Михаил Логинов
Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Глава 3, в которой терпентин, жавель и мышьяк попадают под запрет, Джейн и Лайонел слышат вещи, которые предпочли бы не слышать, а дядя Генри становится наследником Недвижимости
Про снежок-гранату миссис Дэниэлс вспомнила лишь один раз, полгода спустя. В этот день к ним в гости заглянули дядя Генри и тётя Элизабет.
Когда Джейн была маленькой, ниже папиного стола, она решила, что тётя Элизабет и, особенно, дядя Генри – очень глупые люди. Они постоянно говорили про папу и маму и, когда папа приближался, понижали голос. Но когда рядом была Джейн, они и не думали говорить тише. Будто Джейн ничего не слышала!
Тётя Лиз постоянно вспоминала свою сестру, то есть маму Джейн. Конечно, она её не ругала. Она её жалела, что было гораздо хуже.
– Бедная, бедная Мэри, – зачем-то обращалась она к мужу, который её даже и не слушал, – как она могла совершить такую ошибку?! Я так её любила…. Я так часто её предупреждала: сестрёнка, не торопись! Да, у этого красавчика-щёголя Летфорда есть герб, но этот герб только на его носовом платке. У него нет усадьбы с воротами, украшенными гербом, нет кареты с гербом на дверце, даже нет ножей и вилок с гербом. Почему ты не подождала немного, тебе нашлась бы подходящая пара. Нет, она почему-то выбрала нищету, которая сгубила её!
И тётя Лиз делала вид, что всхлипывает. Это удивляло даже маленькую Джейн: она же знает, что её никто не слушает. Может, репетирует слезы?
Дядя Генри своей жене не отвечал и ничего не говорил про маму. Лишь раз он ответил ей. В тот день папа, показывая гостям кабинет, зачем-то вышел, и Джейн отлично расслышала слова дяди Генри.
– Нет, дорогуша, выйти за лейтенанта морской пехоты – не самый глупый выбор. Твоя Мэри не виновата в том, что прогадала. То, что мой дорогой кузен ещё не дорос до полковника, как-то можно объяснить. Но с его доходами и только что не оборванными ребятами дома следовало бы оставить чистоплюйские замашки. Посмотри на эту безделушку, пылящуюся без толку, – дядя брезгливо поднял мистера Риббит-Риббита, будто тот был живой жабой, – в любой ювелирной лавчонке за него дали бы добрую пару гиней. Наполнить свой багаж товаром, выменять его на виски у солдат, а ещё лучше – просто войти к ним в долю, пообещав не щупать их ранцы, даже если раздулись после боя, как вымя дойной коровы… Две таких войны, дорогуша, и мой кузен принимал бы нас в лучших условиях, чем эта сумрачная дыра.
– Может, он не понимает? – участливо спросила тётя Лиз.
– Я уже говорил с ним, – махнул рукой дядя, – и окончательно убедился, что твоя несчастная Мэри не разглядела дурака в смазливом юнце с гербом.
Лайонел тоже слышал этот разговор. Он и позже делился наблюдениями с сестрой, утверждая, что дядя и тётя то и дело жалеют маму и обзывают папу «глупцом».
И все равно однажды Джейн на несколько дней поссорилась с Лайонелом, сказавшим, что если бы мама была жива, то дядя Генри и тётя Элизабет приходили бы к ним в гости гораздо чаще. Если бы мама была жива, она бы согласилась, чтобы дядя Генри и тётя Лиз жили с ними в одном доме.
* * *
До очередного отплытия папы оставалось три дня, когда визит дяди Генри и тёти Лиз украл один из них.
Джейн и Лайонел искренне завидовали миссис Дэниэлс: они с Уной были на кухне, а туда гости не заходили. Шёл привычный дождик, не погулять. Приходилось бродить по дому, конечно, натыкаясь то на дядю, то на тётю.
Оставалась ещё одна надежда, но она не успела перейти в план из-за наблюдательности миссис Дэниэлс.
– Я видела, какими глазами вы смотрели на гостей, когда они переступили порог, – сказала она ребятам, заглянувшим на кухню. – Так вот, запомните, любая шутка с порохом, солью, уксусом, перцем или нюхательным табаком…
– Хорошо, – сказала Джейн.
