Михаил Михеев
Корсары Николая Первого
В результате корабли простояли до вечера, потом нарушали тишину грохотом и руганью всю ночь. Впрочем, измотанным русским морякам не мешали спать ни шум, ни мокрая одежда. Сбившись в кучу и накрывшись всем, чем можно, они спали. А утром снова наблюдали за британцами, благо погода, а вместе с ней и видимость, улучшилась. Британцы, правда, немного утихомирились, но разводить пары начали только ближе к полудню. Русские моряки наблюдали, как они, подпирая низкое балтийское небо столбами дыма из труб, величественно двинулись прочь. Двигались неспешно, уверенные в своих силах. И лишь после того, как корабли скрылись из виду, русские перевели дух. Их не пытались искать, скорее всего, даже не подозревали о том, что на острове осталась группа русских моряков, но все равно присутствие врага на расстоянии прямой видимости изрядно действовало на нервы.
К вечеру они смогли, наконец, чуточку расслабиться, подсушить одежду и поесть горячего. Самой большой проблемой было то, что с собой, высаживаясь, они взяли те же самые сухари, и ничего больше. Все же дело планировалось короткое, и, хоть и понимали, что могут случиться проблемы, все равно многое не продумали.
Однако выручил все тот же многоопытный Гребешков. У помора рыбалка в крови, так что буквально за час он ухитрился добыть разнокалиберной рыбешки достаточно, чтобы если не объесться, то хотя бы заглушить голод. А то грести на одних сухарях, которые вдобавок уже кончились, то еще удовольствие. Так что вечер внушал осторожный оптимизм, хотя, конечно, сомнения закрадывались.
Самое главное из этих сомнений озвучил все тот же Гребешков. Когда гребцы уже садились в шлюпку, он, пользуясь тем, что их разделяет приличное расстояние, осторожно тронул Александра за плечо.
– Вашбродь, разрешите обратиться?
– Давай, Иваныч. И можешь на «ты», пока никто не слышит.
– Спасибо, вашбродь. Александр Александрович, скажи… Мы хоть доберемся?
– Ну, я не Колумб, но и Балтика – не Атлантический океан. Малость поменьше будет.
– А… Ночь?
– Выяснило, так что по звездам пойдем. Я какой-никакой, а штурман. Все, пошли. А то нас заждались уже.
Разговор он, честно говоря, свернул, чтобы скрыть неуверенность. Подчиненные не должны сомневаться в том, что их командир все знает наперед и убежден в своей правоте. В ином случае возможны осложнения, причем очень неприятные. Случались прецеденты. И вот как раз в том, что он прав, Верховцев уверен не был.
В одном он ошибся точно. Рассчитывал, что до намеченного им места они доберутся еще до полуночи, однако потребовалось часа на два больше. Все же молодые матросы не могли грести так же долго и мощно, как отборные крепыши из тех, что составляли команды разъездных катеров. Там капитаны собирали отборных людей, а здесь и сейчас… Хрипят, как лошади, то и дело «ловят щук»[5] и совершают кучу мелких ошибок, обычных для неопытных гребцов. В общем, шли долго, устали сильно, однако же добрались, хотя Александр уже всерьез опасался, что ошибся в расчетах и направляются они куда угодно, кроме того места, что ему требовалось.
А волноваться было о чем. Как ни крути, а такой переход – всегда риск. Если же нарвутся на кого-то… Оружия у них – пара карабинов да пистолет. Много с таким навоюешь?! Тем не менее они дошли до острова, такого же пустого, как и место начала их одиссеи. Более того, они уже здесь бывали, точно так же разрушив навигационный знак, как раз накануне последней высадки. Можно сказать, знакомые места!
Здесь хотя бы нашлось место, где можно было развести огонь, не опасаясь быть замеченными. Свет ночью, с моря, видно далеко, но имелась маленькая, аккуратная ложбинка, зажатая между голыми камнями. Красно-коричневые глыбы местного гранита, словно бастионы старинного замка, надежно отсекали свет, хотя сами при этом искрились, словно усыпанные миллионами крошечных зеркал.
