Мишель Харрисон
Щепотка магии
Глава 6
Пиявочный Пруд
Бетти еще где-то полчаса лежала и прислушивалась. Наконец заскрипели ступеньки – это бабушка и Флисс поднимались по лестнице. Зажурчала вода, щелкнули, закрываясь, двери спален, застонали пружины кроватей. И снова стало тихо.
Бетти подождала, пока из-за стены не раздался бабушкин храп, и выскользнула из постели. Босым ногам сразу стало холодно; Бетти запрыгнула в тапочки и выбралась в коридор. Руки у нее покрылись мурашками, когда она приблизилась к зловещему сырому чулану на лестнице. Там хранилась утварь для уборки и всякий хлам, и это место в доме недолюбливали все три сестры. Особенно Чарли – после того, как ее заперли в чулане во время игры в прятки. Бетти, поежившись, прошла мимо. Бабушка теперь храпела мерно и раскатисто. Бетти приоткрыла дверь в ее комнату и осторожно вошла.
В воздухе стоял запах дыма, смешанный с перегаром. Бабушка явно была в отключке. Бетти вспомнила ее мольбу и почувствовала укол совести:
«Бетти, пожалуйста, не надо. Я не переживу, если с кем-то из вас случится то же, что и с Клариссой. Это меня убьет».
Причинять бабушке боль Бетти хотелось еще меньше, чем сердить ее. Но я должна это сделать, напомнила она себе. Не только ради нас, но и ради самой бабушки.
Она подошла к шкафу, открыла его и достала с полки старую жестянку из-под печенья, потом на цыпочках отправилась в кухню. Бетти не хотела, чтобы Чарли проснулась и начала выспрашивать, что происходит, а если встанет бабушка, можно будет спрятать коробку и сказать, что она просто пришла попить воды.
Она села за стол и сняла с коробки крышку. Если подумать, в этом не было ничего дурного: сестры видели эту жестянку много раз. Бабушка часто показывала им разные памятные вещицы, которые там хранила: их рисунки, несколько старых фотографий, пару крошечных детских башмачков, которые успели поносить все три сестры. Еще там лежала пачка бумаг, которые бабушка всегда у них отбирала – «чтобы не перепутались». Но сейчас они-то и были нужны Бетти. Она вынула бумаги и разложила по столу. Первой ей попалась на глаза стопка пожелтевших писем, которые дедушка писал бабушке во время войны. Это было единственное, что от него осталось. Бетти отложила письма в сторону: она чувствовала, что не вправе их читать.
Рядом на столе лежали документы – их свидетельства о рождении, мамино свидетельство о смерти. Беглый просмотр подтвердил бабушкины слова: мама действительно утонула. Бетти вернула документы на место – и застыла, услышав, как в коридоре что-то скрипнуло. Бабушкин храп умолк! Бетти в панике собрала бумаги в кучку, но письма соскользнули и рассыпались по полу. И в этот момент в кухню кто-то вошел. Отблеск свечи выхватил из мрака лицо в форме сердечка и кипу темных волос.
– Галки-нахалки! – выдохнула Бетти. Сердце колотилось как бешеное.
– Бетти? – прошептала Флисс, потирая глаза. – Что это ты тут делаешь?
Бетти прижала палец к губам и кивком поманила ее. Флисс молча подошла, поставила свечу на стол, и сестры начали собрать письма, ползая на коленях. Пару мгновений спустя, услышав очередной раскат храпа, Бетти сообразила, что бабушка по-прежнему спит.
– Я просто искала что-нибудь, что поможет нам больше узнать о проклятии, – сказала Бетти. – Может быть, бабушка что-то упустила.
– Но она же говорила… – обеспокоенно начала Флисс.
– Я знаю, что она говорила, – Бетти послала ей предостерегающий взгляд. – Но что плохого в том, что я просто посмотрю? – она подняла с пола еще несколько писем. – Надеюсь, они не были разложены по порядку. – Бетти подняла конверт поближе к свету и нахмурилась.
– Что такое? – прошептала Флисс.
– Эти письма… Я думала, что они все бабушкины, но тут есть еще одна стопка. Смотри. – Бетти подтолкнула конверт к сестре, указывая на знакомые каракули. – Это папин почерк, и письмо адресовано нам, но… – она перевернула конверт. – Оно нераспечатанное.
Флисс, пораженная, схватила другой конверт.
– Но бабушка же говорила, что папа перестал писать… Что ему было слишком стыдно… Зачем ей было врать? Разве что… а вдруг он болен? Или умирает? – Она поддела ногтем печать. – Надо их открыть!
– Нет! – Бетти выхватила у нее письмо. Бабушка была болезненно честной, особенно когда дело касалось родителей, так почему она решила спрятать эти письма? До сих пор она скрывала от них только то, что было связано с проклятием…
– Но они наши! – настаивала Флисс. – Мы имеем полное право посмотреть, что там!
– Знаю, – сказала Бетти. – Но бабушка не просто так их спрятала. Сама подумай: она явно собирается вручить их нам в какой-то момент. Иначе зачем их вообще хранить?
– Но когда? Смотри, тут дата на штемпеле – его отправили три месяца назад!
Бетти смотрела на конверт, пытаясь понять, что в нем ее смущает. И поняла.
– Гляди! – она ткнула пальцем в слегка размазанный оттиск. – Видишь? Даже не верится, что я сразу не заметила.
Флисс присмотрелась внимательнее.
– Погоди… у тюрьмы ведь другая эмблема!
– Совсем другая.
Бетти могла в деталях вспомнить эмблему тюрьмы на Вороньем Камне: витиеватое изображение башни в окружении стаи ворон. Но эта эмблема была другой: несколько угрей, извиваясь, оплетали тяжелый навесной замок. Или не угрей?
– Он никогда не прекращал нам писать, – пробормотала Бетти, вдруг устыдившись того, как легко она поверила, что отец решил разорвать с ними связь. Что он снова обманул их ожидания. А он не обманывал. На нее нахлынула волна любви к нему, смывая накопившуюся злость. – Его перевели в другую тюрьму, вдали от Вороньего Камня, и бабушка не хотела, чтобы мы об этом знали.
Флисс прочитала крошечную надпись под штемпелем.
– Пиявочный Пруд?
– Звучит довольно мерзко. – Бетти начала с отвращением рассматривать эмблему. Значит, все-таки не угри, а пиявки. Она проглядела другие конверты – на некоторых штемпель был четче.
– Забытая пустошь… – прочитала Бетти. Это звучало знакомо. – Подожди здесь.
Она вышла из кухни и прокралась обратно в комнату. Чарли вовсю сопела, свернувшись под одеялом, словно орешниковая соня. Бетти порылась в картах и нашла ту, что искала. Она принесла ее на кухню и развернула на столе. Вощеная бумага потрескалась, но чернильные надписи и крошечные значки, прорисованные вручную, не утратили красоты. Она быстро нашла Заболотье – недалеко от центра карты. Вокруг него были горы, долины – и, в общем-то, больше ничего. Бетти почувствовала комок в горле. Сколько же до него добираться?
Ее палец скользнул вниз по карте, к неровным контурам Вороньего Камня и трех островов Скорби, изображенных посреди Туманных топей. Остров Утраты полумесяцем огибала гряда смертоносных скал, известных как Чертовы Зубы. А на острове Расплаты была чернилами нарисована Воронья башня, самая древняя часть тюрьмы.
– Бабушка берегла нас, – сказала Бетти, постепенно начиная всё понимать. – Она не могла допустить, чтобы мы покинули Вороний Камень и отправились на встречу с отцом. Проще было спрятать письма и сделать вид, что он до сих пор здесь, но… – она умолкла. Ее вдруг кольнула мысль – словно шип на листе чертополоха.
Флисс нахмурилась.
– Могла бы мне сказать… Я же знала, что никому из нас нельзя уезжать. Но почему вообще его перевели?
– Наверное, проще было никому не рассказывать, – ответила Бетти. Она спешила поскорее высказать все, что думала: колючая мысль уже начала пускать корни. – Преступников, как мне кажется, переводят из одной тюрьмы в другую по множеству причин, но зачем бабушке туда ходить, если там нет папы? Если только она не притворялась, что ходит…
Флисс покачала головой.
– Она там была.
– Откуда ты знаешь?
– Я занимаюсь стиркой, – ответила Флисс. – А бабушка постоянно забывает вынимать вещи из карманов. Подожди тут. – Она крадучись пошла к себе в комнату, оставив Бетти одну в темной кухне. Через короткое время Флисс вернулась с клочком бумаги, на котором была оттиснула эмблема тюрьмы на Вороньем Камне. – Видишь? Талон на посещение, с прошлой недели.
– Но почему ты его сохранила? – спросила Бетти. – Ты же не могла уже тогда подозревать… ой… – Перевернув листочек, она увидела слащавый любовный стишок, записанный петлистым почерком Флисс и обрамленный цветочками и сердечками. – Фу!
– Не читай это! – огрызнулась Флисс. Покраснев, она отобрала у Бетти бумажку. – Важно то, что этот листочек доказывает: бабушка недавно навещала кого-то в тюрьме.
Бетти снова почувствовала, как внутри кругами расходится тревога.
– Но если не папу, то кого?
Глава 7
Тюрьма среди топей
К рассвету с топей приполз густой туман. Он растекся по улицам и просочился в «Потайной карман», сделав воздух в доме соленым и влажным.
Когда Бетти проснулась, волосы у нее кудрявились еще сильнее обычного. Дрожа, она натянула выстывшую за ночь одежду и влезла в сапоги, которые донашивала за Флисс; Бетти они были чуточку велики. Потом она протопала на кухню, чтобы согреться, и увидела старшую сестру возле плиты.
– Доброе утро, – сказала Флисс.
– Доброе. – Бетти подавила зевок. Сестра накладывала овсянку в миску с отколотым краешком, Чарли с нетерпением ждала своей порции. Вся эта сцена была такой успокаивающе привычной, что у Бетти промелькнула мысль: может быть, все вчерашние события ей просто приснились и нет никакого проклятия, никаких магических предметов, передающихся по наследству? Но потом она увидела, какая у Флисс натянутая улыбка, и услышала, как Чарли нервно постукивает ложкой по миске. У Бетти внутри все упало. Увы, все, что произошло накануне вечером, было правдой. И проклятие тоже было. И три волшебных предмета. И камни, падающие с тюремной башни. Бетти перебрала в голове магические силы всех трех предметов, а потом снова подумала о проклятии. Хотя бабушка об этом не говорила, она не могла отделаться от мысли: а вдруг оно как-то связано с волшебными дарами?
– Бабушка до сих пор в постели, – рассеянно сказала Флисс. – Жалуется, что у нее ломит виски.
– Пусть переставит ударение на первый слог – и поймет причину, – пробурчала Бетти. Когда она ночью пробралась в бабушкину комнату, чтобы поставить коробку на место, там так разило перегаром, что у нее заслезились глаза. Сейчас на них тоже выступили слезы – при мысли о том, как тяжело пришлось бедной бабушке, вынужденной тянуть на себе всех трех внучек и при этом хранить такой страшный секрет.
Флисс еще раз помешала кашу в кастрюле. Бетти почувствовала запах подгоревшей овсянки.
– Кашу будешь?
Бетти поглядела на вязкую серую массу.
– Ммм…
– Я буду, если Бетти не хочет! – перебила Чарли, скребя ложкой по дну миски.
Чарли вечно была голодна и готова была съесть практически что угодно. Так было с самого младенчества – бабушка всегда говорила, что у нее, должно быть, глисты. Отец, всегда любивший преувеличивать, поправлял: «Не глисты, а целые угри».
– Ешь на здоровье, – сказала Бетти, не обращая внимания на урчание в животе. Это было легче, чем обычно, поскольку все ее мысли были заняты проклятием – тем более что она решила его разрушить.
Флисс выразительно взглянула на Бетти.
– Бабушка сказала, что сегодня не пойдет навещать папу.
Бетти мигом навострила уши.
– Да неужели?
Бабушка за последнее время уже пропустила пару визитов – под довольно неубедительными предлогами. Но открытие, сделанное этой ночью, ставило все на свои места: зачем ей туда ходить, если отца там не было уже несколько месяцев? Единственное, что теперь связывало семью Уиддершинс с тюрьмой на Вороньем Камне, – камни, падающие с башни. А вдруг последние визиты бабушки в тюрьму были связаны не с отцом, а с проклятием? Может быть, им удастся это выяснить – если хватит смелости.
Флисс взглянула на Чарли, которая все еще уплетала свой комковатый завтрак.
– А в церковь она пойдет? – спросила Бетти.
Флисс скривилась.
– Вряд ли.
Бабушка ходила в церковь только затем, чтобы радовать посетителей. Учитывая, каким греховным местом был Вороний Камень, все, кто находился по эту сторону тюремных стен, изо всех сил старались показать, какие они набожные и законопослушные. Бетти тоже не любила походы в церковь. Там стоял собачий холод, а бабушка часто клевала носом и временами даже храпела, к стыду всех сестер.
Флисс, в свою очередь, всегда старалась стать лучше, используя для этого любые способы. Иногда, впрочем, она отвлекалась от самосовершенствования – и тогда ее вниманием завладевал очередной парень. А Чарли ходила в церковь только ради теплых булочек, которые раздавали беднякам после службы, и бродила там со скорбным видом, ожидая, пока над ней кто-нибудь не сжалится.
– Интересно, выходит, нам не надо идти в воскресную школу? – спросила Флисс. – Раз уж бабушка сегодня не идет в тюрьму. – Она положила себе в миску немного каши и, сморщившись, проглотила одну ложку.
– Но я хочу пойти! – подала голос Чарли, вылизывая миску. – Мы на этой неделе дошиваем одеяла для сирот!
– Ты можешь пойти, милая, – успокоила ее Флисс. – Мы помним, что тебе там нравится.
– Знаешь, – сказала Бетти, искоса глядя на Флисс, – теперь, когда тебе шестнадцать, мы бы могли и без бабушки сходить навестить папу. Если бы он захотел нас видеть, конечно.
– Ты права, – задумчиво ответила Флисс, понизив голос. – Но, думаю, одиночество ему на пользу не идет. Мне кажется, ему нужно… сделать сюрприз.
Она встретилась глазами с Бетти, и сестры – впервые за долгое время – обменялись многозначительным взглядом. Раньше они очень часто так переглядывались; это был их тайный взгляд, и Бетти по нему соскучилась. И обе поняли без слов, что именно им предстоит сделать.
Пару часов спустя они вышли из церкви и быстро зашагали по булыжным улочкам, пряча лица от всех, кто попадался им по пути. Из приоткрытых окон доносился соблазнительный запах жареного мяса. У Бетти заурчало в животе, но по мере приближения к морским топям соленый ветер притуплял чувство голода.
– Я до сих пор не уверена в этой затее, Бетти. Что, если Чарли проболтается бабушке? – с тревогой спросила Флисс. Ветер шевелил их волосы: пряди Флисс развевались, словно длинный шелковый шарф, кудряшки Бетти больше напоминали овечью шерсть. Сестры продрогли и потуже завернулись в шали.
– Чарли будет трещать о том, чем занималась в воскресной школе; про нас она и не вспомнит, – сказала Бетти. – Да и если вспомнит – не страшно. – Она подумала о спрятанных папиных письмах. – К тому моменту, как бабушка об этом узнает, мы уже выясним, кого она посещала и зачем. Можем разыграть из себя дурочек и сказать, что хотели устроить папе сюрприз. В конце концов, мы ведь не делаем ничего плохого.
Вдалеке показалась тюрьма. Еще дальше виднелись другие острова Скорби и лежащие за ними земли – серые пятна на горизонте.
– Следующий за Притопьем город – Балагурье-на-Болоте, – тихо сказала Флисс. – Как думаешь, мы когда-нибудь узнаем, по какому случаю они там балагурят?
– Если это будет зависеть от меня – узнаем, – уверенно сказала Бетти, хотя сама особой уверенности не чувствовала. Вчера побег с Вороньего Камня был просто приключением. Сегодня она знала, что это могло их убить. И все же Бетти не могла отрицать, что ощущала душевный подъем. Она так долго мечтала, чтобы в ее жизни хоть что-нибудь случилось, и теперь ее мечта сбылась… ну, или могла сбыться. Что бы ни говорила бабушка, выход должен найтись.
Они прибыли на переправу незадолго до того, как лодка подошла к причалу. Кроме какой-то высохшей старушки, других пассажиров не было. Сестры заплатили за проезд и взобрались на борт. Утренний туман рассеялся, сквозь прорехи в тучах проглядывало голубое небо. Вдалеке на сверкающих волнах качался маленький кораблик, и Бетти вспомнила о том дне, когда она познакомилась с дочерью картографа. Интересно, где сейчас Ромма? Сколько еще далеких стран она увидела, пока Бетти прозябала тут?
– Помнишь, как папа нам рассказывал истории? – спросила Бетти. – Те, что он слышал от торговцев и солдат, – про пляжи, где песок золотистый и мелкий, как сахар, а вода такая чистая, что можно увидеть дно?
Флисс кивнула. Она посмотрела на топи, простирающиеся перед ними, и у нее дрогнули губы.
– Мне нравились эти истории. Но представлять эти места теперь все тяжелее и тяжелее.
Бетти взглянула в сторону острова Расплаты – и тут у нее промелькнула тревожная мысль.
– А что, если бабушка сюда приходила, просто чтобы обжаловать решение? Добиться, чтобы папу перевели обратно?
Ее вдруг охватили сомнения. Она и так знала, что шансы обнаружить здесь какую-то связь с проклятием очень малы, но других зацепок у них не было.
Флисс нахмурилась.
– Не думаю. На талонах указан номер заключенного.
– Номер заключенного? Получается, он и нам нужен!
Флисс с улыбкой похлопала по сумке.
– Значит, хорошо, что я его захватила.
Бетти с облегчением прислонилась к борту.
– Удивительно, что Чарли не упросила взять ее с собой, – пробормотала она, когда лодка отчалила от берега. Каждый ее теплый выдох превращался в маленькое облачко пара – воздух, тут, над водой, был еще холоднее.
– Зачем это ей? – спросила Флисс, стуча зубами. – Лучше остаться в тепле, чем всё себе отморозить ради человека, которого она иначе, как в тюрьме, почти и не помнит.
В голосе Флисс звучала непривычная горечь. Бетти тоже ее чувствовала – но теперь, после обнаружения отцовских писем, менее остро. Письма означали, что он все еще о них думает. Что ему не все равно.
– Ты так никогда и не простила папу за то, что он нас оставил, да?
Флисс глубоко вздохнула.
– Я пыталась. И до сих пор пытаюсь. Но это трудно. Он должен быть здесь, с нами, а не там… особенно теперь, когда мамы больше нет. Я знаю, что он пытался заботиться о нас – по-своему, по-дурацки, – но… – Она внезапно умолкла, взглянув за плечо Бетти. Та поняла, что паромщик с интересом прислушивается к их разговору. Впрочем, Флисс можно было больше ничего и не говорить. Они обе помнили, как все произошло.
После смерти жены Барни Уиддершинс покатился по наклонной: ударился в пьянство и в азартные игры. Когда выяснилось, сколько денег он просадил, «Потайной карман» был уже по уши в долгах. И все же отец настаивал, что сможет исправить ситуацию – занявшись продажей контрабандных товаров. Вот только он бахвалился не перед теми людьми, и наградой ему стал пятилетний тюремный срок.
– Я больше всего сержусь на него из-за Чарли, – сказала Флисс. Лицо у нее было мертвенно-бледным: она всегда плохо переносила поездки по воде. – Она не скучает по маме, потому что толком ее не помнит, но у нее была возможность узнать, каково это – иметь отца. Даже такого балбеса, как наш.
В душе Бетти была с этим не согласна. Чарли казалась вполне довольной жизнью – она не скучала по тому, чего у нее никогда не было. Бетти и Флисс, сохранившие воспоминания, переживали утрату куда острее. К тому же, подумала Бетти с капелькой зависти, Флисс была первым ребенком в семье – и поэтому стала отцовской любимицей. Папиной дочкой.
Лодку качнуло, и Флисс издала слабый стон.
– Ежели хочешь покормить рыб – перегнись через борт, – сказал паромщик без тени сочувствия.
– Не отводи взгляда от тюрьмы, – посоветовала Бетти. – Бабушка всегда говорит: если смотреть на что-нибудь вдалеке, это помогает.
Бабушка. Обе они впервые совершали это путешествие без нее – зато обремененные знанием о проклятии, которое течет у них по венам. Нос лодки, зарывающийся в воду, указывал на границы Вороньего Камня – туда, где кончался их мир. И эта мысль совсем не грела.
Днем тюрьма выглядела хуже. Накануне вечером, при виде освещенных окошек и блуждающих огоньков, у Бетти почти получилось представить себе, что она видит сказочный замок.
Днем все иллюзии рассеялись. Каменное строение, серое и приземистое, нависало над островом, словно монстр, пытающийся его сожрать. Ряды крошечных окошек казались злобными пустыми глазами, а когда лодка подплыла ближе, на них стало можно различить решетки. Только одно здание выбивалось из общей картины: высокая каменная башня. Казалось, она вообще не имеет к тюрьме никакого отношения.
Бетти задрала голову и посмотрела на нее, прикрыв рукой глаза от яркого неба.
Всякий раз, когда кто-то будит проклятие, из стены башни выпадает камень…
Перед глазами вдруг опять промелькнуло видение о том, как она падает с огромной высоты. Бетти часто задышала. Что это было? Откуда-то из глубины всплыло воспоминание – история о девушке, которая упала с башни и разбилась.
Лодка пришвартовалась, и Бетти оторвала взгляд от башни. Она вышла на причал и протянула руку Флисс. Та нетвердым шагом последовала за ней. Сестры миновали паромщика, а затем очередь людей, ожидающих посадки.
– Мне немного лучше, – пробормотала Флисс. Щеки ее понемногу начали розоветь. – По крайней мере, вся каша осталась у меня внутри.
Они направились к тюрьме по тропе, усыпанной галькой. Под подошвами хрустели ракушки. Впереди, прямо у тюремных стен, торговали рыбой и прочими дарами моря.
– Фу… – простонала Флисс, когда их окутал резкий рыбный запах. Бетти поторопила ее, стараясь закрыть собой прилавок с заливными угрями и морскими улитками. Миновав его, они оказались перед массивными воротами тюрьмы. Бетти сжалась, заметив, что часовой смотрит на них с нескрываемым интересом – особенно на Флисс. Куда бы Флисс ни пошла, на нее все время пялились – даже когда она была вся зеленая из-за морской болезни. Она, несомненно, была красоткой. Ее шелковистые волосы и темные глаза всегда притягивали восхищенные взгляды, но дело было не только в этом. Люди чувствовали ее доброту и готовность видеть лучшее в каждом человеке. Но сейчас, когда они пытались выяснить правду, ненужное внимание было совсем некстати.
– Ваши имена? – спросил часовой, разглаживая форму; он был похож на птицу, которая чистит клювом перья.
– Уиддершинс, – сказала Бетти тем самым резким тоном, к которому бабушка прибегала, чтобы кого-нибудь поторопить.
– Кого навещаете?
– Отца, – ответила Флисс, прежде чем Бетти успела вмешаться.
Бетти чуть было ее не стукнула. А что, если часовой знает, что Барни Уиддершинс уже не в этой тюрьме? Она задержала дыхание, надеясь, что здесь слишком много заключенных, чтобы всех упомнить, или что часовой отвлекся, разглядывая Флисс.
– Бррр! – сказала сестра. Дохнув на руки, она умоляюще посмотрела на часового – и тот скользнул назад, словно подошвы у него были намазаны маслом, и впустил их внутрь.
Они оказались в галерее с каменными сводами. Впереди темными тенями сновали пищащие крысы; при виде их Флисс взвизгнула так громко, что заглушила крысиный писк.
Под ржавой табличкой с надписью «ПОСЕТИТЕЛИ» оказалась еще одна дверь. Она открывалась в большую комнату с деревянными скамейками, где хмурые люди стояли в очереди, чтобы сделать отметку в книге посещений.
– Только не это… – шепнула Флисс. – Посмотри туда!
Бетти оглядела очередь, натянуто улыбнувшись паре завсегдатаев «Потайного кармана», которые смотрели в их сторону. В таком маленьком месте, как Вороний Камень, невозможно было не наткнуться на кого-нибудь знакомого.
– А что, если они расскажут бабушке, что видели нас? – спросила Флисс, натягивая шаль повыше.
– Сомневаюсь, – ответила Бетти. – Все знают, как сильно бабушка гневается, если кто-то осмелится упомянуть, что папа в тюрьме. Но даже если скажут – значит, бабушке придется нам объяснить, кого она тут навещала все это время.
Пока сестры стояли в очереди, их карманы и сумки осмотрели на предмет запрещенных к передаче вещей, а волосы расчесали гребнем с длинными зубьями в поисках вшей.
– Это унизительно, – сердито бросила Флисс, поправляя прическу.
Вскоре, подойдя к началу очереди, они увидели перед собой на столе открытую книгу посещений. Флисс взяла ручку и обмакнула в чернильницу. В графе с именем посетителя она просто написала «Уиддершинс», а ниже поставила дату, время и номер заключенного.
– Пять-один-три, – прочитала Бетти, пытаясь вспомнить, какой номер был у папы.
– Четыре-четыре-девять, – тихо сказала Флисс, не поднимая глаз. – Если тебе интересно.
В графе с именем заключенного она нацарапала нечитаемую закорючку, а потом оторвала талончик. Они с трудом устроились на одной из жестких скамеек и стали ждать. Несколько минут спустя надзиратель рявкнул:
– Уиддершинс!
Они встали, обменявшись нервными взглядами.
Пора было выяснить, кто это – заключенный номер 513.
