Михаил Самарский
Время дарить любовь
– А так оно и есть, Вер! Выполнять просьбы и дарить радость такому человеку, как дед Пахом, это… не просто помощь, это нечто большее. Люди много спорят, что такое счастье и откуда появилось это красивое и ёмкое слово. А вот отсюда и появилось: счастье – то есть соучастие в чьей-то судьбе.
– Кстати, мы недавно обсуждали тему счастья дома с родителями, – сказала Верунья. – Знаешь, как переводится это слово с древнегреческого?
– Интересные у вас темы, – улыбнулся Сергей.
– Папа у меня любит пофилософствовать!
– Так как слово переводится?
– В переводе с древнегреческого «счастье» – это судьба человека, которого оберегают боги. Люди верили: если человека охраняют боги, то он счастливый. А вот Аристотель считал, что счастье – это душа, живущая в добродетели. Добродетель в те времена считалась неотъемлемой частью счастья.
– Такое правило – да в нашу жизнь! – грустно произнёс Сергей. – Сейчас, к сожалению, много цинизма, всякого негатива. Почему я и не рассказываю никому о том, чем занимаюсь. Найдутся злые языки. Обязательно увидят в этом какую-то корысть. А ты знаешь, Вера, дед мне очень много военных историй рассказал…
– Твой? – спросила она.
– Оба, – поправил сам себя Зорин, – и мой, и дед Пахом. У меня две общих тетради с их рассказами.
– Дашь почитать? – тут же спросила Вера.
– Бесполезно. – Сергей махнул рукой. – Ты там без меня ничего не разберёшь, всё на сокращениях, и почерк ужасный.
– И хорошо! – нашлась она. – Значит, будем вместе читать.
– Я думаю, окончу школу и напишу книгу, которую назову «Военные рассказы деда Пахома».
– Отличная идея, – поддержала Вера. – Но почему только деда Пахома, если там рассказы и твоего прадеда?
– Да какая разница! – улыбнулся Сергей. – Они для меня как одно целое. Они и сами так всегда считали. Я как-то в разговоре поправил своего прадеда, мол, а вот дед Пахом думает иначе… А мой прадед посмотрел на меня, улыбнулся и ответил: «Не может он думать иначе, сынок, мы с ним одно целое».
9
Как-то Сергей затемпературил, и Верунья настояла на том, что к деду Пахому она пойдёт одна.
На возражения Зорина девушка отвечала:
– Нельзя тебе в таком состоянии идти к старику. Хочешь заразить его? Ты чего? Ложись, принимай лекарства и пей побольше воды, а я сама справлюсь, не волнуйся.
Сергей выслушал её и согласился.
Вера осмелела до такой степени, что однажды прямо спросила у старика:
– Дед Пахом, а вы помните свою первую любовь?
Старик от неожиданности даже закашлялся, но очень скоро справился с растерянностью и ответил:
– Помню, дочка, конечно помню. Разве её забудешь?
– Расскажите, пожалуйста, – попросила Вера и смущённо добавила: – Если вам не трудно.
– Не трудно, – ответил он. – Я, кстати, недавно вспоминал свою жёнушку!
– Так, значит… – Верка раскрыла рот.
– Точно-точно, она была и первой, и последней моей любовью, – опередил дед Пахом. – Моя Танюшка, царство ей небесное. – Он перекрестился. – Мы с ней даже золотую свадьбу сыграли, да и после неё вместе прожили почти десять лет.
– А где вы с ней познакомились? – спросила Вера.
– В школе! Первая любовь обычно в школе случается. Правда, не все умеют её сохранить, но у нас вот так вышло. Терпеливая она была, моя Танюшка, очень терпеливая. Долго ждала меня…
– С войны? – уточнила она.
– Так точно!
– Скажите, пожалуйста, – было заметно, что Вера волновалась, но всё же ей не хотелось отступать, – а это правда, что со временем любовь проходит, остаётся только привязанность, привычка…
– Никому не верь, дочка, – перебил дед Пахом. – Если любовь прошла, значит, это была не любовь, а так… игра в любовь. Настоящая любовь не проходит. То, что не вечно, не имеет права так называться.
– А что, по-вашему, такое любовь? – не унималась Вера. – Хочется услышать мнение мудрого человека.
– Мудрого? – язвительно спросил дед и рассмеялся. – А ты знаешь, что такое мудрость?