Как говорил один из многочисленных приятелей-собутыльников Верховцева, студент Горного института, созданного стараниями Екатерины Великой и, наверное, лучшего в своем роде учебного заведения в Европе, связано это с огромным количеством слюды. Может, и так, хотя, говоря по чести, Александра тогда его рассказы интересовали поскольку-постольку. Вообще, области интересов молодых людей сходились на выпивке и женщинах, которых студент, на зависть будущему офицеру, ухитрялся находить с легкостью невероятной. Все же горы и моря чем-то близки. Наверное, людьми, которые ими занимаются…
Хорошо еще, с дровами проблем не было, не пришлось среди ночи ползать-искать. Штормами на берег накидало изрядно топляков[6], некоторые, особенно оказавшиеся далеко от уреза воды, лежали, похоже, не первый год. Оставалось только протащить их к месту стоянки, что совсем не сложно даже в темноте. Конечно, до конца дрова не просохли, но умеючи можно разжечь что угодно. С малолетства хаживавший на охоту Александр умел, его унтер – еще лучше, да и остальные тоже не пальцем деланные. В общем, не так и плохо устроились.
Измотанные переходом гребцы заснули практически мгновенно. Добровольно взявший на себя самую тяжелую, «собачью» вахту[7], да следующую – тоже, Александр откинулся спиной на удачно подвернувшееся бревно и хмуро разглядывал костер. Физически переход измотал его чуть меньше остальных, но нервное напряжение было таким, что, наверное, он сейчас не смог бы заснуть, как ни старайся. Ничего, днем отоспится.
Тяжело ступая, подошел Гребешков. Устало сел рядом, поворошил костер длинной палкой. Тот в ответ выбросил сноп искр и волну ровного, сухого жара. Отсветы пламени заиграли на небритых щеках матроса, заставив сверкнуть, как намасленные, шикарные, пшеничного цвета усы.
– Что, вашбродь, не спится?
– Не хочется пока. Иди, передохни.
Гребешков кивнул, вытащил кисет. Сшитый из кожи, с хорошо навощенными швами, он сохранял табак в сухости, несмотря на любой дождь. Александр невольно принюхался… Что же, табак не лучший. Да и откуда у простого матроса деньги на по-настоящему хорошее курево? Не солдатская махорка, и то ладно.
– На, Егор Иваныч, угостись.
– Благодарствую, – Гребешков принял у мичмана кисет, такой же, как и у него, аккуратно зачерпнул содержимое, набил трубку и, выловив из костра подходящий уголек, раскурил. Над землей поплыл мягкий, с едва заметным оттенком вишни, дымок. Глядя на то, как Александр прячет кисет, удивленно приподнял брови: – А сами?
– Не хочется пока. Как-нибудь позже.
В словах Верховцева не было ни тени рисовки. Действительно, не хотелось – он вообще не любил курить. Просто так уж повелось со времен Петра. Не куришь – значит, против нового, против царя, и вообще вроде как не совсем настоящий мужчина. В лицо такого не скажут, конечно, однако подумать могут, а шепоток за спиной – это неприятно. Особенно для мальчишки, едва-едва вступающего во взрослую жизнь.
Нет, конечно, были и те, кто мог отмахнуться от всеобщих неписаных правил. Только это чаще всего люди состоявшиеся, занимающие определенное – и немаленькое – положение. Александр себя к таким отнести не мог при всем желании, а потому иногда вынужден был курить. Хотя бы просто, чтоб не выбиваться из компании. Ну и таскать с собой табак, причем хороший, тоже приходилось. Курить – но не злоупотреблять этим. Вот и сейчас не хотелось совершенно.
Они некоторое время сидели, думая каждый о своем. Потом унтер поинтересовался:
– Александр Александрович, вот ты мне скажи. Доберемся мы?
– А почему нет? – искренне удивился мичман. – Если все нормально, еще переход, и будем на материке. Там найдем лошадей – это быстрее, чем на шлюпке.