– …швейными иголками, дёгтем, булавками, натянутой бечёвкой, керосином, подпиленными ножками стульев и намасленными ступеньками…
– Я усвоила, – кивнула Джейн.
– …а также если вы возьмёте жавель, терпентин, слабительную соль, гвозди, коробку с муравьями, свечу, вымоченную в рыбьем жире, то имейте в виду…
– Простите, миссис Дэниэлс, вы нарочно не упомянули мышьяк? – спросил Лайонел.
– …что все кончится очень плохо, – закончила миссис Дэниэлс, полностью игнорируя их слова. – Я предупреждаю один раз. Если ваш отец ничего не заметит, то увижу я. На этот раз горбушкой и чуланом вам не отделаться.
Брат и сестра переглянулись, печально кивнули и пошли дальше бродить по дому. Увы, дом был мал и на гостей они натыкались повсюду, а если и не натыкались, то слышали их разговоры. Дядя Генри и тётя Лиз не менялись.
После утомительного обеда от гостей удалось отдохнуть: они ушли в кабинет вместе с папой. Впрочем, отдых в гостиной не удался. Папа и гости говорили слишком громко, и было слышно. Если, конечно, не заткнуть уши. Ни Джейн, ни Лайонел делать этого не собирались.
– Подслушивать нехорошо, – сказал Лайонел.
– Без тебя знаю, – ответила Джейн. После этого они подслушивали оба.
По правде говоря, удовольствия от услышанного не было никакого. «Они его просто душили», – сказал позже Лайонел, и Джейн не смогла возразить.
Громче всех говорила тётя Лиз. Она почти рыдала.
– Бедная, бедная Мэри. Дорогой, ты должен помнить о моей несчастной сестре, даже когда считаешь, что закон на нашей стороне.
– Я хорошо помню о твоей сестре, моя голубка, – грубовато отвечал дядя Генри. – Если бы не она, то сейчас с твоим уважаемым родственником говорил бы наш адвокат.
Джейн почти не расслышала ответ папы, но ей показалось, что он сказал: «Лучше бы я общался со стряпчим».
Поднапрягшись, Джейн поняла, что папа должен дяде Генри большую сумму денег. Джейн стало страшно. Она вспомнила соседку напротив, миссис Райт. Её муж не смог выплатить долг и был отправлен в долговую тюрьму.
«Неужели это возможно с папой?» – подумала она и так испугалась, что не смогла сразу прислушаться к разговору за стеной. А когда смогла, то услышала вот что:
– Что вы, капитан Летфорд. Даже если бы я не являлся в некотором роде родственником… Но принцип справедливости важнее всего… Я рад, что вас тоже устраивает этот вариант… Как видите, я не отбираю у вас средства к существованию…
– А всего лишь намерены отобрать их у моих детей, – перебил его папа. – Я весьма благодарен вам за деликатность ваших претензий. Остаётся скрепить договор у нотариуса.
Позже Джейн узнала, что папа ничего не должен дяде Генри и договорился с ним очень просто. Папа завещал ему всю свою Недвижимость. Джейн поняла, что это и есть тот самый клочок земли, который заливает в разлив, и нисколько не огорчилась. Она никогда его не видела. – Ну вот, у нас теперь нет Недвижимости, – печально сказал Лайонел. – Ничего, папа когда-нибудь обязательно станет полковником, и Королева назначит его комендантом тропического острова, а мы все туда уплывём, – ответила Джейн. – Конечно, будет немножко жалко папу, но вот лично мне солнце никогда не надоест.
Глава 4, в которой Джейн и Лайонел прощаются с Парусной улицей и переезжают из лачуги во дворец, чтобы потеряться и найтись опять, Джейн принимают за родового призрака, а Джека-садовника так и не бросают на съедение акулам
Королева не торопилась назначать папу комендантом тропического острова, но скоро произошло событие, имевшее не менее важные последствия. Умер дядя Хью.
Джейн огорчилась, хотя с трудом могла вспомнить, когда видела дядю Хью последний раз.
– Почему мы так редко бываем у него в гостях? – как-то спросила она папу. – Ведь у дяди Хью так интересно.
