– Может, – спокойно отозвалась Санъяра едва ли на мгновение задумавшись над вопросом, и, увидев удивление на лице учителя, пояснила: – Ничто не мешает им заложить часть нашего рисунка крови в летопись Колыбели Жизни. Если талах-ар считают, что какое-то знание пойдёт на пользу им… и Короне Севера… Они не будут колебаться ни мгновения.
– Да, – Райере вздохнул. – Но такие ситуации всегда обсуждались на Совете Намэ. Ты учитываешь не всё. Талах-ар так же ограничены заветами Крылатых Предков, как и мы. Крылатые Предки завещали нам разделение на четыре касты – стражей, творцов, учёных и мастеров. Было бы наивно считать, что они не знали, что делали. Их решение обеспечивало нашему обществу благополучие на протяжении сотен лет. Нет споров, нет неоправданных ожиданий, каждый получает то, для чего рождён, и рождается для того, что ему предстоит совершить.
– Мы все это знаем, – Санъяра поморщилась. Она не имела ничего против разделения на касты и даже считала его справедливым, но повторение заученных истин всегда казалось ей пустой тратой времени. – Я лишь ответила, как, по моему мнению, мыслят талах-ар.
Райере помолчал какое-то время, а затем кивнул.
– Я пытался объяснить тебе, – откликнулся он, – что у талах-ар – своя «Песня Смерти». В то время как нас притягивает безграничное могущество силы, экстаз битвы и опасность, соблазн талах-ар – могущество разума и власть абсолютного порядка. Но, как мы умеем сдерживать свои инстинкты, так, в большинстве своём, за исключением случаев, когда приходится вмешаться храму, умеют сдерживать желания и талах-ар.
Санъяра кивнула, признавая, что услышала.
– Но Калайа? – спросила она растеряно. – Какое отношение ко всему этому имеет Ласточка?
Райере почему-то отвёл взгляд.
– Я пока не могу этого понять, – нехотя произнёс он. – Пытается ли она мне угрожать или предостеречь?..
Он на какое-то время замолк. Потом сморгнул и совсем иначе посмотрел на ученицу.
– В любом случае сейчас это скорее моя забота, чем твоя. Весь день я буду занят с гостями, а ты можешь отдохнуть.
– Наран… – Санъяра запнулась, почему-то произносить имя нового знакомого в присутствии учителя оказалось неловко. – Наран предложил мне встретиться сегодня на закате, – скомкано закончила она.
– Вот и хорошо, – Райере как-то странно улыбнулся. – Постарайся показать наш храм с лучшей стороны.
– Это Вейде, – Наран указал на стоявшего рядом с ним невысокого талах-ир. Талах-ир был также красив, как и его спутник, только волосы у него отливали не золотом, а серебром – для касты творцов не самый распространённый окрас. Черты лица были более птичьими, но их остроту ощутимо смягчал заинтересованный взгляд. И, тем не менее, при виде его Санъяра почему-то – сама не могла понять, почему – ощутила укол разочарования.
Вейде улыбнулся слегка заискивающе и сложил руки в ритуальном поклоне.
– Это моя первая возможность пообщаться с катар-талах первого звена. И я очень рад, – признался он.
– Я тоже, – отозвалась Санъяра и, спохватившись, заметив сухость в собственном голосе, добавила: – Вероятно, вы тоже изучали техники зиккурата Серебряного Луча?
– Вейде помогал мне восстановить пластические фигуры, – когда Санъяра встретилась взглядом с Нараном, в его глазах было всё то же мягкое тепло, как будто он вовсе не ощутил огорчения девушки.
Зато, конечно же, его не мог не заметить талах-ир.
– Я абсолютно не собирался вам мешать, – заторопился он, перехватив её взгляд. – Просто хотел взглянуть на нашего консультанта хоть одним глазком.
– Вашего консультанта? – Санъяра приподняла бровь и подарила Нарану выжидающий взгляд, безмолвно требуя пояснений.
– Мы надеялись, вы поделитесь с нами своими знаниями, – улыбка талах-ар оставалась всё такой же солнечной. – конечно, с нашей стороны было бы неразумно делать выводы заранее.
Санъяра помолчала.