– Оно так… Вот ведь не повезло нам. И кто эту затею с навигационными знаками выдумал только…
– Я, – вздохнул Александр.
– Ты? – изумлению в голосе собеседника не было предела. – И кто ж тебя, такого умного, послушал?
– Отец. Он ведь у меня капитан первого ранга, при штабе служит. Я ему сказал, он там сослуживцам пересказал, а дальше автором стал кто-то из адмиралтейства. Ну, ты сам понимаешь, как это бывает.
– И не обидно?
– Чему?
– Ну, старался, придумывал, а награду кто-то другой на грудь повесит.
– Да нет. Главное, чтобы Отечеству на пользу пошло. А награды – да будут они еще. Какие наши годы.
Гребешков хмыкнул, но спорить не стал. В конце концов, у их благородий все не как у людей. Докурил – и отправился спать, чтобы через пару часов сменить мичмана. Как ни крути, а очень скоро усталость возьмет свое, и парень вряд ли выдержит. Так что лучше подменить – и не создавать молодому командиру ситуации, когда придется стыдиться за то, что уснул на посту.
Стоит признать, что учили в Корпусе неплохо. Во всяком случае, до берега к следующему утру они добрались. Впрочем, промахнуться мимо континента вообще затруднительно, так что за подвиг сие достижение мичман не считал. Ну, переход и переход, бывает. А что самому приходилось на веслах сидеть – так что с того? В пору учебы гардемаринов гоняли, в том числе и в гребле.
Рассвет уже начал окрашивать небо, и в его неверном свете они, высадившись, быстро и аккуратно спрятали шлюпку, благо здесь, в шхерах, места для этого хватало. И уже утром обнаружили, что неподалеку стоит невысокая, изрядно скособоченная изба.
– Чухонцы[8], – вынес безапелляционный вердикт Гребешков. – Охотничают тут или рыбу ловят, постоянно не живут.
Спорить с многоопытным унтером ни у кого желания не было. Один из матросов даже выдал:
– Добрались, свои!
Гребешков и Сафин посмотрели на него, как на слабоумного, и мичман отлично понял, почему. Чухонцы – народ своеобразный. Были среди них те, кто верно служил России, но большинство…
Как ни крути, а народ, который вчера жил в землянках и никогда не имел своего государства, народ, который те же шведы считали чем-то вроде говорящих обезьян… В общем, чего от них ждать, непонятно. Они и впрямь словно лет на сто отстали в развитии. Но, с другой стороны, проверить дом все равно нужно. Может, и нет там никого.
Ан нет, имеется. Когда русские моряки подошли к жилищу, скрипнула, открываясь, низкая дверь, и из нее навстречу им вышел человек.
Невысокий, возраста тоже неопределенного. Да и поди, определи хоть что-то, если лицо буквально выдублено холодными северными ветрами. А вот одежда вполне добротная. Ткань рубахи хоть и домотканая, но крепкая, мягкая на вид и даже, похоже, беленая. Хотя как раз это толком не определишь, грязная она изрядно. Да и вообще, дух от хозяина избы шел тяжелый, видно, что в бане он не был давненько. А с другой стороны, чему удивляться? Бани финны научились у русских строить не так и давно, есть они не везде. Ну а мыться просто так… Ручьи здесь холодные, воду придется специально греть.
Здесь же обнаружились лодка и растянутые для просушки сети. И впрямь рыбак. Финн же внимательно смотрел на незваных гостей белесыми глазами и тоже явно делал какие-то выводы.
– Чего надо? – спросил он вместо приветствия. По-русски говорил чисто, разве что слегка растягивая гласные.
Александр вышел вперед. Разговоры, хотел он того или нет, были его прямой обязанностью как офицера. Да и форма, невзирая на некоторую потрепанность, была куда представительнее матросской робы. Гребешков и Сафин будто невзначай подперли его сзади, придавая уверенности и словно бы намекая хозяину избы на то, кто здесь главный. Впрочем, тот смотрел на это представление абсолютно бесстрастно.