– Потому что он опять будет объяснять мне, как я ошибся, женившись на твоей маме, и непременно пообещает найти мне подходящую невесту, которая будет способна утешить меня и стать новой матерью для «твоих крошек». Я уже отвечал ему, что жду примера от старшего брата: пусть найдёт сначала невесту для себя самого.
С той поры Джейн немножко побаивалась: вдруг папа прислушается к этим советам и женится на невесте, которую подскажет дядя Хью. Джейн была уверена: человек, который плохо говорил о её маме, непременно найдёт глупую и злую мачеху. Поэтому она даже радовалась тому, что папа почти не встречается со старшим братом.
Теперь встреча стала невозможна. Лайонел флегматично заметил: в том, что дядя умер внезапно и быстро, есть свои преимущества. Во-первых, дядя Хью не страдал, во-вторых, их не успели привезти к нему попрощаться.
Между тем у дяди Хью было очень интересно. Он жил не в таком домике, как у Джейн и её папы. В таком домике у дяди Хью жили слуги. Причём не все, так как всем одного домика не хватило бы.
Владения дяди Хью даже имели своё имя: Освалдби-Холл. Главным в этой усадьбе были, конечно, не домики для слуг, а старинный особняк, для хозяев. Ещё был парк, с огромными деревьями, среди которых можно заблудиться. А еше конюшня с лошадьми для упряжки и седла: дядя Хью любил ездить по парку. Ещё была оранжерея, и в ней росли пальмы и цветы, которые папа часто видел в джунглях, конечно же, без кадок и не за стеклом.
Теперь все это принадлежало отцу Джейн и Лайонела, который за одну ночь превратился из простого капитана Летфорда в сэра Фрэнсиса.
За пару дней до отъезда к папе пришла миссис Дэниэлс.
– Сэр Фрэнсис, я благодарна вам за вашу доброту. Надеюсь, вы напишете мне достойную рекомендацию, которая…
– Вас не устраивает место экономки в моем доме? – спросил папа.
– Устраивает. Но я не уверена, что вы теперь нуждаетесь в моих услугах.
– Нуждаюсь, – коротко ответил папа. Миссис Дэниэлс поблагодарила его и прекратила разговор, так как покойный муж приучил её к коротким ответам. Она повеселела и приступила к занятию, не требовавшему долгого времени – сбору вещей.
Джейн поняла, что прощание – грустное дело, даже если переезжать из лачуги во дворец. Было грустно расставаться с соседями. На прощание Джейн отмерила порцию песка, чтобы показать Терри, какую порцию пороха надо закладывать в снежок. Правда, ещё раз посоветовала не делать этого. «Но если сделаешь, то больше пороха, чем показала я, не клади. И когда подожжёшь фитиль, не ковыряй в носу слишком долго».
Энн попросила прощения ещё раз, и они расцеловались.
* * *
Лайонел, обычно говоривший глупости, на сей раз оказался прав. Они приехали в Освалдби-Холл и заблудились. Причём не в парке, а в самом доме.
До этого был Переезд – путешествие с не очень большим багажом, зато на большое расстояние, Джейн не помнила, когда ездила так далеко. Она привыкла смотреть на поезда, теперь же впервые села в вагон. Удовольствие не портили даже рассуждения Лайонела о том, что максимальная скорость паровоза – шестьдесят миль в час, а они едут вдвое медленнее.
Потом был Лондон, через который надо было долго ехать в кебе с одного вокзала на другой. Лайонел объяснял что-то о будущей подземной железной дороге, которая свяжет вокзалы, а Джейн смотрела по сторонам почти с испугом. Город казался бесконечным, весь из одинаковых двух– и трёхэтажных домов, стоящих плотно друг к дружке, как папины солдаты на параде.
Из Лондона направились на север. Джейн задремала и проснулась, когда поезд въехал в арку в городских стенах Йорка – более высоких и куда более чистых, чем портсмутские.
Путешествие до Освалдби-Холла продолжилось в экипаже, присланном из усадьбы. Кучер был молчалив и важен, но время от времени оглядывался на пассажиров, будто пытаясь к ним привыкнуть.
– Мы теперь новые хозяева, – шепнула Джейн, и Лайонел кивнул.
