Мила Алекс
Сквозь зеркальные миры. Книга I. Пролог
Из миража, из ничего,
Из сумасбродства моего —
Вдруг возникает чей-то лик
И обретает цвет и звук,
И плоть, и страсть!
Ю. Ким.
Fais ce que tu dois, et advienne qui pourra. (франц.)
(Делай, что должно, и пусть будет, что будет).
© Мила Алекс, 2024
ISBN 978-5-4483-2748-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Это был странный лес… Мёртвые неподвижные деревья окружали нас. Листва с них давно облетела и лежала на земле плотным грязно-коричневым ковром. Стояла полная тишина. И, если бы не шуршание листьев у меня под ногами, здесь было бы абсолютное безмолвие. Воздух серый и плотный, ни звука, ни дуновения ветерка. Мы с мамой идем без дороги среди высоких безжизненных деревьев. Мама движется бесшумно, как будто летит над землей, не касаясь её. Я держу маму за руку, меня пугает покой и оцепенение этого леса. Я хочу спросить: «Где мы, куда мы идём», но что-то мешает мне сделать это. Я не могу говорить и только смотрю на маму. Она одета в чёрный плащ, отороченный мехом, её длинные волосы цвета бронзы колышутся при каждом шаге, взлетают, рассыпаются, падают, снова и снова.
Наконец, мы останавливаемся. Мама медленно поднимает руку, указывая перед собой. Я смотрю вперёд, и мне становится жутко. Прямо напротив я вижу маму, себя, деревья вокруг нас, листья на земле. Я опять хочу спросить её, даже закричать, но не могу. И вдруг я понимаю, что стою перед огромным зеркалом. Зеркалом, которое тянется от земли до неба, через весь лес, через всю землю. Мама протягивает обе руки по направлению к зеркалу, в её руках что-то блестит. Я опять пытаюсь задать вопрос, но тут, зеркало разлетается на тысячи, десятки тысяч, миллионы осколков. Звон идет по всему лесу. Я закрываю глаза, зажимаю уши руками и кричу…
1
Я проснулся и сел на кровати. Звон разбитого стекла заполнял комнату. Он раздавался в голове, звенел в ушах. Я мотал головой, зажимал уши, но это не помогало. Наконец, звон затих.
Раньше, когда я был ребёнком, часто видел этот сон. Потом – всё реже и реже. Я просыпаюсь всегда на одном и том же месте, когда разбивается зеркало.
За окном ещё темно. Я посмотрел на часы. Почти пять утра. Заснуть, скорее всего, уже не получится. Может быть встать? Я закрыл глаза и вспомнил маму. Я помню её такой, как в этом сне, как на фотографии, которая висит на стене в моей комнате.
Мои родители погибли в авиакатастрофе, когда мне было пять лет. Сейчас мне девятнадцать. Меня вырастила сестра моей мамы – тётя Таня, которую я никогда не называл тётей. С самого детства она для меня – просто Таня.
Все мои друзья, родственники и знакомые называют меня Мак. Но, не потому, что я большой поклонник одноименной сети быстрого питания. А потому что, с детства я зачитывался книгами братьев Стругацких, и мой любимый герой Максим Каммерер1 – Мак Сим. Первый раз я прочитал трилогию о нём лет в десять, потом часто перечитывал. Мне кажется, я знаю её наизусть. И с этих пор я Мак, ну а по паспорту, конечно, Максим.
«Наверное, лучше встать», – подумал я и сразу же уснул…
…Понедельник – день тяжёлый! Будильник звенит так, как будто задался целью, взорвать мне мозг. С трудом встаю, и в состоянии анабиоза пытаюсь собраться в институт. Хорошо, что по утрам уже светло, весна.
На этой неделе я один. Таня впервые в жизни устроилась на работу. Пока я был ребёнком, она не работала, потому что меня не с кем было оставить. Она всегда была со мной: растила, воспитывала, учила. При этом, мы никогда ни в чём не нуждались. Я долго не задавался вопросом: «откуда деньги, на что мы живём?».