– Уважаемый…
Финн не отреагировал на попытку Верховцева быть вежливым и не счел нужным представиться. Ему, похоже, было все равно, кто перед ним. Зато суть дела он уловил мгновенно и о собственной незаменимости тоже догадался. Ну а дальше начался торг, и стоило признать, многим актерам императорских театров стоило бы у него поучиться.
Как мастерски он изображал полное непонимание русского языка – это отдельная история. И занятость, и все прочее… И намекал при этом, что все-все сможет понять, если…
У Александра от материального эквивалента этого самого «если» глаза на лоб полезли. Как ни крути, а понятие «деньги» чухонцу было вполне известно. А вот их реальная стоимость – вряд ли. За такую сумму в столице можно месяц квартировать, питаясь в лучших ресторациях! Мало того что, отправляясь на задание Верховцев деньги с собой вообще не взял, так его месячное жалованье было заметно меньше. И что дальше?
Но на каком-то этапе он заметил, что разговор мягко и деликатно перехватил Гребешков. А он и старше был, причем заметно, следовательно, жизненного опыта успел набраться, и с чухонцами дело раньше имел. Даже знал на их языке несколько расхожих фраз, как выяснилось. Ну а дальше начался спектакль.
Как они торговались! У Александра создалось удивительно стойкое впечатление, что перед ним не русский и финн, а два жида где-нибудь в Одессе. Александр одно время жил в тех местах, когда отец служил на Черном море, а потому имел возможность сравнивать. Так вот, очень похоже. Разговор то шел на повышенных тонах, то звук снижался почти до шепота. То один, то другой участник уходили, потом возвращались… А главное, создавалось впечатление, что обоим происходящее доставляет искреннее удовольствие!
Наконец они закончили, и Гребешков подошел к совершенно потерявшему нить разговора командиру:
– Вашбродь, он согласен взять лодку и смотаться к своим. Завтра утром приведет лошадей и телегу. Отправится с нами, чтобы потом отвести их обратно. Едой нас обеспечить согласен, опять же. Взамен хочет наш баркас, один карабин с патронами и… часы, в общем.
Последние слова он выдал, потупившись. Очевидно, считал, что перешел все пределы допустимого. Так и было, в общем-то. Если баркас и так предстояло бросить, карабин хоть и представлял ценность, но его легко можно списать, как утраченный, то часы – личная вещь Александра. С другой стороны, видать, не было другого выбора, финны – народ чертовски упертый. Верховцев почесал затылок:
– А на кой они ему?
– Перед своими хвастаться.
Что же, это все объясняло. По большому счету чухонцам такие игрушки не нужны в принципе. Как ни крути, они живут совсем иначе. У них другое отношение ко времени, что нормально для примитивных народов. Однако же вещь эта для них статусная, перед своими в деревне покрасоваться – самое то. Для Александра же относительно простые и дешевые, в медном корпусе часы – вещь нужная, однако легкозаменяемая. Вернется в Петербург – новые купит.
Подумав так, Верховцев извлек часы из кармана. Щелкнул крышкой, полюбовался в последний раз на циферблат. Отцепил вместе с цепочкой – тоже медная, да и не нравилась она ему никогда. Протянул Гребешкову:
– Держи, Егор Иванович. Ради хорошего дела не жалко. Но карабин получит, только когда мы будем на месте. Так и передай.
Гребешков кивнул, повернулся к финну, быстро переговорил, и стороны пришли к полному согласию. Полчаса спустя финн сел в свою лодку, небольшую и легкую, и умчался, гребя с такой скоростью, что матросы лишь завистливо вздыхали. Теперь оставалось его лишь дождаться. Ну и поесть, разумеется, благо чего-чего, а рыбы здесь имелось предостаточно.
Пробуждение вышло неприятным. Вообще, сложно представить, что кому-то понравится открыть глаза и увидеть нацеленный тебе в лицо ствол ружья. Ну и морда британского морского пехотинца по ту сторону мушки поднятию настроения не способствует.
Александр посмотрел налево, посмотрел направо, убедился, что его товарищи также взяты на прицел, и смачно выругался. Откровенно говоря, типичным представителем флотских сквернословов он не был, но тут получилось шикарно. Наверное, любой из старших товарищей, услышав его загиб, одобрительно покивали бы головами.
