Михаил Самарский
Зов памяти
Посвящаю преподавателям и студентам МГУ им. М.В. Ломоносова
Мысль человеческая не может изобрести чего-либо несуществующего. Невозможное не может зародиться в мысли. Всякая идея, какой бы странной она ни казалась, где-нибудь существует, иначе мысль не могла бы формулировать ее…
В. И. Крыжановская (Рочестер)Пенталогия «Маги». Книга 3. «Гнев божий»1
От автора
Дорогие друзья, все мы читаем книги, смотрим фильмы, слушаем музыку, рассматриваем картины, и мы не знаем, как отзовутся в наших сердцах новые слова, новые звуки, новые цвета и оттенки, по какой дороге поведет нас разум, каких высот мы достигнем с помощью новых знаний и новых эмоций. Но можно с уверенностью сказать: если нами движет жажда знаний, если мы не будем стоять на месте, если мы желаем творить и фантазировать, то впереди нас непременно ждут и новые вершины, и новые свершения!
И еще. Будет большой несправедливостью, если я не отмечу, что на написание этой книги меня вдохновили труды ученого-естествоиспытателя, астронома Михаила Васильевича Ломоносова, историка, географа Василия Никитича Татищева, основоположника теоретической космонавтики Константина Эдуардовича Циолковского, академика, создателя науки биогеохимии Владимира Ивановича Вернадского, писателя, руководителя поисковой экспедиции «Гиперборея» Валерия Никитича Демина, ученого, лингвиста-любителя Валерия Алексевича Чудинова, историка, философа Сергея Вячеславовича Перевезенцева.
Глава 1
Проснувшись, Дмитрий Котуков по привычке еще долго не открывал глаза. Любимое время помечтать. В этот раз он не без удовольствия думал о том, как проведет летние каникулы вместе с Настей. С ней Дима познакомился в стенах университета. Они с друзьями что-то бурно обсуждали в фойе, и вдруг Дмитрий почувствовал на себе взгляд, буквально прожигавший его насквозь. Он резко обернулся и увидел девушку. Ее волнистые каштановые волосы рассыпались по плечам, а зеленые глаза походили на звезды – в них были одновременно и отрезвляющая прохлада, и необычайная яркость солнечного света. Дмитрию показалось, что он никогда не видел таких красивых глаз. У него промелькнула мысль: «А вдруг это и есть любовь с первого взгляда…»
«Сессия позади, – мысленно произнес Дмитрий, – впереди последний курс, госы, диплом и… свободен, как комета в космосе».
Откровенно говоря, надоел ему этот универ хуже горькой редьки. Но спорить с предками бесполезно: вот подай им высшее образование, хоть тресни! Мать так и сказала: «Окончи вуз, а дальше решай сам, иди хоть в дворники, я в твою личную жизнь лезть не буду, делай, что хочешь».
«Ага, – мысленно усмехнулся Дмитрий, – свежо предание, да верится с трудом. Так и не будет лезть. Уже взялась за Настю: то выглядит она вульгарно, то косметикой не умеет пользоваться, то одевается безвкусно, то книг мало читает… Мне кажется, маме моей угодить невозможно: хоть настоящую принцессу приведи в дом, все равно найдет недостатки и попросит сто раз подумать, прежде чем совершать серьезные поступки. Интересно, а что она подразумевает под серьезными поступками?»
Дима улыбнулся и вдруг сообразил, что лежит на чем-то твердом. Это не похоже на постель. Осторожно, все еще не открывая глаз, проведя рукой рядом с собой, он ощутил пугающую прохладу. Дмитрий открыл глаза и обомлел. Он лежал на каменном полу, в помещении, напоминавшем пещеру. Откуда-то издалека пробивался луч слабого света. Вокруг на полках стояли какие-то то ли колбы, то ли стеклянные капсулы, словно в химической лаборатории. Юноша осторожно ощупал себя: пиджак, туфли, брюки, рубашка…
– Что за хрень? – испуганно воскликнул он и вспомнил, как вышел из университета, дошел до супермаркета, повернул к станции метро и… – Да, кстати, а дальше что? А вот дальше-то я и не помню. Так-так-так! Или… Нет, точно не помню! Да как же так? Что случилось? Вроде никогда не жаловался на память, алкоголь вчера не употреблял…
Где-то неподалеку разговаривали люди. Котуков приподнялся, сел на пол, обхватил руками колени и прислушался к голосам. Разговор показался очень странным. Кто-то говорил о необходимости срочно сообщить компетентным органам, что, мол, нас похитили, это преступление и так далее. Дмитрий насторожился. Находиться здесь, в полутемном помещении, было просто невыносимо.