В прошлом году, когда мне исполнилось восемнадцать лет, Таня решила, что я уже взрослый и самостоятельный, и нашла работу, вернее, сказала мне, что нашла работу. Если верить ей, работает она в пригороде, ездит на работу далеко и муторно, тратит на дорогу много времени и денег. Работает она целую неделю без выходных, домой не возвращается, так и живёт на работе (не на работе, конечно, а у подруги). А потом приезжает, и целую неделю – дома. По-моему, слишком сложно и неудобно. И я не раз говорил ей об этом. Работать бухгалтером можно и здесь, если, конечно, она работает бухгалтером.
Таня у меня непростая, таинственная и загадочная. Бухгалтером она никогда не была, и образования у неё подходящего нет. Образования у неё вообще никакого нет, разве только школа. Но, когда я ей об этом говорю, она отвечает, что всю жизнь мечтала о работе в бухгалтерии, а если, чего-нибудь, действительно, хочешь, то обязательно этого добьёшься. Произносит этот банально-позитивный текст и загадочно улыбается. Короче, странно себя ведёт. Не помню, чтобы когда-нибудь она проявляла любовь к бухгалтерии.
Когда я задумчиво стоял перед открытым холодильником, выбирая, что бы такое съесть на завтрак, пришла СМСка от Марины. Сначала обрадовался, а когда прочитал – расстроился: «Мак, я заболела. Не жди меня, не скучай. Целую. М.».
Мы с Мариной учимся в одном университете на разных факультетах, и всегда встречаемся в метро по дороге в институт. Марина – девушка моей мечты, самая лучшая девушка в мире, в галактике, да что там, – во вселенной. Не умею я красиво говорить, не смогу выразить словами, – что она для меня.
Надо позавтракать, голова сразу станет лучше работать. После института – сразу к Марине. Эх, хорошо бы вместо института!
…Домой я вернулся в первом часу ночи. Всё это время был у Марины. У неё из-за болезни совсем пропал голос, она объясняется жестами или пишет на бумажке, когда я не понимаю. И ещё не дает себя целовать, боится, что я тоже заболею. Не понимает, что её невозможно не целовать, она такая хрупкая и нежная, особенная, ни на кого не похожая. Завтра опять к ней, и послезавтра, и послепослезавтра, пока она не выздоровеет. Когда я долго её не вижу, то ничего делать не могу, всё из рук валится, думаю только о том, когда смогу с ней встретиться.
Поздно уже, надо бы спать, занятия завтра никто не отменял. Не спится, мысли только о Марине, о том, что завтра мы снова увидимся.
Красивая Марина или нет? Таня говорит, что она хорошенькая. Что это значит? Слово, которое ничего не объясняет. Я так и не понял, как Таня к ней относится.
Я уверен, что Марина – самая красивая. Когда она улыбается, я не могу удержать улыбку, и тоже улыбаюсь радостно и глупо. Марина! Она не похожа на девушек, с которыми я раньше встречался. Хотя слово «встречался» вполне можно взять в кавычки, потому что эти встречи продолжались очень недолго.
Когда я впервые увидел Марину, был летний день, жаркий и беззаботный. Экзамены закончились, впереди – свобода и безделье. В шумной бестолковой толпе студентов я видел только Марину и не мог оторвать от неё взгляд. Если бы меня спросили тогда, какая она, я бы сказал: «солнечная». Солнце освещало её лицо, фигуру, волосы. И казалось, что это она светится, что она и есть солнце. Кто-то окликнул её по имени, и она обернулась. Увидела, как я остолбенел, глядя на неё, и улыбнулась мне. Её улыбка была такой же солнечной, как она. И я понял, что это самая лучшая девушка, с которой я когда-либо встречался, и что я сделаю всё, чтобы никогда с ней не расставаться.
Марина…
Я заснул с мыслями о ней. Впрочем, как всегда.
…………………………………………………………………………………………………….
Темнота ожила и зашевелилась. В глубине квартиры, что-то звякнуло, зашуршало. В комнате стало очень темно, наверное, луна зашла за облако, или погасли фонари во дворе. Лёгкий ветер прошёл по квартире, наполнил ее шорохом листьев. Ветер летал по комнатам и шевелил верхушки невидимых деревьев. Деревья шелестели, переговаривались между собой.
