Михаил Шварц
Осколки зимнего света
В лесу нет света, только тени, что знают твоё имя. И тепло, что ты держишь, – это лишь искра, которую он жаждет погасить."
Глава 1. Холод и одиночество
Снег падал на Рагнстад уже несколько дней подряд, тяжёлый и беспощадный, словно сама природа решила стереть деревню с лица земли, похоронив её под белым саваном. Он ложился густыми пластами, заглушая звуки, скрывая очертания домов, превращая узкие улочки в призрачные тропы, где каждая тень казалась живой. Ветер, острый, как лезвие, проносился между деревянными строениями, забираясь под ставни и в щели, выстуживая всё, до чего мог дотянуться. Дома, сколоченные из потемневшего от времени бруса, жались друг к другу, словно напуганные дети, ищущие тепла и защиты. Даже дым из труб, обычно бодрый и густой, теперь поднимался лениво, растворяясь в сером, низком небе, которое висело над деревней тяжёлым занавесом, не пропуская ни луча солнца. Тишина царила повсюду – глубокая, почти осязаемая, нарушаемая лишь редким скрипом снега под ногами да далёкими, протяжными завываниями ветра, что доносились из леса, раскинувшегося за деревней, как тёмная, непроницаемая стена.
Адель шагала домой, чувствуя, как мороз кусает её щёки и нос. Её шерстяной плащ, тяжёлый от сырости и пропитанный холодом, давил на плечи, словно хотел прижать её к земле. Руки, спрятанные в грубые шерстяные рукавицы, дрожали, несмотря на все попытки согреть их дыханием. Она всегда любила зиму – её суровую красоту, её способность укрывать мир под слоем чистоты, смывать грязь и усталость лета. Зима была временем покоя, временем, когда можно было замереть, вдохнуть полной грудью и почувствовать себя частью чего-то большего. Но в этом году всё изменилось. Холод стал чужим, враждебным, словно не просто природная стихия, а нечто живое, с умыслом, будто он хотел вытеснить её из Рагнстада, из этого места, которое она называла домом с самого детства. Или, быть может, дело было в ней самой – в том, как она всё чаще ощущала себя здесь чужой, несмотря на знакомые улицы, запахи, голоса.
Она остановилась у старого колодца, что стоял посреди деревни, и поправила платок, который ветер пытался сорвать с её головы. Каменная кладка колодца давно поросла мхом, а деревянное ведро, висящее на цепи, покрылось инеем. Здесь всегда собирались женщины – сплетничали, делились новостями, жаловались на мужей или погоду. Сегодня их было только двое, закутанные в тёплые платки так плотно, что видны были лишь глаза, блестящие от мороза и тревоги. Они говорили шёпотом, но Адель уловила обрывки их разговора, замедлив шаг.
– Он точно не здешний, – сказала одна, плотнее укутываясь в меховую накидку. Её голос дрожал, но не от холода, а от страха, который она пыталась скрыть. – Ты видела его? Плащ тёмный, как ночь, меч за спиной… Такие сюда приходят только с бедой. Я вчера видела, как он шёл к лесу – один, без слова, будто призрак.
– Может, он из-за леса явился, – ответила вторая, озираясь по сторонам, словно боялась, что их подслушают. – Говорят, там что-то прячется. Что-то старое, злое. Старики рассказывали, что лес не любит чужаков. Вдруг он его разбудил? Я слышала, как ночью что-то выло – не волк, не зверь, а что-то… другое.
Адель замерла, прислушиваясь. Она знала, о ком идёт речь. О чужаке, что появился в Рагнстаде несколько дней назад и поселился в старой усадьбе на краю леса. Она не видела его сама, но слухи уже разнеслись по деревне, как огонь по сухой траве. Люди шептались о его суровом взгляде, о шрамах, что покрывали его руки и лицо, о том, как он держался особняком, не вступая в разговоры с местными. Кто-то называл его беглецом, скрывающимся от закона, кто-то – наёмником, ищущим работу, а самые впечатлительные уверяли, что он принёс с собой проклятие, что тени леса следуют за ним по пятам. В Рагнстаде не любили чужаков – никогда не любили. Здесь, в этой маленькой деревне, затерянной среди снегов и лесов, каждый новый человек был как трещина в тонком льду их размеренной жизни. Они боялись перемен, боялись того, что не могли понять или контролировать.
