– Нашли! Нашли! – звонкий детский голос, сопровождаемый топотом, ворвался в ленивую летнюю подмосковную деревню, которая чинно встречала субботнее утро, завтракая на обращенных внутрь дворов террасах. Из-за невысоких заборов и редких живых изгородей посыпались вопросы:
– Это кто?
– Это чей?
– Не ваш?
– Не. Наш, вон, с вашими.
– Опять в сарае сидят?
– А вы завтракали уже?
– Да. Жена им гренки отнесла. Вроде, жрут.
– Вальке привет. А гренки вкусные…
Они собрались в месте, где должны были сходиться заборы их дворов. Вместо углового столба была небольшая площадка, на ней деревянный круглый стол. Столешница, когда-то покрытая лаком, была облезлой, обшарпанной, но все еще крепкой. На ней пепельница, сделанная из гильзы от снаряда какого-то тяжелого орудия. Основанием стола служила большая деревянная катушка для кабеля. Вокруг стола стояли трое. В четвертом дворе было тихо.
– Здорово, Палыч!
– Привет, ребята, привет.
– А Серега где? – вопрос задал покрытый татуировками шустрый и коренастый бородач. Он был в кроссовках на босу ногу и драном легком комбинезоне, какие в свое время носили агенты подпольного Фронта Спасения, чтобы не отличаться внешне от фабричных рабов. На голове красовался красный платок, завязанный таким образом, чтобы закрывать левый глаз. Правый горел черным огнем. Вылитый капитан пиратского корабля.
– В больничке. Говорил, к вечеру будет, – ответил голый по пояс жилистый мужик в новых спортивных штанах с подтяжками и в шлепанцах. У него татуировка была одна, на плече – насаженный на штык-нож маленький коронованный череп Революционного московского Ополчения. Еще был длинный, глубокий, но уже бледный шрам, идущий от ключицы до пупка – результат близкого знакомства с малой саперной лопаткой.
– А чего он? – встревожился третий участник разговора: массивный, в халате и модных лет десять назад кожаных калошах на босу ногу. Он был лыс, нетороплив, и имел на носу архаичные круглые проволочные очки.
– Ногу прислали гуманитарную.
– О, круто! Бионика? – лысый достал из кармана халата трубку и принялся ее чистить металлической ложечкой. Двух нижних пальцев на правой руке не хватало. На остальных не было ногтей. Левую щеку его широкого лица украшала цифра 17 и штрихкод исправительного патриотического лагеря “Патриот” или, по-простому, 17-го ИПЛ.
– Хорошая вещь, я про это читал. Только день неподходящий. Хотя, может и наоборот…
– Это почему?
– Саркофаг нашли, – лысый толстяк произнес это совершенно спокойно, но из под очков на собеседников метнулся острый любопытный взгляд: бывший узник явно наслаждался произведенным эффектом. Посыпались вопросы.
– Фига! Чего ж ты молчишь, Палыч?!
– Да ладно?! Да ты что?! Открыли уже?
– Я что, единственный, кто утром новости читает? Вот, говорю, нашли, – Палыч принялся неторопливо набивать трубку из плоской жестяной коробки и приступил к ответу на второй вопрос, – Нет, пока не открыли. Ну, то есть открыли. Но не заходили. В полдень дрона запустят. С трансляцией.
– Там есть кто-то? Живой, в смысле? – ноздри пирата хищно раздулись. Жилистый неслышно произнес одними губами бранное слово.