– Почему здесь так темно?
– Здесь так бывает. Когда темно они спят.
– Я знаю, это ночь. Люди спят ночью. Но, сейчас очень темно, ничего не видно.
– Так надо. Чтобы он не увидел нас, если проснётся.
– А разве он может нас увидеть?
– Конечно.
……………………………………………………………………………………………………..
Шелест листьев убаюкивал. К нему присоединился шум воды, набегающей на берег и шорох травы на берегу озера. Что-то знакомое было в этих звуках. Где-то вдалеке слышался голос мамы, она пела колыбельную.
2
Я хорошо помню маму, а папу не помню совсем. Таня говорит, это потому, что он много работал, ездил в командировки, и я его почти не видел. Но на вопрос, где и кем он работал, она ответить не может, как и на многие другие вопросы. Она говорит, что не была с ним знакома и увидела его в первый и последний раз, когда мама решила лететь вместе с папой в командировку, и родители привезли меня к Тане.
Больше я не видел маму с папой, мы остались с Таней вдвоём. Самолёт разбился, и все пассажиры погибли. Причина катастрофы неизвестна, есть только предположения, «чёрный ящик» так и не нашли. Таня не поехала на место аварии, чтобы опознать моих родителей, она не могла оставить меня одного.
Таня не любит рассказывать мне о родителях. Я часто спрашивал её о них, задавал разные вопросы. Но она отвечала всегда одно и то же. Как шпион (или разведчик), который вызубрил «легенду» и не отступает от неё ни на шаг, чтобы случайно не «проколоться». Из рассказов Тани я знаю, что они с мамой были сироты, их родители тоже погибли, когда они были маленькими. Может быть сиротство – это проклятие, карма нашего рода. Мама была старшей сестрой, Таня – младшей. Они с мамой плохо знали друг друга. После гибели родителей, их распределили в разные детские дома в разных городах. Когда они стали взрослыми, каждая осталась в своём городе. Таня не смогла приехать на мамину свадьбу, потому тяжело заболела, но, так как, всё уже было готово, свадьбу откладывать не стали. Таня рассказывала, что они с мамой часто звонили друг другу, почти каждый день, и всё знали друг о друге. Но очень редко виделись. Таня приехала в гости к маме сразу после моего рождения. А в следующий раз увидела меня, когда мне было пять лет, и родители оставили меня на её попечение, чтобы улететь и не вернуться.
Ещё Таня любит рассказывать, как трудно ей было со мной, ведь своих детей у неё не было, она была молодой, ей было двадцать два года. Она прочитала массу книг о воспитании детей и даже ходила на какие-то специальные курсы, чтобы лучше понимать, как правильно меня растить.
Все эти Танины рассказы, ни на шаг не приближают меня к истории моей семьи. Так, что знаю я немного.
Есть ещё вопрос, который я часто задавал Тане: почему после гибели моих родителей почти не осталось фотографий и документов. Вернее, фотография осталась всего одна – мамина, которая висит в моей комнате, а документы только мои. Таня говорит, что всё потеряно при переезде. Она была молодая, неопытная и растеряла тогда много вещей от посуды до мебели. Когда родители погибли, она продала квартиру в своём городе и квартиру моих родителей, и купила ту, в которой мы сейчас живём. Квартира, и, правда, отличная. Большая, трехкомнатная, удобная, в благополучном районе и хорошем доме. Сначала я ходил в самый лучший в районе детский садик, а потом в самую лучшую школу. Правда, не был самым лучшим учеником, но учился вполне прилично.
Самое странное, что ничего из того, что рассказывает Таня, я не помню. Таня объясняет это тем, что для меня потеря сразу обоих родителей стала серьёзной психологической травмой. И дальше начинает говорить малопонятными психологическими терминами, откуда она их только знает, тоже на специальные курсы ходила, не иначе.
Я помню, как мама держала меня на руках и говорила: «Не скучай, солнышко, мы скоро вернемся. Ты поживёшь немного с тётей Таней, даже не заметишь, как быстро время пройдёт». А дальше, как провал, пропасть, никаких воспоминаний. Начало моей жизни с Таней я помню уже в новой квартире. Осень, наверное, сентябрь, солнечное утро. Таня говорит: «Просыпайся, сыночек». И гладит меня по голове.