– Наверное, в первую очередь жизненный опыт, – предположила она.
– Всё гораздо проще, Верушка. «Мудрость – это когда уже не считаешь себя умнее всех, а стараешься быть не глупее других»[1].
Они оба засмеялись. Лишь спустя некоторое время Вера повторила свой вопрос.
Старик ответил не сразу. Долго думал, Вере даже показалось, что он уснул. Но она терпеливо ждала. И наконец дед Пахом заговорил:
– Любовь – понятие очень глубокое. Оно включает в себя многое. И терпение, и умение прощать, и способность забывать обиды, и взаимное уважение. Без уважения никак, это, наверное, самое главное, без него и любви не будет. Но, пожалуй, есть ещё кое-что: ты должен любить человека не только за красоту, ум, доброту, ты должен принимать его недостатки. Вот если ты любишь его со всеми недостатками, значит, любишь по-настоящему.
– То есть вы считаете, что в человеке можно любить и его недостатки? – изумлённо спросила Верунья.
– Не я так считаю, – поправил дед Пахом. – Жизнь так учит. Понимаешь, в чём дело: людей-то без недостатков нет, ну, а если где-то и есть, ты их едва ли отыщешь. И что же делать? Просто терпеть? Долго ли ты так протянешь? Лучше махнуть на них, на эти недостатки, рукой и принять человека целиком, таким, какой он есть на самом деле. Вот это и будет настоящей любовью. У меня, кстати, был очень скверный характер. Наверное, контузия сказалась. Если у меня что-то не получалось, я мог вымещать на жене, на близких своё плохое настроение. Но Танюша моя всегда улыбалась. Терпит-терпит, а потом говорит: «Ну ничего, дорогой Пахомушка, я тебя люблю, даже когда ты сердишься». И после этого моё вредное настроение исчезало, а я быстро успокаивался, отрезвлялся и понимал, что выгляжу глупо и даже смешно. Вот так и жили. Я думаю, если бы не моя Татьяна Алексеевна, меня бы уже давно не было на этом свете. Большой души была женщина. Не могу говорить, что я её «любил», потому что люблю по сей день…
10
Однажды, приближаясь к дому деда Пахома, ребята издалека заметили у подъезда неотложку.
– Что-то с Пахомычем, – с тревогой произнёс Сергей, и они вместе с Верой ускорили шаг.
Как назло, в доме не работал лифт, но ребята даже не заметили, как взлетели на девятый этаж. Дверь в квартиру была открытой. Внутри у порога стояла соседка и утирала слёзы.
– Что случилось? – взволнованно спросил у неё Сергей.
– Пока не знаю. – Она помотала головой. – Врачи у него там, никого не пускают.
Сергей взглянул на часы, было ровно четыре.
– Обещал ведь до ста лет прожить, – вздохнула Вера.
– Раз врачи у него, значит, жив, – криво улыбнулась соседка. – Наверное, сердечко прихватило, у него уже так бывало.
С четырёх до шести новостей не было. Ровно в шесть из спальни деда Пахома вышел врач и виновато объявил:
– Увы, все когда-то уходят.
Домой ребята шли молча. Наконец Сергей сказал:
– А ты знаешь, Вер, не умерли они. Пока мы будем помнить их самих и их подвиги, они останутся рядом с нами. Мы должны сделать всё, чтобы их никогда не забыли – ни мы, ни наши дети, ни наши внуки, ни правнуки.
2015 г.
Солнечный поезд
Сверчок
Искусство есть такая потребность для человека, как есть и пить. Потребность красоты и творчества, воплощающего её, – неразлучна с человеком, и без неё человек, может быть, не захотел бы жить на свете.
Ф. М. Достоевский
1
Даша на всё лето переехала к бабушке. Дед нарочито хмурился и бурчал:
– Не понимаю я своих внуков. Все они почему-то едут к бабушке. А ко мне, значит, приезжать не хотят?
– Ты чего, дед? – громко рассмеялась Даша. – Хотим, конечно! И к бабушке, и к тебе.
– А почему тогда все говорят «к бабушке в деревню»? – Старик выпятил нижнюю губу. – Меня-то куда дели? Вон, даже в рекламе молока, сметаны всякой всегда бабушек показывают, словно дедушек вовсе не существует. Дискриминация сплошная…
– Это ещё что такое? – удивлённо спросила внучка.
– Ты же в школу уже ходишь, должна знать, – усмехнулся Иван Ефимович.