Если кучер оглядывался умело, скрывая, будто новые хозяева ему интересны, то Джейн и Лайонел вертели головами откровенно, удивляясь все больше и больше. На самом деле удивлялась Джейн. Брат постоянно намекал, что ему все-все знакомо и нет ничего удивительного, к примеру, в том, что от границ Освалдби-Холла до самого дома надо ехать почти полчаса. А вот Джейн – удивлялась.
Ещё больше Джейн поразилась, когда прямая, как струна, обсаженная дубами аллея привела экипаж к самому особняку. Огромные дома она видела и раньше. Но те стояли среди других больших домов. А двухэтажный особняк напоминал старый дуб среди кустов терновника.
Когда новые хозяева Освалдби-Холла вошли в дом, стало понятно, что дела есть у всех, кроме Лайонела и Джейн. Взрослые принялись разбирать вещи, командовать слугами и говорить о разных неотложных делах. Ребятам объяснили: главное, что от них требуется, это не болтаться под ногами. Этим они и занялись – постарались уйти туда, где голоса отца и управляющего, мистера Ф., были бы почти не слышны.
Тишину они нашли лишь на втором этаже. И скоро поняли, что заблудились.
Вернее, это понял умник Лайонел. «Мы заблудились», – несколько раз повторил он. «Не заблудились, а продолжаем исследовать наш новый дом», – каждый раз отвечала ему Джейн. Лайонел кивал в ответ. Идея сдаться и докричаться до взрослых не нравилась ему самому.
Заблудиться в доме было нетрудно. Казалось, Освалдби-Холл строили два архитектора. А может, строил один, потом перестроил другой, и делал это, постоянно споря с первым архитектором. Ходил по дому, ворчал, переиначивал работу предшественника: закрывал лестницы, заколачивал прежние двери и прорезал новые, делал новые коридоры.
Историю про двух архитекторов выдумал Лайонел. Он же предположил, что возмущённый призрак первого архитектора сейчас бродит по зданию, ищет, на ком же сорвать досаду. «В отличие от тебя, он бы не только напугал, но и вывел, куда нам надо», – ответила Джейн.
Все же их путешествие было не совсем бесполезным. Они обнаружили кабинет дяди Хью – комнату, что в потёмках казалась раза в четыре больше отцовского кабинета, а может, так и было. Шкафы поднимались до потолка и были плотно заставлены книгами. А ещё на журнальном столе и полках ближайшего шкафа лежали пачки газет.
– Ух! – восторженно шепнул Лайонел. – Да тут вся британская пресса. И за этот год, и не только. А на нижней полке, должно быть, совсем старые подшивки. Точно! Так, сейчас посмотрим, есть ли здесь «Манчестер Гардиан» за 1834 год. Да, есть! А это, не иначе, «Чартист Стар» за сороковой год… а в сорок первом она закрылась… это же редкость!
– Кошка и мышь! Осел и мешок моркови, – возмутилась Джейн. – Завтра начитаешься, когда солнце взойдёт.
Но вырвать мышку из кошачьих когтей – не простое дело. Лайонел не успокоился, пока не подтащил облюбованную подшивку к подоконнику, сунул в неё нос и оторвался, лишь когда Джейн пригрозила продолжить поход в одиночестве.
Зато в следующей комнате они задержались оба. Шкафов здесь почти не было, зато на стенах висели ковры, а на них – оружие. Тут уж Лайонел что-то сказал про собаку, попавшую в колбасную лавку. Впрочем, он и сам немедленно принялся рассматривать сабли, шпаги, копья, ятаганы, алебарды и прочие приспособления для рубки и колки противника. Рассматривали они, конечно, руками: снимали со стены, пробовали взмахнуть, что было нелегко, а потом вешали на место, что было ещё труднее. Джейн решила, что этой комнаты хватит на целую абордажную команду. Одних пистолетов она насчитала не меньше дюжины. Джейн снимала и пистолеты, целилась в щиты на стене, в чучела птиц, верно подстреленных самим дядей Хью, но не в Лайонела – папа запрещал целиться в людей даже из незаряжённого оружия.
Наконец, когда Лайонел попытался сделать «мельницу» старинной глефой[5] и уронил её на ковёр (к счастью, в стороне от сестры), Джейн закончила экскурсию.
