bannerbannerbanner
Мадам де Маникюр

Михаил Щербаченко
Мадам де Маникюр

Полная версия

Третья серия
Алексей

Флэшбэк закончен, возврат в сегодняшний день. Людмила, сдерживая дрожь, стрижет ногти на мужской руке, исподтишка наблюдая за не узнавшим ее Алексеем. Он и сам уже не тот, былой лоск сошел, на баловня судьбы не тянет.

Вдруг он поднимает на нее глаза, рука нервно вздрагивает, и острые ножницы вонзаются в палец с перстнем.

Кровь, суета, промывание ранки, пластырь – и вот уже Людмила с Алексеем стоят на улице и молча курят. Два немолодых подранка. Она понимает, что подвела его к банкротству. Он понимает, что втолкнул ее в камеру. Они достаточно пострадали друг от друга, и нет нужды выяснять отношения и мстить. Квиты.

Дешевое летнее кафе. Миладинова пьет вино, Полуянов – водку, и они говорят, говорят, говорят.

Людмила рассказывает подробности уголовного дела, по которому ее вместе с зампредами банка обвинили в организации преступной группы. Семь месяцев в СИЗО. Допросы за допросами. Куда перегоняли деньги, где Сокольский, с кем он крутил дела? Долго молчала, ждала помощи от Юлиана, он же наверняка отслеживал события, должен был нанять для нее сильного адвоката. Но нет, не помог. Нервы сдали, начала сотрудничать со следствием, сдала всех и все, что знала, пусть получает, сволочь. Оценили, отпустили сперва под домашний арест, потом под подписку о невыезде, в конце концов, обвинение сняли.


Но на свободе Людмилу с нетерпением ожидали вкладчики. Был сильный наезд, пришлось раздать все свои денежные запасы, продать квартиру и загородный дом. Деловая репутация была угроблена, на работу в финансовой сфере выдан волчий билет. Она осталась без шансов и надежд. Связи, дружбы, романы, карьера, образ жизни, здоровье, красота – все рассыпалось в прах.

Алексей в ответ описывает скандал, вызванный потерей денег его компании. Акционеры вышибли Полуянова вон, ославив на весь киношный мир. Блокбастер «Ваше Высокоодиночество», о котором он мечтал, накрылся понятно чем. Долго бухал, с трудом вышел из ступора. Сейчас перебивается рекламными роликами по заказу российских производителей, раньше этот жанр называли «болты в томате». Живет крайне скромно, из барских замашек остались лишь услуги чистильщика обуви, без этого ну никак, да еще маникюр-педикюр.

Миладинова смеется: кто бы мог подумать, что их сведет маникюр! Она разорвала все контакты, изменила номер телефона, ушла из социальных сетей, сняла однушку. Маникюрша Нонна, как и обещала, обучила ее своему ремеслу, и Людмила устроилась в салон подальше от глаз старых знакомых. Работа неожиданно ее увлекла, сейчас она владеет новомодными техниками и считается классным специалистом. Зарабатывает неплохо – если сравнивать не с банкирами, а с другими маникюршами.

Они пьют и не могут наговориться. То неотрывно, цепко слушая друг друга, то внезапно перебивая: «а вот я…», «а вот у меня…» Весь горький опыт последних лет, все то, что было пережито-передумано, но герметично заперто в мозгу и в сердце, травмируя их и разрушая, сейчас они выталкивают наружу. Надрезая незажившие нарывы, излечивают себя, и не надо стесняться слез, глупостей, матерщины, идиотского смеха, пока вся эта лавина не затихнет сама собой.

Людмила с Алексеем сидят до темноты, официант просит закругляться, кафе закрывается. Не обменявшись телефонами, они прощаются, разъезжаются каждый к себе и укладываются спать, не думая, увидятся ли снова.

