, бизоны, дикие лошади и северные олени. Именно они стали для древнего северного человека основной пищей, источником одежды и, более того, своеобразным пропуском на новые, не освоенные людьми территории.
Вопреки широко распространённому мнению, именно северный олень, сайгак, дикие лошади, а также (в меньшей степени) лось и бизон служили основной добычей первобытных охотников Севера. Довольно сомнительно, чтобы большие человеческие общности могли быть специализированными «охотниками на мамонтов». Мамонт и другие представители так называемой мамонтовой мегафауны если и становились добычей древнего человека, то нерегулярно – вероятнее всего, только в периоды сезонных миграций.
Изображение бизона, сделанное древним человеком.
Костные останки, которые находят на стоянках древнего человека по всей Северной Евразии и Америке (за исключением специализированной культуры жилищ из мамонтовых костей), принадлежат преимущественно сайгакам, лошадям, оленям и бизонам. Но при этом роль северного оленя (на сегодняшний день – самого массового вида тундровых копытных) тоже сильно преувеличена. Об этом говорят раскопки стоянок первых американских поселенцев на Аляске – стоянок Ненана, Денали, Меса или Мит-Маунтин. Кочевники северных равнин, как показывают исследования в центральной части хребта Брукса, на оленей в те времена не охотились. Судя по костным останкам, которые удалось обнаружить на этой территории, северные олени составляли не более трёх процентов от всего количества обитавших там животных (в настоящее время – более девяноста). Но северные равнины – ныне затопленные, а тогда травянистые – обладали биологической продуктивностью, сравнимой с богатством саванн, и «прослойка» зверей, не относившихся к категории мегафауны, была достаточно внушительной, так что скучать редким охотникам не приходилось. Самыми многочисленными были крупные бизоны. Именно они и становились жертвами палеоиндейцев Аляски. Северные олени и овцебыки заселили эти территории значительно позже, когда сменился тип растительного покрова (злаковая тундростепь сменилась арктической тундрой), а большая часть людей откочевала к югу.
Существовали специализированные группы родов (я бы поостерёгся употреблять здесь слово «племена»), охотившиеся на пещерных медведей и, возможно, на тех же мамонтов. Но это можно с полным правом отнести к разряду экзотики.
Дело в том, что одним из видов регулярной добычи палеолитического человека был пещерный медведь. Собственно говоря, существовало два вида пещерных медведей, и, как утверждают специалисты по вымершим животным – палеонтологи, – оба были преимущественно растительноядными. Малый пещерный медведь, размером примерно с современного бурого мишку, был на редкость уродлив: с опущенным крупом, лобастой головой, маленькими глазками. Большой пещерный медведь достигал, вероятно, размеров современного белого медведя, то есть весил примерно семьсот-девятьсот килограммов. В отличие от пещерных львов эти звери были пещерными не только по названию. Пещерным был весь образ их жизни, они рождались, размножались и умирали в пещерах, выходя из них лишь для того, чтобы попастись перед их входом. Уязвимость такого медведя была очевидной, и наши предки не могли ею не воспользоваться.
Считается, что если первобытный человек и послужил причиной исчезновения каких-либо крупных млекопитающих плейстоцена, то этими зверями в первую очередь были пещерные медведи.
Фауна «каменного века» современным исследователям известна достаточно хорошо, во всяком случае не хуже, нежели животный мир эпохи динозавров. И учёные едва ли не лучше всех других доисторических видов изучили именно пещерных медведей. Причина этому – обилие их костей в местах основного обитания. Именно по костным останкам в пещерах учёные пришли к выводу, что эти звери страдали от болезней суставов, а также переломов в различных частях скелета, что было следствием постоянного пребывания в узких холодных и сырых каменных коридорах. Кроме того, у многих пещерных мишек наблюдались заметные аномалии в развитии, что, скорее всего, являлось следствием близкородственного скрещивания. Инбридинг, судя по всему, был широко распространён у обоих видов этих крупных зверей. По всей видимости, это было вызвано тем, что популяции были очень изолированы.
Однако самую главную роль в вымирании пещерного медведя сыграла деятельность древних охотников. Судя по остаткам трапез в Альпах и Пиренеях, на Урале и на Кавказе, – везде, где наши предки могли добраться до пещерного топтыгина, они превращали его в изрядный и довольно безопасный источник пищи.
Судя по раскопкам, проведённым в Малой Воронцовской пещере (близ Сочи), в этом естественном укрытии было убито и частично съедено как минимум шестьдесят пять пещерных медведей. Археологи предполагают, что палеоохотники не использовали медведя целиком, а довольствовались одной из его задних ног (чаще всего левой). Такое поведение говорит о расточительном отношении древних людей к дичи, что, с одной стороны, свидетельствует об избытке добычи, а с другой – напоминает о том, что у первобытного человека тогда не существовало традиций сбережения мясных запасов.
Доказательства охотничьей деятельности наших очень далёких предков весьма впечатляющи. Обитатели пещеры Эрд, расположенной на территории современной Венгрии, добыли не менее пятисот пещерных медведей. В пещере Нерубайской под Одессой найдены останки более чем четырёхсот пещерных мишек; рядом, в пещере Ильинской, лежат кости более полутысячи их сородичей. Судя по всему, именно пещерного медведя первобытный человек мог истребить практически полностью: зверь сам создавал условия, при которых его добыча становилась относительно несложным делом.
«Относительно» я пишу потому, что практически никто из нас, ныне живущих и сидящих за компьютером, не может себе представить, какова была эта охота на самом деле. Будучи охотником с тринадцати лет и имея за плечами не менее десяти лет «чистого» пребывания в экспедиционных условиях на Севере, я должен сказать, что, по моим наблюдениям, городские жители часто заблуждаются, говоря о простоте добывания любого живого существа в дикой природе. Любое животное – будь то полёвка, соболь, олень, медведь или мамонт – хочет жить, боится смерти и готово сражаться за свою жизнь до последнего. Даже сидящая в капкане крыса старается перед смертью укусить обидчика. Поэтому я уверен, что даже при тогдашнем изобилии дичи охота первобытных людей не была безопасной и лёгкой и не проходила без потерь для плохо вооружённых охотничьих групп.