– Завтра опять сюда придём. Ты – в газетную, я – в алебардную.
Когда они покинули алебардную, стало ясно, что уже наступил ранний ноябрьский вечер. В комнатах стало окончательно сумрачно, а уж коридорами приходилось идти на ощупь.
Немножко потомив брата, Джейн сказала ему, что подготовилась к путешествию как надо, достала из кармана свечу и спички. Когда в тёмном коридоре загорелся дрожащий маленький жёлтый огонёк и окрестная полутьма окончательно превратилась в темноту, Лайонел прекратил свои истории о призраках, которые ну непременно должны водиться в этом доме. Он же предложил оставлять какие-нибудь знаки, хотя бы от свечной копоти, чтобы не ходить кругами. Джейн возразила: завтра, при свете, эти знаки увидят взрослые и решат, будто мы просто баловались.
Очередная попытка найти главную лестницу привела их в конец коридора, к очередной заколоченной двери. Джейн обиделась на эту неудачу, сунула свечу в руки Лайонела и навалилась на дверь, дёргая ручку и толкая вперёд.
Дверь обиженно скрипнула и отворилась.
– Похоже, плотник пожалел гвозди, – тихо сказал Лайонел. Джейн кивнула, пропуская брата вперёд.
Новая лестница оказалась винтовой и очень старой. Экскурсия по дому окончательно превратилась в Исследование.
Коридор на первом этаже был узкий и столь же запущенный, как лестница. Лайонел остановился, подумал, сверился, как сказал, с «компасом в своей голове» и двинулся вправо.
Компас его не подвёл. Крыло дома, по которому они шли, явно было жилым.
– Уф, у меня от сердца отлегло, – раздалось из-за стены. – Как я рада, что у сэра Фрэнсиса нормальные слуги. А я боялась, что он привезёт с собой из Новой Зеландии туземца-каннибала..
– Жаль, что я не вижу, кто так говорит про папу, – шепнула Джейн. – Эту миссис надо бы укусить ночью за такие предположения.
Лайонел заметил: увидеть было бы интересно, а заодно и понять, в какой части дома мы находимся. Но подходящей замочной скважины или щели не оказалось.
Зато спустя десять шагов вперёд удалось и увидеть, и услышать. Замочная скважина была такой большой, что тусклый свет из комнаты даже просвечивал в коридор. Лайонел глядел несколько секунд, потом Джейн его оттолкнула и посмотрела сама.
За дверью была гостиная. Слуга, парнишка лет пятнадцати, быстро мыл пол, а невидимый, но слышимый собеседник подбадривал его:
– Не ленись, Джек. Иначе новый хозяин Освалдби-Холла тебя знаешь как подтянет. Он ведь не просто джентльмен, но и военный моряк. Говорят, что того, кто плохо драит палубу на корабле, могут опустить на канате в стаю акул и вытащить с откушенной ногой.
– Да уж, замечательная репутация у нашего папы, – сказала Джейн. Лайонел шёпотом согласился и двинулся дальше, мужественно собирая всю пыль и паутину, скопившуюся в коридоре.
В конце концов Лайонел громко чихнул.
– Ну вот, а ты не верил в призрак Лунной Леди, – раздался из-за стены не столько испуганный, сколько укоризненный женский голос.
– Ну вот, теперь я точно не верю, – прошептала Джейн.
– А может, тут водятся и другие призраки, – поспешил предположить Лайонел.
Пройдя до конца коридора, они упёрлись в ещё одну дверь, такую же старую и рассохшуюся, как большинство дверей дома. Из-за щелей ощутимо тянуло прохладой.
– Обратно, что ли, идти? – сказала Джейн, и сказала так печально, что Лайонел, оставив шутки насчёт призраков, принялся за работу. Он отдал свечу сестре, нашёл заржавевшую щеколду и, пыхтя, смог её отодвинуть. Навалился плечом, покряхтел и попыхтел опять. Джейн уже хотела предложить ему оставить это занятие, как вдруг скрип стал протяжным, а в коридоре стало немножко светло и совсем холодно. Они выбрались!
– Ура! – сказала Джейн. – Лайонел, ты Геркулес.