Адель тряхнула головой, отгоняя мысли, и пошла дальше. Мороз щипал ноздри, втягивая в лёгкие резкий, чистый воздух, смешанный с запахом дровяного дыма, что поднимался из труб, и слабым, едва уловимым ароматом свежеиспечённого хлеба из пекарни на краю деревни. Эти запахи были частью её жизни – они успокаивали, напоминали о доме, о том, что здесь, несмотря на суровость зимы, всё ещё теплилась жизнь. Но сегодня даже они не могли прогнать тревогу, что поселилась в её груди, холодную и цепкую, как иней на стёклах. Что-то витало в воздухе – не только мороз, но и предчувствие, от которого кожа покрывалась мурашками, а сердце билось чуть быстрее обычного.
Когда она наконец добралась до своего дома – маленькой хижины на окраине деревни, – её встретило тепло печи, мягкое и обволакивающее, как объятия старого друга. Она распахнула дверь, и аромат сушёных трав – мяты, шалфея, зверобоя – тут же окутал её, прогоняя холод из костей. Адель стянула промёрзшие рукавицы, повесила тяжёлый плащ на крючок у входа и огляделась. Её комната была её убежищем, её маленьким миром: стол, уставленный склянками с настойками и мазями, полки, где аккуратно висели пучки трав, перевязанные грубой верёвкой, очаг, в котором потрескивали дрова, отбрасывая тёплые блики на деревянные стены. Здесь она чувствовала себя в безопасности, здесь она могла дышать полной грудью, забывая о чужих страхах и шепотках. И всё же тревога не уходила – она сидела в уголке её сознания, как тень, что следует за тобой даже в самый солнечный день.
Адель подошла к столу и начала разбирать травы, собранные накануне. Её пальцы, всё ещё холодные, двигались медленно, отделяя сухие листья от стеблей, сортируя их по маленьким глиняным горшочкам. Это занятие всегда успокаивало её – ритмичные движения, запах земли и трав, ощущение, что она делает что-то полезное. Она была целительницей, одной из немногих в Рагнстаде, и люди приходили к ней с болями, ранами, лихорадкой. Её руки знали, как смешивать травы, как готовить отвары, как успокаивать тех, кто потерял надежду. Но сегодня её мысли были где-то далеко – у леса, у той старой усадьбы, у человека, которого она ещё не знала, но который уже успел занять место в её голове.
Резкий стук в дверь прервал её размышления. Звук был громким, уверенным, словно тот, кто стоял за порогом, не сомневался, что его услышат. Адель вздрогнула, её сердце на мгновение сбилось с ритма, но она быстро взяла себя в руки. Она положила травы на стол, вытерла руки о передник и подошла к двери, стараясь дышать ровно.
– Кто там? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал твёрже, чем она себя чувствовала в этот момент.
– Меня направили к тебе, – ответил мужской голос, низкий, с лёгкой хрипотцой, но в нём не было ни угрозы, ни злобы. – Говорят, ты целительница.
Адель нахмурилась, её пальцы замерли на засове. Этот голос был ей незнаком, но в его тоне было что-то, что заставило её поверить, что он пришёл не со злом. Усталость, смешанная с уверенностью, – как у человека, который давно привык полагаться только на себя. Она медленно отодвинула засов и открыла дверь, впуская в дом поток холодного воздуха.
Перед ней стоял высокий мужчина в длинном плаще, покрытом инеем, который поблёскивал в тусклом свете очага. Капюшон скрывал большую часть его лица, но даже так она разглядела резкие черты, шрам, пересекающий щёку, и глаза – тёмные, глубокие, словно в них отражалась целая жизнь, полная борьбы и потерь. Его фигура, широкая и крепкая, казалась выкованной изо льда и железа, а в каждом движении чувствовалась сдержанная сила. Он выглядел как человек, привыкший выживать в самых суровых условиях, как волк, что бродит по лесу в одиночестве, не ища стаи.