– Мне нужно больше узнать о том, что вы ищете, – сказала она после паузы. На самом деле идея обсудить с кем-то тайны Храма Серебряного луча выглядела ужасно соблазнительно. Большинство катар-талах вовсе не увлекались историей. Райере был слишком занят, чтобы воспринимать её идеи всерьёз, и когда она заговаривала с ним о своих исканиях, слушал её рассказы со снисходительной улыбкой.
Однако Санъяра хорошо помнила и недавние опасения наставника, и то, что каждой касте следует бережно хранить свои тайны.
– Пожалуй, я оставлю вас вдвоём, – вклинился Вейде, заметив, что двое крылатых какое-то время стоят и молча, изучающе смотрят друг на друга.
Наран рассеяно кивнул, а Санъяра вовсе не обернулась на звук.
Девушка думала. Хоть Райере и старался передать ей все свои навыки, ей всегда тяжело давались дипломатия и риторика. Санъяра опасалась, что неловким словом или спугнёт собеседника, или выдаст ненужный интерес.
– Вас что-то беспокоит? – наконец первым произнёс Наран, когда они остались наедине.
– Возможно… – призналась Санъяра. Вздохнула, жестом указала ему на живописную тропинку, вьющуюся вдоль берега реки. Здесь, у подножия водопада, находилась небольшая долина, поросшая густым тёмно-зелёным лесом. Место дышало свежестью и дарило достаточно уединения, чтобы не опасаться случайных встреч. – Этот вопрос озадачил меня ещё вчера, – сказала она, когда они плавно двинулись вперёд. – Меня удивляет, что талах-ар настолько заинтересовался историей нашей касты и настолько в этом преуспел.
– Вейде серьёзно мне помог, – признался Наран. – Он танцор и, как и я, считает, что танец изначально был не столько способом наслаждения и превознесения эстетики, сколько методом тренировки боевых навыков.
– И подобные мысли высказывает талах-ир?! – Санъяра обнаружила, что повысила голос и мысленно выругала себя. Катар-талах иногда рождались такими же импульсивными, как талах-ир, но если в касте художников эмоциональная чувствительность считалась достоинством и признаком таланта, то катар-талах, проявляющий излишнюю возбудимость, воспринимался как источник угрозы – и не без причин. Санъяра знала, что, несмотря на века мирного сосуществования, её каста вызывает опасения у талах-ар и страх у талах-ир. Конечно, не у всех, но идеи Серебряных Ласточек о том, что Песнь Смерти – это проклятье, и инстинкты воинов следует искоренить, родилась не вчера. Санъяра приучила себя не обращать внимания на испуганные взгляды, смотреть на них высока. «Сильный должен понимать свою ответственность и принимать слабости того, кто слабей», – так учили древние летописи, из числа тех, которые Санъяре так нравилось читать между занятиями. Но сейчас мысль о том, что она может напугать собеседника и оттолкнуть от себя, напугала и её саму. – Прости, – слишком быстро, и слишком нервно произнесла она, но Наран и не подумал реагировать на этот всплеск. Только мягко улыбнулся и посмотрел на неё так, как будто более сильным здесь был он, а вовсе не воительница.
– Его это привлекает как романтика, – пояснил он.
– А тебя? – снова слишком быстро спросила Санъяра, почувствовав, что они предельно близко к главному вопросу.
– Меня… – Наран вздохнул и задумчиво посмотрел перед собой. – Мне не нравится насилие. В этом я не отличаюсь от собратьев по крылу. Но в нём загадка. Тайна. Не в самом кровопролитии – здесь ответов хватает. Но есть грань, которую я не могу понять. И мне кажется, ответы на мои вопросы сокрыты там, в заветах Крылатых Предков. Я хотел бы лучше понять их смысл.
– Не понимаю, – призналась Санъяра.
– Не удивительно. Я ведь и сам понимаю не всё.
Санъяру необычайно порадовало, что он не стал тыкать её носом в то, что она катар, и ей от рождения не дано такое понимать.
– Однако, – продолжил Наран. – У меня есть гипотеза… Я думаю, чтобы понять объект исследования надо не просто разглядывать его, а проникнуть в суть. Если мы говорим о живом объекте – то стать им самим.
– И ты надеешься понять Крылатых Предков став Крылатым Предком?.. – растеряно спросила девушка.
– Ну, – Наран обернулся к ней и снова улыбнулся, но теперь уже как-то смущённо. – По крайней мере в той степени, в которой их может понять крылатый, рождённый в Короне Севера.
На несколько секунд Санъяра напрочь забыла о теме разговора, залюбовавшись тем, как играют отблески закатного солнца в его длинных, золотистых волосах. Наран не носил ни косы, ни заколок, но его простая причёска притягивала взгляд не хуже, чем самые изысканные головные уборы. Лёгкий ветерок трепал распущенные прядки и поняв, что эти движения гипнотизируют её, Санъяра резко тряхнула головой. «Да что ж это со мной?» – подумала девушка озадачено, и немного даже зло. Обычно Санъяре гораздо лучше удавалось владеть собой.
– А почему храм интересует вас?
Мягкий голос не только вырвал её из раздумий, но и поставил в тупик. Санъяра почувствовала, что смущается, причём гораздо сильнее чем утром, когда ей пришлось разгуливать обнажённой перед посторонними: сейчас Наран ждал, что она обнажит не только своё тело, но и душу.
Она отвернулась, в надежде, что так говорить будет легче и, спустя несколько шагов, наконец откликнулась:
– Меня не тревожит вопрос о том, приемлемо насилие. Мы, катар-талах, привыкли жить с Песней Смерти. Тот, кто не находит в сердце гармонии с жаждой разрушения, не покинет храм и никогда не станет свободным и взрослым. Но… – Она вздохнула, снова встав перед необходимостью подбирать слова. – Я верю в заветы Предков. Верю, что не могло быть более мудрого устройства для Короны Севера, чем система четырёх каст. Однако… иногда я думаю, если они так мудры, то почему погиб Первый Храм?
Наран молчал. Санъяра оглянулась к нему, но ничего не сумев прочитать по его лицу, продолжила:
– Легенды говорят, что Первый Зиккурат был осколком звезды, упавшей на землю много веков назад. Звёзды указывали путь нашим Предкам, прилетевшим сквозь вечную ночь. Большинство наставников первого поколения пишет, что Звёзды – есть истинный свет, и что свет этот укажет дорогу и нам. Но неужели никому не кажется странным, что столь праведное племя перестало существовать?
– Ты не боишься таких вопросов? – тихо спросил Наран после долгой паузы.
– Нет, не боюсь, – Санъяра остановилась и повернулась лицом к нему. – Я ничего не боюсь. А в вопросах моих нет зла. Я не хочу отрицать заветы предков, но я хочу знать: какие ошибки совершили они, и каких следует избегать нам?
Оба снова двинулись вперёд и какое-то время шли молча, а потом Наран задумчиво, неторопливо произнёс:
– Откровенно говоря, я думаю, что это и стало причиной падения. Они сами не могли сдержать собственных порывов к насилию и уничтожили себя.
– Тогда зачем они учили сдержанности нас? – возразила Санъяра.
– Как раз затем, чтобы оградить от своих ошибок.
Санъяра вздохнула.
– Да, многие думают также как ты. Но что, если всё наоборот. Если не они уничтожили сами себя, а кто-то уничтожил их?
Снова над тропинкой повисла тишина и только после паузы Санъяра продолжила:
– Мы так привыкли, что на материке нет никого, кто мог бы всерьёз нам угрожать, что становимся беспечны. Многим, как тебе, кажется, что главная угроза – наша собственная животная натура. Наша, – с напором повторила Санъяра давая понять, что в больше степени говорит о собственной касте, чем о ком-либо ещё. Помолчала и добавила: – В любом случае, какой бы ни была истина, я хочу узнать её из первых рук.
– В этом я тебя понимаю, – Наран остановился и с улыбкой посмотрел на девушку. Санъяра тоже остановилась и ответила удивлённым взглядом. – Видишь ли… – продолжил Наран. – У меня есть основания полагать, что я нашёл указания на расположение схрона с утраченными рукописями. С рукописями, которые не вошли в официальный свод Заветов.
Глаза Санъяры вспыхнули, она с опаской смотрела на собеседника.
– Разве узнав об этом ты не должен был рассказать своему намэ?
Наран пожал плечами.
– Во-первых, у моего намэ не нашлось времени чтобы меня выслушать. А во-вторых… если бы я поделился с ним, то в лучшем случае материалы передали бы более опытным исследователям. В худшем – запретили для изучения.
– И ты решил всё сделать сам, – понимающе протянула Санъяра.
– Решил, – откликнулся Наран. – Но мне пригодился бы в этом деле помощник. Особенно – из касты катар-талах.