Он медленно поднялся с пола, аккуратно ступая, словно передвигаясь по минному полю, подошел к выходу, постоял, немного послушал, набрав полные легкие воздуха, резко выдохнул и вышел наружу. От яркого света Дмитрий зажмурил глаза, а когда открыл их, перед ним предстала потрясающая картина. Залитая солнцем поляна, вокруг нее – редко и беспорядочно посаженные кусты и деревья. Они были причудливыми, словно над ними поработал садовник с тонким чувством юмора. Внизу, метрах в пятидесяти, виднелась река. Дмитрий с друзьями не раз бывал за городом на шашлыках, но там природа выглядела иначе. Посреди поляны, размахивая руками, что-то обсуждали пятеро незнакомцев – четверо мужчин разного возраста и одна девушка-блондинка, державшая на руках крошечного пуделя. Тот, увидев незваного гостя, беззлобно тявкнул, скорее, чтобы отчитаться перед хозяйкой и показать, что он все еще тут. Девушка, прикрыв пасть собаки наманикюренными пальцами, тихо сказала:
– Тоша, свои!
«Чего это она меня сразу в свои записала?» – мысленно удивился Дмитрий и тихо, стараясь придать своему голосу бодрость, сказал:
– Здрасьте!
– Во! – гаркнул полноватый мужчина лет тридцати в малиновом пиджаке. – Еще один! Ты откуда?
– Оттуда. – Дмитрий кивнул в сторону пещеры.
– Да это мы видим, – рассмеялся толстяк. – Сам-то откуда будешь, братишка? Где живешь?
– В Москве, – опасливо озираясь по сторонам, ответил парень.
«Странный тип, – настороженно подумал Дмитрий, – таких обычно показывают в фильмах о новых русских, промышлявших в девяностые рэкетом. Может, актер?»
– В общем, картина ясна, – щелкнул пальцами незнакомец. – Я подозреваю, это люберецкие что-то сотворили. Вы заметили? Мы все тут из Москвы.
Он протянул парню руку и представился:
– Леха Москворецкий. Слышал?
– Не-а, – замотал головой Дмитрий и поморщился от крепкого рукопожатия. – Не слышал. Дмитрий, – представился он в ответ.
– Не слышал? – удивился Леха. – Ты точно в Москве живешь? Или в области?
– Точно, – улыбнулся Дмитрий.
– Чем занимаешься? – полюбопытствовал Москворецкий.
– В универе учусь.
– Молодец! – похвалил Леха. – А у меня сестренка Нинка в следующем году школу заканчивает. Ты в какой школе учился?
– В тысяча двести тридцать девятой…
– Это где такая?
– На Вспольном переулке. Метро Баррикадная… или Маяковка.
– Понятно, а Нинка моя в Жулебино учится, школа номер тысяча восемьдесят четыре, я иногда ее туда на машине подвожу.
– Далеко от школы живете? – поинтересовался Дмитрий.
– Да нет, – рассмеялся Леха. – Просто перед подругами иногда хочет выпендриться.
– Чем? – удивился Дмитрий. – Машиной?
– Ну, не просто машиной, – хмыкнул Леха, – у меня мерин шестисотый, сам понимаешь, это же круто…
– В смысле мерседес? – уточнил Дима.
– Угу, – закивал Леха. – У них только у двух папаш такой: у меня и еще у одного экстрасенса. Он людям гадает, аферюга тот еще, очень хитрый и расчетливый. Его голыми руками не возьмешь, связи о-го-го… А у вас в школе были такие машины?
– Были, конечно, – улыбнулся Дмитрий. – Да у нас, наверное, половина студентов в универе на мерседесах ездят. Кого сейчас этим удивишь?
– Да ладно! Что за университет?
– МЭУ, – сказал Котуков и на всякий случай расшифровал аббревиатуру: – Московский экономический университет.