– Мы пока такое слово не проходили. – Даша замотала головой. – Может, во втором классе начнём. А ты не можешь мне рассказать?
– Что рассказать? – сразу не сообразил дед.
– Ну, слово это… как его… дистрима… дискра… ну, которое ты только что сказал.
Дед улыбнулся, махнул рукой, подошёл к девочке, обнял её и ласково произнёс:
– Да не слушай ты меня, старого дурака, пошутил я.
– Пошути-и-ил? – удивилась Даша. – Значит, такого слова на свете нет?
– Ну почему же сразу нет? – рассмеялся дед. – Слово-то есть, да у нас его нет…
– Где нет? В деревне? – уточнила Даша.
Дед уже был и не рад, что затеял эту тему. Он знал: теперь Дашка не отстанет и, пока не узнает значение слова «дискриминация», вынесет ему мозг.
– Хорошо. – Иван Ефимович присел на порожек. – Присаживайся, сейчас объясню.
Внучка уселась на ступеньку выше и приготовилась внимательно слушать.
– А ну-ка скажи это слово ещё раз, – потребовала Даша. – Я хочу запомнить.
– Дискриминация, – буркнул дед.
– Не, я так не запомню. – Она замотала головой. – Давай по слогам. Ди… кри…
– Да не «ди-кри», – поправил Иван Ефимович, – а «ди-скри»…
– Так! – радостно воскликнула Даша. – Дискри… Запомнила. А дальше?
– Дальше – «нимация», – произнёс старик и осёкся.
– Нимация! – повторила внучка.
– Нет, – досадовал дед. – Погоди, я сам ошибся. – Какое-то время он жестикулировал пальцами и что-то бормотал, а затем выпалил: – Не «нимация», а «минация».
– Минация? – уточнила Даша. – Ой, дед, а я начало забыла.
Иван Ефимович тяжело вздохнул и предложил начать всё сначала:
– Слушай внимательно ещё раз: ди…
– Ди… – тут же повторила Даша.
– А ты можешь сначала все слово полностью послушать, а потом повторить? – нахмурившись, спросил дед.
– Нет! – решительно ответила внучка. – Такое длинное слово я сразу не запомню. Давай по слогам.
– Ладно. Наша песня хороша, начинай сначала!
– Что ещё за песня? – Даша вытаращила глаза. – Это из песни, что ли? Я такой не слышала.
– Да нет! – рассмеялся дед. – Просто есть такая песня, без начала и конца. Её можно петь хоть весь день.
– Ой, как интересно! – Внучка радостно захлопала в ладоши. – А ну спой, – тут же потребовала она.
– А слово? Мы же ещё слово не выучили…
– Да, точно, – согласилась Даша. – Ну, тогда давай выучим слово, а потом ты споёшь песню, договорились?
– Договорились! – Дед кивнул. – Итак, Ди…
– Ди…
– Скри…
– Скри…
Иван Ефимович задумался.
– Да что ж это такое? – возмущённо воскликнул он. – Погоди. Дай я про себя его произнесу.
Он снова стал что-то бормотать.
– Забыл, что ли? – тихо спросила Даша.
– Да не забыл, просто сам запутался. Вот такое оно нехорошее, это слово.
– Нехорошее? – Внучка испуганно прикрыла ладошкой рот и, наклонившись к уху деда, шёпотом спросила: – А оно не матерное? А то мама меня будет сильно-пресильно ругать. Мне матерные слова нельзя говорить, потому что я девочка.
– Дашенька, миленькая ты моя, – громко рассмеялся дед. – Ну что же ты такое говоришь? Стал бы я учить тебя матерным словам? Да ты что?
– Ты же сам сказал, что слово нехорошее…
– Не в том смысле, – продолжал смеяться и утирать слёзы Иван Ефимович. – Ну, рассмешила! Нехорошее – в смысле труднопроизносимое. Ты видишь, сколько прошло времени, а мы всё никак его не выучим?
– Это немного, дед, – возразила Даша. – У нас в классе есть Ромка Делягин, так он целую неделю учил слово «экскурсовод». Ты знаешь, кто это такой?
– Да откуда же я знаю. – Старик развёл в стороны руки. – Я и школу-то твою ещё не видел, а ты за Ромку какого-то спрашиваешь…
Даша залилась звонким смехом, да так, что на её смех прибежала Мотька, средних размеров ушастая дворняжка. Она села напротив хозяина и его внучки и, время от времени склоняя голову то в одну, то в другую сторону, стала внимательно всматриваться в их лица. Со стороны это смотрелось как собачье недоумение, дескать, чего вы тут расхохотались?