– Встать! – сказано это было по-английски, но этот язык Верховцев знал мало не в совершенстве. Как, впрочем, и Гребешков – поморы, сталкивающиеся с гостями со всего света регулярно, вообще часто становятся полиглотами. Ну и в заграничных походах, даже просто заходя в так любимые моряками пивные, хочешь не хочешь, а чего-то нахватаешься. Сафин, к слову, основы английского именно так и изучил. Сейчас этого хватило. Остальные же… Кто-то потянулся за старшими товарищами, кто-то получил прикладом по ребрам и тоже встал.
Часовой! Где он! Почему не поднял тревогу! Эта мысль метнулась в голове Александра и тут же пропала, когда их выгнали из избы наружу. Хорошо еще одеться и обуться позволили, ироды! Здесь было светло от факелов, которые держали англичане, этих умников собралось человек тридцать, не меньше. И в колеблющихся отсветах пламени Александр увидел матроса. Того, которого они оставили в охранении.
Парень лежал на земле лицом вниз, и из его спины, аккурат там, где находится сердце, торчала рукоять ножа. Не здоровенный тесак из тех, которыми вооружались британские солдаты, что сухопутные, что водоплавающие, а небольшой, аккуратный, с похожей на маленький бочонок рукоятью. Типичный финский нож в общем.
Александр повертел головой и тут же обнаружил его владельца. Тот самый финн-рыбак, которому они заплатили за помощь. Он стоял тут же и спокойно глядел на происходящее, что, в общем-то, не оставляло вариантов для двойного толкования. И понял это явно не только Верховцев.
– Продал, скотина! – Гребешков не говорил даже – он шипел. Разве что ядом не плевался, как, по слухам, умеют какие-то африканские змеи[9].
Финн услышал, безразлично пожал плечами:
– Не обижайся, русский, вы мне никто. Если ваши враги платят, почему я должен отказываться?
Надо же, снизошел до ответа. Гребешкова перекосило. И Александр, сам того не желая, поступил совсем не так, как положено офицеру. Усмехнулся с холодным безразличием и небрежно спросил:
– Ответь мне на два вопроса, финн. Почему все тело моют, а задницу подмывают. И почему все люди моются, а ты подмываешься.
До того слова Верховцева доходили медленно – видимо, не все нюансы русского языка ему были знакомы. А вот среди англичан нашелся знаток, который услышал, хмыкнул и перевел своим. Те расхохотались, глядя на русского с толикой одобрения. Не выживет – так хоть умрет, как мужчина. И когда финн, сообразив, что его оскорбили, сжал кулаки и шагнул вперед, оказавшийся рядом британец просто врезал ему прикладом своего на диво ухватистого морского мушкета в живот. Чухонец разом задохнулся, сложился пополам и бухнулся на задницу. Англичанин же, презрительно скривившись, холодно бросил ему, чтоб сидел и не рыпался. Предателей используют все. И никто не уважает…
– Аплодирую вашему чувству юмора, – раздался голос откуда-то сзади. Александр повернулся – и обнаружил там британского офицера, судя по мундиру и знакам различия, лейтенанта морской пехоты. Высокий, слегка полноватый, с чуть надменным взглядом, тот подошел, внимательно осмотрел пленных и очень четко, явно из расчета, что собеседник может не слишком хорошо знать английский, сказал:
– Лейтенант Уэст.
После этого он посмотрел на Александра так, что стало ясно – ждет, что тот представится в ответ. Что же, стоит проявить вежливость. Хотя бы во избежание конфронтации, грозящей сопутствующими осложнениями.
– Мичман Верховцев.
– Как оказались здесь?
– Высадились на острове для пополнения запасов пресной воды, – эту версию Александр со своими людьми обговорил еще во время перехода – так, на всякий случай. Не стоило рассказывать о себе чересчур много, мало ли что. Тем более что полностью выдуманной она не была – источник воды на том острове имелся, и пару бочонков они с собой взяли. Свежая вода в море лишней никогда не бывает. – Наш корабль был атакован двумя вашими, прорвался и ушел. Мы пытались вернуться к своим.
