Михаил Соболев
Статуэтка. Сокровища чжурчжэней
Разгоряченное тело с благодарностью принимает холодный душ и кусок мыла. На берегу насухо вытираюсь и, улыбаясь, иду к дому. Укрывшись одеялом, согреваюсь, проваливаюсь в сон.
* * *
Девушка дожидается, когда стихнут звуки в комнате гостя, бесшумно идёт к нему. Переживания и ощущения, испытанные таежницей, требуют выхода. Парень спит на боку, глубоко дышит. Задумавшись на мгновение, девушка скидывает с себя ночное платье. Смело откинув одеяло, забирается в постель, прижимается всем телом. Прислушивается к ощущениям. Томление. Нежность. Сердце стучит по-другому. Закрыв глаза, шепчет слова, давая телу свыкнуться с новыми ощущениями, настроиться на ритм дыхания мужчины, на стук его сердца. Счастливо улыбается в ночи, невинно прижимаясь и вдыхая мужские запахи.
Юное тело томится от истомы. Борясь с новыми ощущениями, девушка выходит из дома.
Кружится в медленном танце по двору, напевает понятную ей одной песню. Возвращается в дом. На кухне сидит дед в ночной рубашке.
* * *
Диктофонная запись 2 (расшифровка).
– Не спится, внучка?
– Да, деда. Сама не своя. Хочется быть с ним рядом. Хочется обнимать и целовать. Сбивается дыхание. Что это такое, деда?
– Желание близости, внучка.
– Это хорошо или плохо?
– Если любишь – хорошо, если не любишь – плохо.
– А он меня любит?
– Сама спроси. Я не скажу.
– А как я пойму?
– Поймешь, когда придет время.
– А что надо делать, когда скажет, что любит, и я пойму?
– Тело само подскажет. Просто доверься интуиции. Всё получится. Не переживай. Иди спать. Завтра трудный день. Надо выспаться.
* * *
Просыпаюсь утром от того, что хочу в туалет. Делаю несколько глубоких вдохов. Чудится тонкий аромат таежницы.
– Похоже, схожу с ума без секса, – бормочу, машинально провожу рукой по лицу. Двухдневная щетина напоминает, что похож на небритую собачку.
Прохлада реки бодрит, прогоняет остатки сна. Возле дома тщательно бреюсь. Брызгаю одеколоном лицо. Подставляю лицо лучикам солнца.
Вокруг ни души. Хозяев не видно и не слышно. Делаю зарядку и упражнения прямо во дворе. Единственный зритель, Жужа, наблюдает за мной, лениво почесываясь.
После разминки и растяжки выполняю боевые ката, отрабатываю удары.
Повернувшись, замираю. На крыльце стоит дед, наблюдает. Прошу его: «Научите двигаться, как вы».
Старик спускается по ступенькам, подходит. Встаёт напротив, на расстоянии около метра, и медленно, приподняв руки в плавном движении волной, отклоняется корпусом с траектории возможного удара. Возвращается в исходное положение.
– И всё? – спрашиваю.
Дед, усмехнувшись, жестом показывает: бей ногой. Бью. Не сильно, чтоб не зашибить. Таежник легко взмахивает руками. Моя нога взлетает вверх, падаю на землю. Быстро подскочив, атакую. Любимый удар – «маваши». Соперник делает аналогичное движение. Его ладонь задирает мою ногу выше, а вторая бьёт в пах. Чувствительно! Поднимаюсь, подкрадываюсь к противнику, думая, как лучше атаковать. Дед, подняв палку, кидает мне, мол, бей. С палкой чувствую уверенность. Делаю несколько финтов по воздуху. Атакую сверху по голове. Такое же волновое движение соперника. Палка летит на землю. Хватаюсь за мгновенно онемевшую руку. Одна ладонь блокирует мою кисть, вторая – рубит по нервным окончаниям.
Разминаю руку, восстанавливая чувствительность. Старик рисует веткой на земле цифру «10000».
– Повторить 10000 раз? – предполагаю. Утвердительный кивок. Повторяю движение, как запомнил. Учитель поправляет мои плечи, руки несколько раз подряд, машет рукой, берёт палку.
Быстро понимаю, почему в китайских боевиках мастера кунг-фу бьют учеников. Тело ленивое. Хочет комфорта. Боль быстро учит. Раза два неправильно руки ставлю, и палка бьет по ребрам или по голове.
Выполняю упражнение, качаясь в разные стороны.
– Омо, дзу, ила, ди, тунга (Один, два, три, четыре, пять), – считает дед. Выполняю упражнение, возвращаюсь в исходную точку.
