Течение дел расстраивали бурные политические события. Неблагоприятную атмосферу в преподавании студентам и в научной работе мы реально стали ощущать с 1948 года, когда в печати началась борьба с «морганизмом-вейсманизмом». Вскоре добавилась резкая и грубая критика генетики с закрытием ряда кафедр. Затем – шквал борьбы с космополитизмом, раболепием и низкопоклонством перед иностранщиной, запрет на свободное пользование зарубежной медицинской литературой, требование о минимальном цитировании иностранных авторов в статьях, книгах и диссертациях. В июне-июле 1950 года состоялась объединенная «Павловская» сессия Академии наук и Академии медицинских наук СССР, посвященная проблемам физиологического учения И. П. Павлова. Сразу же после сессии вышли приказ Министерства высшего образования СССР об учебной и научной работе по физиологии в высших учебных заведениях и приказ Министерства здравоохранения СССР о реализации постановления объединенной сессии.
В Ярославском медицинском институте под председательством директора О. В. Кербикова состоялось бурное заседание Ученого совета, на котором был весь профессорско-преподавательский состав. Закончилось оно поздно вечером и оставило тягостное впечатление. Даже совсем молодые преподаватели понимали разрушительное влияние принятых решений на подготовку будущих врачей и перспективы научной работы. Из Москвы поступали грозные вести об увольнении с работы известных академиков и профессоров. Восхвалялись сельскохозяйственный биолог Т. Д. Лысенко и биолог О. Б. Лепешинская, имевшая революционное прошлое. Она доказывала возникновение клеток организмов из неклеточного живого вещества и продолжающееся самозарождение жизни из неживой материи.
В Ярославле вслед за многочисленными партийными, административными и организационными решениями последовала ревизия научной тематики института. Заведующие кафедрами в основу научной работы должны были положить идеи Павлова и их дальнейшее развитие. Все операции пересечения нервов, в том числе ваготомия, были признаны «антипавловскими», подверглись жесткой критике и, естественно, были прекращены.
В областном комитете партии сдерживающую позицию занимал только заведующий одним из отделов Александр Николаевич Яковлев – но он был бессилен против указаний из центра. Начались бесконечные и тенденциозные проверки кафедр, ряд профессоров и преподавателей под разными предлогами были освобождены от работы или переведены на пенсию. Моего отца перевели с кафедры госпитальной хирургии (преподавание на пятом курсе) на кафедру общей хирургии (третий курс).
Кафедру госпитальной хирургии возглавил ранее приехавший из Москвы профессор Алексей Андреевич Бусалов, у которого я продолжал работать в должности ассистента.
В Ярославль A. A. Бусалов принес столичный административный опыт и стиль работы хирургической школы С. И. Спасокукоцкого. С учетом служебной биографии Алексея Андреевича – а он в возрасте 35 лет стал в Москве начальником кремлевской медицины – все его серьезно побаивались. От московской молодежи из клиники Бакулева я имел сведения о том, что Бусалов (в бакулевской клинике – «Лёша») будет требовать безоговорочного подчинения, дискуссий не любит, носит операционные штаны самого Спасокукоцкого, во время операций очень потеет и интересуется легочной хирургией, но операций сделал мало.
Своим первым заместителем Бусалов сделал нашего доцента Абрама Григорьевича Броуна, через которого вводил в практику жесткие «установки» или, по-современному, стандарты, принятые у Бакулева. В ногу со временем наш новый шеф организовал в клинике лечение язвенной болезни модной в то время сонной терапией. Были отремонтированы и специально приспособлены для длительного лечения сном несколько палат. В них лечили также больных с сосудистой недостаточностью нижних конечностей. Ассистент Антонина Семёновна Баландина – аккуратный, добросовестный и исполнительный врач – курировала это направление. Доцент Татьяна Арсентьевна Зайцева изучала состояние больных после резекции желудка и готовила докторскую диссертацию. Я, кроме обычной педагогической и хирургической работы ассистента, после специализации в Ленинграде заведовал небольшим межобластным нейрохирургическим отделением, был межобластным нейрохирургом и руководил студенческим научным кружком.