3
Ну вот, пролетел ещё один день. Ещё один будничный день, медленный и полусонный с утра, постепенно ускоряющийся к вечеру. Ещё один день, с неудачной попыткой учиться и впихнуть в свою бедную голову килобайты нужной и не очень информации. День с беготнёй по магазинам, чтобы купить самые красивые цветы и что-нибудь вкусное для своей девушки. День, закончившийся бестолковым свиданием у неё дома в присутствии родителей. Марина плохо себя чувствовала, сегодня ей стало хуже, она почти не улыбалась.
Я приполз домой поздно, сонный и расстроенный. Хорошо, что Тани нет. Она бы прочитала мне целую лекцию о деятельности мозга и необходимости соблюдения режима дня с непроизносимыми словами и поучительными примерами из жизни.
Я рухнул спать. Как я завтра буду функционировать? Да нет, не завтра, уже сегодня.
………………………………………………………………………………………………….
Облако закрыло луну. Фонари погасли. Окна домов все сразу стали тёмными. Темнота и шорохи заполнили комнату.
– Почему здесь всё время темно? Я хочу его рассмотреть! Как можно жить в постоянной темноте!
– Не подходи так близко, он проснётся. И говори тише. Здесь не всегда темно. Когда день, светит солнце, светло и всё видно.
– Солнце, это что ещё такое? Надо было прийти, когда светит это самое солнце. А сейчас мне не видно ничего! Очень темно.
– Говори тише, ты его разбудишь. Нет, лучше вообще не говори.
– Даже если он нас увидит, то всё равно подумает, что это сон.
– Он человек? Он похож на человека.
– Тише, тише, пожалуйста. Конечно, он не человек.
– Он долго жил среди и людей и стал человеком. Такое же может быть!
– Нет, не может.
– Он один? Она оставила его одного?
– Ну и что. Он взрослый, может жить один.
– Она так долго его прятала.
– Никто его не прятал, как можно спрятаться среди людей?
– Осторожно, а вдруг здесь где-то её зеркало.
– Здесь везде зеркала.
………………………………………………………………………………………………
Луна вышла из-за облака. Зажглись фонари. Зеркало в коридоре мерцало матовым молочным светом.
4
Ну и сны у меня в последнее время! И ещё голоса в голове.
Чувствую себя совершенно разбитым.
«Может не ходить никуда, выспаться. А потом – к Марине», – только я это подумал, телефон заиграл бодрую мелодию. Таня.
– Мак, у тебя всё в порядке? Может быть, мне приехать?
– Приехать? Да нет, у меня всё нормально.
– Ночью было тихо, ничего не случилось?
– Ничего, мне только сны снились дурацкие. А вчера мама приснилась. Я один отлично справляюсь, работай спокойно.
– Какие сны?
– Я не помню уже, ерунда какая-то. Что ты так разволновалась? У меня всё хорошо, только Марина заболела, у неё, простуда.
– Мак, пожалуйста, если что-нибудь случится, ты сразу звони, в любое время. Я приеду, – про Марину даже не услышала.
– Что должно случиться? – да что это такое сегодня с Таней? Как будто ей тоже сон плохой приснился.
– Обещай, что сразу позвонишь.
– Обещаю, сразу позвоню. У меня, правда, всё в порядке. Не волнуйся, – как её ещё успокоить?
– И институт не пропускай. Очень жаль, что Марина заболела, но ты должен учиться, – услышала всё-таки про Марину.
– Я не пропускаю, но сейчас уже опаздываю, мне пора собираться.
– Извини, сыночек. Что-то мне тревожно за тебя. Береги себя.
– Берегу. Ты тоже береги себя, Таня. Пока.
– Счастливо, сынок. Звони.