Говорил он это нарочито рублеными фразами – показывать англичанам, что он может говорить на их языке не хуже какого-нибудь уроженца Лондона, тоже не хотелось. Так, на всякий случай. Британский офицер лишь кивнул – о бое между русским корветом и парой фрегатов он уже, похоже, слышал.
– Думаю, вы можете считать себя военнопленными. Не пытайтесь бежать – охрана стреляет без предупреждения. Следуйте за мной.
– Одну секунду. Вы разрешите мне поговорить с вашим… проводником? При вас, разумеется.
– Извольте, – британец, видимо, сразу понял, как и о чем будут разговаривать, и, хотя старательно удерживал бесстрастное выражение лица, глаза его смеялись. Что же, не будем обманывать ожиданий.
Александр подошел к чухонцу, посмотрел на него сверху вниз, благо рост позволял, а потом резко, без размаха, впечатал ему кулаком в челюсть. Не ожидавший подобного финн закономерно на ногах не удержался. Да что там не удержался, его попросту оторвало от земли и отшвырнуло. Хороший удар получился, отцов денщик, старый матрос и ветеран кабацких драк, барчука в свое время учил на совесть и удары ставил вполне грамотно.
Как ни странно, финн сознания не потерял и неуклюже ворочался, пытаясь встать. Александр посмотрел на него и брезгливо бросил:
– Молись, если мы вернемся – я тебя повешу.
Тот прорычал что-то нечленораздельное, с трудом поднялся на ноги, сделал пару неверных шагов и остановился у трупа часового. Нагнулся, выдернул у того из раны свой нож – и замер под прицелом сразу двух стволов.
– Не делайте глупостей, – чуть брезгливо сказал, как плюнул, англичанин. – Эти люди нам нужны, вы – нет.
– Господин офицер, но я…
– Вам заплатили – будьте довольны. А это… – британец с усмешкой тронул челюсть, – считайте премией за хорошо выполненную работу. Нож бросил, живо!
Как же перекосило финна! Однако приказа ослушаться он не посмел. Пальцы разжались, нож звякнул о камни. Британец кивнул удовлетворенно и сделал Верховцеву жест, не имеющий двойных толкований. Что же, пришлось следовать в указанном направлении. Внутри по-прежнему кипело, но сейчас у Александра имелась цель. Выжить и отомстить – это не то чтоб светоч мыслительного процесса, но все равно много лучше, чем ничего.
Не так долго оказалось и следовать – британский корабль обнаружился от силы в пяти верстах. Стоял в узком, длинном заливе, одном из тех, которыми изобиловало местное побережье. Да и добраться до него оказалось несложно. В одном ушлый финн не соврал, лошади были, причем в изрядном количестве. Как раз чтобы британцы ноги не били. Но и пленным на одной из телег место нашлось. Конечно, тесновато, но лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
Английский кораблик был, надо признать, так себе. Александр, конечно, не считал себя всезнающим, но учили его на совесть, и что перед ним, он смог определить сразу. Колесный шлюп «Бульдог». Шесть орудий, вполне приличного для такой скорлупки калибра. Чуть больше полутора сотен человек экипажа. В общем, корабль несерьезный на вид, словно бабочка, и смертельно опасный, как затаившаяся в засаде гадюка.
Чуть в стороне от него расположился другой корабль, раза в три больше и явно не военный. Никаких орудийных портов в бортах, отсутствует даже намек на паровые машины. Очень похоже, «купец», грузовой то есть. И – в этом Александр был готов поклясться – не британский.
Человеку, далекому от моря, это может показаться выдумкой, но на самом деле профессиональный моряк достаточно легко определит, в какой стране и даже на каких верфях построен корабль. Обводы, такелаж, надстройки… Тысяча и одна мелочь имеет свой собственный, ни с чем не сравнимый рисунок. И этот корабль был построен не на английских верфях, тут вопросов быть не могло.