И тут до них донёсся звук гонга, а вслед за ним и голос миссис Дэниэлс:
– Кто сейчас же не найдётся,
Без обеда обойдётся!
– Не хочу без обеда, – сказал Лайонел. – Если бы я был Геркулесом, то сейчас слопал бы коня-людоеда из конюшни царя Диомеда. Побежали.
– Соверши последний подвиг на сегодня, – попросила Джейн, потушив свечку, – прикрой нашу тайную дверь.
Лайонел не без труда закрыл дверь, и они побежали с заднего двора к парадному входу.
Обед пришлось ненадолго отложить. Миссис Дэниэлс ворчала, счищая паутину с исследователей, но Лайонел заговорил ей зубы, пересказав миф о Тезее в лабиринте Минотавра.
Глава 5, в которой новые хозяева знакомятся с реальностью и легендами Освалдби-Холла, мсье Тибо сочетает приятное с полезным, выясняется, что отставка не всегда прилагается к наследству, а Джейн становится хозяйкой имения и совсем этому не рада
Так началась жизнь в Освалдби-Холле. Конечно же, не такая, как в Портсмуте.
Джейн заметила, что если по старому дому она ходила медленно – куда торопиться, от комнаты до двора несколько шагов, – то по огромному особняку пришлось ходить быстро, чуть ли не бегать. А ещё быстрая ходьба согревала. Освалдби-Холл оказался и тёмным, и холодным. Если в прежнем домике становилось тепло, даже когда топилась кухонная плита, то на новом месте согреваться удавалось лишь возле камина. Уж очень большими были комнаты и высокими потолки. По коридорам, когда темнело, приходилось ходить со свечой или с лампой.
Непривычным был не только дом, но и обитатели Освалдби-Холла, доставшиеся папе с поместьем. Конечно, каждый из них мог взять расчёт, но сделал это лишь камердинер дяди Хью. Остальная прислуга осталась.
Остался управляющий – мистер Ф. Поначалу он косился на миссис Дэниэлс, но папа распределил обязанности, назначив прежнюю экономку гувернанткой Джейн. Постепенно, однако, как-то само собой получилось так, что мистер Ф. уступил ей и большую часть забот по дому, а сам смотрел больше за парком и угодьями, а главное, по-прежнему был главным по отношениям с арендаторами. Вносимая ими плата и составляла основную часть доходов имения.
Жена мистера Ф., Энджел, оказалась именно той дамой, что громко делилась радостью в разговоре с женой старшего конюха, что новый хозяин поместья не привёз слугу-каннибала. С папой она была вежлива, и Джейн решила не кусать её, и даже не заставлять Лайонела как-нибудь изобразить такого слугу, используя ваксу и вставную челюсть.
Ленивый Джек, которому было обещано купание в стае акул, оказался помощником садовника. Пугал его родной отец, садовник при усадьбе. В тот вечер они были позваны управляющим помочь убрать дом перед приездом новых владельцев.
Несколько дней спустя Джейн, повстречав пожилого садовника в оранжерее (а там, действительно, росли и ананасы, и мандарины, и орхидеи!), сказала ему.
– Мистер Томпсон, извините, но у вас не совсем верные сведения о дисциплинарных взысканиях Королевского флота. Я выяснила у отца: в дисциплинарном Уставе об акулах не сказано ничего.
Садовник, подрезавший папирус, не растерялся и даже не стал ничего выяснять.
– Не говорите, пожалуйста, об этом моему Джеки, мисс Джейн. Меня оболтус особенно и не боится, пусть хотя бы боится сэра Фрэнсиса. Если его не шевелить, так ещё заснёт с лопатой в руках.
– Хорошо, мистер Томпсон. Я непременно скажу ему, что любители заснуть на палубе просыпаются в волнах, – ответила Джейн. Сама же подумала, что Джек, если забыть о его лени, неплохой малый.
Очень скоро у неё появилась возможность в этом убедиться. Пока Лайонел корпел за очередной газетой, Джейн забрела в розовый сад – в Освалдби-Холле был специальный сад, где не росло ничего, кроме роз, зато несчётных сортов и всех цветов радуги, которые Джек как раз удобрял золой. С роз разговор перешёл на местный климат, а кончилось тем, что Джек – явно предпочитавший беседу своим прямым обязанностям – рассказал Джейн о призраке Лунной Леди. История была старинная и, конечно же, очень грустная. Кто-то из стародавних обитателей Освалдби-Холла несвоевременно вернулся домой и застал в парке жену с незнакомцем. Незнакомец вскочил на коня и был таков, а вот леди пришлось задержаться для неприятного разговора.