Но весь следующий день каждый спрашивает себя, хочет ли встречи. Людмила запрещает себе делать первый шаг. Алексей устанавливает контрольные три дня, к исходу которых эта женщина или испарится из его памяти, или… Но какие там три дня! Уже на следующее утро он является в салон со словами: «У меня ноготь на левом мизинце царапается». Она смеется, и им ясно: начинается роман.

Оба не собираются бренчать на нервах – ни своих, ни другого человека. Он не позвонил, хотя обещал; она не ответила на СМС; он не поставил ей лайк; она разговаривала не тем тоном; он не сказал, куда ходил вчера; она рассказывает все так подробно, что вызывает подозрение. Эти щекотунчики уместны у юной нежной поросли; нашим же героям если уж входить в отношения, то во взрослые, отчетливые, взвешенные. И чтобы над этими отношениями не надо было упорно и тяжко работать, как советуют придурковатые семейные психологи. Либо сложится, либо нет.

Но, с другой стороны, есть специфические нюансы. Вот представьте: вы были состоятельным человеком, любили и умели красиво ухаживать за женщинами, водить их в дорогие рестораны, дарить бриллианты, кому-то – автомобиль, а кому-то даже и квартиру, вам это нравилось, вы высоко взлетали в глазах обихоженных вами дам, да и в своих глазах тоже. И вдруг денег нет, испарились. Какой ресурс у вас остается? Вопрос.

Да и у дамы засада. Она тоже была персоной. И тоже дарила вам пусть не авто, но часы Hublot, или костюм, сшитый на Saville Row, оплачивала совместные туры за границу. Готовясь к встрече с вами, она полдня проводила в салоне, где ее мазали, скребли, оборачивали, красили, причесывали, она всегда была в потрясном белье, модельно подбрита и подстрижена во всех нужных местах и пахла пьянящими духами. Чем все это заменить?

А вот вам ответ, он же выход из тупика. Беда, когда один из вас теряет свои прежние возможности, а другой сохраняет. Однако, наша история тем и оригинальна, что оба героя, обладавшие всем необходимым для красивой жизни, разом это утратили. Их социальные лифты одновременно грохнулись на дно шахты. Финансово они уравнены. Но надо придумать, как с этим жить, чтобы не свербило.

Людмила и Алексей придумали. И они устраивают по-своему увлекательную игру. «Извини, дорогая, лишен возможности подарить тебе браслет из белого золота». – «Не переживай, милый, ты же знаешь, я предпочитаю чешскую бижутерию». Они нашли заменители: букет тюльпанов, ужин в «Якитории» или в «Му-му», посещение кинотеатров. Так рождается взаимопонимание.

Набравшись духа, Алексей решает шикануть и предлагает проплыть по Волго-Донскому каналу до некогда номенклатурного санатория, находившегося во времена оны в ведении 4-го главного управления Минздрава СССР. Новаторская идея с восторгом поддержана.

Полупустой храм здоровья встречает сердечно: просят предъявить паспорта и, не обнаружив брачного штампа, отказываются селить в один номер. Гости хохочут, – они и не собирались жить вместе. «В СССР секса нет», – заключает Людмила, и пара направляется в столовую. За один стол их все-таки усаживают и классический набор – борщ, котлеты и компот – доставляют в подогретом состоянии.

Они с наслаждением погружаются в забытый старосоветский быт с его обязательными персонажами: хмурыми коридорными, официантками в крахмальных фартуках и кокошниках; строгой медсестрой, проверяющей грибок на ногах перед заходом в бассейн, массовиком-затейником, развлекающим отдыхающих бородатыми хохмами между ужином и отбоем. «Сокольскому здесь точно бы понравилось», проверочно шутит Алексей, и по веселой ответной реакции Людмилы понимает, что ей не больно.

Оба понимают, как важно для их отношений избавиться от тяжелой памяти. Выжечь ее каленым железом, растворить в кислоте, выбить кованым молотом, стереть в порошок. Или вспомнить к месту классическую формулу о том, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым.