– Ты чего заливаешься? – удивился Иван Ефимович.
– Да я же тебя не про Ромку спрашиваю, – пояснила Даша. – А про этого… как его… сбил ты меня… экс-кур-со-во-да, – произнесла она на всякий случай по слогам.
– А-а-а! – протянул дед. – Так бы сразу и сказала. Конечно знаю. Я тоже, когда в школе учился, ходил с классом на экскурсии всякие. В Краснодон ездили, например. Про «Молодую гвардию» слышала?
– Нет, – ответила Даша и тут же добавила: – Мы это ещё не проходили.
– Хотя вас уже теперь туда вряд ли повезут.
– Почему? – удивилась внучка. – Вас возили, а нас не повезут…
– Так, Дарья, – перебил дед, – слово-то учим или нет?
– Учим-учим, – подтвердила Даша. – Я начало уже запомнила. Ди-скри…
– А дальше проще, – сказал Иван Ефимович и по слогам произнёс: – Ми-на-ци-я.
– Ди-скри-ми-на-ци-я! Верно?
– Молодчина! – Дед погладил внучку по голове. – Так вот, слово «дискриминация» означает… означает… как бы тебе объяснить, чтобы ты сразу поняла. Ну, в общем, это когда кто-то считает себя лучше другого и всячески ему об этом напоминает.
– Всё поняла! – воскликнула Даша. – Это про нашу учительницу.
– Как это – про вашу учительницу? Она что…
– Ну, она всё время нам говорит: «Сиди не умничай». Понимаешь? Умничать можно только ей. И вообще, ей можно всё: краситься, делать маникюр, на уроке по телефону говорить – всё-всё-всё! А нам ничего нельзя. Это дикри… дискри… минация?
– Нет, Даша, какая же это дискриминация, это дисциплина.
– Дисциплина, дед, это когда не разговариваешь и не крутишься на уроках, – возразила Даша. – А так получается, Вере Семёновне можно всё, а нам – ничего. Я, например, тоже хочу в школу ходить красивой.
– А ты некрасивой ходишь, что ли? – улыбнулся дед.
– Какая там красота, – вздохнула Даша. – Я перед Новым годом накрасила ногти и чуточку губы. Помаду мне, кстати, мамина подруга тётя Надя подарила. Так Вера Семёновна такой шум подняла, что я даже плакала. Принесла мне жидкость, заставила стереть лак, потом отвела в туалет, умыла, ещё и маму в школу вызвала.
– Ну а мама что? Ругала? – спросил дед.
– Нет, в школе она просто промолчала, а по дороге домой назвала Веру Семёновну идиоткой.
– Ну, это зря она. – Иван Ефимович неодобрительно покачал головой. – Учительницу нельзя обзывать.
– Дед, ты что, против меня? – Внучка нахмурилась.
– Как это понять?
– Ну, ты за меня или за Веру Семёновну?
– Конечно за тебя, внучка!
– Тогда и не защищай её. Злая она, понимаешь?
– Понимаю, – ответил дед. – А вдруг она не злая, а просто строгая?
– А какая разница? – хмыкнула Даша. – Всё равно ругается. Не нравится она мне. Вот тётя Надя хорошая. Она такая добрая и красивая…
В этот момент отворилось окно, и появилась голова бабушки.
– Ну, чего вы там воркуете? – весело спросила Анна Васильевна. – Мойте руки и за стол. Я вам тут таких вкусняшек наготовила!
– Идём-идём, бабулечка! – радостно ответила Даша и вспорхнула с порога, словно бабочка.
2
– Вот зараза! – Бабушка палкой стучала по половице. – Не даст спать сегодня. Как же он туда забрался?
Сверчок, словно прислушиваясь к проклятиям Анны Васильевны, на какое-то время умолк, но через несколько минут снова запел. «Запел» он, конечно, по мнению Даши – она радовалась каждой его новой мелодии. Баба Аня скорее назвала бы этот звук тарахтением. Дед почему-то употреблял и вовсе смешное слово. Он, заслышав непрошеного гостя, говорил:
– Ну вот, опять забулькал.
– Бабушка, а как его зовут? – спросила Даша.