«Что ты делала здесь»? – спросил муж.
«Любовалась луной», – ответила супруга.
«Ты сможешь любоваться луной и дальше. А рассвет увидишь не раньше, чем назовёшь имя своего спутника, чтобы я мог послать ему вызов».
Муж слыл лучшим фехтовальщиком графства и непременно заколол бы наглеца.
«Ты никогда не узнаешь его имя», – ответила леди.
«Тогда ты никогда не увидишь рассвет», – ответил муж.
И запер жену в подвале. А на другой день поселил её в комнате, чьи окна были заколочены ставнями, а двери заперты на крепкий замок.
Не раз, когда спускалась темнота, муж брал леди за руку, гулял с ней по парку и просил её, иногда с угрозами, а иногда и с мольбою, назвать имя кавалера. Но оба оказались упрямцами. Поэтому обидчик так и не отведал шпаги, а леди так и не увидела солнца до своего последнего вздоха. Теперь её призрак каждую лунную ночь бродил по дому, умоляя нынешних жильцов найти её комнату и открыть дверь, чтобы узница увидела солнце. Увы, новый архитектор просто упразднил злосчастную комнату, и открыть несуществующую дверь было невозможно.
Горничную, не верившую в Лунную Леди (но поверившую после чиха Лайонела), звали Сюзи, а укорила её в неверии миссис Смит – супруга старшего конюха. С ней самою Джейн почти не познакомилась, зато подружилась с её супругом. Джейн постоянно посещала конюшню, перезнакомилась со всеми лошадьми и даже стала учиться верховой езде – мистер Смит оказался замечательным учителем. И двух месяцев не прошло, как Джейн однажды встретила папу на полпути от станции и расспрашивала его о новостях, кружась вокруг коляски на белой кобылке Диане. Папа смотрел на юную наездницу с тревогой (искусно скрываемой) и не говорил ни слова.
Лайонел тоже хотел научиться гарцевать, как сестра. Но у него было мало времени. Все свободное время он тратил на учебники. Лайонелу предстояло отправиться в Итон[6]. Лайонел не раз говорил папе: «Мне известно, что ученикам Итона необходимо уметь ездить верхом и фехтовать». Папа на это отвечал: «Мне известно, что поначалу у тебя на это просто не будет времени. Но от уроков ты никуда не денешься, поэтому готовься». Лайонел готовился.
Если для верховой езды у него не оставалось времени, то фехтовать он все же пробовал. Конечно же, с Джейн, конечно же, в оружейной комнате, на шпагах, снятых с ковра. Джейн проверила, чтобы шпаги были одинаковой длины, и битва началась.
Первый раз на звон клинков заглянула горничная и только покачала головой. Потом пришла миссис Дэниэлс. Несколько секунд она наблюдала молча – Джейн и Лайонел так увлеклись битвой, что не слышали. Потом остановила поединок, отобрала шпаги, заменила их рапирами, найденными тут же, на стене. Некоторое время наблюдала за возобновившейся схваткой, потом сказала:
– Так можно. Продолжайте.
– А как нельзя? – спросил Лайонел.
– Целить в лицо. Вы это знаете, потому и разрешила.
Вообще, и миссис Дэниэлс, и даже Уна легко подружились с остальными слугами. Казалось, они давно жили в Освалдби-Холле и вернулись сюда после долгой отлучки.
* * *
И только у мистера Риббит-Риббита и Томми не появилось новых знакомых. При переезде эти два жителя папиного кабинета как-то незаметно отделились от остальных и поселились в комнате Джейн. Ей было немножко стыдно: уже почти взрослая девочка, а играет в игрушки. Джейн даже воровато оглядывалась на дверь: не застанет ли её Лайонел или миссис Дэниэлс за этим занятием. И продолжала играть. Иначе мистеру Риббиту-Риббиту и Томми будет скучно.