Полуянов решает, что пришло время смешных сплетен. И, прогуливая Людмилу перед сном, рассказывает, как вкладчики пытались разрулить кризис. Один пошел к силовикам: найти банкира, принять, надавить. Если надо, возбудиться. Если очень надо, упечь. Другой отправился к пограничникам: перекрыть границы, чтоб не смылся из страны даже через подземный ход. Третий обратился в коллекторное агентство: отследить, по каким каналам ушли деньги, и организовать их возвращение. Четвертый уповал на бандитов: каким угодно утюгом-паяльником заставить злодея вернуть бабло. Обсудили все возможности – от космической разведки до экстрасенсов.

И пролетели по всем позициям. Силовики объяснили, что такие вещи быстро не делаются, не те времена, приходится соблюдать процедуры. Погранцы вяло пообещали, но предупредили, что субъект может свалить через Белоруссию, а тут они помочь не сумеют. Коллектор вцепился двумя руками, попросил назвать конкретную сумму потерь, чего делать не хотелось, но пришлось; сумма впечатлила. Интереснее всех отреагировали бандиты: честно сказали, что такой заказ к ним уже поступил, и они позвонят, если что.

А вскоре в рядах мстителей возник раскол. Привилегированные клиенты стали косо и как-то недобро поглядывать друг на друга. Это было неизбежно, – нельзя ровным строем, распевая марши, идти отвоевывать бабки. Вернее, можно, но до определенной черты. А дальше – каждому нужно забрать свое кровное, тогда товарищи по оружию становятся противниками. И остается, приглядываясь к тем, кто вместе с тобой вляпался в скверную историю, втайне утешаться, что некоторые потеряли больше, чем ты.

Алексей рассказывает, пародируя заговорщиков и кривляясь, наподобие массовика-затейника. Людмила плачет от смеха, прикладывает к глазам насквозь мокрый платок. Драма превращается в фарс.

Они возвращаются с прогулки, проходят мимо бдительной коридорной к своим номерам, прощаются, смотрят друг на друга, в глазах вопрос, и.

Что «и», что «и»? Если бы мы с вами снимали фильм, то встык к этому кадру непременно шла бы постельная сцена. Да вы ее видели в кино множество раз: герой и героиня в состоянии сексуального исступления вваливаются в квартиру и, не успев закрыть за собой дверь, бросаются друг на друга. Он рвет на ней платье и белье, она стягивает с него пиджак. И вот уже их тела перекатываются друг через друга на полу возле кровати, а лучше прямо в коридоре, и мужчина даже не задумывается о том, что нежная женская попа экстатически бьется не об ортопедический матрас, а о паркетную доску или, что еще брутальнее, о керамическую плитку.

 

Но у нас не кино, а проза жизни. Или жизнь в прозе. Поэтому давайте пофилософствуем, поумничаем. Конечно, можно на первом же свидании крепко поддать и сходу согрешить, и ты, читатель, независимо от пола и возраста, это делал и знаешь, что редко, но все же бывает, когда скорострельный неряшливый блуд (нет повести печальнее на свете, чем повесть о минете в туалете) нежданно для обеих сторон становится началом красивого, долгого чувства.

А бывают ситуации, когда что-то подсказывает тебе: не форсируй, не суетись, будь чутким и наблюдательным; вполне вероятно, этот человек окажется важным в твоей жизни. Но! Можно привыкать друг к другу, учиться не замечать мешающие детали, готовить себя к тому моменту, когда близость случится не спонтанно, а по внутреннему сигналу: вот сейчас пора. Однако, тут таится засада: стоит слегка затянуть дело, и физическое влечение незаметно преобразуется в товарищество, в дружеское расположение, и подглядывание за вырез платья утратит эротический смысл.

Но стоп. Право, автор становится смешон: стремится продемонстрировать вам глубокое понимание психологии интима, как будто вы без него всего этого не знаете. Впредь буду осмотрительнее.



Короче, Полуянов и Миладинова ведут себя чрезвычайно осторожно, боятся спугнуть судьбу. А она, то ли потешаясь над ними, то ли проводя их через совместные испытания, расставляет все новые силки.