Общая политическая атмосфера в стране была настолько напряженной, что новыми и рискованными операциями заниматься было опасно. Однако однажды, да еще во время короткого отсутствия шефа, я нарушил это правило. У тяжелого больного мы вскрывали абсцесс нижней доли легкого. Такую операцию, как у нас было принято, производили в гнойной перевязочной. Разрез сделали со стороны спины под местной анестезией в сидячем положении больного – его голова и рука лежали на плече стоявшей напротив сестры. По ходу операции выяснилось, что сращения плевральных листков относительно рыхлые, границы пораженной доли достаточно четкие. Я решил не вскрывать абсцесс, а удалить долю, т. е. сделать лобэктомию. Ввиду малого опыта и плохого оснащения операция проходила трудно и длительно, но осложнений в послеоперационном периоде не было. Приезд шефа предвещал грозу, так как в клинике это была несанкционированная первая успешная радикальная операция при абсцессе легкого (а в моей хирургической практике – первая операция удаления доли лёгкого!)
Я заранее составил план поведения и первым встретил Бусалова у входа в больницу. Сразу же рассказал, что мы в перевязочной планировали обычное вскрытие абсцесса и больного даже не взяли в операционную. Однако вариант операции пришлось изменить, так как менее опасным представилось удаление доли легкого.
– С больным сейчас все нормально, но я понимаю необходимость строгих порядков и субординации в хирургии. Специально встретил Вас первым и сразу же докладываю об этом больном во избежание возможной неправильной информации.
К удивлению моему и многих сотрудников клиники, опытный в таких делах Бусалов воспринял все сказанное очень спокойно и даже сказал:
– Ладно. Молодцы. Но в будущем так не делайте.
Больше никаких разговоров об этом случае не было.
О дальнейшем изучении ваготомии после «Павловской» сессии не могло быть речи, и Алексей Андреевич предложил мне заняться диагностикой и хирургическим лечением рака головки поджелудочной железы и фатерова соска. Эта третья для меня докторская тема была актуальной и трудной, но казалась перспективной в диссертационном плане. По заданию шефа я подготовил обзор литературы по физиологии поджелудочной железы с акцентом на работы И. П. Павлова по пищеварению. Совместно с группой студентов мы начали анатомические эксперименты и опыты на животных, нашли в терапевтических и инфекционных отделениях больных с желтухой и увеличенным желчным пузырем. Алексей Андреевич сделал с относительным успехом несколько операций.
Летом 1951 года, когда почти все оперирующие кафедральные хирурги были в отпуске, у меня возник аврал: первую половину дня я работал в госпитальной, а вторую – в факультетской хирургической клинике на базе другой больницы. Для оплаты работы «во вторую смену» денег хватило только на неделю, в связи с чем заместитель директора института профессор К. С. Шадурский издал оригинальный и трудно понимаемый приказ.
ВЫПИСКА
Из приказа № 174 по Ярославскому Государственному Медицинскому институту
г. Ярославль От 3-го августа 1951 г.
§ 2. Ассистента кафедры госпитальной хирургии ПЕРЕЛЬМАНА М. И. с I-го по 7-ое августа 1951 г. для усиления хирургической работы откомандировать на вторую половину дня в факультетскую хирургическую клинику.
Зав. Директора ЯГМИ
Профессор /ШАДУРСКИЙ К. С./
К концу лета 1951 года на фоне напряженной и тревожной обстановки в стране и в институте на нашей кафедре разразилась катастрофа. Мы узнали, что наш шеф – Алексей Андреевич Бусалов и его жена Зинаида Матвеевна арестованы в Москве. Бусалова обвинили в том, что он – английский шпион, а сотрудники кафедры не проявили должной бдительности. Конечно, педагогическая и лечебная работа продолжалась, но в значительной степени была дезорганизована.