Таня всегда называла меня «сынок, сыночек». И относилась ко мне, как к сыну, как к своему родному ребёнку. Кроме неё у меня никого нет. Она заменила мне всех: маму и папу, бабушек и дедушек, дядюшек и тётушек и даже «седьмую воду на киселе». Она любила меня, заботилась обо мне. Не всем с родителями так везёт, как мне повезло с тётей. Я благодарен ей за всё, что она для меня сделала и сделает. Что было бы со мной, как сложилась бы моя жизнь, если бы не она? Всё своё время она посвящала мне, так и не вышла замуж, и своих детей у неё нет. Даже сейчас, когда я уже взрослый, и с моим будущим всё более менее ясно, Таню совсем не заботит то, что обычно волнует большинство женщин – как устроить личную жизнь. А ведь ещё немного, и может быть поздно, она немолодая уже. Надо бы с ней об этом поговорить, как-нибудь поделикатнее. А то мы всё время обо мне разговариваем: что я хочу, о чём мечтаю, кем себя вижу. Сейчас Таня немного поутихла, а раньше постоянно интересовалась, кем я хочу быть. Начиная с детского сада, она задавала мне этот вопрос. Мне даже кажется, что она делала это с определенным интервалом, например, один раз в месяц.
А я хотел быть прогрессором2. Иногда, я, конечно, сбивался, особенно в раннем детстве. И мечтал о том, что буду водителем большой машины или директором шоколадной фабрики. Волшебником, конечно, хотел быть или эльфом. И когда, по окончании школы, большинство моих одноклассников решили стать банкирами, нефтяниками или депутатами, что по сути одно и то же, я собирался подавать документы в авиационное училище. Ведь, чтобы стать прогрессором, сначала надо стать космонавтом, а проще всего попасть в космонавты – из лётчиков. И тут, Таня решительно сказала «нет». Она зарубила мою мечту на корню, как оказалось, она никогда не относилась к ней серьёзно.
Таня объяснила, что ничего у меня не получится. Она рассказала, что у меня редкое наследственное заболевание, которое может долго не проявляться, и которое, она ухитрилась всё это время скрывать от врачей. Потому что, если эту болезнь обнаружат, то меня сразу же положат в больницу, начнут лечить, и неизвестно чем это закончится. Я не верил. Это было невозможно, ведь я вообще никогда не болел. Ни разу за всю жизнь! Даже коленки никогда в кровь не разбивал. Я, как и все дети падал с велосипеда и на катке, лазил по деревьям и иногда сваливался с них, и всегда был цел и невредим. Ни одного серьёзного пореза, ни одного ожога за всю жизнь. Как я завидовал одноклассникам, которые при каждой эпидемии гриппа по две недели сидели дома. Я ходил в школу всегда! А вот диспансеризации и походы в поликлинику, а также сдачу анализов и прививки пропускал систематически. Моя медицинская карта в поликлинике была не толще школьной тетрадки, в то время, как у одноклассников напоминала «Повести временных лет». Таня не любила врачей, отрицала медицину, и говорила, что я такой здоровый именно потому, что никогда не лечился.
Итак, оказалось, что я всё-таки болен. Я не мог с этим смириться. Для начала я погрузился в Интернет, чтобы выяснить, не обманула ли меня Таня, из лучших побуждений, конечно. Заболевание со сложным названием, действительно существовало и требовало длительного лечения и постоянного наблюдения. Таких не берут в космонавты!
Но я упрямый и не сдаюсь. Сейчас я учусь на факультете «Ракетно-космическая техника». Решил зайти с другой стороны. Моя будущая профессия связана с космосом, я буду рядом с теми, кто летает. А там, посмотрим.
5
Я опаздывал в институт ещё до того, как позвонила Таня, потерял время на разговор с ней, и понял, что к началу первой пары катастрофически не успеваю. Появилась мысль, поехать навестить Марину. Пришлось её прогнать. Если поеду сейчас к Марине, в институт сегодня совсем не попаду. Я решил заняться домашними делами. Приготовить ужин? Могу не успеть. Пропылесосить квартиру! Это быстро. Наведу порядок, Таня бы меня похвалила.
