Михаил Станиславович Рыбаков
Плохие танцоры
«Се, оставляется вам
дом ваш пуст»
Матф.23:38
Глава I
Знаю чувство вины,
По дороге домой.
Знаю время войны стало ближе.
Знаю, надо мною ангел мой,
Но только не вижу.
М. Карасёв
Мышонок явно заблудился. Он бежал по асфальту по узкой полосе, между высоким бордюром слева от него и широкой белой нарисованной полосой справа, за которой было четыре ряда безнадежно увязших в вечерней пробке автомобилей. Раз в полминуты автомобили синхронно подавались вперёд на корпус-два и замирали. По вечернему летнему времени окна машин были приоткрыты, разнообразные звуки доносились со всех сторон, некоторые были усилены сабвуферами и били в перепонки низким вибрирующим гулом, некоторые едва различимы, но, по мнению Мефодия, к музыке никакого отношения не имели. Раньше такие машины, которые чуть не лопались от басов, дико раздражали его, как и молодые люди, бродящие по городу с колонками, включенными на всю мощь. Но потом он понял, что это такой глас вопиющего в пустыне, мол, вот он я, люди! Я здесь! Посмотрите на меня, заметьте хоть кто-нибудь! Это был способ репрезентации обществу своего собственного внутреннего мира, убогонького, но уж какой есть. Тщета, конечно, но понять можно.
Он стоял в левом ряду и наблюдал за мужественным забегом мышонка. Тот мчался в свете фар как заяц, не сворачивая из полосы света. Да и то хорошо: на высокий бордюр слева он залезть мог едва ли, а справа верная смерть. Ближайший разрыв в разделительной полосе был через километр и Мефодий, уже пять минут наблюдавший за мышонком, от души желал ему удачи. Мышонок был симпатичный – серо-зеленый, с коротким хвостиком и блестевшими бусинками круглых глазёнок навыкате, в которых читался хтонический ужас, но сам бег говорил о непреклонной решимости. Обогнав грызуна, Мефодий на минуту потерял его из виду, с беспокойством поглядел в открытое слева окно, и с облегчением увидел несущегося с крейсерской скоростью мышонка. Движение опять замерло. В динамиках звучали последние страницы «Анны Карениной», этот катарсис Левина. Мефодий размышлял о героях Льва Николаевича. «Вот ведь горе от ума, сами напридумывают себе проблем, «загонятся», как сейчас говорят, и считают, что выхода нет. То Вронский стреляется, то Анна под поезд лезет. Всё о чести пекутся. Не знаю, как тогда, а сейчас любой скандал живет ровно сутки, пока пресститутки и медиажабы не отыщут новую жертву. Информационная энтропия. Да вот хоть у Дзюбы спросите, еще и бабла поднять можно. Но Лев Николаевич хорош, с каким тщанием, уважением и любовью описывает русский быт, именно что простого человека, крестьянина. Не то, что Акунин. Пишет – залюбуешься, но сколько презрения к матушке России, да и язык, если разобраться, хоть и красив, но явно искусственный». После интервью Акунина бесёнку Дудю, первый был вычеркнут из сердца окончательно, хоть и не без изрядного сожаления. А второй там и не ночевал никогда.
Мышонок остановился, покрутил мордочкой и юркнул под стоящий впереди Мефодия джип. Нехорошее предчувствие холодком поднялось откуда-то с пола машины. «Беги, беги, сейчас поедет!» – заметив, что стоп-огни джипа погасли, мысленно закричал Мефодий в надежде увидеть отважного стайера между задними колесами. Джип проехал всего метр, но из-под его левого заднего колеса, как свежая газета из-под типографского валика, выползла совершенно плоская серо-зеленая шкурка. Было непонятно, почему не видно крови, будто он непостижимым образом лопнул внутрь, но думать об этом не хотелось. «Вот так и человек. Бежит всю жизнь куда-то, слева неприступная твердыня, справа катки огнедышащие, впереди неизвестность, а что сзади – уже и не важно, все равно ничего не исправить. Только покажется, что нашел надежное пристанище, а оказывается это колесо, Молох. Р-р-раз, и всё», – невесело, даже с каким-то ожесточением думал Мефодий.
Еще десять минут назад он был почти счастлив. Каким-то непонятно откуда и как берущимся счастьем. Всего-то помыл машину. Мойка стоила освежающе дорого, но, по какой-то причине, выезжая с мойки, Мефодий всегда чувствовал душевный подъем, как работает этот механизм было неясно. Машина и впрямь шла легче, словно человек, избавившийся от пластов налипшей на сапоги жирной тяжелой глины. После плоского мышонка от этого беспричинного и от того особо светлого чувства не осталось и следа. Аналогия с жизнью человека была не вполне корректной, но отчего-то думалось именно так. «Это если в широкой перспективе, хотя если принять за Молоха государство, то вполне верно. Беги, не сворачивая с выделенной тебе исчезающе узкой полосы. Захочешь вывернуться, шансов ровно столько, сколько и у мышонка на автобане. Что скажут букмекеры? Молчат. То-то».
Из-под днищ стоящих впереди машин время от времени вырывались белые султанчики выхлопных газов. Это «султанчики» навело Мефодия на мысли о джиннах, которые так же в виде дыма неспешно выбирались из тысячелетних сосудов, извлеченных со дна моря удачливыми пионерами или мультяшными армянскими рыбаками. В общем, учитывая биологическое происхождение нефти, а стало быть, и бензина, сравнение было уместным. Кто сосчитает, сколько останков живых существ, среди коих наверняка и люди, составляют литр бензина? И теперь они бессмысленно сгорают в адской пробке. Пожалуй, это не добрые, исполняющие желания джинны, а ифриты. Здравствуй, Грета.
Аудиокнига закончилась, и Мефодий переключился на радио, ткнув в кнопку на панели автоматически, не думая, видимо внутренние сенсоры не могли смириться с тишиной.
– …вый процесс с участием электронного судьи завершился обвинительным приговором. Напомним, процесс над «Поволжским маньяком», на счету которого 38 жертв, стартовал на прошлой неделе. Как правило, такие процессы могут длиться годами, но участие электронного судьи в тестовом режиме позволило сократить срок рассмотрения до 5 дней, четыре с половиной которых ушло на перерыв из-за болезни подсудимого. Конечно, результат еще будет рассмотрен коллегией судей, но уже сейчас эксперты заявляют, что каких-либо серьезных претензий к работе электронного судьи не будет.
Что же представляет из себя этот электронный судья, или судь-Е, как его почти на французский манер уже прозвали блогеры? Это основанный на искусственном интеллекте алгоритм, позволяющий на основе входных данных оценить совокупность и достаточность доказательств, обстоятельств, смягчающих и отягчающих вину, и вынести приговор. Заметим, что в данном случае полностью исключается пристрастность и эмоциональная вовлеченность судьи-человека. Разумеется, предъявляются самые высокие требования к следственным органам, формирующим уголовные дела, но на очереди е-следователь, а адвокатская и прокурорская профессии, по крайне мере их е-судебные версии, похоже, скоро вымрут за ненадобностью. В базы данных Е-суда внесены все судебные материалы, имеющиеся в архивах государства, еще со времен Вышинского, все законы, действующие на сегодняшний день, и они обновляются онлайн. Несколько лет проводилось тестирование по уже имеющимся решениям, что вызвало череду скандалов и странных смертей в сообществе юристов, но до публики подробности не дошли. И вот сегодня первый реальный приговор. После экспертизы еще полгода тестовых приговоров и правосудие станет поистине беспристрастным. Не будет никакой возможности дать судье взя…
Мелодия телефонного звонка вывела Мефодия из меланхолии. По экрану побежали цифры знакомого номера. Борисыч.
– Привет, Борисыч!
–Здорово, брат, как ты? Как Кирилл? – это была старая шутка, отсылка к имени. Отвечать на неё не требовалось. Раньше Мефодий отвечал – здоров, потом понял, что у него вырисовывается некое Альтер эго, а тут и до психоза недалеко (привет, Карлсон!), и реагировать престал. Потом появился настоящий Кирилл – сын, но шутка уже закрепилась.
– Домой еду, в пробке.
– Ну, еще бы. Завтра все в силе?
– Разумеется, если бы что-то не срослось, я бы в группу написал.
– Да я так, на всякий случай, мало ли, работа, то, сё.
– Порядок. Фишки не забудь.
– Кей. До завтра тогда, кстати, что варить будем?
– Пока не знаю, в магазин сейчас заеду, посмотрю, что есть, от этого и спляшу.
– Хорошо, пока.
По радио забубнили, как у нас все хорошо, а у них все плохо.
На завтра был запланирован покер. Традиции было уже около 10 лет. Собирались раз в квартал, иногда чуть чаще. Играли по турнирной схеме. Максимальное количество участников – восемь, по числу компании, но всем собраться удавалось крайне редко, поэтому в основном играли вшестером. Схема проста: все вносили по двести рублей, получали стек из 5000 фишек. Играли семь раундов по 20 минут с повышением блайндов и возможностью докупиться. Потом большой перерыв с возможностью докупить 15 000 фишек и дальше игра на вылет. В итоге три призовых места. Победитель забирает половину банка, второй и третий тридцать и двадцать процентов соответственно. Ни проигрыш, ни выигрыш большой экономической роли не играли, но совсем бесплатно играть в покер невозможно. В качестве бонуса победителю полагалась переходящая желтая бейсболка. Понятно, что второе и третье место никого не устраивали, и обладание желтой шапкой в течение квартала было главным стимулом игроков.
Мефодий свернул к супермаркету, оставил машину на полупустой парковке и зашел внутрь. Не смотря на вечер выбор был. Мефодий взял два килограмма свиной вырезки, килограмм куриных сердечек. Овощи дома были, сезон в разгаре. Быть жаркому!
Подъезжая к дому, Мефодий в очередной раз порадовался, что перебрались в частный сектор, почти за город. Это была их с женой давняя семейная мечта, почти недосягаемая. Мефодий и Марина вопросы с жильем решали всю жизнь, с напряжением всех сил и привлечением всех возможных ресурсов.
Сначала, после свадьбы, жили в съемной малосемейке. Затем родители Марины разменяли свою четырехкомнатную квартиру, в которой пару лет после рождения первого сына успели пожить и Мефодий с Мариной. Родители и сестра Марины переехали в трёшку. Часть средств досталась Марине, Мефодию от родителей немного перепало, добавили кредитных средств и въехали в скромную однушку на первом этаже дома среднесоветской эпохи.
Хрущева многие благодарили за решение квартирного вопроса. Мефодий готов был убить архитекторов и строителей этого чуда инженерной мысли. Все «достоинства» хрущевок известны. Среди них и идеальная кривизна стен, и их великолепная звукопроницаемость. Кроме того, вызывал серьезные вопросы сам подход к определению норм жилпощади. При наличии огромных пространств в стране, чудовищного запаса ресурсов в её недрах, да и на поверхности, количество положенных квадратных метров удручало. А еще говорят, бытие определяет сознание. Ну-ну. И ведь умудрялись на кухне в 5-6 метров обедать вчетвером, а и то и впятером. Личное пространство? Нет, не слышали.
Затем следующая квартира, двухкомнатная. С её приобретением была целая эпопея. Оформление сделки шло с участием банка, потому что ипотека. Явление относительно новое, не обкатанное. Банк требовал справку об, внимание, адекватности продавца, поскольку тот стоял на учете как алкоголик. Таких справок разумеется в природе не существовало. После бесконечных созвонов менеджера с головным московским офисом договорились так. Мефодий везет продавца на освидетельствование в наркодиспансер до и после сделки, справки в банк. Врачи от души похохотали. Дееспособность контрагента никто не отменял, но кто платит деньги, тот и музыку заказывает, и клиентов танцует. Менеджер банка, няша с накладными ресницами и маникюром, способном вызвать жгучую зависть Фредди Крюгера, была настолько тормозной, что её имя в семье Мефодия стало нарицательным, как символ нерасторопности и дилетантизма, не будем его здесь приводить, дабы не обидеть других тёзок. Но зато! У сына своя комната! Незамедлительно начались работы над вторым. Удача! Дети подрастали, теснота незаметно и неумолимо сжимала в своих тисках. Кстати, именно там начались первые собрания покерного клуба, в те редкие времена, когда жена уезжала в командировку на день-два.
Мефодий уже десять лет стоял в очереди на получение квартире на работе, в МВД. Честно говоря, шансов было не то, чтобы мало, их не было совсем. Но цены на нефть неожиданно устремились вверх, за 100USD, настала очередная «оттепель», в обществе царил подъем, правда не духовный, а какой-то материальный. Потребительский бум. Кредиты, ипотеки, машины, шмотки, турпоездки, гаджеты-айфоны… В общем все то, что привело к гибели не одну только Римскую империю. Финансирование госслужбы тоже увеличилось и новейшая однокомнатная квартира в новом микрорайоне досталась Мефодию. Её площадь была такой же, как у их двушки. Три года ушло на переоформление в собственность. Из двух квартир вполне мог нарисоваться один дом. Но при продаже квартиры в собственности менее трех лет требовалось уплатить налог. Решено было продать первую, она уже была в собственности десять лет, взять ипотеку, купить дом, по прошествии трех лет продать вторую, закрыть ипотеку.
Почти два года поиска подходящего варианта увенчались успехом в конце лета. Шесть соток, два этажа, 130 квадратов, что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость? Никаких проблем с парковой, соседями, до остановки автобуса десять минут. Денег впритык хватило на ремонт, устройство лестницы на второй этаж и кухню. Сделка, ремонт, переезд и к середине сентября семья обитала в совершенно ином качестве жизни. Пусть без люстр и занавесок, пусть вся зарплата Мефодия уходила на ипотеку, пусть всего одна машина на всех, пусть. Но эйфория не отпускала уже семь лет. Со временем все утрясается. И ипотеку погасили почти, продав вторую квартиру, и машину Мефодий купил, и люстры-занавески потихоньку заняли свои места в интерьере. И потом, выходишь из дома, проходишь двадцать метров, а ты еще дома! Хочешь, в трусах бегай по двору, хочешь без. Шутка. Окна соседних домов во двор не направлены. Приватность, так сказать. Жена разбила небольшой огородик, зелень, огурцы-помидоры, так, для души.
Спустя время появилась потребность в беседке. Короткое русское лето хотелось проводить с комфортом, посиделки у очага (дома камин устроить не было технической возможности, да и пижонство это), покер опять же, караоке, в общем, такие моменты объяснять никому не нужно. Целую зиму Мефодий рисовал проект, рассчитывал количество нужных материалов. В беседку предполагалось интегрировать печь с зоной под казан и мангал. В печном деле Мефодий не смыслил ничего, поэтому требовался специалист. Изучив все технические требования, Мефодий пришел к выводу, что беседку и фундамент для печи сможет сделать сам, а класть печь пригласит мастера.
В первых числах мая был залит фундамент под печь в углу участка, вокруг неё легла нижняя обвязка, выросли несущие стойки, каркас готов. Крыша покрыта. Оставалось обшить стены с утеплением, чтобы можно было и зимой пользоваться, вставить окна и дверь. Выходила не беседка, а маленький домик, площадью 5х4. Вдоль задней стены полагалось быть печке. И тут вышла загвоздка. Проект печи с порядовкой Мефодий купил в интернете. Всё было ясно и понятно. Но никак не удавалось найти печника. Они были либо заняты, либо заламывали цену, сопоставимую с ценой всего объекта. Наконец, один из знакомых пообещал прислать печника толкового и за нормальную цену.
Печник приехал в субботу. Шевроле-Нива заехала во двор, похожая на майского жука, неторопливо, как бы нехотя. С водительского места вылез щуплый мужичок неопределенного возраста. Мефодий представлял себе ладного чистенького старичка с белой бородой, с добрым мудрым прищуром, как из рассказа «Ленин и печник». Этот был угрюм, сухо представился Альбертом. Мефодий открыл было рот, чтобы начать озвучивать свое видение, но тут с пассажирского сидения вылезла довольно объемная высокая пергидролевая женщина, тоже неопределенного возраста, явно из тех, что с конями дружат и оказывают помощь при пожаре, и с места в карьер весело застрекотала.
– Вы Мефодий? Печку хотите? Правильно, вот смотрите какая у нас, – она извлекла телефон и стала тыкать в него толстыми пальцами с грязными ногтями. «Она что ли печник, тогда понятно, отчего грязь под ногтями», – слегка ошарашенно думал Мефодий. Тётя тыкала в лицо телефоном, на экране которого были фотографии унылого темно-красного сооружения с аркой мангала, отчаянно напоминающей крематорий.
– Подождите, – робко начал он.
– Смотрите, это он за две недели сделал, он большой молодец. А вы где хотите, там? – она махнула пухлой рукой в другой конец участка.
– Да нет, я…
– Правильно, пусть под открытым небом будет, у нас так же. Знаете, любим собраться всей семьей, мясо пожарить, посидеть под яблоней. И обязательно коптильню сделайте, всегда пригодится.
Женщина щебетала без остановки, широко улыбалась, всем своим видом излучая чудовищное количество жизненной энергии и неуёмный напор. Мужичок не подавал признаков жизни.
– У меня есть проект…
– Не надо никакого проекта, нужно делать только так. Смотрите, как здорово! – она опять ткнула в лицо телефон. – А вот здесь цветы посадите, здесь бассейн надувной можно, дети-то есть?
Из дома маленьким смерчем вылетела Марина и подскочила к компании, которая, кстати, еще и на шаг не отошла от машины.
– Вы печник?! – весьма требовательно и с несомненной угрозой в интонации спросила Марина, несмотря на свой маленький рост как бы нависая над женщиной.
– Что? – изумлённо вопросила тётя.
– Я спрашиваю, вы – печник?? – сильно нажимая на «вы» и букву «и» в слове печник, повторила Марина.
– Я…нет, я жена.
– А где печник?
– Да вот он, – женщина не на шутку испугалась.
– А почему тогда вы разговариваете с моим мужем, а не он? Языка нет?
– Да я просто показать….
– Не надо ничего показывать, Мефодий, что за дела, чего она тут вьётся? Они по делу приехали или поржать?
– Марина! – Мефодий совсем растерялся, он чувствовал неловкость от всей этой ситуации и непонятной агрессии жены.
– Что, Марина? Пусть печник разговаривает, – мужичок вышел из состояния статуи и вопросительно посмотрел на Мефодия. Оскорбленная в лучших чувствах женщина забралась в машину и хлопнула дверью. Марина, постояв с полминуты, тоже ушла в дом.
Поговорив с Альбертом, Мефодий заподозрил, что тот не слишком настроен на заказ. Критически осмотрев стопки печного кирпича дивного кремового цвета и чугунную фурнитуру, задал пару вопросов, явно желая за что-то зацепиться. На все вопросы Мефодий ответил со знанием дела, поскольку теорией за зиму овладел вполне. Далее последовал неторопливый торг, уяснение сроков работы. Мефодий понял, что Альберт не горит желанием исполнять заказ, разбираться в причинах ему было лень и они распрощались, пообещав созвониться, понимая, что никакого созвона не будет. Нива также неторопливо уползла. Мефодий вошел в дом.
– Ты чего на неё так накинулась? – спросил он у жены в недоумении.
– А чего она? Я смотрю в окно, приехали. Ну, думаю, сейчас говорить будете, я уж хотела чай-кофе предложить. Гляжу, эта вылезает. Мужик ейный значит, стоит молча, а эта вьётся вокруг тебя, хохочет, руками машет.
– Да она показывала просто…
– Не хрен ничего показывать, приехала с мужем, стой, молчи. Пусть специалисты базарят.
– Неудобно как-то…
– Неудобно?! Прикинь, приедет ко мне швея, мерку снимать на платье. А с ней мужик. И вот этот мужик начнет меня со всех сторон осматривать, ощупывать. Разве ты не влетишь в комнату и не заорёшь – вы швея? ВЫ ШВЕЯ??
Мефодий надул щеки и, не в силах больше сдерживаться, прыснул и захохотал во все легкие.
– Права, во всём права. Ну, и не получилось ничего. Сам буду класть. Борисыча позову, сдюжим.
Борисыч с удовольствием отозвался на просьбу Мефодия, и за неделю печь была сложена. В течение трех дней просохла, состоялся первый запуск, тяга была отличная, небольшие косяки в виде кое-где кривоватых углов были не в счет. За оставшееся лето и беседка была достроена. Она спокойно вмещала порядка 8-10 человек. Можно было приглашать хоть друзей, хоть подруг, не беспокоя домашних. Отныне там проходили турниры, небольшие праздники, караоке-сейшны и все такое.
Побочным эффектом от строительства являлось существенное повышение самооценки, еще бы, новый опыт, вполне сопоставимый с … прыжком с парашютом, например.
…С парашютом вышло так. Мефодий с женой и сыном поездом возвращались из поездки на море через Москву. В Подмосковье жил друг Мефодия еще с армии, и в случае транзита через Москву они не упускали случая встретиться. В тот раз специально взяли билеты на следующий после приезда вечер, чтобы можно было нормально посидеть, выспаться и вечером на поезд. Друга звали Петром, он работал в отряде «Центроспас» и был весьма авторитетным и одним из самых уважаемых Мефодием человеком на планете, кроме всяких шуток. Семья Петра с радушием приняла друзей, а Петр предложил Мефодию осуществить прыжок. Ни секунды не сомневаясь Мефодий согласился. Для этого нужно было утром выехать на аэродром в Киржач, где базировался спортклуб парашютистов. Поехали Мефодий, Петр и еще один коллега Петра – Саша, он был за рулем. Ехать нужно было около полутора часов, в субботу утром пробок в Подмосковье еще не было, добрались с ветерком.
В дороге Мефодий заметно приуныл. Одно дело храбриться за бутылочкой, другое действовать в реальности. Небо хмурилось, Петр с Сашей беспокоились, не было бы дождя, тогда полеты отменялись, а Мефодий отчаянно желал именно такого развития событий. В этом случае не пришлось бы летать над планетой с рюкзаком за спиной и гадать, раскроется, не раскроется без всякого риска для репутации. Доро́гой он расспрашивал у Петра подробности и тонкости затеи, у того за плечами уже было три прыжка. Но Пётр мудро отшучивался, уверяя, что в обязательном порядке будет инструктаж, там всё подробно объяснят, видимо не желая усугублять беспокойство неофита.
На аэродром прибыли около десяти. Причем о наличии такого обширного пространства за посадками у дороги невозможно было догадаться. Аэродром словно прятался, как огромный платок в маленькой коробке. Стоило его увидеть, и он развернулся во весь размер. Где он скрывался до этого, было непостижимо.
Инструктор, тоже, как выяснилось из числа коллег Петра, критически осмотрел Мефодия.
– Сколько весишь?
– Девяносто шесть.
– Так, у нас ограничение до девяноста. Как бы не убить нам кабанчика…
Мефодий не на шутку струхнул.
– Да не-е, думаю нормально все будет. Не ссы! – он похлопал Мефодия по плечу. Не сказать, чтобы этот жест придал Мефодию хоть каплю оптимизма. Петр лукаво улыбался.
– Так, пришел прогноз, чрез час тучи расходятся, тогда и полёты начнутся. Не торо́питесь?
– Торопимся, у Мефодия билеты на поезд вечером, – сказал Петр.
– Хорошо, тогда в первую партию определим. Сейчас на инструктаж. Вон ваша группа. – Инструктор махнул рукой в сторону длинного деревянного одноэтажного здания, у которого кучковались человек шесть-семь. – Пивка не желаете? – инструктор вытащил из кармана бутылку пива и со вкусом влил себя разом половину. Мефодий желал, и ещё как.
– Нет, я пас. Такой момент надо пережить трезвым, – неожиданно для себя твердо сказал он. Остальные тоже отказались. Мефодий по пути на инструктаж поинтересовался у Петра, как инструктор может пить на таком ответственном деле. Петр пояснил, что парень с гигантским опытом, к тому же лишнего себе не позволяет, так что беспокоиться не о чем.
Группа была выстроена у входа в здание. Семь парней и три девушки, примерно одного возраста, 25-30 лет. Инструктор неторопливо рассказывал и показывал, как вести себя после выхода из «борта», так он называл пузатый «Ми-8», сиротливо нахохлившийся на пасмурном поле. Подробно рассказал, что делать, если парашют не раскрылся, тогда нужно было использовать запасной, который будет размещен на груди. Основной должен раскрыться принудительно, после выхода. Система была устроена несложно. У парашюта в чехле сверху имелся маленький парашютик, он называется вытяжной, к нему крепился фал с кольцом, которое в свою очередь надевалось на штангу в вертолете. При выходе из вертолета фал тянул вытяжной парашют из чехла и отстегивался. Маленький парашютик, надуваясь, вытаскивал за собой основной. Поэтому основная задача – правильно сложить парашют. Это дело доверяют только профессионалам, цена вопроса – сами понимаете.
Затем группа прошла в здание. Внутри располагались длинные столы, на которых и происходил процесс укладки. Два взрослых дядьки сноровисто расправляли и вытягивали стропы, особым образом манипулировали с куполом, после нескольких ловких движений длинное тело, состоящее из веревок и материи, непостижимым образом ужималось до размеров большого рюкзака, помещалось в чехол и парашют отправлялся в кучку сотоварищей. Мефодий наблюдал за почти любовными движениями рук укладчиков. Они работали так уверенно, что беспокоиться о качестве укладки не было никакой возможности. Почти медитация.
Потом снова вышли на улицу и принялись прыгать с полутораметровой тумбы, имитируя приземление. Полагалось приземляться на полусогнутые ноги, слегка пружинить и валиться на бок. Это было весело, предполётное напряжение потихоньку отпускало. Инструктор собрал со всех по пятьсот рублей, пояснил, что, если кто откажется после взлета, деньги не возвращаются. Типа, «за пальцы» надо платить. Мефодий нашел такой подход справедливым.
Прогноз не обманул. Тучи разошлись, но не до конца, а как бы приоткрыв окошко на полнеба. Последовала команда надеть парашюты. Основной одевался не просто как рюкзак. Лямки проходили через пах и под мышками. Группа выстроилась на площадке. Инструктор обошел каждого, проверил амуницию, правильность размещения основного и запасного парашюта и скомандовал посадку.
– Ты последним заходи. А выходить первым будешь. Самый тяжелый. – Инструктор слегка подтолкнул Мефодия. Подождав, пока вся группа разместится в туше вертолета, Мефодий по короткому трапу забрался внутрь. По обоим бортам тянулись металлические лавки. У борта напротив двери сидели человек пятнадцать парней и девушек в красивых разноцветных спортивных костюмах с небольшими рюкзачками за спинами. По левому борту сидели «перворазники».
Мефодий уселся прямо возле двери, за ним сидели Петр и Саша. Мефодий тихонько спросил у Петра, кто эти нарядные люди – напротив. Петр шепотом на ухо объяснил, что это спортсмены, прыгают с парашютом типа «Крыло» с полутора тысяч. Инструктор легкой ланью запрыгнул в вертолет, закрыл дверь. Винт закрутился, рёв двигателя заглушил все остальные звуки и, казалось, даже мысли. Инструктор остался стоять, нагнулся к уху Мефодия: «Как лампочка загорится, я дверь открою, вставай лицом к проёму, сигнал к выходу – по плечу хлопну, вот так, – он сильно хлопнул Мефодия, – тогда не тормози, а то не все успеют выйти».
Вертолет вертикально взлетел и начал движение, спиралью набирая высоту. Мефодий разглядывал беззаботную молодежь напротив. Он был рад, что в её числе были девушки, перед ними ударить в грязь лицом было немыслимо, поэтому хочешь-не хочешь, прыгать придется. А вот в их отсутствие – не факт, что решился бы. Альтиметр над дверью в кабину пилотов был похож на барометр, тахометр, спидометр и все другие «…метры», которые исполнены в виде круглого прибора со стрелкой. Когда стрелка доползла до отметки «600 метров», загорелась красная лампа. Мефодий вскочил. Инструктор ладонью придавил его на место. «Рано!». Он открыл дверь и Мефодий, сидя прямо у неё, увидел зияющую пустоту.
Это было совсем не то, что через иллюминатор. Высота была ощутима физически, она была ирреальна, словно окно в другой мир. Он разглядел внизу летное поле, усеянное короткой жухлой травой с многочисленными коричневыми прыщами кочек, полосатые рукава ветроуказателей, железнодорожную ветку где-то справа, по которой лысой гусеницей ползла электричка, блестящий серп реки далеко впереди, посадки, дороги.
Инструктор, кажется, его звали Валера, но уверен Мефодий не был, он вообще уже ни в чем не был уверен, жестом пригласил Мефодия встать. С предательской дрожью в коленках он разогнулся, повернулся лицом к пустоте. Она одновременно и тянула к себе и заставляла все существо Мефодия отодвинуться от края, тут же вспомнилась сказка про Тяни-Толкая. Это развеселило. Валера, наверное, всё-таки Валера, хлопнул Мефодия по правому плечу.
Набрав в легкие побольше воздуха, Мефодий, как перед прыжком в воду, внутренне сжавшись в малюсенький комочек, сделал шаг вперед с поворотом корпуса лицом по ходу движения, как учили на инструктаже, и камнем ухнул вниз. Первые две секунды перед глазами менялись местами зеленое и голубое, затем мягко, но сильно потянуло вверх, это было, как если бы Мефодий взялся обеими руками за собачку молнии внизу живота и сильным одновременным движением к голове вжикнул, раскрыл себя, распахнувшись всем своим существом навстречу пространству. Мефодий ощутил напряжение между ногами и под мышками, где крепились лямки. Зрение стабилизировалось, и первым делом он задрал голову вверх. Купол был раскрыт полностью. Где-то выше и впереди удалялась туша Ми-8, с бока которого высыпались фигурки парашютистов, сначала такие беззащитные, но потом над ними появлялись длинные белые хвосты, быстро формируясь в купола и стропы. Мефодий глянул вниз и замер от восторга.
Со всех, абсолютно со всех сторон была свобода, невыносимая лёгкость, он словно нырнул в прохладное море в самый жаркий полдень. От избытка чувств он заорал, до тонкостей поняв смысл слова «экстаз», потом, будто устыдившись, замолк и огляделся. На расстоянии вытянутой руки пред ним сверху свисали лямки с деревянными горизонтальными рукоятками внизу, похожие на перевернутый штопор. Это были элементы управления. Потянув правую, парашют лениво поворачивал вправо, левую – влево. Мефодий несколько успокоился, увидел правее себя Петра, громко спросил у него, сколько лететь?
– Минуты полторы! – прокричал Пётр. Времени было мало, следовало осмотреться и готовиться к приземлению. Горизонтальная скорость была не очень велика, вертикальная, наверное, побольше. Вдоволь наглазевшись по сторонам, увидев всё ту же реку, поезд и посадки, принялся угадывать точку приземления. Немного беспокоили кочки внизу, как бы ноги не поломать. «Поздно! – с безбашенной весёлостью подумал Мефодий. – Теперь как повезет». Чем ближе к земле, тем выше казалась скорость сближения. Он подобрался, слегка согнул ноги, превратился в пружину. Едва коснувшись носками кроссовок катастрофически приблизившейся планеты, он тут же завалился на правый бок, хотя почему-то хотел на левый.