Большинство преподавателей кафедры и врачей больницы были убеждены в том, что арест Бусалова связан с его должностью начальника Лечсанупра Кремля в течение 1938–1947 годов. В тихих разговорах, которые, оглядываясь по сторонам, вели между собой наши врачи и сестры, арест Бусалова объясняли по-разному. Преобладало мнение, что он, по-видимому, в чем-то действительно виноват или его оговорили. Некоторые считали, что все придумано Министерством государственной безопасности в угоду его недоброжелателям из высших органов партийной или государственной власти. В шпионскую деятельность Бусалова не верил никто.
После освобождения из тюрьмы и полной реабилитации A. A. Бусалов в Ярославль уже не вернулся и остался в Москве. Он был избран по конкурсу заведующим кафедрой хирургии 2-го Московского медицинского института, а в 1959–1961 годах был директором Института грудной хирургии Академии медицинских наук СССР.
Начальником отдела кадров областного отдела здравоохранения была много курившая невысокая полная женщина – Муза Александровна Яковлева, инвалид в связи с врожденным вывихом в тазобедренном суставе. По совместительству она работала врачом в нашей больнице. Получаемая от нее информация заслуживала доверия и была тревожной.
– Знаешь, – сказала мне по-дружески Муза в углу коридора, – сейчас здесь для тебя, особенно с учетом твоей фамилии, не будет ничего хорошего. В Рыбинске умер Романов, главный хирург. Поезжай туда на его место. Тебя в Рыбинске знают, а перевод я быстро устрою.
Далее последовали мои заявления в институт и областной отдел здравоохранения, переговоры с городским комитетом партии и городским исполнительным комитетом Рыбинска. А затем – приказ заведующего Ярославским областным отделом здравоохранения Матвея Филипповича Русакова о моем служебном переводе в город Щербаков (так в то время официально называли Рыбинск). Все остальное, как мне было сказано, – на месте.
24 декабря 1951 года я был освобожден от работы в Ярославле и в тот же день уехал в Рыбинск. Большое спасибо разумной Музе Александровне!
В 1954 году я был в гостях у A. A. Бусалова в Москве. К этому времени он уже оправился от заключения и тяжелых допросов, был в хорошей форме, любезен, гостеприимен. В качестве одного из сувениров я привез ему сохранившийся обзор по хирургии поджелудочной железы – задание шефа было выполнено! Алексей Андреевич внимательно просмотрел машинопись и сказал, что, несмотря на время, его стоит опубликовать. Свою рекомендацию он написал. Я, однако, посчитал обзор слабым и оставил его на память.
В 2005 году в XXII томе «Исторического вестника» Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова из статьи А. В. Маслова «Арестованная медицина» я узнал, что в соответствии с архивными данными A. A. Бусалов как бывший начальник Лечсанупра Кремля был обвинен в преступном лечении М. И. Калинина и A. C. Щербакова. Я же после ареста A. A. Бусалова уехал в город, который в то время носил имя его «жертвы». Как говорят, нарочно не придумаешь!
Ярославль стал для меня близким, почти родным городом. Связь с ним осталась на все последующие годы. Здесь похоронены мои родители, живет моя сестра со своей семьей, есть много друзей и знакомых. В Ярославле я стал дипломированным врачом. Из города и области до сих пор приезжают больные для консультаций и операций. В Ярославле мы проводили пленумы правлений Всесоюзного научного общества хирургов и Российского общества фтизиатров. В 1982 году я принял участие в обсуждении книги В. В. Кованова «Хирургия без чудес», которое прошло в Ярославском медицинском институте.
В январе 1994 года в новой Областной клинической больнице я по приглашению профессора Т. Ф. Петренко оперировал одного из милицейских начальников города Ростова Великого. Одновременно возникли тесные контакты с местной противотуберкулезной службой, которой стараемся и сейчас, по мере возможности, помогать.
В 2004 году торжественно отметили 60-летний юбилей моей aima mater – Ярославской государственной медицинской академии.