Я начал уборку. Мысли сначала вертелись вокруг Марины, а потом снова вернулись к семье. В последнее время я часто вспоминаю маму. Они с Таней совсем не похожи. Мама была очень красивая, никогда больше не встречал я такой необычной красоты. Когда у меня спрашивают: «какая она была», я отвечаю «золотая». У неё были длинные вьющиеся волосы цвета бронзы, на солнце они отливали золотом. И глаза, цвета тёмного шоколада, с золотыми крапинками.
Таня совсем не такая, только голос у неё, как у мамы. Таня невысокого роста, кругленькая. У неё чёрные глаза и чёрные волосы. Мне кажется, у неё всю жизнь одна и та же короткая стрижка. По-моему, Таня вообще не меняется, не стареет. Ей сейчас чуть больше сорока лет, а у неё ни одной морщинки, ни одного седого волоса (может быть, конечно, она их красит, когда я сплю или меня нет дома).
Можно ли заснуть стоя, рядом с пылесосом, который гудит, как ракета на старте?
Но я не выспался, задумался и, наверное, грезил наяву.
Я убирал гостиную, думал, вспоминал, шум пылесоса ушёл на второй план. Вдруг само собой распахнулось окно. Взлетели занавески. В комнате сразу стало холодно.
Я бросил пылесос гудеть вхолостую и пошёл закрывать окно. Но до окна не дошёл. Что-то было не так, что-то изменилось. Воздух стал плотным, видимым, будто в комнату опустилось облако. Я видел всё, как сквозь дымку, предметы расплывались, ускользали.
На журнальном столике что-то лежало. Что-то не наше, чужое, незнакомое, чего у нас в доме никогда не было. Я смотрел на это, оно блестело и переливалось, я не мог оторвать взгляд. Я протянул руку и взял это. Сознание моё «поплыло», стало тяжёлым и тягучим. Я хотел разглядеть, что держу в руке, подносил к глазам, но не видел. Оно было холодным и тяжёлым, я всматривался, но не мог рассмотреть. Я разозлился, сильно зажмурился, а потом резко открыл глаза. И на какую-то долю секунды увидел, что это кристалл. Он был похож на большой (очень большой) бриллиант.
Солнечный свет вспыхнул на гранях кристалла, ударил в глаза. И на мгновение передо мной возникло видение – стена кирпичного дома, красный кирпич, а на нём разноцветные вывески. Я запомнил их – «Салон красоты», «Аптека», «Обмен валюты». В голове мелькнуло, что это место мне незнакомо, видение исчезло.
…………………………………………………………………………………………………….
– Я не поняла, он увидел?
– По-моему увидел, лицо у него было очень удивлённым.
– Мне кажется, ничего он не увидел. И не придёт.
– Придёт, никуда не денется. Ты сделаешь так, чтобы пришёл.
– Да, сделаю. А можно я пойду с ней?
– Нельзя, она должна идти одна. Он и одну её может испугаться.
– Ничего он не испугается. Я тоже пойду.
– Она пойдет одна.
…………………………………………………………………………………………………….
Пылесос рычал и ругался. Окно было закрыто. На столике стояла вазочка, и лежали книги. В руке у меня ничего не было.
– Я устал. Я очень устал, – сказал я вслух.
Пылесос заглушил мои слова. Я выключил его и повторил: «Я очень устал. Я поздно лёг спать и не выспался»…
…Я опаздывал и на вторую пару, бежал, чертыхался, и очень хотел успеть.
Но, как бы я ни спешил, мысли о странном происшествии не давали мне покоя. Что же это было? Сон? Галлюцинация? Никогда раньше у меня не было галлюцинаций. Или это Танино колдовство? Но, не может же Таня и вправду быть ведьмой. А вдруг может?
Я уже упоминал, что пока мне не исполнилось восемнадцать лет, Таня не работала. Довольно долго у меня не возникало вопроса, где же она берёт деньги. Они просто были, были всегда в достаточном количестве. Мы не были богачами, но и не бедствовали. Я был ребёнком и не задумывался. Но, однажды…
Я уже говорил, что у нас в квартире три комнаты. Но, до недавнего времени третья комната была закрыта на ключ. Таня говорила, что там невозможно жить, потому что в этой комнате старая ветхая мебель, и там надо делать ремонт, но всё руки не доходят.