Устаю, начинаю ошибаться. Дед ухмыляется, достаёт охотничий нож, демонстративно прикручивает к палке. Липкий страх опутывает мозг, пот предательски бежит по спине, делаю шаг назад. Получить ножевую рану здесь, в таежной глуши, самоубийство.
– Дуктэ! (Бью!) – говорит Шаман и атакует. Реагирую мгновенно, выбивая оружие из рук. Старик кивает, показывает на надпись на земле и что-то говорит.
Не понимаю. Дед тычет в цифру 10000, показывает, как ест из тарелки ложкой.
Понимаю, что кормить не будут, пока не сделаю задание.
Через три часа пот градом льёт с лица, тело бунтует от усталости. С чувством выполненного долга плетусь к реке.
Рыча от холода, посвежевший, выскакиваю из речки на берег и энергично растираю усталые мышцы. Мне нравится здесь. Не понимаю, почему, но нравится. Всегда мечтал пожить в каком-то буддистском монастыре, потренироваться.
Во время обеда стараюсь есть медленно, не заглатывать большими кусками.
Девушка приходит из леса явно чем-то расстроеная.
– Привет, хозяйка, – улыбаюсь.
– Привет, – отвечает без улыбки. Не смотрит на меня.
– Что-то случилось?
– Почему ты так решил?
– Ну ты какая-то грустная. Может, заболела?
– Может, и заболела, – взмах рукой. – Поел? Пошли дальше заниматься.
– Чем?
– Практикой сновидений. Как управлять сновидениями.
– Это обязательно нужно?
– Да. Пойдем на солнышко.
Посреди двора хозяйка показывает на кусок тряпки, командует: «Ложись».
– Земля же холодная, – возражаю, встречаюсь с колючим взглядом.
– Не бойся. Не замерзнешь, – бурчит. Беру ее за руку.
– Ань, что случилось? – спрашиваю, поглаживая ладонь. – Я тебя обидел?
– Ничего не случилось, – выдёргивает ладонь. – Ложись. Закрой глаза. Я сейчас приду.
Ложусь, закрываю глаза. Ткань пахнет елкой. Расслабляю уставшее тело. Задремываю. В голове привычно шумит. Перед глазами бегут картинки видений.
* * *
Диктофонная запись 3 (расшифровка).
– Что, внучка, неудачно сходила в лес?
– Да. Никогда не было, чтобы ветка с дерева падала во время молитвы.
– Духи дают знак, чтобы ещё подумала.
– А что думать? Мужик есть. Я есть. Тело на него настроилось. Чего еще надо?
– Что же сердишься?
– Не знаю. Я же – Шаманка. Я – сильная. А рядом с ним веду себя по-другому. Хочу понравиться, чтобы восхищался. А он – не реагирует.
– Почему так решила? – улыбается.
– Меня к нему тянет, а его ко мне – нет, – сердится таежница.
– Ты уверена? Он же специально медленно трос над рекой тянул, чтобы с тобой быть…
– Нет. Не знаю…
– Он другой, внучка. У него свой мир в голове. Свои страхи и чувства. Он их прятать привык. Время нужно, чтоб открыться. Не подгоняй его и себя не дразни.
– Это что значит?
– Не ложись к нему по ночам. Вредит энергетике.
– Ты что, подсматривал?
– Мне не надо подсматривать. Чувствую, как ты к нему тянешься. Как пробуждается чувственность. Становишься взрослой.
– И что теперь делать?
– Иди к нему. Будь рядом. Будь искренней. Чувствуй, как дышит твой избранник, улыбается, говорит. Поймешь, как любит.
– Любит? – в голосе слышится радость и надежда.
– Конечно, любит, уже давно, – усмехается. – Сам скажет, когда время придет. Иди, учи технике снов. Это нужно обоим.
* * *
Сквозь дремоту, слышу нежный голос таёжницы:
– Учимся управлять собой во сне. Посмотри на свою руку закрытыми глазами. Эту технику в твоём мире называют «Фаза». Захочешь – найдешь. Запомни. Каждый раз, как только ты будешь просыпаться снова, старайся не двигаться и не открывать глаза. Пробуешь сразу же разделиться с телом.
Чтобы разделиться с телом, пробуй встать, выкатиться или взлететь. Пробуй это сделать своим собственным ощущаемым телом, не напрягая физических мышц. Запомни, что по ощущениям будет выглядеть как обычное физическое движение. Не задумывайся, как делать в нужный момент. Просто пытайся разделиться с телом во что бы то ни стало в первые же мгновения после пробуждения. Каким бы то ни было образом.
Скорее интуитивно поймешь, как делать. Главное – не задумываться и не терять первые секунды пробуждения.
Есть разные техники: техника плавания, вращение, наблюдение образов, визуализация рук, фантомное раскачивание.