Каждый год в день рождения генерала Лиманова Людмила отправляется на Троекуровское кладбище. Приезжает пораньше, чтобы не встретить знакомых, идет к генеральской аллее, кладет цветы, касается могильного камня, утирает слезы и уезжает. На этот раз Алексей едет вместе с ней. Цветы, камень, слезы, – и вдруг окрик:

– Как ты посмела прийти к Сергею Елисеевичу? Вон отсюда, убийца! Проклинаю тебя!

Вдова. Объясняться бессмысленно, остается ретироваться. Вслед летят оскорбления. Остановить истерику Людмилы невозможно никакими силами.

Желая отвлечь и подбодрить ее, Полуянов достает билеты на премьеру спектакля, поставленного модным режиссером в период его нахождения под домашним арестом. Миладинова, запретившая себе появляться в людных местах, на этот раз поддается уговорам. В театре аншлаг, и она с удовольствием вкушает забытую светскую жизнь. Но в антракте они нос к носу сталкиваются с теми, кого меньше всего хотели бы видеть. А именно – с двумя вип-вкладчиками приснопамятного банка «Экономный»: ушедшим в отставку префектом столичного административного округа и доныне действующим сенатором от морозного региона. Под ручку с ними – расфуфыренные жены.

– О, какая приятная встреча! Не ожидал, не ожидал, – громко, нарочно привлекая внимание публики, расшаркивается Георгий Назарович Куницын. – Все устроилось, госпожа Миладинова? Очень рад за вас. Тюрьма больше не грозит, можно тратить все, что наворовано честным трудом, не так ли?

– Слушайте, вы, следите за языком! – пытается усмирить разошедшегося сенатора Алексей, а любознательные зрители-театралы уже взяли их компанию в плотное кольцо.

– Нет, это вы слушайте, господин продюсер! – визжит Куницын. – Заступник нашелся! Или вы заодно с этой воровкой? Сладкая парочка!

Скандал что надо. Полуянов пытается оттолкнуть Куницына, но тот мужик крепкий, да и экс-префект приходит на защиту. Пока их растаскивают, Людмила в панике убегает из театра. Пишет Алексею эсэмэску: «Я прокаженная. Не ищи меня. Никого не хочу видеть».

Несколько дней Алексей ломает голову, как вытянуть ее из депрессии. Способ есть: помирить с сыном. Владислав так и не простил ей историю с Ритой, ни разу не пришел на свидание в СИЗО, хотя наверняка знал, что произошло с матерью. Людмилу, в свой черед, это обидело смертельно. Оба сожгли мосты, но Полуянов начинает искать переправу.

Ему удается раздобыть адрес Влада. Тот хамит с порога: «Что, мамку шпилишь? И как она, еще ничего?» Очень тянет заехать парню в табло, но Алексей Авдеевич держит себя в руках. Из комнаты выходит девушка. Не та ли, из-за которой случился разрыв?

– Рита, – представляется девушка, и становится ясно, что это она и есть. – Вы ведь продюсер? Я вас по телеку видела, только давно, вы Нику получали. Чай будете?

За чайной церемонией Полуянов долго и подробно рассказывает историю Миладиновой. «Бедная Людмила Вадимовна», – вздыхает Рита. «Может, напомнить, как она тебя отшила?» – ершится Влад, но видно, что в нем началась борьба. «Вы ведь, наверное, знаете, что мать учудила? – это он уже Алексею Авдеевичу. – Я потом Риту полгода не мог найти».

Полуянов оглядывает квартиру. Ничего не царапает глаз, все аккуратно, со вкусом, хотя и без претензий. И сами ребята какие-то ладные, подстать друг другу. Как же разбудить эти чертовы сыновьи чувства?

– Ты должен увидеться с мамой, поговорить, – твердо заявляет Рита. – Я тоже пойду, мне надо ей кое-что передать.