А вот где? Чем-то он напоминал французские из тех, что строились лет этак двадцать, а то и тридцать назад. Но – не совсем то. Да и потом, на палубе корабля видны были характерной расцветки мундиры английских солдат. Учитывая, что французы с англичанами союзники, какой смысл размещать на его борту британскую абордажную партию? Вот то-то!
Впрочем, эта загадка оказалась из тех что разрешаются быстро и походя. Верховцева сразу по прибытии отделили от его людей и отправили на «Бульдог». Шлюпка, благо, имелась, да и вообще на берегу скопилось довольно много англичан, видимо, решивших воспользоваться оказией для мелких надобностей вроде отдыха, помывки, стирки и прочих радостей жизни. Учитывая число котлов, в которых вовсю кипела вода, морячки обустраивались всерьез и надолго.
Так вот, пока шлюпка неспешно дефилировала к кораблю, она прошла совсем рядом с «купцом», и мичману не составило труда прочитать и название корабля, и мелкими буквами написанный чуть ниже порт приписки. «Санта-Изабель», Кадикс[10]. Испанец, значит.
Ну, тогда все логично, в том числе и то, что корабль похож на французские образцы. Французы в массе своей посредственные моряки, но отменные корабелы. В Европе, наверное, лучшие, поэтому их решения не считают зазорным применять на своих кораблях даже британцы, что уж говорить об Испании. Вот и копировали, естественно, со своим колоритом, получая в результате корабли быстрые, мореходные и очень крепкие. На этом, небось, через Атлантику перейти можно запросто. Интересно, с какой радости его занесло в эти воды, да еще и в разгар большой войны? И чем он не поладил с англичанами? Впрочем, те всегда умели тащить все, что плохо лежит.
На борту шлюпа его встретил командир «Бульдога». Высоченный, даже выше совсем не маленького Александра, и худой, просоленный морскими ветрами. На вид ему было лет тридцать или около того, но в темных волосах изрядно седины. Без мундира, в одной не первой свежести рубахе. Шрам на щеке придавал ему сходство с пиратом.
Впрочем, держался он без тени презрения к русскому. Правда, и без признаков вежливости – безразлично, вот самое верное определение. Задал несколько вопросов, услышал ту же историю, что и морской пехотинец. Кивнул и поинтересовался, какая нелегкая занесла в эти воды русский корвет. Пришлось отвечать.
Версию о том, что «Князь Варшавский» проводил разведывательный поход, он сглотнул без каких-либо признаков недоверия. В самом деле, без разведки нельзя, а послать в нее корвет или бриг – нормальное решение. Ну, в самом-то деле, не линкоры же на такие задания гонять. А что подробностей нет – так что может знать самый младший из офицеров корабля? А мичманский чин и молодость Александра об этом прямо-таки вопили. Словом, узнал, что хотел, после чего потерял к русскому интерес и махнул рукой – увозите, мол. И отправили Верховцева обратно на берег. Точнее, не обратно…
Английский капитан оказался таким умным, что аж убить хотелось. Свою ахиллесову пяту он знал прекрасно – даже с учетом приданных морских пехотинцев людей для того, чтобы еще и пленных охранять, у него было маловато. И решение проблем он нашел остроумное – по всему судя происхождение сказалось, не иначе. Все же высаживать людей на необитаемый остров – это нормальная пиратская практика. Ну а пират и англичанин – это, можно сказать, полноценные синонимы.
В общем, русских перевезли на остров. Причем довольно далеко отстоящий в море, и это было логично. Если в шхерах островов масса, но до материка с них вплавь добраться раз плюнуть, то полторы мили[11] по стылой даже летом балтийской воде… Такое препятствие – уже серьезно. Сейчас же когда весна и море еще даже не сделало вид, что нагревается… В общем, хорошая тюрьма. И не надо возиться ни с охраной, ни с кормежкой – рыбы вокруг хватает, а как уж пленные ее будут ловить, британцев не интересовало совершенно. Кроме того, имеется какая-то пародия на лес, опять же, вынесенного на берег плавника хватает. Не сдохнут русские, но и не сбегут, так, видимо, рассудил британский капитан и был со своей точки зрения прав.
Так что высадили их англичане, честно вернули ножи, без которых жить станет не то чтобы весело и приятно, да и свалили в туман. Дело шло к вечеру, и неудивительно, что британские моряки торопились вернуться к своим. И уже после этого выяснилось, что остров этот вполне себе обитаем.
– …Вот так мы здесь и очутились.
Закончив рассказ, который, если выбросить эпитеты и ругань, можно было запросто сокращать вдвое, Матвеев лег на спину и принялся смотреть на звезды. Могучая бородища купца-старовера казалась разросшейся до безобразия моховой кочкой. Вот так… Действительно, вот так.
Население острова составляло человек сорок. Часть команды того самого «испанца», что стоял возле берега, и остатки еще одной команды, только уже русской. Если точнее, люди Василия Матвеева, купца из старообрядцев, что не первый год уже хаживал по торговым делам то в Швецию, то в Данию, то к немцам. И оказались они все здесь практически одинаково – после встречи с английским шлюпом. Только вот за жабры их взяли по-разному.
Испанский корабль вышел из порта Риги. Испанцы искренне верили, что их нейтральный статус защитит корабль от британцев. Наивные! Англичане, завоевав в свое время господство на море, плевать хотели на приличия вообще и чей-то там нейтральный статус в частности. Просто навели пушки, высадили абордажную группу – и все, дело сделано. Теперь британским офицерам полагались неплохие призовые, как-никак испанский корабль шел из неприятельского порта, и груз его можно было считать контрабандой безо всякого досмотра. Тем более зерно – русский хлеб всегда в цене.
С Матвеевым дело обстояло куда круче. Обнаружив, что за ними прет британская посудина, Матвеев сразу же попытался уйти. Будь ветер чуть посильнее – возможно, и получилось бы. В шхерах можно спрятать и корабль посерьезней. Но – не срослось, и вскоре заговорили пушки.
Вот тут и оказалось, что русские купцы – противники опасные. Как ни крути, а предки русских ходили в набеги еще в те времена, когда англичане сидели на своих островах и носа оттуда не казали. Да, на торговом судне пушек не было, но при попытке британцев взять их на абордаж они встретили нахалов плотным ружейным огнем. В общем, дело кончилось потоплением торгового корабля и вылавливанием уцелевших непосредственно из воды. Еще и удивительно, что выловили – запросто могли развернуться и просто уйти. Но, видимо, какое-то понятие о благородстве и морских законах у англичан еще осталось. Не зря их поговорка гласит: «Люди делятся на живых, мертвых и тех, кто плавает по морям». Так что выловили, допросили, выбили Матвееву пару зубов, да и высадили на этот остров. Чтоб, значит, и думать не смели бежать.
Откровенно говоря, чего тут думать-то? До берега добраться можно хоть на плоту, но местные финны за копеечку малую их переловят, и хорошо, если только обратно притащат. А то и просто убьют. Через море? Еще веселее. Словом, некуда деваться, остается сидеть и ждать.
Примерно такого же мнения придерживались и испанцы. Горячие южные парни дрожали от холода, ругались на нескольких языках, проклиная англичан, и… В общем-то, все. Тем более капитана, да и вообще всех офицеров, а также большую часть команды у них предусмотрительно изъяли, оставив частью на шлюпе, частью на захваченном корабле, а потом и вовсе отправили их куда-то. Заходило тут недавно небольшое парусное судно под английским флагом, и как пленных перегоняли на его борт, отсюда было неплохо видно. Без старшего испанские моряки предпочитали сидеть и не дергаться, и вряд ли у кого-то поднялась бы рука их обвинять. К тому же вместе с имеющими опыт жизни в холодных условиях русскими они успели вырыть несколько землянок, наладить какой-никакой быт. Теперь главным раздражителем служила разве что диета исключительно из успевшей набить оскомину рыбы. А это, как ни крути, можно и потерпеть.