Санъяра замешкалась, вопросов в голове роилось столько, что она не знала, с которого начать. И в этот момент, как на зло, почувствовала приближение чьих-то шагов. Видимо, расслышал их и Наран, потому что резко отпрянул назад, а через несколько мгновений из-за деревьев показался высокий статный талах-ар. Лицо его было уже не молодо, а в чёрных волосах сквозила проседь.
– Вот ты где, – произнёс визитёр. – Наран, ты слишком много времени тратишь впустую. Нам пора улетать.
– Да, намэ, – Наран изобразил быстрый вежливый поклон, но в голосе его сквозила прохлада. И прежде чем покинуть тропинку он бросил за плечо, на оставшуюся стоять на месте Санъяру, проникновенный и долгий взгляд.
– Намэ Латран, – выдохнул Райере, грациозно отбивая новый удар. Санъяре оставалось только удивляться тому, как наставник успевает одновременно двигаться и болтать, не сбивая при этом дыхания. – Намэ зиккурата Золотой Осы.
Санъяра, ничего не говоря, присела на полусогнутые и нанесла следующий удар.
Райере, очевидно, считал, что разговор, совмещённый с поединком, будет хорошим уроком выдержки. Или просто надеялся, что Песнь Смерти заключит доводы разума и девушка с разбегу расскажет ему обо всём, что произошло днём между ней и гостем из храма талах-ар.
Санъяра и не собиралась ничего скрывать. Просто Наран сказал ей вещи, которые, как казалось воительнице, было бы недостойно пересказывать кому бы то ни было. Даже тайна схрона с летописями была, в сущности, только его тайной, но её Санъяра всё же посчитала нужным изложить Райере. Во-первых, чтобы не чувствовать себя нашкодившей девчонкой, которая тайком крадёт из-под зимнего дерева подарки в ночь Звезды, а во-вторых, потому что хотела, чтобы Райере с его опытом оценил, сколько правды в этих словах.
Санъяра доверяла наставнику. Он был ей не только учителем, но и старшим другом. И если бы она могла рассказать больше, с удовольствием поведала бы ему всё.
Новый удар заставил её отпрыгнуть на полшага назад, едва сдержав напор. Санъяра и Райере были примерно равны по силе – и то, что старший был мужчиной, не имело тут значения, потому что Райере был строен и гибок как все крылатые. Не имело значения и то, что Санъяра была моложе – Райере, несмотря на возраст, никогда не прекращал тренировок, как и Санъяра проводил несколько часов в день за гимнастическими упражнениями и раз в два дня на час, а то и больше, сходился с крепкой молодой ученицей в таком вот плотном поединке, из которого пока ещё всегда выходил победителем.
– Достаточно, – коротко сказал он и резким движением воткнул в землю свой раскладной посох – саркар – излюбленное оружие других каст, которое катар-талах применяли только для тренировок. В храме хватало других, более смертоносных приспособлений, но их получали в руки только те, кто действовал по специальному поручению намэ – либо те, кому он лично разрешал заниматься на Уровне Крови. О том, насколько боятся Песни Смерти другие собратья по Крылу, Райере прекрасно знал, но ему и не требовалось их мнение, чтобы каждый раз проводить десяток предельно тщательных проверок и самый строгий отбор. То, что Санъяра сказала днём, и что остальным валькириям казалось лишь мифом, для неё было абсолютно очевидно – ни один катар, не способный взять Песнь Смерти под полный контроль, не получит в руки оружие и не выйдет за ворота зиккурата Свинцовых Волн.
В последнюю очередь этим разговором Санъяра пыталась добиться подобного разрешения. С одной стороны, Райере никогда не ограничивал её свободу, с другой, она никогда не стремилась брать в руки наиболее опасные достижения катар. Санъяра была уверена в себе и в том, что в случае необходимости ей хватит саркара, чтобы справиться с любым врагом.
И всё же уходить, ничего не сказав, она не хотела, даже если бы Райере не стал ей этого запрещать.
– Мне не очень понятно, – проговорил, тем временем, наставник, поворачиваясь лицом ко входу в храм и жестом указывая девушке следовать рядом с ним. – Какое отношение этот свод имеет к предостережениям Калайи. И в то же время… Сомневаюсь, что два столь странных персонажа могли появиться в нашей жизни одновременно и независимо друг от друга.