* * *
Лайонел собирался в школу, но и Джейн не осталась без образования. В усадьбе появился новый обитатель – мсье Тибо. Он должен был определить, готов ли Лайонел к Итону, а заодно учить и Джейн, пока папа не подберёт подходящий пансион.
Мсье Тибо был невысок и пузат, а также весел и восторжен, причём по любому поводу. Он постоянно отпускал шутки на французском, понятные не всем, а также комплименты, понятные и без перевода. Он так восторгался знаниями Лайонела, что папа даже несколько раз расспрашивал его подробно, пытаясь выяснить, так ли все замечательно. Тогда мсье Тибо становился серьёзным и уверял его, что мальчик, действительно, готов не то что к Итону, а даже к Оксфорду.
Вообще, с точки зрения мсье Тибо, в мире существовали только две прекрасные страны: Франция и Англия. Но если Англия была прекрасной страной без подробностей, то насчёт Франции мсье постоянно уточнял: прекрасная кухня, прекрасное образование, прекрасная погода.
– А ваш король? – однажды спросила Джейн.
Мсье начал объяснять, что Наполеон – это не совсем король. Наполеон III[7] хотя и два года назад стал императором, но на самом деле он император-президент, избранный французским народом. Это делает Францию самой прекрасной страной мира, потому что в других странах королями становятся по наследству, а это приводит к тирании. Но все равно Англия – прекрасная страна.
О Наполеоне Джейн пришлось поговорить не только с мсье Тибо, но и с конюхом.
– Извините, мисс, – обратился он, – это правда, что во Франции опять Наполеон на трон залез?
– Да, но это его племянник, – ответила Джейн.
– Все равно, яблочко от яблони… – встревоженно ответил конюх. – Мой братишка старший в солдаты подался, да в первом же бою и погиб, при Ватерлоо. Я тогда был помладше вас, мисс, думал, будто Бонапарт – это чудовище такое заклятое, которое убить нельзя, только на остров далёкий увезти. Теперь, значит, племяш явился. Это что, опять воевать теперь придётся?
– Нет, наверное, – ответила Джейн. – Вы лучше спросите Лаойнела, он читает газеты.
Конюх спросил, и Лайонел объяснил ему, что новый Бонапарт с Британией воевать не собирается. «Все равно какая-нибудь война будет», – качал головой конюх.
* * *
Лайонел покинул поместье в начале января и направился в Итон, так и не научившись толком гарцевать и фехтовать. Джейн сразу стало грустно. В Портсмуте Лайонел каждый вечер возвращался домой из школы. На этот раз он должен был вернуться лишь на пасхальные каникулы.
Без Лайонела огромный Освалдби-Холл казался уже совсем-совсем огромным и пустым. Джейн скучала и даже начала листать свежие газеты – шорох страниц напоминал о брате.
Папа несколько раз ездил в Лондон. Джейн знала, что он, во-первых, ищет школу для неё, а во-вторых, хочет получить отставку в Адмиралтействе. Миссис Дэниэлс была уверена, что школа для Джейн найдётся не сразу, зато с отставкой проволочек не будет.
– Не волнуйся, куда не надо, сэр Фрэнсис тебя не загонит. Я не знаю, есть ли хорошие школы для девочек, но если есть, папа непременно найдёт. А может, махнёт рукой, поселится в поместье и станет следить, чтобы учёный лягушатник учил тебя, а не рассуждал про Наполеона. Тогда и без школы обойдётся. Они нужны только мальчикам.
– А папе дадут отставку?
– Конечно, дадут. К такому наследству отставка должна прилагаться.
Миссис Дэниэлс ошиблась.
Однажды, вернувшись из Лондона, папа сказал Джейн:
– Тебе предстоит стать хозяйкой Освалдби-Холла. Её Величество объявила войну России[8]. Мне не нужно говорить тебе, почему моя отставка исключается.
Джейн была так поражена этой новостью, что сама удивилась заданному вопросу:
– Так ты на этот раз поплывёшь на север, а не на юг?
– Не знаю, дочка. Может, нас пошлют на Балтийское море, а может, и на Чёрное. Нас могут послать на Северное море и на Тихий океан. У России много берегов.
Джейн задала второй, пожалуй, не менее глупый вопрос:
