Михаил Осипович Гершензон
Судьбы еврейского народа
Повторяю: национальный элемент вне вашей власти. Известная группа людей есть нация до тех пор, пока она – нация, а перестает быть нацией помимо сознательной воли своих членов. Я полагаю, что евреи в своей совокупности, наперекор рассеянию, суть единая нация, творящая целостно. Что будет дальше с нашей национальностью? – Ее судьбой распоряжаемся не мы. Есть в ней живые силы – она уцелеет надолго; нет – она будет постепенно гаснуть, то есть будет замещаться в отдельных личностях другими национальными началами, французским, русским, немецким. Мы можем скорбеть об ее угасании, но помочь здесь нельзя; в делах такого размера фатализм неизбежен. B наших домах мы строим печи, чтобы бороться с зимним холодом, но кто же вздумает принимать меры против охлаждения солнца? Читая в сионистских брошюрах призывы создать еврейскую национальную школу, возродить в ней библейский язык или щадить жаргон не потому, что и то, и другое, и третье хороши сами по себе, но потому, что это – первостепенные средства в борьбе за сохранение еврейской национальности, – я думаю: эти люди не на шутку боятся, что солнце остынет, и силятся поддержать в нем жар.
IV
Первый, самый характерный признак сионизма – это безверие, его необузданный рационализм, мнящий себя призванным и способным управлять стихией. Наши предки умели мудро смиряться перед заповедными тайнами; современный разум не знает своих границ. Но тайны есть; если наша мысль разгадала секрет естественного отбора, если она сумела подчинить себе силу электромагнитных волн, – это еще не значит, что ей все подвластно. Сионизм посягает на запретное уму; в этом смысле он – плоть от плоти современного позитивизма, о чем, впрочем, и непосредственно свидетельствует его националистически-утилитарное отнощение к религии.
И, задумав разгадать механизм национальности и взять его в свое ведение, он не бросил свою мысль, как птицу, чтобы свободно облететь века и земли, но робко оглянулся кругом и, увидев ближайшее, признал свое скудное знание непререкаемой истиной. Он оглянулся в Европе последней четверти 19-го века: все мощные государства – либо цельные нации, либо стремятся вобрать в себя цельные нации. Слитность, сомкнутость, независимость нации признается высшим благом; чтобы добыть его, не жалеют никаких жертв. Что это стремление родилось из экономической борьбы и только освещает себя идеологией национализма; что оно чревато величайшими опасностями и неминуемо приведет к катастрофе, к мировой войне наших дней, этого никто не видел. Объединение Германий ослепило всех как апофеоз национализма. Какое спокойное могущество территориально и государственно объединенной нации! Вот идеал, вот норма исторического бытия! Увлеченные этим примером, встают балканские славяне, оживает младочешское движение. И сионизм соблазнился. Он смиренно повторил за своими учителями: «да, другого пути нет; только объединившись телесно в одном месте, только образовав снова территориальное государство, можем и мы, евреи, снова начать здоровую жизнь», – и написал эту формулу на своем знамени. Да полно, так ли? Правда ли, что сожительство однородных на одной территории есть единственная нормальная форма национального существования? Разве Англия, смешавшая воедино три народности, не создала одного из высших человеческих типов и не внесла богатого вклада в мировое дело? И разве не то же совершается на наших глазах в Америке? Почему я должен думать, что еврейство живет ненормально? Его жизнь только своеобразна, отлична от жизни большинства других наций, и столь же своеобразно его творчество. Ведь природа богата разнообразием форм. Сравнительно с большинством растений, прикрепленных к месту, растение, скитавшееся по морю, ненормально; сравнительно с большинством живых существ ненормальна бабочка, рождающаяся в виде гусеницы, которая обращается в неподвижный кокон и только под конец в бабочку, нимало не похожую на гусеницу и кокон; ненормален и полип, рождающий совершенно непохожую на него медузу, из яиц которой опять рождается полип, и так попеременно чередующий свое потомство. Человек, никогда не слыхавший о слоне и кенгуру, назовет ненормальными зверя с мягким носом в сажень или с передними ногами втрое короче задних. Наш разум произвольно постулирует единообразие в природных делах, где оно сплошь и рядом отсутствует. Разум видит в мире то, что ему хочется, потому что однообразие легко понять и покорить.
Сионизм не вывел своего идеала из философского анализа еврейской истории; он не вынес его также из глубины просвещенного сознания как объективно-должное; он соорудил его из трех дурных предпосылок; из ошибочного представления, что судьба народов определяется их собственными сознательными решениями; из произвольного утверждения о ненормальности еврейской судьбы; и из ложного догмата о территориально-государственном объединении наций как средстве единоспасающем. Все эти три предпосылки он готовыми принял от извращенной и грешной европейской идеологии конца 19-го столетия. Потому и считаю себя вправе сказать, что сионизм – не еврейское учение, а современно-европейское, всего более немецкое; он вполне подражателен, результат заразы.