Сначала освоим технику «Визуализация рук».
В течение трех-пяти секунд активно представляй, что трешь рука об руку близко перед глазами. Старайся почувствовать их перед собой, увидеть, услышать звук трения.
В самой первой фазе поставь цель обязательно добраться до зеркала и посмотреть в отражение. Нужно себя четко запрограммировать на данное действие. Это облегчит первые шаги в покорении фазы. Затем можешь осуществлять другие пункты плана действий и никогда к зеркалу не возвращаться.
Если в фазе ощущения смутные – плохое зрение или нечеткое ощущение тела, старайся все вокруг активно трогать и рассматривать мелкие детали объектов с близкого расстояния. Это позволит добиться большей реалистичности переживания. Те же действия следует делать для удержания фазы, когда появляются первые признаки возвращения в тело (например, когда все становится тусклым).
О возвращении в тело не думай. Состояние не будет длиться больше нескольких минут, особенно у новичков, мало знакомых с технологиями удержания.
– Готов? Поспи, – слышу, проваливаясь в сон.
* * *
Девушка ложится рядом. Закрыв глаза, дышит с ним в унисон и усилием воли провалилась в мир сновидений. Внимательный наблюдатель заметил бы, как таежница улыбается во сне. Дед увидел и одобрительно хмыкнул.
* * *
Мне снится сон. Стою на берегу реки. Ласково светит солнце и поют птицы. Середина лета. Оглядываюсь по сторонам. Я у Шаманов. Слышу сзади голоса и поворачиваюсь. По тропинке идет Шаманка, держит за руки двоих маленьких детей. Годика полтора-два. Детки голенькие. Мальчик и девочка. Нагота не смущает и не беспокоит. Девушка улыбается: «Идите к папе». Они неуклюже бегут и радостно кричат: «Папа!!!». Падаю на колени, прижимаю к себе детей. Вдыхаю аромат, чувствую, как они чмокают губами, целую их. Смеются. Отпускаю и поднимаюсь с колен. Дети начинают играть камнями на берегу реки.
– Ну здравствуй, странник, – говорит Аня.
– Здравствуй, родная, – шепчу. – Я скучал по тебе.
– Я знаю, родной, – мы целуемся. Поцелуй любви всегда отличается от поцелуя страсти. Наполняет тело благодатью и нежностью, что хочется плакать.
– Познакомься, – таежница подзывает детей.
– Ильюша, – улыбается Шаманка. – Серьезный, как ты. Маша. Копия меня.
– Спасибо, родная, – шепчу. По глазам бегут слезы радости. – Так здорово знать, что есть ты и мои дети. Как ты тут без меня?
– Трудно, но Матушка-Природа помогает. И тебя спасла, к нам привела.
– Им не холодно без одежды?
– Рожденным зимой в лесу, не страшно, – смеётся. – А нагота детская – невинная. Им одежка мешает. Пойдем в дом.
– Я скучал по тебе, – обнимаю. – Больше двух лет прошло.
– И я скучала. Такая наша с тобой судьба. Странник и Шаманка. Пойдем домой.
Мы не идем, а летим к небу, облакам и оттуда спускаемся к домику на поляне. Вижу, как на поляне, на старой куртке лежим я и Шаманка. Спрашиваю: «Что это?»
– Сон, – слышу. – Наш с тобою сон.
– А дети? Дети – тоже сон? – с грустью спрашиваю. Становится тоскливо.
– Сны могут быть разными. Можно проснуться и не вспомнить или помнить всю жизнь. Или создать жизнь во сне. Ты сам решаешь!
* * *
Пробуждение неожиданное, словно ток отключили. Или словно машина на полном ходу встаёт, как вкопанная. Выдыхаю воздух, как будто из воды выпрыгнул. Оглядываюсь по сторонам. Никого. Но сон помню до каждой детали. И эмоции во сне помню.
Встаю, разминаю затекшие мышцы, иду к умывальнику. Вода освежает голову. Память подсовывает отрывки сна, где безмерно счастлив.
На крыльце появляются дед, и Шаманка.
– Миндзи гиэ нгэнэдзэфи! (Пойдем со мной!) – говорит старик, а девушка, глядя в глаза (словно спрашивая: «Понравился ли тебе сон?»), переводит. Всё ещё потрясенный сном, киваю и молча иду за ними.
Усевшись на берегу реки, девушка показывает жестом, чтобы присел рядом. Привычно поджимаю ноги в позу для медитаций.
– Повторяй за мной, – говорит таежница. – Закрой глаза. Сосредоточься на звуках. Прислушайся, как шумит река. Вода течет через камни. Шумят ветки на деревьях. Слушай звуки. Глубоко дыши. Еще глубже. Медленно выдыхай. Еще медленнее. Вдох. Выдох. Слушай звук реки. Ты – река. Сильная могучая река. Слушай.