В декабре 2007 года по инициативе заведующего кафедрой общей хирургии профессора Андрея Борисовича Ларичева в Ярославле была проведена школа-семинар, посвященная памяти моего отца. Председательствовали Ю. В. Новиков – к этому времени президент академии – и ее новый ректор A. B. Павлов.
Среди сидящих в большом зале узнал хирурга Галину Яковлевну Натарову, с которой мы когда-то вместе работали в областной больнице. После окончания заседания забыл найти ее и поговорить. Не подошла ко мне и она. Неужели стеснялась?
Я выступил с воспоминаниями и показал ряд старых фотографий.
Из всех наук, из всех искусств,
Из всех работ, известных людям,
Где б разум, воля, все пять чувств
Слились в единый крепкий узел,
Нет выше, проще и сложнее,
Нет человечней и умнее,
Работы нет живей другой,
Чем ХИРУРГИИ, нам родной.
Автор – хирург из Горького (Нижнего Новгорода), 1948 г.
Больничный городок Встреча с туберкулезом • Поселки Песочное и Переборы • «Дело врачей» • Отношения с криминалом • Соловьев • На пути в Москву • Снова Кованов • Годы спустя
В Рыбинске я работал около трех лет. С 1946 по 1957 год город назывался Щербаков.
К моей основной должности заместителя главного врача Больничного городка по медицинской части сразу же добавилась должность главного хирурга этого объединения. Еще через несколько месяцев горисполком назначил меня внештатным главным хирургом города. Одновременно я был хирургом-консультантом в больнице МВД, тюремной больнице, а также в межобластном туберкулезном госпитале для инвалидов войны.
Главным врачом Больничного городка была Наталья Ефимовна Банина – опытный акушер-гинеколог и руководитель, энергичная и добрая женщина. Она много занималась административными вопросами, курировала профильные отделения. Отношения у нас были хорошие и доверительные. Из-за большой разницы в возрасте она часто относилась ко мне, как к сыну.
В Больничном городке много оперировали – семь дней в неделю в семи отделениях хирургического профиля. Основными сотрудниками и моими ближайшими помощниками были хирурги Ульяна Кузьминична Тараканова, Тамара Михайловна Волкова, Павел Иванович Смирнов, Галина Сергеевна Бединова. По возрасту все они были значительно старше меня.
Во втором эшелоне были хирурги Александр Александрович Юганов, Лидия Николаевна Княжина, Лидия Дмитриевна Анисимова, Кирилл Дмитриевич Тоскин, Софья Михайловна Семенова, Тамара Михайловна Эртман. Гинекологическую хирургию возглавлял очень опытный и, с моих позиций, пожилой Александр Александрович Сенкевич.
Средний персонал по своей квалификации и добросовестности был значительно выше обычного уровня.
Весной 1954 года во время кампании по освоению целинных и залежных земель комсомольская организация Больничного городка направила трех активных сестер из отделения общей хирургии в Казахстан. Письма одной из них – Нади Ивановой – наши врачи и сестры читали как увлекательные художественные произведения. Не могу удержаться от цитат из одного письма Нади, которое дает представление о сестрах Больничного городка и работе медиков на целинных землях.
«…C утра работаю в стационаре, операционной и перевязочной. После обеда веду амбулаторный прием больных. Кроме этого приходится ночами дежурить в стационаре.
…В райцентре меня оставили потому, что в больнице нет сестры, которая может работать в операционной.
…Для меня много трудностей в диагностике терапевтических заболеваний. Прием очень разнообразный. Специалистов здесь нет, и если мне придется так поработать 1–2 года, из меня, пожалуй, получится фельдшер-универсал.
…Все свободное время читаю медицинскую литературу. Заполняю пробелы, которые у меня есть в связи с работой только в нашем (а теперь в Вашем) хирургическом отделении.
…Моим преимуществом является возможность посоветоваться – ведь я работаю в коллективе. Это совсем не то, что у Вали с Тосей, которые работают на участках.
…19–20 августа 1954 г. у нас будет районная конференция. Мы все увидимся и по-щербаковски отметим нашу встречу».