Людмила не выходит из дома. На работе сказалась больной, телефон отключила, заперлась на все замки. Она пьяна, бродит от стены к стене, как загнанный зверь, и нешуточно думает о суициде. Выходит на балкон, – третий этаж, есть риск уцелеть и остаться калекой. Высыпает на стол таблетки, – не ясно, хватит ли на нужную дозу. Встает на стул, трогает люстру, – выдержит ли тяжесть тела? Открывает газовую духовку, пробует залезть в нее головой. Все не то. Подсказка приходит из любимой Древней Греции. Миладинова включает воду в ванной, вынимает острый кухонный нож. Она знает, что резать вены нужно вдоль, а не поперек. Садится за стол писать записку.

В квартиру звонят. Потом стучат. Долго и сильно. Наконец, выламывают дверь. На пороге стоят Владислав и Рита, чуть сзади – Алексей. Правда же, эффектная сцена? Автор гордится собой, а тем временем Людмила молча обнимает сына с девушкой. Из ванной комнаты вытекает вода.

– Хочу вернуть вам долг, Людмила Вадимовна, – Рита протягивает конверт с логотипом банка «Экономный». Догадаться нетрудно: внутри пять тысяч евро. Те самые.

Фазенда Полуянова являет собой странное сооружение. Проезжая по Подмосковью или иным пригородным районам, вы наверняка видели дома-недострои. В конце 90-х их было много, иной раз целыми поселками стояли. Набрала, к примеру, братва деньжат, начали строиться по-соседски, а их возьми да перестреляй. Участки оформлены, денег у родни нет, вот и красуются эти памятники веселым годам.

Сейчас большинство замороженных объектов выкуплено и достроено, но кое-где полудома все же попадаются. Кого-то кризис подломил, или еще какие подарки судьбы, вроде того, который она преподнесла Алексею Авдеевичу. И замечательно задуманный особняк по Новорижскому шоссе, где не стыдно было бы принять Стивена Спилберга, Квентина Тарантино, да что там – самого Харви Вайнштейна, отпросись он на пару дней из узилища, – поднялся до второго этажа, да так и замер на полдороге, стыдливо прикрывшись временной крышей. Хотя мы-то с вами знаем, что нет ничего постояннее временного жилища.

Но первый этаж для жизни кое-как приспособлен. Свет, газ, вода имеются. Из окон природу видно, а также строительный вагончик, в котором проживает отец. После посещения обители порока Авдей Тимофеевич живенько перебрался в Москву и стал вести строительный надзор над бригадой молдаван.

Но этого его активной натуре было мало. Вскоре начались разговоры: дескать, я к земле привыкший, мне бы в огороде повозиться, а то овощи с зеленью приходится покупать на рынке, поди пойми, сколько там химии, да и цены такие, что денег не напасешься.

Сын сперва эту тему обрывал – его особняку в стиле постмодерн только огорода не хватало! Батя, однако, давил все сильнее, и Алексей, решивший угробить идею на корню, установил пленочный парник и злорадно наблюдал, как Авдей Тимофеевич на корячках перемещается в пространстве пятиметровой длины и метровой высоты.

Коварный замысел сработал безотказно: сначала папу разбил радикулит, а потом порыв ветра снес парник. Отца сразила глубокая депрессия, он скисал на глазах, и сердце любящего сына вместо планируемой радости испытало раскаянье и жалость.

Вскоре на месте парника стояла пирамида Лувра – роскошное сооружение из алюминиевого профиля и четырехмиллиметрового стекла, оснащенное системой вентиляции воздуха. Называлось оно теплицей класса премиум и предназначалось для комфортного выращивания любых садово-огородных культур и даже устройства зимнего сада. Стоило это удовольствие бешеных денег.

И это было последнее крупное приобретение Полуянова-младшего перед тем, как крякнулся банк.

В недостроенный дом сын наезжал нечасто, а женщин вообще ни разу не приводил, поэтому, узнав, что будет гостья, возбужденный Авдей Тимофеевич накрыл изобильный – по его разумению – стол.