Постепенно звук реки оттесняет другие звуки леса. Глубокое чувство сосредоточенности выталкивает негатив, обиды, жалобы и грустные эмоции. Картинки в голове кружатся в калейдоскопе, выстраиваются в стройную картину.
– Йаи нгиэнтилэгиэни! (Открой глаза!) – слышу и медленно открываю глаза. Смотрю на Шамана, сидящего напротив нас в такой же позе.
– Вангба самиэ-дэ йани-тэнэ экпингкувэ (Черепаха знает песню веера), – говорит дед. Девушка переводит.
– Что? Что это значит? – не понимаю.
– Ты хотел узнать, что написано иероглифами, дедушка объяснил.
– Но что это значит?!
– Догдиэ! Эсими са! (Послушай! Я не знаю!) – отвечает старик.
Девушка тихо добавляет: – Это твой путь. Ты должен сам узнать.
– А зачем все это? Упражнения, медитация, поход в лес?
– Подготовка.
– Подготовка к чему?
– К испытаниям, что тебя ждут.
– Но вы же могли просто сказать… Раньше.
– Ты бы не поверил и не воспринял.
– А сейчас поверю? – злюсь. Поднявшись, иду к дому. Никто не догоняет, не пытается объяснять.
* * *
Дома собираю вещи. Зло сворачиваю «колбаски» и «ромбики», укладываю в сумку. Взгляд останавливается на ветке. Той самой, которую нашел на вершине горы. Ветка – иероглиф. Иероглиф означает «веер». Если, конечно, дед не врёт. Но что это значит? «А чего я разозлился? – думаю. – Кормят, поят. Крышу над головой предоставили. Дали ответ на вопрос, а ты бесишься. Чего не хватает? Что беспокоит?»
Ответ приходит сам. Одним словом. Шаманка. Честно признаюсь, что заинтригован.
Как вести себя с ней?
Хочется: пожалеть, поругать, обнять, силой овладеть, обматерить, отшлепать. За то, что непонятная: ручная и дикая одновременно, мудрая и непорочная, сильная и хрупкая, ласковая и колючая. В голове всё смешивается. Чётко помню, как шепчу слова желания на вершине горы. Помню сон, показанный Шаманкой.
Для чего все это?
Помню ощущения, когда прижимаюсь к ней в люльке, над рекой. Острое чувство, что готов везти ее хоть на край света. Презрение к смерти, когда встретил медведя в лесу. Готовность вступить в бой, лишь бы быть с ней.
Сижу в комнате, смотрю на ветку. Пытаюсь принять решение: уезжать или остаться. Спросить или догадаться самому. Шаман многое знает, но говорит по частям.
Незаметно темнеет. В доме нет электричества, лишь керосиновая лампа, свечи и спички. Решаю не ехать в ночь и принять окончательное решение завтра. Выхожу из дома.
Под специальным навесом горит костер. Возле него сидят Шаман и Шаманка в традиционных одеждах: в шапке с рогами, обвешанные старинными монетами, ленточками и веточками.
Девушка зовет: «Иди к нам. Дед расскажет историю». Сажусь рядом. Костер приятно пригревает, и пламя отбрасывает причудливые тени.
Шаман говорит, а девушка переводит:
– Мне эту историю дед рассказал, а ему – его дед. Это наша семейная тайна. Ты пришел с вопросом извне. Я скажу ответ. Есть древние письмена. Древние языки. Древняя песня. Я знаю слова наизусть. Дед велел выучить. Я выучил. И ты выучи. Это важно. Это ответ на твой вопрос. Слушай «Песню веера». Так называется эта песня.
Шаман бьёт колотушкой в бубен. Бубен отзывается неожиданно звонко. С каждым ударом звук нарастает. Слышу набор звуков. Просто набор звуков под ритмичную музыку. Записываю звуки в блокнот.