– Кого?
– Ну, сверчка вашего!
– Да бог его знает. – Баба Аня пожала плечами. – Сверчок да сверчок. Кто б его называл?
– А можно я ему имя придумаю?
– Упаси боже! – Бабушка перекрестилась. – А то останется тут на всё лето. Будем потом ходить, как сонные тетери. Сегодня до часу ночи трындел.
– А разве тебе не нравится, как он поёт? – удивилась Даша. – Послушай! Он говорит: «перелью-перелью-перелью!» А вот теперь: «рули-рули-рули!» Слышишь?
– Ой, Дашенька, не придумывай ты, ради бога.
– Да ничего я не придумываю! – возразила Даша. – Внимательно слушай. Теперь вот запел: «бирюлёво-бирюлёво-бирюлёво!»
– Ага, точно, скоро начнёт петь: «Войковская-Шоссе Энтузиастов-Университет.»
– Ой, смешно очень. – Внучка закатила глаза. – Я же не виновата, что у вас слуха нет.
– У кого это нет? – возмутилась бабушка. – У меня нет слуха? А ты забыла, что твоя бабушка преподавала сольфеджио в музыкальной школе? И кто тебя на фортепьяно настоял отдать?
– Значит, постарела, – сделала вывод Даша. – Только старые люди и хулиганы не любят музыку. Мне так сказала мама.
– Нет, Дашенька, – возразила Анна Васильевна. – Не знаю, как там насчёт хулиганов, а музыку я любила всю жизнь. До сих пор люблю.
– Тогда почему ты не любишь Бульку?
– Это ещё кто такой? – удивилась бабушка.
– Наш сверчок. Я придумала ему такое имя.
– Откуда ты его взяла?
– От деда, – рассмеялась Даша. – Он всё время говорит, что сверчок булькает. Вот и пусть будет Булькой. Красиво же?
– Да ну тебя! – Анна Васильевна махнула рукой, но к Бульке всё же прислушалась.
Видимо, Даша всех заразила. И дед замер, слушая сверчка, и бабушка надолго замолчала. А потом вдруг удивлённо произнесла:
– А ведь и впрямь звучит как «бирюлёво». Вот чертяка. Ладно, пусть живёт, собака. Я хотела отравить, но…
Дашка побледнела.
– Как отравить? – испуганно спросила она. – Ты хотела убить Бульку?
– Как тараканов травят, вот так и его! – ответила бабушка.
– Но ведь тараканы же не поют! – воскликнула Даша. – Ты что, бабушка? Нам в школе учительница говорила, что сверчок приносит в дом счастье. А учительница в музыкалке рассказывала, как все великие композиторы сверчков слушали. А вот у нас в квартире сверчка нет.
– Я пошутила, Дашенька, – заметив в глазах внучки слёзы, одумалась баба Аня.
– Правда? – Внучка засияла и бросилась на шею бабушке. – Пожалуйста, пусть живёт, не выгоняй его. Он такой хороший. И он вам принесёт счастье. Вот увидите.
На следующий день Даша пригласила в дом своих друзей – соседских детей. Те тоже приехали в деревню на лето. Мальчик Максим перешёл в третий класс, а девочка Лиза, ровесница Даши, – во второй. Максим увлекался плаванием, а вот в музыке не разбирался совсем, зато Лиза занималась в музыкальной школе по классу аккордеона. Поговорив про Бульку, девочки решили открыть театр на дому.
Дождавшись, когда сверчок запоёт, Даша и Лиза начали поочередно закрывать тетрадными страницами щель, из которой раздавались Булькины трели. Затем девочки вырезали в листах окошки. Ловко прикладывая и меняя разные их, они добились звучания первой мелодии и радовались так, словно попали на концерт Дмитрия Хворостовского.
За несколько дней юные музыкантши так усовершенствовали своё изобретение, что с его помощью могли смело воспроизвести начало любого музыкального произведения. Но больше всего их удивило, когда в работу активно включилась и Анна Васильевна. Но как могла она со своим опытом преподавателя музыкальной школы пройти мимо такой великолепной идеи? Вечерами вся семья, кроме Мотьки (её в дом не пускали), слушала арии в исполнении деревенского артиста Бульки. Юные продюсеры научились использовать на подпевках даже басистое мурлыкание Соньки, чёрно-бело-рыжей кошки. Она, правда, долго не могла присутствовать на представлении, её хватало на первые полчаса, после чего она забиралась на спинку кресла и оттуда молча наблюдала за происходящим в местном музыкальном театре.