– И всё же это может быть совпадение, – подала голос Санъяра. После спарринга дышать всё ещё было трудновато. Свой саркар она не стала оставлять снаружи, а пристегнула к поясу. – Фестиваль – время встреч, для того он и существует, разве нет?
– И да, и нет… – задумчиво откликнулся Райере. – Видишь ли… – после паузы продолжил он. – Фестивали часто становятся точками столкновения интересов. Мы живём довольно уединённо по меркам остальных народов. Каждый храм представляет собой до некоторой степени замкнутое сообщество. Но это не значит, что новости не просачиваются совсем. В ожидании личной встречи намэ подготавливают почву для будущих союзов. На первый взгляд может показаться, что мы видим перед собой две силы: Ласточки боятся любого оружия, в то время как намэ Латран и его ученик, возможно, возглавляют фракцию, которая занимается военными разработками для талах-ар. Наиболее странно то, что я никогда раньше не сталкивался с ними. Подобные «странные» учёные не могли не оказаться в поле нашего зрения….
Райере задумался. Потом вздохнул.
– Пожалуй, мне стоит тоже посоветоваться с главами других зиккуратов. Не столь странных, как Ласточки. Если талах-ар достаточно давно занимаются этими исследованиями, то мастер Ивейне должен об этом знать.
Мастер Ивейне был одним из приближённых намэ Райере, но Санъяра толком не знала, о чём эти двое обычно говорят.
– Мне не показалось, что Наран выполнял поручение своего наставника, – всё же сказала она.
Райере никак не отреагировал на эти слова.
– Наран, да… – только и проговорил он задумчиво. Двое уже преодолели порог храма, и Санъяра вздохнула с облегчением, оказавшись в благословенной прохладе. Не только высокие каменные своды заставляли её чувствовать себя хорошо в этом месте – а вернее, не только то, что они защищали от солнца. Толстый камень был непроницаем и для воздуха, а значит, здесь она не чувствовала движения окружающего мира, чутьё, столь полезное в бою, и столь утомительное в остальное время, здесь, под сводом, молчало. – Что касается Нарана и его затеи, я думаю тебе в любом случае стоит отправиться с ним, – продолжил Райере.
– Я… должна буду рассказать вам о том, что мы найдём? – уточнила Санъяра.
Райере едва заметно улыбнулся и кинул на ученицу чуть насмешливый взгляд.
– Ничего ты не должна. Действуй, как посчитаешь правильным сама.
Комнатка, в которой спала Санъяра, была небольшой – и всё же отдельной. Такие доставались только старшим ученикам, прошедшим полный цикл испытаний, и то не всем.
Покинув Колыбель Жизни в той физической форме, какую ребёнок бескрылого мог бы иметь в тринадцать лет, они с рождения имели набор элементарных знаний, на изучение которых другие расы тратили много лет – крылатому, независимо от касты, не приходилось учиться говорить, ходить, держать ложку. Даже базовые приёмы боя и анализа закладывались в сознание ещё на этапе конструирования в Колыбели. Дальнейшие семь лет называли «пробуждением». Этот период обучения требовался, чтобы в полной мере осознать заложенные в узор крови данные. Ученики этого возраста считались младшими и проходили испытания каждые три года, пока наконец не доказывали свою способность жить и мыслить свободно.
Санъяра последнее испытание прошла три года назад, но, хотя тогда уже получила дозволение покинуть храм, предпочла остаться рядом с намэ и продолжить обучение. Таких, как она – желавших овладеть техниками и знаниями в совершенстве, перенять ещё что-то у своих учителей – было довольно много, но большинство из них не любило оставаться в одиночестве и с радостью предпочитало общие корпуса уединённым кельям.
Санъяра была исключением. Общество сверстников мешало ей сосредоточиться на мыслях и чтении – странном увлечении для крылатого её касты.
«Не поэтому ли Наран выбрал именно меня?» – со странной смесью чувств тем вечером думала она. Своя особость радовала её, вызывала гордость, как никогда. И в то же время рядом с гордостью жил страх: Санъяра не могла отделаться от чувства, что причиной его интереса может быть вовсе не она. С тех пор, как на первом испытании намэ Райере выделил её среди других, эта её избранность всегда бросалась в глаза. Но Санъяра не знала, какое значение она может иметь для талах-ар.