– Все свое едим, чистенькое, без пестицидов, а главное – бесплатно! – угощает он Людмилу доморощенной сельхозпродукцией.

– Ага, бесплатно, – шепчет Алексей, когда отче отходит нарвать редиски. – На деньги, закопанные на папином огороде, мы могли бы кормиться с рынка лет пятьдесят.

Миладиновой легко на душе, она не сводит глаз с Алексея, облокачивается на его плечо, кладет ладонь ему на колено. И еще демонстративно кокетничает с папой, который с удовольствием ей подыгрывает.

– Не заводи батюшку, – смеется Алексей. – В порыве страсти он опасен.

– Неужели? Есть свидетели?

– Даже более того – участницы!

После обеда Авдей Тимофеевич собирается порыбачить, Людмила напрашивается с ним. К вечеру начинается ливень, и насквозь промокшие рыбаки бегут домой со своим мелким уловом. Полуяновы закутывают гостью в сухое одеяло, дают горячий чай и укладывают в комнату с кроватью – назвать ее спальней было бы преувеличением.

За полночь Людмила просыпается. Из-за хлипкой стенки доносится разговор.

– Так все-таки что у тебя с ней? – это голос папы.

– С ней у меня хорошие предчувствия. Пока это все.

– Такую женщину нельзя упустить. Она в курсе твоей истории?

– Ты о банке? Да, в курсе. Она тоже пострадавшая сторона.

– Обманутая вкладчица?

– Как сказать. Скорее, обманувшая. Шучу, проехали. В общем, мы с ней товарищи по несчастью. А общие несчастья сближают.

Отец уходит в свой вагончик. В доме наступает тишина. Алексей ворочается на раскладушке. В лунном свете возникает Людмила, завернувшаяся в одеяло.

– Рыбачка, ты почему не спишь?

– Да вот думаю. Несчастья сближают – а как именно?

Алексей встает с раскладушки. Людмила обнимает его. Одеяло падает на пол.

Ну, вот и дождались мы с вами любовной сцены. Кто только и как только ее не снимал! Можно было бы без проблем сложить ее из лучших кадров мирового кино, как складывали мы образы героев, но хочется чего-то своеобычного. К примеру, вообще обойтись без описания эротических ласк и всего такого прочего. В конце концов, самый сексуальный женский наряд – закрытое черное платье в пол. Все остальное домыслите самостоятельно.

А что касается Людмилы и Алексея, то они понимают страхи друг друга. Он боится мужского фиаско, случающегося после долгого простоя. Она боится разочаровать его, обнажившись. Поэтому они долго стоят посреди пустого полудома, обнявшись и впуская друг в друга тепло. Порадуемся за них; право же, они это заслужили.

С глазами, полными солнечных лучей, Людмила впархивает в салон. Улыбаясь преображению маникюрши, парикмахер Акоп Саркисович сообщает, что ее спрашивал какой-то плохо подстриженный и вообще довольно противный тип, да вон он на скамейке сидит. Ничего себе встреча: полковник Вострышев, в былые времена шеф службы безопасности банка. Он передает Людмиле номер, по которому ее просят позвонить. Это телефон Юлиана Юрьевича Сокольского. Людмила наотрез отказывается и просит Вострышева больше ее не беспокоить. Но душевное равновесие, обретенное всего несколько дней назад, нарушено.

На следующий день на ее рабочем столике лежит конверт. В нем авиабилет до Вены на завтра и обратный билет с открытой датой, а также бронь отеля. Людмила на распутье. Ее пугает возврат к прошлому, но интуиция подсказывает лететь. Хотя бы для того, чтобы плюнуть в лицо подставившему ее человеку, некогда близкому и дорогому. Она звонит Алексею и сообщает, что улетает на трехдневные курсы – осваивать новейшую маникюрную технологию.

Утром садится в такси. Куда ехать? Шереметьево-2.


1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru