– Моя мама – поведенческий психолог. Она активно занимается теорией микровыражений и выявлением лжи. Я была активно во все это погружена.
Эта новость его, похоже, удивляет, но главным образом радует. Он медленно кивает, в то время как его мозг, вне всяких сомнений, активно переваривает информацию, и спрашивает, не работаю ли я, случаем, в той же области.
– Я тоже изучала психологию, да.
– Теперь понятно. Значит… вы можете определить, кто блефует, а кто – нет, так?
– Это не точная наука, но в девяноста процентах случаев – да, могу. Это моя суперспособность, – вздыхаю я, делая еще один глоток вина.
Левий долгое время ничего не говорит. Он явно размышляет: его взгляд все еще прикован ко мне, и все же он не смотрит на меня. Он где-то в другом месте.
Когда он наконец возвращается на землю, то улыбается столь же очаровательно, сколь и расчетливо.
– Роза Альфьери, вы – ангел, упавший с небес.
Это вы так думаете.
– Я кто угодно, но только не ангел.
– Что ж, в этом мы похожи, – говорит он, выпрямляя ноги. – Мы наверняка еще вспомним об этом разговоре много лет спустя, в аду, сожалея о том, что не были чуть более скромными. А пока пойдемте.
Я уже сделала, или почти сделала, свой выбор, но все-таки не тороплюсь его озвучивать: мне хочется, чтобы он потерял терпение. Он терпеливо ждет, и в этот самый момент я задумываюсь, а не читает ли он мои мысли.
Не хочу, чтобы он считал меня настолько предсказуемой. Я отказываюсь позволять ему думать, будто у него есть надо мной преимущество. Но я представляю себе Лас-Вегас: чарующий шум игровых автоматов, бесконечные покерные столы, текущие рекой деньги… Круглые сутки напролет…
Я должна туда поехать.
Вот почему я решаю сыграть с дьяволом.
– Честная женщина не поддается на зов денег, тем более когда он исходит от мужчин столь распутных нравов.
И снова он не кажется удивленным. Он достает из внутреннего кармана записную книжку и ручку и пишет что-то, чего мне не удается разглядеть. Затем он отрывает листок, складывает его и по столу передает мне. Я замечаю новые татуировки у него на пальцах: числа, смысл которых мне непонятен.
Я подхватываю бумажку, открываю ее, и мое сердце начинает взволнованно колотиться при виде написанных на ней нулей. Я одариваю его улыбкой, пряча сложенный листок в лифчик:
– К счастью для нас с вами, я не честная женщина. Где мне подписаться?
Роза Альфьери – личность интересная.
Я знаком с ней всего несколько дней, но она уже превзошла все мои ожидания. И все же я ничего о ней не знаю. И, боже мой, она просто безупречно прячет от меня все то, что я пытаюсь раскрыть. Ее лицо – это безупречно белый холст, лишенный всякого выражения; словно запертый на двойной замок сейф.
В него невозможно проникнуть.
Даже ее улыбки фальшивы. Неудивительно, что мне это нравится. Не потому, что мне нравятся сейфы, но потому, что хранящееся в них обычно того стоит.
Томас по-прежнему твердит мне, что я совершаю ошибку. Что я ослеплен победой. Местью. По возвращении в наш гостиничный номер я просто улыбнулся ему, развязывая галстук, и, как самоуверенный засранец, коим и являюсь, сказал:
– Бывала ли у меня хоть раз плохая идея?
Моего друга, удобно развалившегося на своей кровати, судя по всему, моя актерская игра не особо впечатлила.
– Например, эти нелепые татуировки у тебя на роже?
Услышав это, я с негодованием нахмурился и замер на месте. Томас говорит с очень сильным шведским акцентом, из-за чего его бывает нелегко понять, но суть я более чем уловил.
– Ты сказал, они классные!
– Левий, в тот вечер в нашей крови было по четыре грамма алкоголя. С нетерпением жду, что ты скажешь по этому поводу, когда тебе будет лет девяносто.
Я ничего ему не ответил, потому что, насколько бы пьяным ни был, я никогда не пожалею о своей татуировке. Это была не просто блажь, это была дань уважения картам. Чтобы никогда не забывать, что они у меня забрали и что они из меня сделали.
Итак, Роза подписала контракт – настояв на том, чтобы у нас в принципе был контракт, – а затем на два дня исчезла, не без причитаний на тему того, что ей «придется продать Карлотту» раньше, чем она рассчитывала, – кем бы эта Карлотта ни была. Надеюсь только, что это не ребенок.
Мы ждем ее в аэропорту Макао уже добрых десять минут. Томас то и дело злобно пыхтит себе под нос. Он совсем не умеет ждать. А еще он не успел свыкнуться с тем, что наша компания стала больше; подозреваю, он хочет владеть мной единолично.
– Еще минута, и мы уйдем без нее.
– Она придет, – заверяю его я, удобно расположившись на одном из стульев в ряду. – Она просто хочет доказать, что, кроме нее самой, ей никто не указ.
– Сколько ей, пятнадцать?
Я не отвечаю, потому что в этот самый момент замечаю Розу, одетую в джинсы с высокой талией и темный топ с накинутым поверх пиджаком размера XL, вероятно купленным в мужском отделе. Стоя перед автоматическими дверями, она с абсолютнейшим спокойствием докуривает сигарету, а затем, раздавив ее каблуком, присоединяется к нам. При виде этой дурной привычки я качаю головой.
Увидев ее хоть и огромный, но все-таки один-единственный чемодан, я гадаю, как ей удалось вместить в него всю свою обувь – а ее у нее, могу догадаться, много.
Я лишаю ее удовольствия лицезреть мое раздражение ее опозданием и со столь же непроницаемым выражением лица, что и у нее, быстро знакомлю их:
– Роза Альфьери, Томас Кальберг.
Она окидывает его равнодушным взглядом, который соскальзывает с его короткой бородки на длинные светлые волосы, завязанные в пучок, а затем щурится за стеклами винтажных солнцезащитных очков.
– О. Ты тот шофер с прошлого раза.
Губы Томаса забавно поджимаются, и при виде этого я едва сдерживаю улыбку. Он, разумеется, это замечает и сверлит меня взглядом. Многие люди совершают одну и ту же ошибку: начинают его раздражать.
– Я не его шо…
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты похож на Криса Хемсворта? Ну, скорее… на его бета-версию.
Да, по крайней мере пару сотен раз. Это худшее проклятие Томаса, и, что бы он ни делал, ему не удается от него избавиться. Не будь у него этого ужасного шрама, проходящего поверх тонких губ, никто бы и не заметил разницы.
Я улыбаюсь и поддразниваю его, положив ладонь на его мускулистое плечо.
– А ты глазастая, Роза. Более того, он его официальный шведский двойник. Приходит на дни рождения, а иногда и на девичники; за то, чтобы снять рубашку, берет дополнительные пятьдесят евро. Так ведь, Томми?
Моего ласкового обращения оказывается недостаточно, чтобы черты его лица смягчились, когда он оборачивается ко мне и сквозь стиснутые зубы говорит:
– Ты обещал, что завяжешь с этой дурацкой шуточкой. После трех лет уже не смешно.
– А я нахожу ее уморительной, – вставляет Роза.
Томас не обращает на нее никакого внимания и равнодушно говорит мне:
– Она мне не нравится. Давай оставим ее здесь.
Ему никто не нравится – кроме меня, разумеется. А как же иначе?
– Томас мне не шофер, а телохранитель и партнер, – объясняю я Розе, дабы закрыть тему, а затем шепчу ей: – Он ненавидит разговоры о Крисе. Это у него табу.
Я не вру, однако мой лучший друг действительно выполняет роль шофера, когда нам приходится куда-то ехать. Из-за своей инвалидности я не могу сдать экзамен по вождению: считается, что у меня слишком плохое зрение, чтобы водить машину.
– Тоже игрок в покер? – спрашивает она.
Томас ограничивается кивком, словно говоря: «Мне платят слишком мало, чтобы я делал вид, будто она мне нравится». Роза поворачивается ко мне и с невероятно серьезным видом говорит:
– Я думала, ты профессионал.
– Ровно так.
– Только новички думают, что на соревнованиях можно завести «друзей», – отвечает она. – Особенно на многомиллионном мировом турнире.
Я сопротивляюсь желанию улыбнуться. Она права, и мне прекрасно это известно. Но она меня не знает. Она ничего не знает о моей жизни. Вот почему я подхожу к ней на опасно близкое расстояние и, опьяненный запахом ее духов, шепчу:
– Когда мне понадобятся твои советы, я тебя о них попрошу.
С этими словами я подхватываю свой чемодан и выдвигаюсь в сторону очереди на регистрацию. Необязательно оборачиваться, чтобы понять, что сейчас она, вероятно, кипит от негодования. Томас идет рядом, победно ухмыляясь.
В самолете он притворяется, что спит, чтобы не вести никаких разговоров. Роза, наверное, предпочла бы поступить аналогичным образом, но я добровольно беру ее в заложники.
Я до сих пор не объяснил ей свой план от начала и до конца. Даже не сказал, почему мне так важно победить. Томас предпочел бы, чтобы я от этого воздержался, но я считаю, что это жизненно необходимо. Для того чтобы все получилось, мы должны быть в состоянии хотя бы немного друг другу довериться.
– Расскажи мне о себе, Роза.
– Где ты научился играть в покер? – вместо этого спрашивает она. – Я думала, что в России это запрещено.
Я чуть склоняю набок голову, удивляясь выбранной ею тактике уклонения. Значит, она не любит говорить о себе. Понятно.
– Так и есть, – просто говорю я. – Азартные игры запрещены законом, но в модных клубах и ресторанах бывают тайные комнаты. Чтобы туда попасть, нужно заплатить.
– Мне нравится, прямо как в фильмах про Джеймса Бонда. Я так предполагаю, ты в своем клубе тоже проводишь подпольные? Я бы так и поступила.
– Может быть, может быть… Любовь к играм я унаследовал от своего отца – он был известным игроком.
Роза хихикает над шуткой, понятной только ей.
– Полагаю, он был или жалким типом, или гением.
– Первый вариант. А ты?
Секунду она колеблется, а затем наконец отвечает, пристально глядя мне в глаза:
– А «что» я? Ты о моем отце? Или о том, где я научилась покеру?
– Что тебе больше нравится.
Она озорно улыбается, глядя куда-то мне через плечо, в сторону окна.
– У меня был наставник, – вздыхает она после долгой паузы. – Сначала он передавал мне свои знания. Потом, поняв, что у меня талант, он решил этим воспользоваться. Я стала для него подарком судьбы. Способом разбогатеть. А я слишком сильно его любила – достаточно сильно для того, чтобы это ему позволять.
Видимо, я не лучше этого мужчины, поскольку понимаю его. В некотором смысле я делаю то же самое. Я молчу, не мешая ей продолжать. К сожалению, она быстро приходит в себя и снова смотрит на меня.
– Чего именно ты от меня ждешь? Что я научу тебя считать карты? Что стану твоим Кэлом Лайтманом? Или ты ждешь помощи в совершении величайшего обмана века, типа как в «Одиннадцати друзьях Оушена»? Ничего не имею против, но только если я буду Мэттом Деймоном – он не только самый красивый, но еще и самый умный.
Я понижаю голос и очень коротко объясняю свой план. Я рассказываю ей о Тито и своем нестерпимом желании победить. Она спрашивает, почему я так против него настроен. Я вру, отвечая, что до сих пор он всегда побеждал меня, и не всегда это было честно, – что тем не менее правда.
– А, так, значит, он мухлюет.
Я в ответ киваю. Она снимает свой пиджак, обнажая шелковистые и слегка загорелые плечи. По нашему ряду расползается запах ее духов – сладкий запах персика и сандала, похожий на шепот смутного воспоминания в лучах солнца, затерявшегося в полях среди оливковых рощ.
– Тогда просто нужно его сдать. Проблема решена.
Я категорически отказываюсь.
– Это слишком просто и гораздо менее весело. Я хочу, чтобы он мне проиграл.
Кажется, ее несколько удивляет мой твердый и решительный тон. Томас тоже думает, что его нужно сдать. Именно так он с самого начала и посоветовал мне поступить, когда три года назад я ему об этом рассказал. Я все еще верен словам, сказанным в тот день.
– Я человек чести.
– Сказал тот, кто в нашу первую встречу мухлевал, – парирует она, выгибая бровь.
Я мягко улыбаюсь.
– Это другое. Я жульничал не ради победы. Я бы и без того тогда выиграл.
– Я думала, такое предсказать невозможно.
– Мой оппонент вспотел, словно свечка у огня, – терпеливо отвечаю я. – Не нужно быть асом в определении лжи, чтобы понять, что у него на руках было не больше одной пары. Он очень плохо блефовал.
– Тогда зачем ты жульничал?
Пауза. Заинтригованно смотрю на нее. Я прекрасно осознаю, что она все понимает – а может, и сама испытывает то же самое. Тогда зачем задавать мне этот вопрос? Я подыгрываю ей и, пожав плечами, отвечаю:
– Adrenalin[3]. Разумеется, все ради адреналина.
Она молча кивает. Я объясняю, что в течение различных турниров, проходящих в это время, то есть на протяжении пятидесяти одного дня, мы будем проживать в «Сизарс-пэлас» за счет моих спонсоров. До и после игр мы будем тренироваться, а во время них она станет мне помогать. От этого она кривится.
– Я не завсегдатай турниров… но не думаю, что общественности позволено шляться по игровым залам. Разве нет?
– Ты права, но я уже все продумал. Ты спокойно сможешь прогуливаться между столами и наблюдать за моими оппонентами, а затем рассказывать мне об их привычках.
Она окидывает меня вопросительным взглядом, но я обещаю все ей объяснить, когда мы доберемся до отеля.
– Очень похоже на жульничество, но ладно.
Я ничего не отвечаю. Остаток полета мы проводим за сном; вернее, она посапывает, а я пользуюсь этим и размышляю обо всем, что может пойти не так, как только мы долетим до Лас-Вегаса.
Я знаю, что нанимать Розу – это безумие. Я ни за что не смогу научиться подсчитывать карты за столь короткое время. Да и, чтобы быть предельно откровенным с самим собой, даже если бы потратил на это всю оставшуюся жизнь, все равно не смог бы. Но почему бы не попытаться?
Больше всего меня интересуют ее способности к наблюдению и анализу. Если она поможет мне расшифровать стену по имени Тито, у меня появится дополнительный шанс его победить.
И если для этого нужно заплатить потерянной, неуравновешенной и высокомерной девушке небольшое состояние… Что ж, да будет так.
Я очень быстро понимаю, что Роза никогда не бывала в Лас-Вегасе. Едва мы прилетели, как она молча замерла и стала оглядываться по сторонам любопытными, голодными и даже отчасти восхищенными глазами.
Я знаком с ней меньше недели, но я знал, что ей понравится. Когда Томас открывает багажник взятой напрокат великолепной машины, черной и блестящей Audi R8, Роза в почти благоговейном жесте проводит по кузову рукой.
Еще в прошлый раз я убедился, что ей нравятся красивые машины. Если подумать, быть может, это и объясняет «Карлотту» – слава богу, это оказалась не собака или еще что похуже.
– Можно я поведу?
– Нет, – отвечает за меня Томас, закидывая наши чемоданы в багажник.
Роза вызывающе прожигает его взглядом. На ее месте я бы не стал играть против Томаса: она рискует лишиться своих перышек. Но меня забавляет их грызня, и потому я не лезу.
– Почему?
– Во-первых, потому, что за рулем всегда я. Во-вторых, потому, что мы знаем тебя сколько… пять минут?
Она по-итальянски бормочет что-то, чего я не понимаю, а затем наконец одаривает его насмешливой улыбкой.
– Прости, Крис. Ты прав, это твоя работа.
С этими словами она оставляет ему свой чемодан и, в лучших традициях избалованной принцессы, забирается на заднее сиденье. Я против своей воли улыбаюсь, засовывая руки в карманы. Ну что за восхитительная дрянь! Томас сжимает челюсти в попытке сдержаться и злобно на меня смотрит. Еще немного, и он взорвется.
– Я оставлю этот гребаный чемодан на тротуаре, Левий. Покуда я жив, моя рука его не коснется.
Пожалуй, стоило предупредить Розу о том, что Томас отличается от других и что ей стоит подумать дважды, прежде чем его провоцировать… Из-за комплекса бога он слишком горделив для своего же блага, а его неспособность сопереживать другим порой приводит к агрессивному поведению. Мы все еще работаем над этим. В остальном же он отличный парень!
Я прохожу мимо него, похлопывая по плечу, и тихо говорю:
– Я бы многое заплатил, чтобы на это посмотреть… Но она мне нужна.
– Тебе никто не нужен.
Хотелось бы, чтобы это было правдой.
– Будь с ней поласковее, ладно? Бедняжка даже не подозревает, что ее ждет.
Он морщит лоб и спрашивает, что я задумал. Я поднимаю чемодан Розы и, засунув его внутрь, закрываю багажник. Улыбаюсь, вновь вспоминая о той мысли, что пришла ко мне в самолете, и представляю, как она рассердится, когда узнает о ней.
Я просто гений.
– Доверься мне. Она быстро лишится этой своей улыбочки.
Томас сдается и везет нас в отель.
Я так измотан, что во время поездки не произношу ни слова. Роза безотрывно смотрит в открытое окно; ее короткие волосы развевает теплый ветер. Здесь просто невыносимая жара. Я совершенно точно не скучал по привычным для Лас-Вегаса сорока пяти градусам: эта температура далека от той, к которой я привык, живя в Санкт-Петербурге.
К нашему прибытию в отель у входа уже собралась небольшая толпа. Еще издалека я замечаю знакомые мне лица культовых игроков. «Сизарс-пэлас» – идеальное место для проживания в Лас-Вегасе; к тому же здесь собираются многие состоятельные игроки.
– Похоже, в это время приехали не только мы, – бормочет Томас под нос.
Ровно так, как я и планировал.
Роза следует за моим взглядом, направленным в спину Тито. Я бы узнал его где угодно: огромный, с мощными плечами, с волосами с проседью, всегда зачесанными назад, и квадратной челюстью, которая, судя по всему, нравится женщинам.
Словно почувствовав мое присутствие, заклятейший из моих врагов оборачивается, в то время как мой друг паркуется. Его глаза встречаются с моими, словно два магнита, что неизбежно притягиваются друг к другу, и он во все зубы улыбается.
Словно говорит: «Я ждал тебя».
У меня крутит живот, и все внутренности будто устремляются куда-то к горлу. Терпеть не могу это смешанное чувство ярости и страха, что охватывает меня каждый раз, когда его вижу. Он внушает мне страх.
– Может, вернемся позже? – спрашивает Томас, пялясь на людей, собравшихся вокруг Тито, словно осы вокруг горшка с медом.
Я запоздало понимаю, что это журналисты.
Просто идеально. Даже лучше, чем я планировал.
– Нет необходимости. Пошли.
Томас выходит первым. Роза молча поглядывает на меня, словно понимая, что что-то не так. Я расстегиваю свой ремень и наклоняюсь к ней, чуть ближе, чем нужно. И тем не менее она ни на дюйм не сдвигается. Я подношу лицо к ее уху и шепчу:
– Мужчина справа, похожий на Мадса Миккельсона. Видишь его?
Ее кошачьи глаза, скрытые за солнцезащитными очками, следуют за направлением моего взгляда, и она очень осторожно, украдкой кивает.
– Тито, как я понимаю.
– Именно так. Запомни это лицо.
В момент когда Томас достает наши чемоданы, я открываю со своей стороны дверь. Я прошу его пойти первым и зарегистрировать нас. Один из журналистов, окружающих Тито, воспользовавшись тем, что я остался без защиты, подходит ко мне с камерой на плече, побуждая остальных поступить аналогичным образом.
Роза стоит позади, стараясь не привлекать к себе внимание, – впервые с нашего знакомства. Я думал, что ей нравятся объективы камер, но, полагаю, и у ее самолюбия все-таки есть пределы.
– Левий, посмотрите сюда! Каково это – вновь оказаться здесь после очередного вашего поражения в прошлом году?
Сыпать соль на рану: классическая тактика акул вроде него. И тем не менее я не теряю уверенности, понимая, что здесь камеры, и в особенности чувствуя пристальный взгляд Тито, стоящего в нескольких метрах поодаль. Он наслаждается происходящим.
– Как и всегда: очень захватывающе. С нетерпением жду встречи со своими будущими оппонентами.
Несколько журналистов заговаривают одновременно, и я не понимаю, что мне говорить. Одна девушка повышает голос, поднося микрофон прямо к моему лицу.
– Три месяца назад вы забросили настоящую бомбу. Вы можете подтвердить, что это будет ваше последнее участие в WSOP?
– Все верно.
– Значит, ваше решение не поменялось? – упорствует она.
– Менять решение не в моем стиле.
– Не могли бы вы поделиться причиной? – спрашивает кто-то другой. – Это довольно неожиданно с вашей стороны. Особенно после нескольких поражений подряд.
Я сдерживаюсь и не говорю ему, что попадание в тройку лидеров не является поражением. Не стать победителем не означает проиграть. Вместо этого я выдерживаю драматическую паузу. Моя загадочная полуулыбка, судя по всему, вызывает у них еще больше любопытства.
– Скажем так… не так давно я осознал, что в этой жизни есть более важные вещи.
– Что вы имеете в виду? Вы планируете заняться чем-то еще?
– Именно. Я всей душой люблю покер, но сейчас мне бы хотелось начать строить нечто совершенно иное.
Я скорее чувствую, чем вижу, как прищуривается издалека Тито. От возбуждения меня пробирает дрожь, когда я с улыбкой объявляю:
– Человек, которого вы видите перед собой, скоро женится!
Я не обращаю внимания на стоящую за моей спиной Розу, что давится собственной слюной, и, обернувшись, беру ее за руку. Ее кожа, соприкасающаяся с моей, холодная, но нежная. Не решившись заглянуть ей в глаза, уверенный, что не увижу там ничего, кроме ненависти, я добавляю:
– Позвольте представить вам мою прекрасную невесту – Розу Альфьери.