На конверте обратный адрес, подобный «на деревню, дедушке». После фамилии «Иванова» даже нет инициалов. Однако все мои письма по этому адресу Надя получала.
Большое впечатление произвела грамотность Нади. На шести страницах обстоятельного письма не было ни одной грубой орфографической или синтаксической ошибки. Так преподавали русский язык в рыбинской средней школе! При этом не могу воздержаться от упоминания личности руководителя городского отдела народного образования. Им был отец моей будущей коллеги и друга по Институту Петровского – академика медицины профессора Ренаты Николаевны Лебедевой.
Самым известным человеком в Рыбинске был директор завода «Почтовый ящик 20» Михаил Иванович Субботин. Его известность в первую очередь была обусловлена ролью и значением завода (это бывший «Русский Рено»), на котором производили рыбинские авиационные моторы и работала значительная часть населения. Во время войны на этот завод было сброшено более тысячи авиабомб. Интересным историческим фактом является прибытие на завод в 1946 году осужденного писателя Александра Исаевича Солженицына, который работал в конструкторском бюро. Субботин близко познакомил меня с бывшим комсоргом завода от ЦК ВЛКСМ Ю. В. Андроповым, чьей фамилией с 1984 по 1989 годы называли вновь переименованный Рыбинск.
Директор имел власть в городе, большие материальные возможности, пользовался поддержкой Москвы. Слыл он грозным, но добрым человеком. И вот буквально через несколько дней после приезда в Рыбинск мне пришлось оперировать по поводу флегмонозного аппендицита его жену – Александру Николаевну. Она была очень полной женщиной. Однако удаление аппендикса удалось сделать из небольшого разреза. Ведь уже в то время, 50 лет назад, многие хирурги, особенно молодые, стремились к операциям из малых доступов. Я отлично помню, с какими мучениями была сделана под местной анестезией эта аппендэктомия. Но затем длина разреза стала предметом обсуждения в городском масштабе и оказалась важным фактором для моего авторитета. А с Михаилом Ивановичем и Александрой Николаевной у нас быстро установились не только хорошие, а самые теплые дружеские отношения на многие годы. Твердая политическая, административная и значительная материальная поддержка М. И. Субботина имела существенное значение при моей жизни и работе в Рыбинске. Мы капитально отремонтировали и осветили люминесцентными лампами операционный блок, приобрели импортные стерилизаторы и хирургические инструменты, получили возможность ездить в командировки.
Я был избран в городской комитет партии, быстро получил хорошую квартиру на втором этаже нового дома. Первый этаж занимал большой гастроном. Помню, как однажды я спустился купить пару бутылок водки для приехавших гостей. Довольно специфическая мужская очередь в винно-водочный отдел расступилась:
– Пожалуйста, товарищ доктор!
Мне стало не по себе, и я ограничился покупкой каких-то безалкогольных напитков. За водкой пришлось командировать гостя. Таковы особенности жизни хирурга в небольшом городе!
М. И. Субботин позже, в 1956 году, стал директором крупного авиамоторного завода в своем родном городе – Перми, заместителем председателя Верховного Совета РСФСР. Под его руководством было налажено производство реактивных двигателей для самолетов, двигателей для вертолетов и ракеты-носителя «Протон».
Вырос сын Субботина – Слава, который в качестве своей специальности избрал медицину, и в частности хирургию. Его я всегда хорошо помнил по встречам с М. И. Субботиным в рыбинской квартире и на даче. Поэтому в 1965 году на телефонные звонки из Перми в Институт Петровского со стороны отца М. И. Субботина и ректора института Е. И. Вагнера с просьбой «принять в отделение торакальной хирургии Вячеслава Ивановича Субботина» был однозначный ответ: «С удовольствием».
После окончания Пермского медицинского института Слава был моим аспирантом в Институте Петровского и защитил кандидатскую диссертацию по хирургии трахеи. В настоящее время известный в нашей стране профессор Вячеслав Михайлович Субботин заведует кафедрой хирургии в Пермской медицинской академии. Он нередко бывает в Москве и активно участвует в научной жизни хирургов.