Я учился тогда в шестом классе. Это был первый и последний раз, когда я пропустил уроки «по болезни». Сразу после первого урока, мне показалось, что я плохо себя чувствую. У меня заболел живот, или голова, а может быть рука или нога. Думаю, это было обычное для школьника «воспаление хитрости». Со страдальческим видом я рассказал учителю о своих проблемах, и меня отправили домой. У меня сразу же всё прошло, но я сохранил приличествующее ситуации кислое выражение лица.
Домой я пришел намного раньше, чем ждала меня Таня. Я позвонил в звонок, и дверь мне открыла совершенно незнакомая женщина с длинными чёрными волосами и белым лицом, в безразмерном балахоне из чёрной блестящей ткани. Выглядела она жутко, даже зловеще.
Я подумал, что ошибся этажом, попятился, но неизвестная женщина протянула ко мне руку с длинными чёрными ногтями и голосом Тани строго сказала: «Мак? Почему ты так рано?» Я с трудом просипел: «Таня?» В этот день я узнал, что такое настоящий шок.
Таня втащила меня в квартиру, отвела в мою комнату, велела сидеть тихо и не мешать, обещала объяснить позже. В дверь позвонили. Я сидел тихо, потому что прислушивался изо всех сил. Пришла женщина, и они вместе с Таней прошли в ту самую комнату, которую Таня держала на замке. Я попытался подслушать под дверью. Но ничего не услышал, вернулся в свою комнату и включил комп. Я слышал, как ушла эта посетительница и пришла другая, и тоже ушла. Я отвлёкся от компьютерной стрелялки, только когда Таня в своём обычном виде позвала меня обедать. Я взял в руки ложку, задумчиво устроил в тарелке с супом небольшое цунами и спросил:
– Таня, ты что, ведьма?
Таня вполне логично объяснила, что она не ведьма, потому что ведьм, колдунов, волшебников и т. д. и т. п. не бывает, что бы там ни писали в книжках.
– Ты изображаешь ведьму? – количество супа в тарелке не уменьшилось.
– Ну, уж это кто, что видит, – ответила Таня.
Дальше она объяснила, что помогает людям, скорее, как психолог. Она выясняет проблемы тех, кто к ней приходит, много с ними разговаривает, и тем самым помогает проблемы решать. А антураж такой потому, что женщины больше доверяют колдуньям, чем специалистам-психологам, и скорее пойдут на прием к экстрасенсу, чем к доктору.
Для ребенка двенадцати лет этого было достаточно, тем более, что многое из её объяснений было не понятно. Вопросы появились, когда я стал старше. И главный вопрос в том, что Таня не была психологом, как я уже говорил, у неё вообще не было образования.
В тот день Таня показала мне закрытую комнату, которая сильно меня впечатлила. Никакой старой мебели и обшарпанных стен там не было. а была масса интересных вещей.
Комната была тёмной, на окнах – плотные шторы. Освещалась она толстыми свечами и лампой в виде кобры на стене. Бóльшую часть комнаты занимал стол. Чего на нём только не было! Большой хрустальный шар, который светился изнутри изумрудным светом. Если долго смотреть в него, то можно было увидеть небо, по которому плывут облака или море, лес, озеро, метель, и ещё много всего. Однажды я увидел Вселенную, полную звезд, Млечный путь и хвост кометы. Ещё на столе лежали колоды карт, увядшие цветы, какие-то веники из трав, сушеная куриная лапка, стояли баночки и скляночки. Танин стул, был похож на трон, резной, с высокой спинкой и высокими подлокотниками.
Одну стену в этой комнате занимала картина в богатой раме. На картине была нарисована старинная комната, в центре которой стояло большое зеркало в золотой раме. И в нём отражалось привидение или что-то похожее на приведение. Изображение было странным нереальным, искривлённым, как будто смотришь сквозь воду. Картина мне очень понравилась, так же, как и «волшебная» комната. Но Таня меня туда не пускала, закрывала дверь на ключ.
После этого случая я больше не задавался вопросом, откуда деньги. Но, иногда, когда сердился, мог назвать Таню «ведьмой». Она на это никогда не обижалась, смеялась только.