– Хм! – пожал плечами Леха. – Я что-то о таком даже не слышал. Хорошо. Выберемся отсюда, я подъеду, гляну, что почем. – Он взглянул на часы, приложил их к уху и принялся махать рукой, поясняя Дмитрию: – Долго спал, даже часы успели остановиться.
Второй мужчина, лет сорока, маленького роста, не сказать, что толстый, но с отвисшим животом, держал в руках большой кожаный портфель и все время вытирал платком обильно потеющую лысину. Глаза у портфеленосца были на выкате и бегали из стороны в сторону, губы влажные. На правой щеке, рядом с носом, – крупная родинка, больше похожая на бородавку.
– Извините, товарищ, – произнес он, – но я не москвич, я проживаю в Красноярске, в Москву приехал на съезд партии. И вот… несчастье такое… как бы уснул… не могу понять…
– На какой еще съезд? – выпятил губу Леха. – На двадцать шестой.
– А что за партия?
– Вы что? – Мужчина с портфелем даже подпрыгнул на месте. – Съезд КПСС. Я делегат съезда. У нас одна партия…
– У кого это – у вас? – нахмурился Леха.
– Как это? – Мужчина вжал голову в плечи. – Ну как же? У нас в СССР… Понимаете?
– Не понимаю! – замотал головой Леха. – У тебя что, мужик, с головой проблемы, или о дерево стукнулся? Что-то с памятью случилось?
– Что вы себе позволяете? – нервно вскрикнул мужчина с портфелем. – Вы… Я…
– Но Алексей прав, – неожиданно вмешалась в разговор блондинка. – КПСС давно нет, как и СССР.
Мужчина с портфелем побледнел и, опершись о дерево, схватился за сердце.
– Это провокация, – громко глотая слюну, прохрипел он, – прошу при мне такие разговоры не вести. Я не из Москвы, я приехал из Сибири на съезд партии, я…
Стоявший тут же мужчина лет пятидесяти, странно одетый и подпоясанный каким-то шарфом, вдруг подошел к сибиряку и сказал:
– Барин, я ведь тоже не из Москвы!
Делегат после этих слов едва не свалился в обморок.
– Вы что, товарищ? – дрожащим голосом сказал он. – Какой я вам барин? Вы сговорились все тут, что ли?
Старик рассмеялся, поклонился перепуганному делегату и сказал:
– Как смешно ты меня назвал, барин, но я не торговец, я никакой не товарищ. Я Матвейка из Романовки. Крестьянин, землепашец…
– Погодите, друзья, – неожиданно раздался голос худощавого мужчины, до этого молча стоявшего в стороне. – Что-то тут не так. Давайте пока прекратим спорить и не будем торопиться с умозаключениями. Предлагаю тщательно обследовать, с позволения сказать, – кивнул он в сторону пещеры, – данное помещение. Возможно, тут есть кто-то еще из наших соотечественников.
После соберемся, проведем собрание, обсудим…
– Я ни в каких обследованиях и собраниях принимать участие не буду, – заявил красноярец. – Нужно вызывать компетентные органы и…
– Послушай, Федя, – перебил его Леха Москворецкий и подошел вплотную к делегату. – Ты уже достал всех своими компетентными органами. Ты что, не видишь, где мы находимся? Нас завезли на какой-то остров. Какие органы?
Ты чего несешь?
– Я не Федя, – испуганно произнес мужчина, захлопав глазами, – меня зовут Трухин Николай Борисович.
– Неважно! – махнул рукой Леха. – Федя, Коля, Вася…
– Ну как же неважно, это мое имя, я делегат двадцать шестого съезда…
– Уважаемый, пока оставим все эти разговоры, – предложил подошедший мужчина, – тут произошло какое-то недоразумение. Давайте знакомиться! – Он протянул руку Николаю Борисовичу. – Меня зовут Кирилл Андреевич Голиков. Я преподаю в МГУ современное естествознание.
Трухин осторожно пожал руку и, тяжело вздохнув, потупил взгляд.
– Господа! – раздался голос блондинки. Делегат вздрогнул и округлил глаза. – Меня зовут Маша, то есть Крючкова Мария Николаевна. Скажите, а вы тоже купили путевки на «Экстрим-Тур»?
– Что за тур? – раскрыл рот Леха Москворецкий. – Ну-ка, ну-ка поподробнее, плиз!