«Песня веера»
Аи-у-ма/ У-р-хи-хе/ У-цу-ло/ Фу-се-гу/А-ли-цо-ми/ До-ло/ Се/ Цинг-ге-ли-е-ли/ Сон-ко/ А-гуа-са-ра/ У-ци-неи-би/ У-ци/ Хи-р-ле-ва-ци-ну/Ху-фу-лун-де-ду-ле-ци-манг-ха/Е-му-мо-ху-фу-лун/ Го-хо/ Ни-мен-би/Хи-р-ле-у-ци-ну/У-ме-дже-ци-ба-де-дао-ли-ла/Ну-ха-фу-ли-су/Бу-ци-хе/ А-ли-су/Фа-ди-ла/ Ги-да/Су-дунг/ Ва-хунг/А-гу-би/ Ние-лу/Хе-це-ту-хе-хе/Ло-хо/ Уа-ли-фи-та/Му-ке-у-ци-у-ла-ха/ Ва-зе-бо/И-ха-е-ли/ А-ли-су/Ванг/ Хе-це-те-де/О-р-до-хе-це/ А-ли-су/ Ци/У-ме-ние-ма-и-у-ме-ние-ма-и-у-ли-ду-ли-ле/А-гуа-фу-да-су-хе-бу-де/Мо-ло/ Та-ха-су/Ха-ан-ту-ме-се/Му-ду-ли-е-ли/ Е-ли/ Му-ли/Меи-хе-е-ли/ Е-ли/ Хе-це-ту-ти-хе/Му-ли-у-ме-е-хе-джа-фа-ла/О-р-до-хе-це/ У-ме-ги-су-ле/
– Я ничего не понял, – шепотом говорю, когда Шаман закончил играть. После каждого набора звуков следует удар в бубен.
– Не нужно понимать. Просто запомни. Поймешь, когда придет время, – отвечает девушка: – Повтори каждый звук. Запомни, где бубен бьет один раз, а где два. Это важно.
Аи-у-ма/ У-р-хи-хе/ У-цу-ло/ Фу-се-гу//
А-ли-цо-ми/ До-ло/ Се/ Цинг-ге-ли-е-ли/ Сон-ко/ А-гуа-са-ра/ У-ци-неи-би/ У-ци/ Хи-р-ле-ва-ци-ну//
Ху-фу-лун-де-ду-ле-ци-манг-ха//
Е-му-мо-ху-фу-лун/ Го-хо/ Ни-мен-би//
Хи-р-ле-у-ци-ну//
У-ме-дже-ци-ба-де-дао-ли-ла/Ну-ха-фу-ли-су//
Бу-ци-хе/ А-ли-су//
Фа-ди-ла/ Ги-да/Су-дунг/ Ва-хунг/А-гу-би/ Ние-лу/Хе-це-ту-хе-хе/Ло-хо/ Уа-ли-фи-та//
Му-ке-у-ци-у-ла-ха/ Ва-зе-бо//
И-ха-е-ли/ А-ли-су//
Ванг/ Хе-це-те-де//
О-р-до-хе-це/ А-ли-су/ Ци//
У-ме-ние-ма-и-у-ме-ние-ма-и-у-ли-ду-ли-ле//
А-гуа-фу-да-су-хе-бу-де//
Мо-ло/ Та-ха-су//
Ха-ан-ту-ме-се//
Му-ду-ли-е-ли/ Е-ли/ Му-ли//
Меи-хе-е-ли/ Е-ли/ Хе-це-ту-ти-хе//
Му-ли-у-ме-е-хе-джа-фа-ла//
О-р-до-хе-це/ У-ме-ги-су-ле//
– А в бубен тоже нужно бить? – спрашиваю, в такт стуча ладонью по ноге. Дед фыркает.
– Бубен – это карта местности и проводник, – спокойно, как бы извиняясь за поведение дедушки, говорит Аня. – Бубен сделан из специального дерева и настроен на эту местность. В твоих руках просто погремушка, а для нас и компас, и зеркало, и путеводитель. Может предостеречь и предсказать. Тебе, живущему в городе, трудно в это поверить, но мы чувствуем окружающий мир очень тонко. Вот слышишь?
– Что?
– Муха попала в сеть. Жужжит, пытается вырваться.
– Ничего не слышу, – прислушиваюсь к темноте. – Ты придумываешь?
– Не веришь. Подойди поближе к дровнику. В уголке паутину увидишь.
Иду к дровнику. Вижу, как в паутине бьется муха, отчаянно жужжит. Но слышу, стоя почти вплотную к паутине, а до костра расстояние – метров шесть.
– Я тебя люблю, шалунья, – шепчу в темноте, иду к костру.
– Ну и что я сказал? – строго, как учитель, спрашиваю.
– Ты сказал: я тебя люблю, шалунья, – повторяет таежница и уточняет: – Это правда или дурачишься?
– Не знаю, – честно признаюсь, не ожидая, что Аня услышит.
– Не знаешь – не говори, – строго выговаривает девушка.
– Скажите, а вам не скучно в тайге? Чем вы все время занимаетесь?
– А тебе не скучно в городе? Чем ты все время занимаешься? – передразнивает она с той же интонацией.
– Нет, ну правда, – бормочу. – Мне непонятно, как можно жить так вот в лесу?
– Как так?
– Без благ цивилизации. Без телевизора, телефонов, автомобилей.
Таёжники смеются, словно говорю чушь.
– Нам не нужно это все. У нас есть другие возможности.
– Ну, например, – ввязываюсь в спор.
– Исэнэйэ (Сходи посмотри), – говорит дед, взмахивает рукой. Отворачиваюсь от костра, замераю от увиденного зрелища. В воздухе переливается разноцветная объемная картинка (словно съемка ведется с кабины самолета или беспилотника). По поляне бегают три медвежонка и играют друг с другом. Словно 5D изображение, объемное, со звуками.
– Нам лес такие картинки показывает, что телевизор не справится.
– А телефон? У вас нет телефонов, – возражаю.
– Мы можем разговаривать друг с другом на расстоянии без проводов и коробочек.
– Как? – не верю.
– Я сейчас докажу. Досчитай до двадцати и закрой глаза.
Таёжница идёт в сторону речки. Вслух считаю до двадцати. Девушка скрывается из виду.
– Аня, ты где?
– Закрывай глаза, – слышу голос издалека. Послушно закрываю.
– Привет, странник, – слышу в голове девичий голос. Звук громкий и чистый, словно стоит рядом. Открываю глаза. Никого. Снова зажмуриваюсь.
– Привет, моя ласковая, – говорю, но не вслух, а про себя.
– Почему ты меня ласковой называешь? – удивляется девушка.
– Наверное, схожу с ума.
Одна часть мозга вопит моей другой половине: «Ты сошел с ума. Разговариваешь сам с собой. Сошел с ума. Какая досада».
– Нет, ты не сошел с ума, – слышу в голове её голос. – Мир может быть другим.
– Перестань подслушивать мысли, а то вдруг… – воображение выдаёт картинку, как я ее страстно целую, лапаю за аппетитные места.
– Ой, какие картинки ты шлешь, – смеётся. – Вроде приличный мужчина с виду…
– Перестань, – вслух говорю, со стоном зажимаю уши и, ошеломленный от пережитого опыта, встаю и сажусь на место. Тормошу головой, словно стараюсь спрятать мысли.
– Извини, – слышу рядом, и рука сжимает плечо. – Не удержалась, глупая, силушку показала. Дед ругается, что я слишком эмоциональная.
Сердито одергиваюсь, чтобы не трогала.
– Сам захотел проверить, – обижается таёжница. – А как тебе доказать?
– Не надо в голову залазить, – ворчу, понимая, что собеседница права. Спрашиваю: – Так я с тобой могу на любом расстоянии разговаривать?
– Сможешь, если сильно захочешь. И во сне сможешь. Могу научить.
– А сегодня во сне ты со мной разговаривала?
– Ночью или днем? – почему-то уточняет.
– Днем.
– Да, – оправдывается: – Если не понравился сон, можно стереть.
– Не надо ничего стирать! – резко возражаю.
– Почему? – Аня не ожидает такой реакции.
– Потому что, – бормочу. Не хочу признаваться, что сон глубоко запал в душу. Особенно радостное, нежное состояние запомнилось. Девушка интуитивно понимает, что закрываюсь, переводит разговор на другую тему.
– Автомобиль показывать или нет? – улыбается.
– А я что, автомобилей не видел? – огрызаюсь.
– Ты не понял. Мы можем передвигаться без автомобилей и самолетов.
– Ага, пешком, – язвлю, почему-то злюсь.
– Деда, покажи, – просит Шамана.
– Исэми-дэ, эдзт хуэнэ, йэвэ-дэ исэи (Только не удивляйся, чтобы ты ни увидел).
– Чего это? Я что, испугаюсь? – спрашиваю, выслушав перевод.
– То, что увидишь, может изменить представление о мироустройстве, – серьезно отвечает таежница. – Может, не надо?
– За меня боишься? За себя бойся! – огрызаюсь. – Ничем вы не удивите!
Шаман смотрит внимательно, вздыхает и… исчезает.
– Ё…. – выдыхаю. Моргаю. Трясу головой. Шамана нет. Заглядываю под стул, на котором тот только что сидел. Девушка смеётся сначала тихонько, а когда видит мое изумленное лицо, громче. Поворачиваюсь к ней, трясу, спрашивая: «Как? Как он сделал? В чем фокус?». А она ещё пуще хохочет.
– Вы это называете волшебством, магией, – говорит Аня, и старик машет мне с крыльца, уходит в дом. – А мы называем практиками. Тренируемся годами.
– А. Э. У, – едва могу вымолвить. – Вы что – сверхлюди?
– Нет, – перестаёт смеяться.
Понимает, что нахожусь в ситуации полного паралича от осознания новой реальности.
– Ты не бойся. Ты тоже так можешь. Если откажешься от мирской жизни и уйдёшь жить в лес или в горы, как монахи. Тайга дает другое понимание жизни и своих способностей. Если прислушиваться к ней, разговаривать с ней, то поможет. Понимаешь меня?
– Понимаю, – выдыхаю. Не сажусь, а почти падаю на свое место у костра. Обхватываю голову руками, закрываю глаза. Все, что знаю, умею, горжусь, – не имеет значения здесь, в лесу, вдалеке от цивилизации. Чувствую себя маленьким и беззащитным, что хочу заплакать.
– Ты прости нас, родной, – шепчут губы рядом. – Не хотим обидеть или напугать силой своей и способностями. Могли соврать, да не хотим. Потом вдвойне больнее будет.
– Почему? – удивляюсь.
– Побоялись, что испугаешься, и ниточка событий прервется.
– Какая ниточка?
– Не обидишься, если правду скажу?
– А это важно для тебя?
– Да. Очень важно. Если обиду затаишь, то плохо будет всем: и тебе, и мне, и деткам нашим…
– Деткам? – переспрашиваю.
– Ой, – Аня осекается: – Не ругайся, пожалуйста. Просто я – Шаманка. Дед – Шаман. Родители – шаманы. Это наш дар и проклятие. Наше предназначение. Приходится жить не так, как все, и не там, где все. Понимать природу, помогать людям, сдерживать баланс сил в мире.
– Ага, борьба между Добром и Злом, – бурчу, сбитый с толку.
– Так ты знаешь?! – радуется.
– Что знаю? Кто ты и твой дед? Где я? Что со мной? Это сон или глюк? Может, с ума сошел? Может, белая горячка? Совсем запутался.
– Бедненький, – жалеет таёжница, гладит по голове. Почему-то это бесит.
– Не надо меня жалеть! – рявкаю, подскакиваю.
Аня, как послушная школьница, покорно опускает руки на коленки. С немой мольбой смотрит мне в лицо. Костер прогорел, угли костра отбрасывают необычные тени. Стоит глубокая ночь. Во дворе у костра я и девушка-загадка.
– Прости меня, родной, прости, – шепчет таежница и падает передо мной на колени, обхватывает, прижимается к моим ногам лицом: – Виновата я перед тобой! Виновата!
– Ань, ты чего? – удивляюсь и поднимаю её с земли.
– Помнишь, год назад нашу первую встречу? – тихо всхлипывает.
– Какую встречу? – изумляюсь. – Мы ведь раньше не ви…
* * *
В голове вспыхивает картинка. Торговая точка возле села Анучино, у тигриного водопада. Десяток людей, торгующих дарами тайги и огородной продукцией.
В тот день еду во Владивосток, в очередную бизнес-командировку. Останавливаюсь купить настойку из калины.
Прохаживаюсь вдоль рядов, ищу знакомую этикетку.
– Возьмите грибочков, медку, – предлагают продавщицы. Калины нигде нет.
– А ну пошла отсюда, голытьба, – слышу чей-то окрик, поворачиваюсь на звук. Здоровенный мужик машет кулаком мальчонке в оборванной одежде.
– Шляются тут, клиентов распугивают, – зычно говорит мужик, оглядываясь на женщин, как бы ища оправдания своим действиям.
– Чего он? – спрашиваю у продавщицы.
– Да повадился мальчонка приходить. Вроде и вреда от него нет, да к людям пристает, просит поделки купить. Кому нужны детские игрушки? Кто он? Откуда? Никто не знает.
Оглядываюсь. Мальчонка, понурив голову, плетётся по дороге к мосту, прижимает к груди маленький мешок. Так жалко его стало. Сажусь в машину. На мосту догоняю. Хоть маленький, но ходит быстро.
– Пацан, что продаешь? – спрашиваю, поравнявшись с ним, в открытое окно.
– Игрушки, – гордо отвечает, поднимает голову. Встреча с глазами, которую не забуду. Словно сталкиваюсь со вселенской мудростью и любовью.
– Покажешь? – спрашиваю, понимая, что куплю любую вещь, которую предложит. Сзади сигналят. Включаю аварийку, поворачиваюсь к мальчонке. Тот держит в руке вырезанный из дерева красивый дом.
– Почём продаешь?
– А зачем вам, у вас же детей нет? – удивленно спрашивает писклявым голосом.
– А ты откуда знаешь? – удивляюсь.
– Знаю, и всё, – строго отвечает. – Для детей домик, вам – ненадобно.
– А я, может, хочу, чтобы мои будущие сын и дочка в таком доме жили, – возражаю. Вижу, как меняется лицо, как загораются радостно глаза.
– Тогда берите, – протягивает игрушечный домик. – Денег не надо.
– Нет, так дело не пойдет, – улыбаюсь, протягивая из барсетки тысячную купюру. Меньше номинала не оказалось, а мелочь давать стесняюсь.
– На вот, держи, – говорю, протягивая деньги. – Никому не показывай, чтобы не отобрали.
– И вы никому не показывайте, чтобы никто не отобрал, – говорит мальчик без улыбки, прячет купюру в карман куртки.
Закрываю окно, выключаю аварийку, трогаюсь. Проезжаю мост, останавливаюсь, смотрю на игрушку. Красивый резной дом тщательно отшлифован и обработан с любовью и лаской. Хочу еще раз взглянуть на мальчонку, но ни на дороге, ни на мосту его нет.
Во Владивостоке домик исчез. Как – не знаю. Кому-то показываю из знакомых – точно помню, а вот где теряю – нет воспоминаний.
– Это я тогда была на мосту, – тихо говорит Шаманка. Вздрагиваю.
– Но там же мальчик, – возражаю слабо. Игрушечный дом – точная копия дома шаманов. Пазл в голове складывается.
– Я специально так оделась, для безопасности. Мёд и настойки продала давно, но дед велел еще и домик продать. Сказал продать только мужчине молодому. Никто не берёт. Продавцы гнать стали, тут ты и появляешься. Я тебя как увидела – сразу поняла, что купишь. Даже слова песни помню, что в машине играла.
Поёт, подражая Кате Лель: «Я люблю тебя за то, что ты есть, за то, что ты здесь и просто рядом…» Прерывается, продолжает рассказ:
– Ты слова заветные сказал, что хочешь, чтобы там твои детки жили. Рука у тебя теплая, добрая. Лицо чистое, без злости. Я обрадовалась и бегом в лес. Бегу, смеюсь, песни пою, хохочу, как ненормальная, траве и деревьям улыбаюсь, спасибо говорю. Разные картинки из будущего представляю. Как ты меня на руках носишь, как целуешь. Как радуешься, что у нас с тобой детки родились. Иду, кричу слова любви. Ведь никого кругом нет. Забыла совсем, что со словами аккуратнее надо. Я же Шаманка. Словами оживить могу и умертвить. Дед долго ругал и выговаривал, а я не понимаю, почему сердитый такой. Я же все сделала, как велел. Подумаешь, что может нафантазировать семнадцатилетняя девушка? Потом только поняла, что встреча наша неслучайная. За год сильно изменилась. Дед говорит, совсем взрослая стала. Грудь выросла, да и ягодицы стали больше. На мосту сиськи замотала плотно шарфом, чтобы не выделялись, а сейчас заматывай-не заматывай – не спрячешь уже.
– Мда, – бормочу. Откровенность обескураживает.
* * *
– С той поры постоянно думаю о тебе и рядом хочу быть, да дед не пускает, – продолжает рассказ Аня, примостившись головой на моих коленках. – А ты живёшь, не вспоминая обо мне.
– Ну извини, что не увидел девушку в одежде пацана, – бурчу.
– Потом изменилась наша с тобой связь.
– Какая связь? О чем ты? Не было между нами ничего, – перебиваю.
– Ты послушай, не перебивай, – мягко улыбается. – Связь духовная. Как ниточка белая. Я по ниточке к тебе стучалась и вибрацию считывала. В общем, чувствовала тебя. Как радовался, как огорчался, как водку пил. Не часто, но пил.
– И как ты это чувствовала?
– Ниточка темнела. А однажды стала красной.
– И что это значит? – удивляюсь, услышав злость в девичьем голосе.
– Когда энергию забирают и себе подчиняют, – словно нехотя отвечает.
– И что это?
– Скажу, будешь ругаться, – жалуется.
– Не буду, – обещаю. Девушка, выдохнув, произносит имя. Вздрагиваю, услышав: «Диана».
– Откуда знаешь? – теряюсь. – Я о ней не рассказывал.
– Я же Шаманка, – печально улыбается. – Сама узнаю ответы. Когда ниточка покраснела – провела обряд и увидела образ. Ты сидишь, как собака на цепи, и скулишь. И уйти-не уйдешь – цепь на шее болтается. Крепко держит, и в голове синие точки пульсируют, как будто яд.
– У тебя богатое воображение, – передергиваю плечами от картинки, нарисовавшейся в образе.
– Это не самое страшное, – шепчет. – Только ты не злись и не кричи. Женщины очень коварны бывают, когда им что-то нужно от мужчин. Она подмешала приворотное зелье в напиток, когда ты пришел к ней домой.
– Откуда знаешь?
– Подарила кулон, надела на шею, – как в трансе, монотонно, игнорируя вопрос, продолжает шептать. – Ты совсем стал не свой. На второй день ломка, как у больного, и бежишь к новой госпоже.