– Мама, мамочка! – кричала днём в трубку Даша. – Приезжай скорее. Мы тут тебе концерт приготовили.
К сожалению, мама на премьеру не успела. Однажды вечером Булька так и не объявился.
– Булька, Булечка, отзовись, – умоляли девочки.
Прошло два часа, но ничего не изменилось: Буль-ка как сквозь землю провалился. Бабушка вышла по своим делам на улицу, но через минуту вернулась в дом со слезами на глазах.
– Что случилось? – первой вскрикнула Даша. – Что?
Бабушка не сразу решилась рассказать обо всём.
– Концерты отменяются, пока нового сверчка не заведем.
– А что с Булькой? – всхлипнула Даша.
В этот момент в комнату вошла Сонька.
– Она его съела. – Анна Васильевна кивнула на кошку.
Девочки расплакались, а Максим пытался их успокоить.
– Не плачьте, Даша, Лиза, поймаю я вам нового Бульку.
Даша повернулась к довольной, мурлыкающей Соне и, всхлипывая, строго сказала:
– Бессовестная ты кошка! Мы больше тебя никогда не позовём на концерт!
Словно в знак протеста, Соня, задрав хвост, гордо прошагала мимо музыкантов на улицу.
Солнечный поезд
Мечта хороша и полезна, если только не забывать, что она мечта.
Жозеф Эрнест Ренан
– Тём, ты, видимо, что-то перепутал. Я знаю расписание наизусть. Нет там такой электрички. На 10:15 есть, следующая – в 10:35, в 10:27 ничего нет. И никогда не было! – Ирина похлопала одноклассника по плечу и, подмигнув, развела руками. – Не расстраивайся, бывает.
Но Артём и не думал расстраиваться.
– Есть-есть! – усмехнулся он. – Неправильное твоё расписание. Я каждый день езжу на 10:27. Очень удобный поезд – в нём никогда не бывает толпы, а стёкла в вагонах то ли сапфировые, то ли хрустальные, из-за этого все цвета за окном яркие, насыщенные, сочные. И самое главное – когда едешь именно на этом поезде, небо никогда не бывает хмурым, оно всегда солнечное.
– Артём, ты решил меня разыграть? – Ира нахмурилась. – Что значит – всегда? Я же говорю тебе: такого поезда нет. Я иногда опаздываю на 10:15 и уезжаю на следующей электричке, в 10:35. И никогда – ты слышишь меня? – никогда между этими двумя поездами не было ещё одного. Скажи, что ты просто пошутил.
Тёма взглянул на часы и произнёс:
– Сейчас сама увидишь.
Ира внимательно посмотрела на своего спутника, и ей захотелось потрогать его лоб. «Может, заболел? – подумала она. – Ну, в самом деле, что за чушь он несёт? Какой поезд, какие сапфиры, какой хрусталь, какое солнце? Ага, особенно сегодня! На дворе ещё утро, а кажется, будто уже вечер наступил».
– Смотри! Смотри! – воскликнул Артём. – Видишь?
– Что? – Ира раскрыла рот.
– Как что? – Артём указал в сторону перрона. – Солнечный поезд подходит! Вставай! Что же ты сидишь? – Он протянул Ире руку.
Она сначала рассмеялась, а затем, увидев сияющее лицо одноклассника, испуганно сказала:
– Что с тобой, Тёма? Ты заболел? Какой солнечный поезд? Я же тебе сказала, что никакого…
– Так ты едешь со мной? – перебил Артём.
Ира стояла молча.
– Едешь или нет? – повторил он.
Она не знала как нужно вести себя в такой ситуации, но понимала: с Тёмой что-то случилось, но взять и сказать это ему в лицо она не решалась.
– Тём, понимаешь… – Она опустила глаза.
– Давай, до встречи, – весело произнёс Артём. – Ты просто испугалась. Но, может, в следующий раз вместе поедем. Я тебя жду на конечной!
Его голос стих. Ира некоторое время сидела молча, не решаясь взглянуть на Артёма, а когда подняла голову, его рядом уже не было. Она осмотрелась по сторонам, встала со скамейки, прошлась по перрону, но друга нигде не было. Ира даже тихонько крикнула: «Тёма-а-а! Прекрати! Хватит дурачиться!» В 10:35, строго по расписанию, подъехала электричка. Ира заняла место возле окна и до последней секунды, пока не затворилась дверь, была уверена, что Тёмка сейчас откуда-то вынырнет, радостно обнимет её, рассмеётся, и они вместе отправятся в путь.
Но чуда не произошло. Зато оно поджидало её в конце пути. Подъезжая к конечной станции, Ира через окно увидела на перроне Артёма.
«Как он сюда попал? – подумала Ира. – Ну ладно, если бы он вышел из другого вагона, подошёл бы ко мне сзади и разыграл бы свою дурацкую шутку. Но мы же только подъезжаем, двери ещё не открылись, а он уже стоит. Как такое возможно? И возможно ли вообще?»
Было чему изумиться: другим транспортом с такой скоростью сюда просто не добраться. Ну, разве что только ракетой. Но пригородных ракет люди ещё не придумали.
Ирина ещё раз пристально вгляделась в лицо юноши, который с перрона махал ей рукой. Сомнений, что это Тёма, не осталось. Она вышла и растерянно спросила:
– Как ты здесь оказался? Ты на чём добрался?
– Ир, ты, наверное, думала, что я шучу? – улыбнулся Тема.
– Ты о чём? – спросила Ирина.
– О солнечном поезде. Я же тебе рассказал. Ты не поверила?
– Послушай, дорогой, – раздражённо бросила Ира, она ничего не понимала, – какой поезд? Мы с тобой были там вместе. Где ты видел свой солнечный поезд? Ты меня что, за дурочку принимаешь?
– Успокойся, Ир, – Тёма взял ее за руку, – это не розыгрыш. Это…
– Тогда что? Как ты оказался здесь вперёд меня? Можешь объяснить?
– Боюсь, что пока нет, – грустно ответил Артём.
– Это ещё почему? – удивлённо спросила Ирина. – У тебя от меня какие-то секреты?
– Никаких секретов. Просто тебе нужно успокоиться. Понимаешь?
– Нет, не понимаю, – возразила Ира. – Я спокойна! Так что можешь смело говорить.
– Пойдём в парк, – неожиданно предложил Артём. – Найдём уютное местечко, там днём народу мало, и я тебе ещё раз всё подробно расскажу. Договорились?
Ира ничего не ответила, лишь молча кивнула. В парке действительно было безлюдно, редкие прохожие, в основном пожилые, медленно передвигались по тщательно вычищенным дорожкам. Старики называли такие прогулки «подышать свежим воздухом» или «размять косточки». Во всяком случае, так всегда говорила бабушка Артёма, когда была жива. В прошлом году её не стало, но за несколько дней до смерти она успела поведать внуку тайну и рассказать о необычном поезде. О том самом, который Артём называет солнечным.
– Ну, говори! – наконец-то потребовала Ира.
– Понимаешь, Ир, – начал Артём, – солнечный поезд – он необычный.
– В каком смысле? – почему-то шёпотом спросила она.
– Его видят только те, кто желает его увидеть. – Артём внимательно посмотрел ей в глаза. – То есть нужно захотеть его увидеть! Понимаешь?
– Пока нет, – честно призналась Ира. – Ты только скажи мне честно, это не розыгрыш?
– Ну что ты заладила: «Розыгрыш-розыгрыш», – передразнил Артём.
– Как-то всё это необычно, – смущённо ответила Ира.
– Клянусь, это не розыгрыш.
– Хорошо, – тяжело вздохнула Ира. – Тогда рассказывай дальше.
– А дальше-то и рассказывать нечего. – Артём пожал плечами. – Ты либо веришь в солнечный поезд, либо нет. Если веришь, ты его видишь и можешь ехать на нём куда хочешь, если не веришь, ты его ни за что не увидишь, и он проедет мимо, как это случилось сегодня. Я думал, ты мне сразу поверишь, но ты до последнего сомневалась и… Я, наверное, показался тебе больным?
– Если честно, я до сих пор так считаю. – Ирина откашлялась в кулачок. – Теперь, пока сама не проедусь…
Артём замялся.
– Тут такое дело, Ир, – он тщательно подбирал слова, чтобы не обидеть её, – с таким подходом ты можешь так ничего и не увидеть. Ещё раз говорю: в солнечный поезд нужно поверить. Ты же не можешь ступить с перрона в пропасть, на рельсы, туда, где пустота, верно? А если ты будешь сомневаться, пустота там и останется. Ты не войдёшь в дверь, которую не видишь, правильно?
– Ну, в общем-то, да, – согласилась Ира. – Тогда научи меня.
– Чему? – удивлённо спросил Артём. – Чему тебя научить?
– Верить! – воскликнула Ирина.
– Этому не учат, Ира, – вздохнул он.
– А как же быть? – совсем расстроилась Ира. – Кстати, а ты сам-то как его увидел? И почему вообще поверил, что он существует?
– Мне бабушка рассказала, – ответил Тёма.
– И что? Ты так сразу ей поверил?
Артём покраснел. Спустя минуту он сказал:
– Ты знаешь, мне до сих пор стыдно вспоминать, но я подумал, что бабуля моя того… Ну, ты понимаешь. – Он покрутил пальцем у виска. – Всё-таки старушке было уже под девяносто. В таком возрасте немудрено и…
– Конечно понимаю, – улыбнувшись, сказала Ира. – Я и сама сегодня о тебе так подумала. Ну, в смысле что у тебя с головой беда. Не обижайся, ладно?
– Ладно!
– Согласись, как в это можно поверить? Стоят десятки людей на перроне, мимо них проезжает поезд, но никто его не видит. Разве такое может быть? И долго ты искал этот поезд?
– Нет! – Артём замотал головой. – Бабушка опередила меня и развеяла мои сомнения: «Тёма, не думай, я не чокнулась на старости лет, нет! Просто я боюсь, что опоздаю и унесу с собой тайну хрустального поезда». Она его называла так.
– Хрустальный поезд? – удивилась Ирина. – Так солнечный или…
– Это не имеет никакого значения, – улыбнулся Тёма. – Бабушка называла его хрустальным, я – солнечным, возможно, тебе захочется назвать его как-то по-другому. Это ровным счётом не имеет никакого значения и никак не влияет на наличие самого поезда.
– И что дальше? – потребовала Ирина.
– Дальше всё просто: на следующий день мы поднялись с бабушкой на перрон. Ровно в 10:27 подошёл поезд, мы вошли с ней в вагон и поехали. В тот день небо на улице было хмурое и низкое. А из вагона я увидел солнце и ослепительно белые облака.
– Потрясающе! Слушай, можно я назову поезд облачным? – радостно вскрикнула Ирина. – Я обожаю белые облака.
– Конечно можно.
– Эх, теперь бы ещё поверить в него…
– А разве ты ещё не поверила? – удивился Тема. – Если ты даже название ему придумала. Мне кажется, мы уже договорились, разве не так? Или ты всё сомневаешься?
– Чуточку-чуточку, – честно призналась Ира.
– У тебя время ещё есть, – сказал Артем. – До завтра избавляйся от сомнений.
– Значит, завтра поедем на 10:27?
– Ну, если готова, поедем, – согласился Артём. – Всё зависит от тебя… Если желаешь.
– Конечно желаю! – Ирина подвинулась к Артёму поближе и положила ему голову на плечо. – Тём, мне так хорошо с тобой.
– Мне с тобой тоже, – тихо сказал он и покраснел.
– Слушай! – спохватилась Ира. – А какой у него маршрут? У нашего поезда? Откуда и куда он катается?
– Я ещё не пробовал на нём путешествовать – ждал тебя. Бабушка сказала, что сесть в него можно только на нашей станции, а поехать – в любую точку планеты.
Ирина раскрыла рот и округлила глаза.
– Как в любую точку? И в Африку?
– Да хоть в Антарктиду, – улыбнулся Артём. – Нужно только захотеть.
– Да-да-да! – Ира радостно захлопала в ладоши. – Я хочу! Очень хочу! Очень-очень-очень!
– Куда? – спросил Тёма.
– Ну… ну… я ещё не знаю, – смутилась Ира.
– Странно… – тихо произнёс он.
– Чего ж тут странного?
– Сама ещё не знаешь, куда, а говоришь «хочу»!
– Но я имела в виду, хочу путешествовать, хочу…
– Ладно, – перебил Артём, – всё у нас ещё впереди. Не будем забегать вперёд. Сначала ты должна увидеть солнечный поезд. Как можно мечтать о том, чего никогда не видела?
Они встали с лавочки и медленно направились в сторону вокзала. Артём и Ира решили вернуться домой – завтра ответственный день, а сегодня им уже никуда не хотелось идти.
