Мила Бачурова
Гром гремит дважды. Дракон
Глава 1. Легенды о Робин Гуде
Я сидел за столиком у окна, в светлом и просторном кафе, и макал кусочек булки в кружку. Следил, как крошки расплываются в разные стороны, как чай, изначально бывший почти прозрачным, делается мутным. Со стороны, должно быть, я выглядел, как подросток, загрузившийся над своими подростковыми делами. Может, даже выглядел моложе своих лет. Так себя ведут дети в три-четыре года. Но мне было плевать, как я выгляжу со стороны.
Мне в последнее время вообще стало плевать на многое.
В тот день, когда печати с дома сняли, я съехал от Джиана, у которого условно жил несколько дней. Вернулся домой и несколько минут тупо стоял, глядя на пятна крови на полу. Столько лет в полиции, и ни разу даже не задумался, куда девается всё после того, как перестаёт быть нужным следствию. Оказалось – никуда.
«Деваются» обычно люди. Не в силах пережить стресс, они продают дома и переезжают. И их можно понять. Даже если позвонить в клининговую фирму, в спектр услуг которой входит уборка мест преступлений, смыть пятна из памяти не так просто. Это страшно – каждый день смотреть на то место, где твою жизнь разрезали на «до» и «после». Смотреть и вздрагивать. Поэтому люди стараются съехать.
Так мог поступить и я, благо средства позволяли. Но, в отличие от других людей, я не хотел забывать. Поэтому пошёл в ванную, отыскал ведро и швабру, набрал горячей воды…
Когда госпожа Кингжао, моя названная мать, вернулась домой, я не сказал ей, где всё произошло, хотя она просила. Она – нормальный человек, ей это не нужно. Хотя, кажется, она всё равно догадалась. Если мы с ней где и пересекались, так это в кухне. И трудно было не заметить, как мой взгляд останавливается там, где на полу растекалась лужа. Или на дверце холодильника, внизу – там, откуда я стёр кровавый отпечаток ладони.
Раньше дом был живым. Сейчас он больше напоминал мрачный склеп, даже когда извечная облачная дымка над посёлком расходилась, и в окна проникал солнечный свет.
Может, я всё-таки съехал бы, хотя бы ради Кингжао, которой явно было жутко находиться в этом проклятом доме. Но кое-что меня останавливало. Одно крохотное обстоятельство, на которое я обратил внимание в первый же вечер, когда заночевал у Джиана.
Тогда я всю ночь лежал без сна на диване и смотрел в потолок. В окно бил свет уличного фонаря, наполняя комнату мёртвым холодным светом. Джиан предложил задёрнуть шторы, я отказался. Так и лежал, изучая узор трещин на побелке. И думал о том, что если процедура досмотра места преступления не слишком отличается от привычной мне по прошлой жизни, другому миру, иной стране, то дом наверняка перерыли сверху донизу. Впоследствии я получил тому подтверждение, когда вернулся – по дому будто ураган прошёл, всё было перевёрнуто вверх дном.
А значит, люди, производившие обыск, не могли не обнаружить сумку. Сумку с таблетками господина Кианга, или же Фанга, если угодно. Я давал их старику Гуолиангу, чтобы его глазами увидеть место обитания Кианга. Потом меня арестовали, потом опять арестовали. И всё так завертелось, что я не успел избавиться от сумки.
Я был уверен, что в дом больше не вернусь. Что вот-вот за мной придут. «Лей Ченг, вы арестованы за хранение наркотиков». Но ничего такого не случилось.
Вернувшись в дом, я убедился, что сумки нет – по крайней мере, там, где я её оставил. И всё-таки никто не спешил надевать на меня браслеты, подавляющие силу духа.
Были тут, конечно, юридические трудности. Препарат, который производил Кианг, не являлся химической отравой, он работал иначе. Кроме того, на рынок пришёл относительно недавно. Кланы распространяли его по своим каналам, а в Шужуань таблетки вообще стали поступать около полугода назад. До тех пор, пока, после уймы бюрократических проволочек, новый наркотик официально не назовут наркотиком, им, теоретически, можно барыжить хоть в открытую. И даже если наркотиком его признают завтра, а сумку у меня изъяли сегодня, мне не составит труда отвертеться. Любой мало-мальски подкованный законник с лёгкостью создаст нужный прецедент, который войдёт в анналы истории юриспруденции.
Другой вопрос, что рядовые сотрудники полиции о таком вряд ли задумываются, и если видят сумку, забитую явно не аспирином, сначала швырнут за решётку, а потом уже будут разбираться. Но меня-то никто не швырнул. Хотя сумка пропала.
Я ждал.
И дождался.
Письмо пришло вчера. Бросили в почтовый ящик. Ни марки, ни штемпеля. Конверт даже не был заклеен. Внутри – сложенный лист бумаги с распечатанным текстом. Скупым и немногословным.
«Что-то не так?» – спросила Кингжао, принесшая почту.
«Всё нормально, мама», – сказал я, не глядя на неё, и затолкал письмо в карман джинсов.
Это кафе я обнаружил пару месяцев назад, недалеко от больницы, где лежала Ниу. Хозяева явно пытались делать ставку на европейскую экзотику. Здесь даже подавали кофе, за что изначально и зацепился мой взгляд. Я взял эспрессо, сделал один глоток и чуть не умер. Ощущение было такое, словно из организма разом вытянуло всю влагу, а вместо неё в желудок обрушился кирпич. Горький и отвратный.
Я кое-как допил крохотную чашечку – и то лишь потому, что перестроечные годы приучили доедать и допивать всё, за что уплачены деньги. Это были своего рода поминки по прошлому. Леонид Громов умер, мир его праху. А Лей Ченг скорее согласился бы грызть асфальт, чем выпить кофе.
В кафе я заходил с тех пор практически каждый день, но теперь уже брал чай. Всё-таки было приятно смотреть, как люди едят ложками и вилками, пьют кофе – хотя наверняка мысленно морщатся.
– Развлекаешься?
Я поднял взгляд и внимательно осмотрел подошедшего к моему столику человека. Он был одет по-граждански: в лёгкое пальто, обычные брюки и рубашку. Однако держал себя так, что рядом с ним, наверное, даже собаки лаять переставали. У меня буквально ноздри затрепетали – почувствовал знакомый «запах». Не наркоты, нет. «Запах» профессионала. Этот человек явно служил в армии, скорее всего, даже поучаствовал в боевых действиях. А потом, придя на службу в полицию, сделал быструю и убедительную карьеру, отнюдь не подлизываясь к начальству.
– Думаю, – сказал я и вновь сконцентрировал взгляд на кружке с чаем.
– О чём же? – Мужчина стоял неподвижно.
– О том, что жизнь – как чашка чая. Ты можешь кусать булку, запивать её чаем, и всё будет красиво, не придерёшься. А можешь сунуть булку в кружку и получить бурду. Люди, которые приходят сюда перекусить, не самые бедные, им нравится платить за приличное общество, за чистое помещение. Они смотрят на меня и думают: «Святые духи, кто только пустил сюда этого проходимца, который даже за столом вести себя не умеет?!».
Я вытащил остатки булки, положил в рот, прожевал и запил чаем. Проглотив всё это, закончил мысль:
– Но итог один – булка и чай рано или поздно оказываются в унитазе, а кружку вымоют и наполнят для кого-то другого. Есть над чем подумать.
Должно быть, со стороны казалось, что мы обменялись паролем и отзывом. Потому что после этих моих слов мужчина отодвинул стул и сел. К нему тут же подошла девушка в переднике, держа в руках меню.
– Кофе, – не глядя бросил ей мужчина.
– Здрав… э-э… Эспрессо, американо, кап…
– Чёрный, без сахара.
Когда она убежала, я улыбнулся:
– Стажировка в Европе?
– Соединённые Штаты, четыре года.
– И как там?
– Где?
– В Штатах.
Он подумал и вдруг улыбнулся краем рта.
– Как здесь.
– В Шужуане?
– В этом кафе. Не самые бедные люди платят за приличное общество и чистое помещение, кривясь при виде проходимцев, не умеющих вести себя за столом… Ты догадываешься, кто я, Лей Ченг?
Я с недовольным видом огляделся, но соседние столики по-прежнему пустовали.
– Вы меня весьма обяжете, если прекратите называть полным именем, а лучше вообще обойдётесь без имён.
– Для меня ты – что-то вроде живой легенды.
– Да, я как раз об этом. Не люблю раздавать автографы в это время суток.
– Я тебя понял. Ты ведь слыхал легенды о Робин Гуде?
– Угу, – вздохнул я.
– Наверняка людская молва преувеличивает. Если парень и раздавал что-то беднякам, то себе оставлял в сто раз больше.
– Скорее всего, вообще не раздавал. Просто людям нужна была такая сказка, и они её придумали.
– Да. Именно так я рассуждал, когда забрал сумку из твоего дома.
Я расправил плечи. Вот мы и переходим к сути дела. Тут как раз подскочила девушка с подносом и поставила перед моим собеседником белоснежную кружку.
– Господин желает ещё чего-нибудь? – Этот вопрос адресовался мне.
– Нет, спасибо, – улыбнулся я.
Забрав мою кружку вместе с купюрой, девушка удалилась.
– Как вас зовут? – спросил я.
– Можешь называть меня Пенгфей. – Мужчина сделал глоток кофе. Я с интересом проследил за этим действом. Неужели ему правда нравится?
– Я не Робин Гуд, господин Пенгфей.
– Не сомневаюсь в этом. Тут я попросту уверен. Но вот в некоторых других областях моей уверенности не хватает. Перейдём к делу. Сумка, которую я забрал у тебя, может создать тебе проблем. Не особо критичных, я знаю, но головной боли будет достаточно. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов неюридические факторы. Если ты не любишь раздавать автографы в это время суток, то тебе, возможно, придётся сменить часовой пояс.
– И чего вы от меня хотите? – спросил я. Сам же подумал: «Если он сейчас скажет, что я должен выполнить для него какое-то задание – я его убью. Схвачу эту кружку, выплесну кофе ему на ширинку, а когда он вскочит и схватится за промежность, вколочу кружку ему в лицо с одного удара. Три секунды – и я выйду отсюда. Возможно, мне даже станет немного веселее, это было бы весьма кстати. Осточертело жить в состоянии какой-то серой давящей тоски».
– Хочу знать, кто ты и чего добиваешься, – отчеканил Пенгфей. – А ещё – хочу знать, кто он.
– Он? – Я приподнял бровь.
Пенгфей расстегнул пальто, сунул руку внутрь. Увидев, как я напрягся, усмехнулся:
– Это было бы нелепо с моей стороны.
– Нелепая смерть всё равно остаётся смертью, – возразил я.
– Справедливо. – Пенгфей достал сложенную вчетверо газетную страницу и положил передо мной, постучал пальцем по фотографии. – Он был моим начальником два года.
Я мельком взглянул на газету. Она была старой, трёхмесячной давности, а статья – знакомой. Именно её я заметил в ювелирном магазине в тот день, когда… Когда всё случилось. В ней говорилось о том, что начальник местного наркоконтроля исчез в неизвестном направлении. А с фотографии смотрел господин Фанг. Может, фото было сделано ещё в те времена, когда он не был Киангом. Когда дух Кузнецова ещё не начал игриво меняться с ним телами.
– А теперь, надо понимать, начальник – вы? – спросил я, глядя в окно с деланым безразличием.
– Это не относится к нашему разговору. Я знаю, что Фанг встречался с тобой как минимум дважды. И знаю, что он следил за тобой с тех самых пор, как ты оказался в Шужуане.
– А как он объяснял свои «каникулы»? – спросил я.
– Что? – Во взгляде Пенгфея мелькнуло удивление.
– Фанг – очень занятой человек. И ему наверняка приходилось часто удаляться, бросая департамент на кого-то ещё. Он ведь не самая большая шишка, и такое поведение наверняка кого-то настораживало. Или вся ваша контора – один большой мыльный пузырь, надутый для отвода глаз, и всем было плевать, что делает начальник, лишь бы не устраивал пьяным стрельбу в супермаркетах?
Пенгфей долго смотрел на меня и молчал. Потом сказал:
– Он никогда не исчезал надолго. Но, возможно, я единственный, кто видел, как он умирал.
Настал мой черёд изумлённо моргать.
– Простите… Что?
Глава 2. На паузе
Вернув Ниу с того света, я как будто пожертвовал частью своей души. Именно души, а не духа – теперь я хорошо понимал разницу. И, как я уже заметил, мне действительно сделалось на многое плевать.
Страшно было признаться самому себе, но мне сделалось плевать даже на Кианга. Гораздо чаще перед мысленным взором возникало зарёванное лицо Наташи Смирновой, покрытое кровавыми разводами. Не Кианг нанёс Ниу все эти удары ножом. Не он оставил её умирать. Кианг, чёрт бы его побрал, жизнь свою положил на то, чтобы таких, как Наташа, не было. Вернее, чтобы они сидели на коротких поводках, подавали лапу и жрали с руки таблетки два раза в день. А я жизнь положил на то, чтобы перечеркнуть его старания.
Что в итоге? Ниу в коме уже три месяца, и шансов на то, что она придёт в себя, нет – что бы там ни трещал тот врач. Конечно, он будет рассказывать про хорошие шансы, он ведь знает, сколько я плачу ежедневно за поддержание жизни в её теле. А я буду платить, потому что это – единственное, что я могу сделать ради неё, единственный способ хоть как-то загладить свою вину. Да, свою…
Я не убил Наташу, я не свалил всё на Кианга. Я не позволил себе превратиться в чудовище, которое однажды загонят в угол и пристрелят охотники. Возможно, впервые я просто жил. Плыл по течению, глядя по сторонам, и ждал.
Нет, я не говорил себе, что прощаю Кианга. Не говорил себе, что сделался его единомышленником. Я вообще ничего себе не говорил, ни о чём не думал. Ждал. Ждал, пока получу письмо. Ждал, пока придёт Пенгфей. Ребята из клана Ченг вели себя тихо. Джиан объяснил ситуацию всем, и больше я не слышал ни о каких недовольствах. Да и чем они могли быть недовольны? От зависимости я их избавил, у них есть крыша над головой, работа. А то, что их перестали гонять на опасные для жизни задания, вряд ли можно превратить в претензию.
Жизнь будто встала на паузу. Она ждала, пока я соображу, чего хочу от неё. А может, не ждала – мне было плевать. До этой самой секунды.
– Что значит, «умирал»? – переспросил я.
– Откровенность за откровенность? – предложил Пенгфей.
– Разумеется. Мне скрывать особо нечего. Всё, за что меня можно привлечь, вы и без моих признаний отлично знаете.
– Уж будь уверен. – Пенгфей отхлебнул кофе. – Хорошо, я начну. О том, что Фанг избран духом, я узнал совершенно случайно. Мы проводили операцию, предполагалось, что будет жарковато, и Фанг, несмотря на предостережения, отправился лично. Надел бронежилет, как полагается. Мне всё казалось, что он хочет остаться один, вырваться вперёд. Такое бывает – люди ищут смерти. В нашей профессии явление нередкое. Насмотришься всякого… А потом сидишь вечером перед телевизором, смотришь в горлышко бутылки в руке, и вдруг будто пелена с глаз падает – ты понимаешь, что смотришь в дуло пистолета.
– Знаю, – вздохнул я. – К психологу с таким не ходят – иначе пнут со службы, и в итоге всё равно нажмёшь на спусковой крючок. И хорошо, если в дуло при этом будешь смотреть ты.
Пенгфей кивнул:
– Некоторые срываются на других – подчинённых, подозреваемых… Не знаю, что хуже. Мне казалось, Фанг идёт умирать, я же шёл, чтобы прикрыть его в случае чего. Только так вышло…
– Что это он прикрыл тебя, да?
Пенгфей поморщился. Ему явно было неприятно вспоминать тот случай.
– Если бы не он – меня бы просто изрешетили. Жилеты в тот день никому не помогли, эти сволочи били бронебойными. Одного парня у меня на глазах буквально в клочья разорвало. А следующим мог быть я. Но Фанг встал между мной и стрелком.
– Зеркало Зла. – Я будто был там и видел. – Когда он отошёл, ты увидел то, что осталось от стрелка, так?
Пенгфей наклонил голову:
– Фанг велел мне убираться. Но я… Многое ещё успел увидеть. Прежде чем он ушёл вглубь здания. Потом я читал его отчёт, там всё было ровно, не придерёшься. Только вот любой, кто хоть раз оказывался в таком аду, знал, что это нереально. Пройти такое без единой царапины и выйти, насвистывая. «Везение», «профессионализм» – чушь собачья, это жизнь, а не грёбаное кино. Я верю глазам и слушаю разум. Глаза и разум сказали мне, что мой начальник – избранный духом. Разумеется, прозрением я ни с кем не делился…
Угу, как и я. Странное чувство – я будто напротив себя самого сидел, даже в глазах защипало.
– Но в тот день я решил с ним поговорить. Вечер… Даже ночь. В здании уже практически никого не было, только дежурные. И я зашёл к Фангу в кабинет. Постучал – он не ответил. Вошёл. Он сидел за столом с открытыми глазами, но меня не видел. Я окликнул его несколько раз, подошёл… Знаешь, обычный человек в такой ситуации потрогал бы за плечо, толкнул. Но я-то понимаю, насколько важно, чтобы, в случае чего, всё осталось как было.
– Сознание как будто раздваивается, – подхватил я. – Держу пари, ты стоял и думал о том, что твои отпечатки остались на дверной ручке. Представлял строчки объяснительной…
– Именно. – Кажется, Пенгфей уже забыл о том, что говорит с пацаном, возглавляющим преступный клан. – Но я не видел ни оружия, ни крови.
– Думал про яд, – вздохнул я.
– Естественно. Я приблизился, как только мог, чтобы ничего не потревожить. Фанг не дышал.
– Уверен? – Переход со старшим на «ты» дался легко, потому что в этот момент Пенгфей не был для меня старшим. Мы с ним были ровесниками, может, он даже младше на два-три года. – Зеркальце подносил?
– Перо.
– Перо?
– Не спрашивай, почему у меня с собой было перо.
– Это ведь был день Большой Операции. Покажи мне несуеверного копа – и я покажу тебе говорящего единорога.
– Да уж… В общем, он не дышал. Первый признак смерти. Я повернулся к выходу, хотел позвать дежурных, вызвать скорую. Инфаркт, инсульт… Хотя лицо у него было спокойное, даже умиротворённое. Но не успел я выйти, как услышал, что он зовёт меня по имени. Я обернулся, ушам не веря… Но глазам пришлось поверить. Фанг сидел за столом, как ни в чём не бывало. Уставший, вымотавшийся, раздражённый. Спросил, какого чёрта я забыл у него в кабинете.
– А потом это повторялось?
– Да. Раз пять за всё время. Я притворился дурачком. Фанг был тяжёлым человеком, знаешь… Не то чтобы с ним было трудно общаться, но ты всегда будто видел черту, за которой тебя превратят в фарш. И я старался эту черту не переступать. В итоге никто ничего так и не узнал. Я подумал – какая разница? Нет закона, запрещающего избранным духом рождаться в Шужуане и служить в полиции. Я даже восхищался Фангом. Ведь он мог дать о себе знать любому клану и взлететь так высоко, как только можно. Для них избранные – товар штучный и бесценный.
Тут у меня в голове что-то щёлкнуло, и я тихонько рассмеялся:
– А. Кажется, понял. Ты и мной восхищаешься? Я ведь тоже мог продаться любому клану, а сам трепыхаюсь тут, веду какой-то бессмысленный крестовый поход.
– Мне казалось, что и Фанг интересуется тобой именно по этой причине. – Пенгфей аккуратно обошёл вопрос со своим личным отношением к моей персоне. – Да, я не привлекал его внимания, однако мне было интересно… И я сумел узнать, о чём вы говорили.
– В допросной, по ту сторону стекла? – предположил я.
– Именно. Микрофон Фанг отключил. Однако ещё в Штатах я прошёл курс физиогномики. В том числе нас учили читать по губам. Не такое уж сверхъестественное умение, как можно подумать, особенно с учётом разницы между языковыми системами. Английский язык проще, а в нашем – слишком многое даётся на откуп интонации. Но, тем не менее, суть я уловил. И меня это, мягко скажем, поразило. Потому что Фанг врал. Я был уверен, что он хочет с тобой сотрудничать, так или иначе. И он говорил об этом. Но не было и не могло быть никакого пути для сращивания клана Ченг с властью. Так же как и не было никакого негласного запрета сажать распространителей. Чёрт, да мы из кожи вон лезли, чтобы вычистить провинцию! Но…
– Но Фанг первым заходил во всякие интересные места, – сказал я. – Беседовал со многими интересными людьми. И лично контролировал области вашей деятельности. Он создал свою сеть. Невидимую, неощутимую. Этакий параллельный мир, который вот он, только руку протяни – если знаешь, куда и как тянуть. Ведь поэтому ты и следил за ним, Пенгфей? То, что Фанг избранный, было лишь первым звоночком, после которого ты начал присматриваться к нему.
Многое изменилось за этим столиком в течение последних минут. Теперь Пенгфей был как будто подростком, удивлённо хлопающим глазами, а я чувствовал себя – собой. Прежним.
– Я знал, что эта встреча будет полезной, но не думал, что настолько, – пробормотал Пенгфей и подался вперёд. – Так кто он? И кто ты? Что произошло на самом деле? И как эта русская наркоманка здесь замешана?
Я задумался, барабаня по столу пальцами. Какие-то останки былого азарта всколыхнулись. Я не знал, надолго ли меня хватит. Сумею ли заставить себя броситься в ещё одну схватку с Киангом. Но мозг против воли уже анализировал новую информацию, выдвигал версии.
«Умирал»… Что это значит? Может, в эти моменты Кианг и Кузнецов менялись местами? Возможно. Но ведь Кианг никогда надолго не оставлял свой пост. А ему нужно было создать некую базу. Ту, где жила Дэйю. Где он выдрессировал себе отморозков, способных на равных драться с избранным духом. Где, в конце концов, производилось сырьё для таблеток.
Скорее всего, «умирал» значило погружение в некий глубочайший транс, неотличимый от смерти. И в этом трансе Кианг управлял своей так называемой тульпой. Чем-то вроде призрака, который выглядел совсем не похоже на настоящего Кианга. Который и заманил меня в морозильную камеру, выбираться откуда пришлось с использованием техники с говорящим названием «Последнее Дыхание».
О, я хотел ещё о многом спросить Пенгфея, и многое мог бы ему рассказать. Эта беседа растянулась бы ещё не на одну чашку чёрного кофе без сахара, а может, её вообще имело бы смысл перенести в более уединённое место. Но тут у меня в кармане завибрировал телефон. Я достал его, прочитал напоминалку-уведомление и тут же поднялся.
– Прости, не могу больше говорить. Мне пора. Надеюсь, ещё встретимся. Думаю, вы знаете мой телефон. Ну, или воспользуйтесь почтовым ящиком.
– Работа? – спросил Пенгфей, тоже поднимаясь. – Мне казалось, ты остановил свою бурную деятельность.
– Нет, не работа, – покачал я головой. – Жизнь. Пытаюсь приучить себя время от времени быть живым человеком.
– И как? – В голосе Пенгфея звучал скепсис.
– Как в Штатах, – грустно улыбнулся я. – Язык чужой, страна чужая, еда невкусная. Но опыт, безусловно, интересный.
Пенгфей протянул мне руку. Я пожал её и удержал, сильно стиснув. Негромко попросил:
– Не повторяй моих ошибок. Если Фанг вдруг всплывёт и захочет с тобой встретиться – скажи надёжному человеку, куда собрался. И зашей в воротник ампулу с ядом. Пригодится.
Я направился к выходу. У самой двери меня настиг окрик:
– Эй!
Я обернулся.
– А ты – надёжный человек? – спросил Пенгфей. Он всё ещё стоял возле столика.
Я пожал плечами:
– Пока даже не уверен, человек ли я.
И вышел на улицу.
Холодало. Лето сдавало позиции осени. Дул пронизывающий ветер. Я, морщась, застегнул куртку, пошёл в сторону больницы. Можно утихомирить ветер Великой Стеной, но мне не хотелось разбрасываться своей избранностью. Мне, пожалуй, вообще уже хотелось от неё избавиться.
– Ну надо же, сам Лей Ченг!
Голос раздался сзади. И по интонациям я моментально понял, что оборачиваться поздно. Поэтому резко присел, как будто заметил, что у меня развязался шнурок.
Над головой свистнул воздух, рассечённый каким-то твёрдым предметом, и огромное окно кафе разлетелось с грохотом на тысячи осколков.
