Мишель Бюсси
Под опасным солнцем
Дневник Маймы
Эната
Предсказание не сбылось, мой капитан. Пьер-Ив Франсуа к полднику не вернулся.
Каштаново-банановое поэ склевали куры Танаэ. Литераторши к нему не притронулись, они были слишком озабочены… Хотя не то чтобы всерьез встревожены. Пьер-Ив за обедом ясно сказал, давая задание:
Ваш ход, дамы, у вас есть вся вторая половина дня, встретимся, когда стемнеет.
То есть около шести, и теперь до встречи оставалось меньше часа. Понятно, как провела это время каждая из его читательниц. Все усердно писали.
Титина спустилась к Культурному центру Бреля, мама и Фарейн снова устроились за своими столиками на пляже, Элоиза вернулась на кладбище, а Клем осталась в своей комнате.
Мы с Янном вдвоем шли по деревне, направляясь от почты к лавке. Солнце уже скрывалось за вершиной горы Теметиу. Каждый вечер темнота за считаные минуты окутывала бухту Предателей, заливала черным краски неба так же стремительно, как пять учениц ПИФа исписывали черными строчками белые страницы. Гармония синевы и пламени над Тихим океаном, едва сложившись, тотчас тонула во тьме. Глядя, как черный ластик стирал контуры скалы Ханаке, я дернула Янна за рукав:
– Знаешь, капитан, мне кажется, мы с тобой еще побудем вдвоем. У нас есть полчаса до отбоя, как насчет счастливого часа где-нибудь на террасе?
Янн насмешливо подхватил:
– Давай! Куда пойдем? В какой бар? «Голубая лагуна»? «Палладиевый закат»? «Вайкики»?[11]
Хи-хи!
Янн признался, что когда он бесцельно шатался по Атуоне в день приезда, для него полной неожиданностью было отсутствие хоть какого ресторана, даже бара в деревне не было, только фургончик, забегаловка с тремя столиками и десятком пластиковых стульев, которая открывалась в обед и иногда ночью.
– Выбираем лавку Гогена! – радостно откликнулась я.
И решительно перешла улицу, протискиваясь между пикапами, которые на несколько минут останавливаются перед деревенской лавкой, загружают багажник и отбывают в долины, к банановым и кокосовым плантациям. Атмосфера вестерна. Янн ждал меня у входа, глаз не спуская с островитян с фигурами регбистов, татуированными торсами и подвязанными хвостиками на макушках.
Я вышла с литровой бутылкой колы, упаковкой печенья «Орео», четырьмя чупа-чупсами и широкой улыбкой.
– Проведем счастливый час на пляже?
У Янна вид был куда более кислый, чем у моих покупок. Ну и пусть, у меня всегда наготове веские аргументы.
– Эй, капитан, ты чего, только не надо говорить мне про нездоровую пищу и избыточный вес! Все население планеты такое ест, почему же люди с Маркизских островов должны себе в этом отказывать? – Откручиваю крышечку колы. – И потом, это хорошо с точки зрения экологии.
Поднесла горлышко к губам. Жандарм закатил глаза, но все же пошел следом за мной в сторону пляжа. Выхлебав треть бутылки, я объяснила:
– Так вот, посмотри вокруг. Пикапы, готовая еда, тряпки, телефоны… Сегодня можно что угодно заказать через интернет, и меньше чем через неделю это доставят на Хива-Оа! Незачем скакать верхом, чтобы поохотиться в лесу на кабана. Здесь оставят одну-две дороги между деревнями, а весь остальной остров вернут природе, пути – предкам, и тики смогут спокойно спать на своих меаэ.
Янн улыбнулся. Не уверена, что мне удалось навешать ему лапши на уши. Мы миновали заброшенное строение. На случай, если он не заметил надпись на фронтоне, я пояснила:
– До прошлого года здесь были жандармы. Твои коллеги. Сокращение бюджета. На Хива-Оа меньше двух тысяч постоянных жителей и почти не осталось дикарей, которым надо нести цивилизацию.
Мы срезали напрямик между уже закрытыми парикмахерской и аптекой, пересекли пустое футбольное поле. Когда мы дошли до его центра, я предложила:
– Может, поиграем во время счастливого часа?
– Во что ты хочешь играть, Майма?
– В расследование, вместе с тобой!
* * *
Мы сидели на пляже. Соленые брызги пахли йодом, от манговых деревьев тянуло кисленьким. Фрегаты, покружив над нами, улетали к середине бухты, к скале Ханаке. Янн в конце концов согласился глотнуть колы. Когда он поставил темную бутылку на такой же темный песок, я повторила:
– Так что, ты согласен вести расследование вместе со мной?
– Какое еще расследование?
– Не притворяйся, ты сам прекрасно знаешь какое. У меня с самого начала такое впечатление, что мы попали в детективный роман, это немножко похоже на «Десять негритят». Мужчин и женщин, незнакомых между собой, под липовым предлогом заманивают на остров. Каждый в этой компании может оказаться преступником. Надо найти убийцу до того, как их всех поубивают, одного за другим.
– Майма, у тебя богатое воображение. Но пока что никто не умер. По-моему, нет никаких оснований беспокоиться из-за этого шутника ПИФа. Видишь ли, даже если по острову бродит убийца, не думаю, что это одна из пятерки. Первым делом я заподозрил бы островитянина, пьяницу и драчуна.
Привет штампам!
– С ожерельем из кабаньих зубов на шее и кастетом в руке? Не слишком ли просто, капитан? Мне больше нравится моя история. «Пять милых читательниц», пять – как и новеньких тики. Каждая из них скрывает тайну. Одна из них совершила убийство. Одна из них выживет… или нет!
Море продолжало отступать. На темно-синем небе угасали последние огненные всполохи. Янн в конце концов выдул половину моей колы. С подозрением огляделся – кругом темно, не различить даже силуэтов мамы и Фарейн за столиками рядом с молом.
– Ладно, – согласился он, – поиграем в твою дурацкую игру. ПИФ исчез. Будем считать, что одна из пятерки – сообщница, что она не случайно была выбрана для участия, и попытаемся угадать, кто она. С кого начнем?
Я долго не раздумывала.
– Конечно, с твоей жены. С майора Фарейн Мёрсен. Ты не обидишься, если я буду с тобой откровенна? Между нами нет никаких табу? Если мы хотим довести расследование до конца, мы должны говорить друг другу все.
– Валяй. – Янн улыбнулся.
– Ты уверен, что не обидишься?
– Валяй, сказано тебе…
– Хорошо, капитан. Фарейн очень умная, это видно с первого взгляда. У нее мозги работают с бешеной скоростью, как компьютер. Дай ей пазл с изображением голубой лагуны из тысячи кусочков, и она соберет его за десять минут. Ей незачем быть приветливой, обаятельной. Она всегда права, она командует, и ей подчиняются, верно?
Возможно, я зашла слишком далеко, но капитан не возмутился. Настолько привык сдерживаться? Или я попала в яблочко? Продолжая говорить, я попыталась разглядеть в темноте выражение лица Янна.
– Переходим к ее тайне. Первая странность: как майора полиции из столичного Центрального комиссариата занесло сюда, в литературную мастерскую на краю света? Да, знаю, мы уже об этом говорили, но меня не убедила ее сказка про фанатку автора, которая выиграла главный приз. И вторая, еще более странная: как твоя жена связана с этим маркизским камнем, лежавшим поверх вещей ПИФа? Видно же было, что ей известно его значение, но она ничего объяснять не стала.
Тени манговых деревьев над молом казались выброшенными приливом скелетами.
– Отличный ход, Майма, – ответил Янн. – Отлично подмечено. Отлично сформулировано, ты способная. И не так уж далека от истины, но пока слишком рано тебе об этом рассказывать…
Меня предельно бесила таинственность, которую он напускал, хотя я была уверена, что капитан, в отличие от его жены, понятия не имел, что означал этот рисунок – Эната.
– Ну что, теперь моя очередь? – прибавил он.
– Валяй… Я уверена, что ты начнешь с мамы. Просто в отместку.
– Значит, твоя мама, – согласился черный силуэт, не подтверждая и не отрицая. – Мари-Амбр Лантана. На первый взгляд у нее нет никаких тайн. Она еще довольно молода, довольно красива, очень богата…
– «Шлюха»! Давай, так и скажи! Хотя я столько раз видела, как ты пялишься на ее декольте.
– Я тебя не перебивал, – спокойно заметил жандарм.
– Ладно, извини.
– Так вот, почему Мари-Амбр, твоя мама, в этом участвует, понять легко: профессии у нее нет, дочь взрослеет, ей скучно, она мечтает найти свой путь, быть кем-то еще, кроме как женой богатого торговца черным жемчугом. Вот только…
– Только – что?
– Ты обещала больше не перебивать.
– Ты сам виноват, нарочно тянешь, чтобы я не выдержала. Говори уже.
– Вот только твоя мама не случайно оказалась здесь, на Хива-Оа. Ее муж родом с Маркизских островов. Ее приемная дочь – островитянка. Ты не находишь это странным? Здесь точно есть связь.
Я несколько секунд помолчала, прежде чем ответить.
– Неплохо. Ты тоже не без способностей. Тебе бы в полиции работать! Теперь моя очередь? Тогда поговорим про Титину. Про нее-то мы знаем, чего ради она сюда прилетела. Ради Бреля. И еще она здесь оказалась благодаря своей влиятельности. Она ведет литературный блог, который читают больше сорока тысяч человек, и две трети из них – в Бельгии, где книги Пьер-Ива Франсуа продаются тоннами. Сладенький блог, где она помещает только милые и забавные отзывы. Впрочем, Мартина всю свою жизнь показывает в сети в розовом свете: детишки, которых она возит к самому унылому морю на свете, ее квартира, ее библиотека, ее десять кошек, в ее аккаунте в инстаграме больше роликов с ними, чем серий в «Жизнь прекрасна»[12]. Титина видна насквозь и невинна.
– Слишком! – усмехнулся Янн. – В романах преступницей всегда оказывается та, у кого нет никаких явных мотивов.
– Угу. В романах для начинающих. Теперь ты.
От капитана осталось лишь темное пятно, перекрывшее светлую полоску прибрежных волн.
– Следующая подозреваемая – Клеманс, – объявил Янн. – Про нее нам тоже известно, зачем она сюда явилась. Чтобы стать новой Агатой Кристи. Она из тех, кто считает: если ты к сорока годам не издал роман, жизнь не удалась.
Я не могла смолчать.
– Ну и что? А твоя жена разве не хочет написать роман? Титина и Клем мне больше всех нравятся, Клем – такая книжная девочка, но в штанах, и…
– Ты, кажется, обещала, что дашь мне договорить? Вот именно что мне не очень нравится твоя отличница. Ты не обидишься, если я выскажусь откровенно? Думаю, с тобой она дружит главным образом потому, что с твоей мамой у нее холодная война.
Что за чушь!
– Это тебе интуиция сыщика подсказывает? Так вот, лично я терпеть не могу эту двоечницу. Загадочную Элоизу. Безутешную страдалицу, которую надо утешать. Сразу видно, что она здесь замаливает свои грехи. Вдали от всех, одна… Что за подлянку она сделала? Ты видел рисунки этой психопатки? Дети, всегда парами, без рук, без ног, без глаз. И потом, эта твоя королева каляк-маляк слишком уж хорошо разбирается в татуировках.
Капитан взвился так, будто краб в темноте цапнул его за ногу.
– Почему это она моя королева?
– Да потому что ты всерьез на нее запал… Это тоже сразу видно. Ее красивые продуманные позы, ее прекрасные затуманенные глаза. Грубая ловушка для хороших мальчиков. Ты – как раз из таких! – И я расхохоталась, а потом прибавила: – Да-да, знаю, ты женат на самой милой и сексапильной полицейской девчонке Франции. Может, перейдем к серьезным вещам? Делаем ставки?
Похоже, краб цапнул его за вторую ногу. Янн чуть ли не заорал:
– Какие еще ставки?
– Которая из них виновна?
Я в темноте нашарила пять камешков. Подсветила себе, воткнув мобильник в песок. Вытащила из кармана белый фломастер и написала на камешках первые буквы имен.
Ф
М-А М
К Э
Мой капитан с явным подозрением за мной наблюдал. Я прищурилась – чего ему от меня надо? – потом сообразила, почему он так на меня косился.
– А, тебя белый фломастер смущает? Я стащила его у мамы. Думаешь, это тот самый, которым рисовали татуировку на гальке? Знаешь, каждый второй турист на Маркизах покупает такой, чтобы написать на камне послание и оставить его у могилы Бреля.
Я выложила пять камешков рядком в пятне света от моего фонарика.
– Ну давай, считаем до трех, и каждый выбирает камень. Тот, что указывает на сообщницу Пьер-Ива, лгунью и убийцу, на ту, которая всех нас изведет по одному. – Я снова засмеялась. – Думаешь, мы выберем один и тот же?
Янн вздохнул, но поиграть согласился.
Поехали
Раз
Два
Три
Мы одновременно схватились за два камешка из пяти.
Одновременно разжали руки.
В моей лежала галька с буквой Э.
Э – как Элоиза.
На его ладони – с буквой К.
К – как Клем.
И тут в темноте протрубила Танаэ, призывая на ужин.
Мы молча направились к пансиону, и я всю дорогу размышляла. Клем не могла быть сообщницей ПИФа. Я прекрасно видела, когда мы все стояли над одеждой ПИФа, а она прибежала от кладбища, вся запыхавшаяся, – прекрасно видела, что случившееся для нее на самом деле оказалось полной неожиданностью. Над нами раскинулся Млечный Путь, казалось, он совсем рядом. Он был похож на паутину, сотканную гигантским пауком, который затаился в черной дыре, дожидаясь, пока в ловушку угодит падающая звезда. Может, мы все здесь такие? Падающие звездочки, застрявшие в паутине? Мне не терпелось увидеть за ужином Клем. Вдвоем нас будет не так легко поймать.
Моя бутылка в океане
Глава 6
Майма сидит напротив. Ее широкая улыбка меня успокаивает. Немного успокаивает. Теперь уже я, как и все остальные, начинаю волноваться.
Пьер-Ив Франсуа к ужину не вернулся.
Похоже, больше всех его отсутствием встревожена Танаэ. Разве мог он отказаться от жареной свинины с медом, которую они с Моаной и По приготовили на ужин? Нет, такое и представить невозможно! С ним, несомненно, случилось что-то страшное. Надо позвонить на Таити, твердит хозяйка пансиона, в полицию, надо настоять на своем, обычно их очень трудно сдвинуть с места…
Янн ее останавливает.
Зачем звонить жандармам, которым четыре часа лететь сюда от Папеэте, когда один уже на месте? Он сам.
Ситуация у Янна под контролем, рано еще волноваться. Он напоминает Танаэ, что сказал Пьер-Ив Франсуа в конце обеда – про исчезновение, стопку одежды и зашифрованное послание; что это наверняка всего лишь инсценировка с целью внести оживление в занятия. Но раз писателю захотелось поиграть, Янн обещает начать расследование.
– У меня уже есть помощница, – прибавляет он.
Майма, оторвавшись от тарелки с кааку[13], смотрит гордо, будто курица, которая только что снесла золотое яичко, а Фарейн хмурится. Похоже, ей не слишком нравится, что муж вывел ее из игры. А по-моему, то, что жандарм в шортах объединился с моей маленькой островитянкой, скорее забавно. Я мысленно благодарю Янна за старания разрядить обстановку. Надо признаться, что хотя мы и не подаем виду, хотя убеждаем себя, что Пьер-Ив где-то здесь, подглядывает за нами, за тем, как мы реагируем, и ему не терпится прочитать наши бредни, но время идет, и чем дальше, тем больше мы сомневаемся… А вдруг это не игра? Вдруг Пьер-Ив утонул? Вдруг его похитили? Убили?
Все, кроме Мари-Амбр, уже суетятся, убирают со стола. Она же смотрит, как гаснут последние отсветы над бухтой Предателей.
– Очень может быть, – заявляет Майма, сбрасывая в ведро объедки со своей тарелки, – что ваш писатель совсем рядом. Может, мы сегодня вечером не кабана ели, а жареного ПИФа!
По и Моана прыскают, Танаэ и Мари-Амбр испепеляют Майму взглядами, а она смотрит на меня, довольная своей шуткой и тем, что я ее слышала.
Мне решительно нравится эта девочка. Думаю, она отвечает мне взаимностью. И не только потому, что открыто конфликтует с матерью.
– Мама, – окликает она, – можно мне сегодня вечером немного побыть с Клем?
Я слушаю, как Мари-Амбр ей отказывает, используя всевозможные доводы: уже поздно, уже темно, если Майме хочется, чтобы день подольше не заканчивался, ей просто надо пораньше встать, в шесть, вместе с солнцем… Но я знаю, отчего она на самом деле так внезапно проявляет строгость.
Мари-Амбр хочет, чтобы вечером ей никто не мешал.
Эмбер хочет, чтобы ночь подольше не заканчивалась.
Как можно дольше.
И чтобы ее дочь не видела, как она напивается.
* * *
Да!
Я угадала!
Мари-Амбр оставила Майму в бунгало с планшетом и фильмами, а сама организовала ночной поход в деревню с запасом пива «Хинано» и темного рома «Ноа-Ноа» в рюкзаке.
– У нас девичник, – уточнила она. – Поскольку ПИФ нас покинул.
Как бы там ни было, не думаю, чтобы Янн собирался идти с нами. Вот уж кто встает рано. Я видела его сегодня утром, часов в пять он прошел мимо моего бунгало. Ему тоже не спится, как и мне, с той разницей, что он явно находит в себе силы встать с постели, как только проснется.
Я сомневалась, идти ли с остальной четверкой на эту ночную прогулку, мне больше хотелось заняться своей океанской бутылкой, я попыталась отговориться тем, что побуду с Маймой, но Мари-Амбр не оставила мне выбора.
– Брось, подружка, пойдем с нами! Моя дочь обойдется без няньки!
Я сдалась. Надела джинсовую куртку и штаны с дырками на коленках и пошла с ними.
И вот мы уже сидим посреди деревни, на ступеньках у входа в Культурный центр Гогена. Тут до меня доходит, что мы впервые собрались всей пятеркой. Одни, без писателя, без ребенка, без мужа и без нашей хозяйки.
Здесь нет освещения, но предусмотрительная Мари-Амбр прихватила из пансиона три фонарика. В их лучах пляшет мошкара. А лиц в темноте не разглядеть.
Она позаботилась и о выпивке и теперь достает стаканчики, пивные банки и бутылки. И раздает по кругу.
Я довольствуюсь пивом.
Мари-Амбр тут же предлагает повторить. Направляет фонарь на главный фасад дома Гогена.
– За здоровье ПИФа! И за здоровье Поля!
Луч фонаря освещает невероятные барельефы, украшающие дом. Пять панно из секвойи с изображениями голых островитянок среди цветочных джунглей, населенных собаками и змеями.
– Влюбляйтесь, и будете счастливы, – декламирует Мари-Амбр, читая вырезанные на дереве слова. – Будьте загадочными! Поль все понимал, правда, милая моя?
Мари-Амбр поворачивает фонарь и направляет его на Элоизу, которая испуганно моргает, будто кролик, попавший в свет фар. Она робко согласилась пойти с нами в деревню, а потом выпить капельку рома, разбавленного полным стаканом сока «ананас-маракуйя».
– Поль – он ведь твой любимчик, да? – не унимается Амбр. – Ну и тип! Ты так не считаешь? Будьте счастливы и влюбитесь… Надо же было назвать свой дом «Домом наслаждений»! И разгуливать по деревне с тростью в виде пениса.
– Мне нравится… мне больше нравится его живопись, – лепечет Элоиза, а мне становится неловко.
Мари-Амбр пьет темный ром из горла и говорит слишком громко.
– Зеленые лошади, красные собаки… Он-то уж точно не сок маракуйи пил, твой художник. И был помешан на полуголых девчонках. Он ради этого здесь и поселился. Чтобы красоток писать, и не только писать. Девчонки, ровесницы Маймы!
Я прихлопываю у себя на руке особенно наглого москита. Глаза у Элоизы полны слез. Мне показалось, что она сейчас ответит на провокацию, но она молчит.
Я чувствую раздражение и жалость, думаю, не вмешаться ли. Мои пальцы нервно теребят красные зерна ожерелья. Я читала про Гогена. Он поселился на острове в 1900 году, в те времена, когда духовенство и Республика объединились ради того, чтобы уничтожить культурное наследие Маркизских островов и обратить в рабство их население. Теперь это все известно. Гогена выставляли пьяницей и извращенцем, потому что он в одиночку восстал против государства и церкви, защищая островитян и то, что оставалось от их культуры.
Мари-Амбр, шатаясь, отходит на несколько метров. В конце концов она свалится в колодец Гогена, он где-то здесь, в саду. Фарейн забеспокоилась. Она тоже выпила всего лишь банку пива и теперь снова чувствует себя командиршей.
– По-моему, нам пора идти спать.
Поглядев на меня, на двух других, тоном генеральши, назначающей в наряд, распоряжается:
– Клем, Титина, поможете Мари-Амбр добраться до дома?
* * *
Почти полночь.
Я как попало кидаю на стул одежду, но москитную сетку вокруг кровати расправляю с маниакальной тщательностью.
Ненавижу спать одетой и ненавижу этих тварей, зато они меня обожают. Я оставляю в бунгало только маленький ночничок – на случай, если где-то затаилась и весь день прождала меня парочка насекомых.
Теплый свет абажура из рафии наполняет комнату тенями цвета сепии, мое тело, когда я прохожу перед зеркалом, будто облили медом.
Но этого недостаточно, чтобы сделать его красивым.
Я его не люблю, я его разлюбила.
Знаю, что это глупо, знаю, что всегда найдутся мужчины, готовые мне возразить, сказать, что Мари-Амбр или Элоиза не лучше меня, что я не менее привлекательна, знаю, что всегда найдутся мужчины, способные с нежностью избавить от комплексов любую женщину, если она встанет перед ними голышом.
А еще я знаю, что когда любишь по-настоящему, то никогда не считаешь себя достаточно красивой для того, кого любишь.
Простите меня за то, что сегодня вечером моему роману слегка недостает саспенса. Пиво тому виной? Или страх? Не знаю, оставить ли эти последние несколько строк в бутылке, которую я брошу в океан? Осмелюсь ли я прочитать их Пьер-Иву? Что об этом подум…
Кто-то стучит в дверь.
Я слышу шепот:
– Это я, Эмбер! Открой!
Мари-Амбр, вот зараза!
Надеваю рубашку и открываю дверь.
Вваливается Мари-Амбр, а вместе с ней, наверное, десяток этих мерзких тварей.
Она прижимает к груди четыре бутылки пива.
– Остальные уже легли спать, – сообщает миллионерша. – Слишком утомились! Только мы с тобой и держимся, подружка.
Я притворно зеваю, Мари-Амбр не обращает на это ни малейшего внимания.
– Мне надо кое-что тебе сказать, – продолжает она, открыв две бутылки и устроившись на моей кровати.
Я лениво отхлебываю из горлышка.
– Как по-твоему, – внезапно спрашивает Мари-Амбр, – кто с кем спит?
– Что?
– Я хочу сказать – кто спит с ПИФом? Вот это и есть ключ к тайне! Одна из нас точно с ним спит… По крайней мере одна.
Она подмигивает. Похоже, слегка протрезвела с тех пор, как вернулась в пансион, во все горло распевая брелевских «Буржуа». Стукает своей бутылкой о мою.
– Я думаю, это не ты. – Мари-Амбр снова мне подмигивает.
И тут до меня доходит.
Она и спит с ПИФом. Это очевидно! А поскольку Маймина мама ревнива и не знает, где прячется ее любовник, она старается у меня что-нибудь выпытать.
Ну пусть попробует… Я ничего не знаю. И молчу.
Мари-Амбр начинает монолог, она перебирает участниц мастерской, вспоминает даже Танаэ и обеих ее дочерей, ее речь становится все более бессвязной, в конце концов она добирается до Элоизы.
– Это так только, предположение. Мне кажется, милашка Элоиза очень скрытная. Это вполне может быть она… Все за ней бегают.
– Так уж и все?
– Ты что, не видела, как легавый на нее смотрит?
– Легавый?
Не спорю, после полуночи я довольно вяло подаю реплики.
– Янн! Жандарм! Уж конечно, ему не слишком весело живется с его датским цербером. И потом, самые красивые девушки – это цветочки, которые почти всегда заняты, они доступны случайным мотылькам лишь между двумя романами, некоторые мужчины способны улавливать этот аромат. Думаю, если бы капитан спал с Элоизой, его майорша этого даже не заметила бы.
– Даже не заметила бы?
Глотаю пиво, как волшебный эликсир. Обещаю, ради следующей реплики я сделаю усилие.
– Фарейн Мёрсен до лампочки эта литературная мастерская!
Мари-Амбр наклоняется ко мне. Ее рот шевелится меньше чем в тридцати сантиметрах от моих ноздрей. Литр рома и три бутылки пива. Если в бунгало остались комары, она убьет своим дыханием всех до одного.
– Она приехала не для того, чтобы писать, она приехала расследовать!
Я молчу, но мигом просыпаюсь.
– Две тыщи первый год. Дело убийцы из пятнадцатого округа. Тебе это о чем-то говорит?
Я мотаю головой. Ничего об этом не слышала.
– Я тебе расскажу в двух словах. В Сети все есть, можешь проверить. Тогда, с июня по сентябрь, в Париже нашли двух изнасилованных и убитых девушек. Восемнадцать и двадцать один год. Единственное, что между ними было общего, – обе они незадолго до того набили себе татуировки. Полицейские в конце концов схватили татуировщика во время очередного нападения, им оказался некий Метани Куаки, родом с Маркизских островов, но им так и не удалось найти доказательств его причастности к тем двум убийствам. Куаки отбыл небольшой срок, потом бесследно пропал, и дело так и осталось нераскрытым.
У меня в голове теснятся вопросы, здесь есть чем пополнить мою бутылку для океана, придать запискам более явственный привкус детектива. Но протиснуться удается лишь одному из них.
– Какое отношение это имеет к Фарейн?
Вопрос не самый сложный, и я уже догадываюсь, каким будет ответ. Мари-Амбр приканчивает пиво и подтверждает:
– Расследованием по делу татуировщика из пятнадцатого округа руководила Фарейн Мёрсен. Последние двадцать лет она отдала поискам доказательств вины Метани Куаки. И, насколько мне известно, так и не нашла их.