– Я заплатила пять тысяч долларов за эту поездку, – сказала Мария. – Мне пообещали улетный тур, полный неожиданностей и экстрима…
– Мне экстрима и на работе хватает, – ухмыльнулся Леха. – А тебя, наверное, просто развели на бабки.
– Почему сразу развели? – обиделась Маша. – Я сама выбрала программу и все такое…
– Извините, барышня, – обратился к ней профессор, – а что у вас в программе прописано, можно взглянуть?
Мария пошарила в сумочке и протянула профессору документы. Тот пробежался по ним взглядом, перевернул страницу, поцокал языком и вернул бумаги девушке.
– Нет, по-моему, это не то, что вы думаете, – виновато сказал он.
– Как не то? – возмутилась девушка. – Вы хотите сказать, что меня обманули?
– Пока я ничего не хочу говорить, – сказал профессор. – У меня есть кое-какие предположения, но сначала давайте осмотрим пещеру. Вдруг здесь есть еще люди. Давайте соберем всех и будем размышлять, что произошло и что нам делать дальше.
– Я думала, вы сотрудник фирмы и будете сопровождать меня до места отдыха, – сказала Маша.
– Нет-нет, Мария Николаевна, – усмехнулся Голиков, – я никакого отношения к вашей фирме не имею.
– Жаль, – вздохнула Мария. – Но я все-таки считаю, что пещера… и все это, – развела она руками, – часть моей программы.
– Часть ее программы, – передразнил Марию Леха. – А мы тут при каких корзиночках? Я в твоей программе не участвую, кто меня сюда приволок? А их, – кивнул он в сторону Матвея и Трухина, – как сюда угораздило? Видишь, у мужика даже крыша поехала.
– Вы хотите меня обвинить в том, что произошло? – Девушка едва сдерживала слезы. – Я вас всех впервые вижу…
– Да ладно тебе, – уже мягче произнес Леха, – не вздумай плакать, все хорошо, разберемся. Никто тебя ни в чем не обвиняет. Успокойся. Это я так. – Москворецкий подошел к Марии и погладил ее по руке.
На поляне возникла неловкая пауза. Все поглядывали друг на друга и молчали. Первым нарушил тишину профессор МГУ.
– Молодой человек, – обратился к Дмитрию Кирилл Андреевич, – как вас зовут?
– Дмитрий! Но можно просто Дима.
– Отлично, Дмитрий! Позвольте обратиться к вам с просьбой?
– Да без проблем, обращайтесь, – смущенно ответил Котуков.
– Пройдитесь, пожалуйста, по пещере, внимательно посмотрите, может, кого еще встретите. Приглашайте их к нам сюда, на свежий воздух. А мы потом более тщательно поработаем, я видел там много всякой химической посуды.
– Хорошо, – согласился Дмитрий и нырнул в пещеру.
К профессору подошел Леха и отвел его в сторону.
– Слушай, Андреич, ты как думаешь, эти двое, ну… эти… «барин» и «холоп», они нормальные? Мне кажется они из «психушки» нарезали.
– А с чего вы, Алексей… э… как вас по батюшке?
– Да ладно тебе, – хлопнул профессора по плечу Москворецкий, – называй меня просто Лехой и на «ты», я не привык к таким телячьим нежностям. Кстати, слушай, у меня сестра скоро школу заканчивает. Поможешь ей в МГУ поступить?
– Каким образом? – улыбнулся профессор.
– Ну ты что? – развел руками Леха. – Маленький, что ли? Не переживай, денег хватит… Все будет пучком.
– Алексей, – перебил профессор, – мне кажется, нам сейчас не об этом нужно думать. Произошло нечто неординарное. Сдается мне, у нас большие проблемы. Очень большие. Вот почему вы решили, что товарищи, как вы выразились, «нарезали» из психбольницы?
– Так ты разве сам не слышал, что они несут? Один делегат съезда КПСС, другой баринами всех погоняет, ну типа крепостной он…
– А тогда ответьте мне на один вопрос: какой стране сейчас принадлежит полуостров Крым? – неожиданно спросил Голиков.
– Ну профессура! – хмыкнул Леха. – Экзамены на ходу устраивает! Кончай ты это дело, Андреич. Ты к чему это спрашиваешь? Думаешь, я настолько тупой, что не отвечу?
– Думаю, что не ответишь, – улыбнувшись, заявил профессор. – Вернее, ответишь, но, скорее всего, неправильно!
– Да ладно, – нахмурился Леха. – Крым на Украине.
– Вот-вот! Ты из какого года? – спросил профессор.
– В смысле родился? – спросил Леха.
– В смысле уснул когда? Какой год был у тебя? – Ты гонишь, профессор? Я что, год проспал, что ли?
– Нет, не гоню. – Кирилл Андреевич, рассмеявшись, похлопал Леху по плечу. – Скорее всего, мы не год и не два тут проспали. Ты так и не сказал, какой год сейчас по твоему мнению?
– Тысяча девятьсот девяносто седьмой.
– А кто президент России?
– Борис Николаевич, – усмехнулся Леха. – А что?
– А то! Я, например, уснул в две тысячи семнадцатом. Ехал из университета домой и внезапно уснул. Во всяком случае, больше ничего не помню. Кстати, а Крым уже три года как снова в составе России. Да и Ельцин давно умер, похоронен на Новодевичьем кладбище.
Понимаешь?
Леха Москворецкий присвистнул:
– Ничего себе! Ты не гонишь, в смысле не обманываешь?
– Зачем? Ну сам подумай, зачем мне тебя обманывать? Делать мне нечего? – вздохнул Кирилл Андреевич.
– Что-то мне прямо не верится! – Леха потер висок. – Если ты говоришь правду, то получается, что я проспал двадцать лет?
– Именно так! – подтвердил Кирилл Андреевич.
– Е-мое, – хлопнул себя по лбу Москворецкий. – А этот делегат? Выходит, он… Когда он уснул?
– Если учесть, что двадцать шестой съезд КПСС состоялся в 1981 году, это был последний брежневский съезд, то уснул наш делегат тридцать шесть лет назад. Я тогда еще сам пацаном был.
– Мистика какая-то, а как же «холоп»? – Леха усиленно чесал затылок. – С ним вообще… Он что, тут двести лет проспал, что ли?
– Не знаю, Алексей, не знаю, – тяжело вздохнул профессор, – но что-то тут не так.
– И что будем делать? – почему-то шепотом спросил Леха.
– Прежде всего, думать, – ответил профессор. – Нужно хорошенько подумать и разобраться…
Леха неожиданно отскочил от профессора и, тыкая пальцем за его спину, закричал:
– Смотри! Смотри!
Профессор обернулся и вздрогнул. Из-за дерева, всего в метрах пяти–шести, на них смотрело странное существо, напоминающее оленя, только его шерсть переливалась цветами. Животное постояло несколько секунд, и, когда резко развернулось, на его затылке люди заметили еще два глаза. «Олень» вдруг стал полностью зеленым, прыгнул и исчез в кустах.
– Что это было? – спросил Леха.
– Понятия не имею, – пожал плечами профессор.
– Куда это нас забросили, если тут даже олени четырехглазые да какие-то разноцветные?
В этот момент Кирилл Андреевич заметил на дереве птицу.
– Надо же, – кивнул он на ветку, – птица тоже четырехглазая.
– И, кажется, тоже разноцветная, – уточнил Леха.
– Да, точно, – присмотревшись, подтвердил профессор. – По-моему, мы попали на остров каких-то мутантов.
Неожиданно раздался истошный крик Марии. Мужчины кинулись к ней. Оказывается, ее напугала змея, которая выползла из-под листвы. Лицо Марии стало белым, словно манная каша. Она дрожала и пыталась что-то сказать, но у нее не получалось. Той-пудель, не обращая внимания на змею, с изумлением наблюдал за хозяйкой. Видимо, он испугался ее крика еще больше, чем она – змеи.
– И гадюка тоже с четырьмя глазами, – произнес Леха. – Очень странно.
– Смотри, барин, – отозвался Матвейка, державший в руках бабочку, – здесь у бабочек четыре глаза.
– Андреич, мне приятель рассказывал, что такие в Чернобыле летают… Елы-палы, – хлопнул себя по лбу Леха, – а мы случайно не в запретной зоне находимся? Может, тут радиация? Как проверить?
– Никак! – ответил профессор. – С помощью естественных человеческих чувств обнаружить ее нельзя.
– Может, по запаху или на вкус?
– В том-то и дело, что она не имеет ни вкуса, ни запаха, ни цвета. Она беззвучна и невидима.
– Но как-то же ее определяют? – развел руками Леха.
– Определяют, – тяжело вздохнул Кирилл Андреевич, – но обнаружить радиацию можно только с помощью приборов. Например, дозиметров или радиометров.
– Стремно, конечно. – Леха выругался и продолжил: – Но в любом случае что-то нужно делать…
В этот момент из пещеры вышел Дмитрий, рядом с ним шел парень на вид лет двадцати пяти.
– Знакомьтесь! Это Яр! – объявил Дмитрий. – Больше в пещере никого нет. Но Яр, между прочим, появился здесь благодаря мне.
– Что значит «благодаря тебе»? – удивился профессор.
– Я случайно уронил капсулу. Ну вы их видели, их там миллион. Она вдребезги, а на месте ее падения вдруг образовалось такое, знаете ли, – руками попытался изобразить шар Дмитрий, – облако, похожее на обычный пар. Через несколько секунд облако рассеялось, а на его месте прямо на полу лежал Яр.
– Это так? – спросил профессор.
– Да, – кивнул Яр и спросил: – Ситер, а почему у вас и остальных нет анализаторов памяти?
– Что еще за анализатор? – удивленно спросил Леха. – И еще раз, как ты назвал профессора? Осетр или свитер?
– Ситер – это планетарное, то есть межконтинентальное обращение к человеку, когда не знаешь, с какого он материка. Что-то вроде гражданин мира, – пояснил Яр и спросил: – Вы с какого континента?
– Допустим, Евразия, – ответил профессор. – Почему «допустим»? – удивился Яр. – Вы не знаете точно, с какого вы континента?
– Знаю, – улыбнулся Кирилл Андреевич. – Но…
– Вы не ответили на мой вопрос, – перебил его новичок, – почему у вас отсутствуют анализаторы памяти? Я сообщу о вас в Высший совет.
– Еще один! Черт побери, откуда вы беретесь? – хмыкнул Леха. – Тот в компетентные органы собрался заявлять, этот – в какой-то верховный совет. Ты чего, чувак?
– Не в верховный, а в Высший совет! – поправил Яр. – Если в вашей голове нет анализатора памяти, это уголовно наказуемо. Немыслимо, недопустимо, это…
– Братан, остановись, – похлопал его по плечу Леха, – хватит причитать. «Немыслимо, недопустимо», – передразнил он Яра. – Все у нас мысленно и все у нас допустимо. Ты лучше скажи, в каком году ты уснул? Ты ведь тоже случайно тут придремал, правильно я понимаю?
– Да, уснул, – подтвердил Яр. – Пока не могу разобраться, что произошло.
– Ну вот, видишь? – рассмеялся Леха. – Сам еще не разобрался, а уже сообщать куда-то собрался.
– Но…
– Давай без этих «но», – не дал говорить Леха, – ты так и не сказал, в каком году прикимарил.
– По какому летоисчислению вас утроит мой ответ? – спросил Яр.
– Новая эра у нас, – пояснил профессор, – то есть от Рождества Христова.
– Невероятно! – воскликнул парень и добавил: – Тогда, значит, в три тысячи двадцать седьмом.
– В каком? – недоуменно и хором спросили Леха и профессор.
– В три тысячи двадцать седьмом году, – повторил Яр и добавил: – Тридцать первый век.
– Профессор, – язвительно произнес Леха, – а мы тут с тобой удивлялись, сколько Матвейка проспал… А он, оказывается, просто прилег отдохнуть…
– А вы, я так понимаю, уснули ранее двадцать пятого века?
– Я – в две тысячи семнадцатом году, – вздохнул профессор и кивнул в сторону коллег по несчастью, – есть еще раньше.
– Я тоже в две тысячи семнадцатом, – сказал Дима.
– И я, – сказала Мария.
– А я – в тысяча девятьсот девяносто седьмом, – грустно произнес Леха.
– Слушайте, Яр, – сказал Голиков, – а почему вы только что сделали акцент на двадцать пятом веке?
– С двадцать пятого века у нас началось новое летоисчисление. На Земле была страшная катастрофа, наша планета едва не погибла, но нам удалось ее сохранить. Высший совет решил, что наступила новейшая эра.
– Любопытно, – покачал головой профессор. – Надеюсь, вы нам расскажете все, что произошло на Земле, пока мы тут, как говорит наш коллега, «кимарили»?
– Если это будет вам интересно, с удовольствием, – пожал плечами Яр.
– Надеюсь, у вас больше нет к нам претензий по поводу отсутствия катализатора? – спросил Кирилл Андреевич.
– Анализатора, – поправил Яр. – Нет, вопрос исчерпан. Но теперь проблема у меня.
– Что еще? – хором спросили Леха, Мария и Голиков.
– У меня нет связи с паснетом.
– Это еще что такое? – спросил Кирилл Андреевич.
– Это как в древности интернет, только раньше можно было перемещать информацию, а теперь…
– Во как! – перебив, воскликнул Леха. – Никогда не думал, что меня живьем в древние люди запишут.
– Прощу прощения, – сказал Яр, – я не хотел вас обидеть.
– Да какие обиды, братан, шучу я, – рассмеялся Алексей.
– М-да! – вздохнул профессор и добавил: – Я тоже никогда не думал, что человек может прожить более тысячи лет.
– Товарищ, а вы можете объяснить, что с нами происходит? – неожиданно спросил Трухин у новичка.
– Могу. Я, кажется, понимаю, что произошло и со мной, и с вами, – сказал Яр. – Но мне необходимо немного подумать. У меня нет связи. Это очень плохо.
– Да у нас ни у кого нет связи. Все мобилы сдохли! – сказал Алексей.
– Что сдохло? – спросил Яр.
– Телефоны в смысле, – пояснил Леха. – А у тебя, кстати, есть телефон?
– Нет, – улыбнулся Яр. – Телефонов на Земле нет уже давно, лет пятьсот.
– А как же вы общаетесь? – удивился Москворецкий.
– Через анализатор памяти, – постучал себя по лбу Яр. – Подключаюсь к глобальной системе Паснет и говорю с теми, кто пожелал мне ответить.
– Запутал ты меня совсем! Слушай, – решил сменить тему Леха, – а что это за имя у тебя такое – Яр?
– Ярослав, – улыбнулся парень. – У нас принято обращаться к человеку по первым двум буквам.
– Если меня зовут Леха, значит я Ле? – улыбнувшись, сделал вывод Москворецкий.
– Да, – кивнул Яр, – но в каталоге такого имени нет.
– Что еще за каталог? – удивленно спросил Леха.
– Каталог имен нашего континента, – ответил Яр.
– Как все у вас мудрено. А Алексей есть?
– Да, это общеизвестное имя.
– Значит я и Ле, и Ал? Правильно?
– Второе предпочтительнее, – сказал Яр. – А псевдонимы запрещены.
– Это еще почему? – удивленно спросил Леха. – Кому они помешали?
– Слишком много было совершено зла на Земле под псевдонимами, – ответил Яр, – и поэтому Высший совет их просто запретил. Да и к тому же они стали бессмысленными после открытия Закона о Всемирной Памяти.
– У меня что-то голова разболелась, – сказал Ле-Ал. – Всё как-то смешалось, нужно передохнуть. Только вот проблема: а чем ужинать-то будем? А, народ?
Все молчали, отозвался лишь Матвейка:
– Может, рыбки уловить?
– А на что ты ее улавливать будешь? – язвительно спросил Леха и рассмеялся.
– Если рыба в реке есть, барин, можно и палкой, – не смутился Матвейка.
– Ты это, мужик, – сказал Алексей, – прекращай нас тут баринами погонять, мы все тут равны. Одна беда на всех.
– Понял, ваше благородие.
– Ну вот, вы гляньте на него, я ему про Ерему, а он мне про Фому. Ну какое я тебе «благородие»?
– Прости, барин, неграмотный я. Как надо-то? – Матвейка чуть не заплакал.
– Леха я! Понимаешь, Алексеем меня кличут. Вот так и называй. Понял? Не барин, не благородие…
– Хорошо, ваше сиятельство, – выпалил Матвейка.
– Ты не доводи меня, Матвей, – нахмурился Леха и сжал кулаки.
– Так подскажи, барин, как правильно величать-то? – взмолился мужик.
– Так я тебе уже сто раз объяснил. Называй меня Лехой.
– Нельзя мне так своевольничать, можно и кнута получить…
– Какой кнут? Я тебе что, рабовладелец или помещик? Вот скажи, похож я на помещика?
– Да, ваше благородие, очень похож! – радостно закивал Матвей. – Вылитый наш барин, когда тот в город сбирается.
– Тьфу на тебя, Матвей, ты точно дурак.
– Точно-точно, барин, дурак, каких свет не видывал, так что ты не серчай на меня, ладно? Я без злой воли, вот тебе крест! – Матвей перекрестился.
– Да пойми же ты наконец, Матвей, родной ты мой, нет тут теперь ни холопов, ни бар, ни господ, ни товарищей. – Леха покосился на делегата, тот следил за каждым его движением.
– Товарищи есть! – возразил Трухин.
– Мыкола, успокойся, – сквозь зубы процедил Леха, – не мешай мне проводить политико-воспитательную работу, а наши с тобой товарищи остались в двадцатом веке.
– Что за фамильярность? Почему вы себя так ведете? Вы хотите сказать, что сейчас другой век? – раскрыл рот Трухин.
– Я не знаю, спроси у этого, как его, юного Ярополка, что ли. Он тебе все объяснит.
– Ярослава, – поправил профессор. – Алексей, а Матвея ты не воспитывай, он сам постепенно привыкнет. Ему сейчас трудно понять твои требования. Веками вдалбливали одно, а тут вдруг ты предлагаешь называть себя по имени. Историю учил? Читал про Салтычиху? У них же это в крови – перед барином шапку ломать.
– Учту, – вздохнул Леха и, обращаясь к делегату, спросил: – А ты чего, Колек, все портфель обнимаешь? У тебя там что, касса партийная, что ли?
– Здесь очень важные документы, я могу их доверить только компетентным органам.
– А ну, дай посмотрю! – протянул руку Леха.
– Да вы что? Я не имею права. Это документы для ЦК КПСС…
– Дай почитаю! – рассмеялся Леха.
– Не могу, не имею права, – запричитал Трухин. – За это сразу партбилет на стол…
– Я вот не могу понять, – возмущенно произнес Леха, – ты тоже дурак или притворяешься? Какие документы, какой ЦК? Посмотри: у нас человек из тридцать первого века пришел, мы все здесь проспали более тысячи лет.
– Это еще неизвестно, – заявил Яр.
– Что? – удивился Леха. – Ты же сам сказал, что уснул в три тысячи двадцать седьмом году. Пошутил, что ли?
– Нет, – сказал Яр. – Но мы ведь не знаем, сколько я тут спал вместе с вами. Если мы обнаружим капсулы, например, пятого или шестого тысячелетия, то…
– Да теперь, собственно, нам какая разница… – махнул рукой Кирилл Андреевич. – Остается одно: организовать свой быт и до конца жизни слушать лекции жителя четвертого тысячелетия. Думаю, нам всем будет интересно.
Дмитрий разместился под деревом, сел на землю, склонил голову и задумался.
– Чего ты, парень? – спросил профессор.
– Грустно как-то, – сказал Дмитрий. – Вспомнил своих родных, друзей, девушку… Где они сейчас?
– Эх, брат, они остались навсегда там, в двадцать первом веке. Очень много прошло времени. Я сам до конца не могу понять, как это случилось. Но у нас теперь есть очень осведомленный консультант – человек из будущего. Хотя это для нас он таким является, а, может, он для кого-то такой же древний, как и мы для него. Не грусти, парень. Что бы ни случилось, жизнь продолжается. Читал «Два капитана» Каверина?
– Угу, – кивнул Дмитрий и улыбнулся, – в детстве это была моя любимая книга.
– Так вот! – Профессор поднял вверх указательный палец: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»
– Точно! – твердо произнес Котуков. – Значит, и мы найдем выход из сложившейся ситуации!
– Молодчина! – Профессор похлопал парня по плечу. – Обязательно найдем. Кстати, а ты знаешь, откуда взял эти слова Санька Григорьев?
– Нет, – покачал головой Дима.
– Они были вырезаны на могильном кресте в Антарктиде, поставленном на холме Обзервейшн Хилл в память об английском полярном путешественнике Роберте Скотте и его товарищах: «То strive, to seek, to fi nd, and not to yield!»