– Ты ранен? – спросила она, оглядывая его с ног до головы. Её голос был ровным, профессиональным, но внутри она ощутила лёгкий укол любопытства, которое тут же попыталась подавить.
– Нет, – ответил он, качнув головой, и его голос прозвучал чуть тише, чем раньше. – Но мне нужна твоя помощь.
Адель посторонилась, пропуская его внутрь, и закрыла дверь, отрезая вой ветра. Мужчина шагнул в комнату, его тяжёлые сапоги оставляли мокрые следы на деревянном полу, где снег тут же таял от тепла очага. Она заметила, что он слегка прихрамывает, но промолчала, внимательно наблюдая за ним. Запах мокрой шерсти и железа, исходивший от его плаща, смешался с ароматом трав, наполняя комнату странной смесью уюта и напряжения.
– Ты тот, кто купил усадьбу у леса? – спросила она, стараясь говорить спокойно, хотя сердце билось чуть быстрее обычного. Она скрестила руки на груди, словно пытаясь защититься от того, что этот человек мог принести с собой.
Он остановился у очага, медленно снял капюшон, открывая лицо полностью. Короткие тёмные волосы с проблесками седины, шрамы, которые, как тонкая паутина, покрывали его кожу, и глаза, в которых читалась не только усталость, но и что-то ещё – решимость, тоска, может быть, даже боль, тщательно спрятанная за непроницаемой маской. Он выглядел старше, чем она ожидала, но в его осанке была сила, которой не могли скрыть ни годы, ни шрамы.
– Дрейг, – сказал он коротко, словно это имя само по себе объясняло всё. – Да, я купил её.
Адель кивнула, мысленно повторяя его имя. Дрейг. Оно звучало как отголосок чего-то древнего, как шёпот ветра в лесу, как история, которую он нёс в себе, не желая делиться ею с миром. Она указала на стул у очага, жестом приглашая его сесть.
– Садись. Расскажи, что тебе нужно.
Он опустился на стул, бросив быстрый взгляд на её полки с травами, склянки, пучки сушёных растений. Его глаза задержались на них ненадолго, словно он пытался разгадать её жизнь за эти несколько секунд, но затем вернулись к ней, тёмные и внимательные.
– Я не болен и не ранен, – начал он, чуть помедлив, будто слова давались ему с трудом. – Но мне нужно средство. Что-то, что поможет… уснуть.
Адель приподняла бровь, удивлённая. Большинство приходило к ней с физическими недугами – ранами, лихорадкой, болью в суставах от бесконечной зимы. Но этот запрос был иным, более личным, и оттого её любопытство вспыхнуло сильнее.
– Сон не приходит? – уточнила она, подходя к столу и беря пучок сушёной валерианы, который лежал среди других трав.
– Не тот сон, что нужен, – ответил он тихо, и в его голосе она уловила тень чего-то глубокого, скрытого, словно он приоткрыл дверь в своё прошлое, но тут же захлопнул её. – Кошмары. Они… не отпускают.
Адель посмотрела на него внимательнее, пытаясь понять, что скрывается за этими словами. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула уязвимость – краткий миг, который он тут же спрятал, опустив взгляд к огню. Она кивнула, не задавая лишних вопросов, и начала готовить настойку. Её руки двигались привычно, уверенно – отмеряли травы, растирали их в ступке, добавляли каплю мёда, чтобы смягчить горечь. Но мысли её были заняты этим человеком. Кто он? Почему он здесь, в этой забытой богами деревне? И что за тени преследуют его даже во сне, заставляя искать помощи у незнакомой целительницы?
Тишина в комнате нарушалась лишь потрескиванием дров да лёгким шорохом её движений. Дрейг сидел неподвижно, глядя в огонь, и Адель чувствовала, что между ними повисло что-то неосязаемое – не напряжение, не страх, а скорее ожидание. Она знала, что этот вечер изменит что-то в её жизни, хотя пока не могла понять, что именно.
